Название: Обратный отсчет
Автор: команда Кихейтай
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: мини [1542 слова]
Персонажи: Такасуги Шинске, Хенпейта Такечи, Киджима Матако, Каваками Бансай
Тема: джен
Жанр: экшн, драма
Рейтинг: PG
Саммари: до того момента, как Такасуги замертво упадет на землю, остается полминуты.
До того момента, как Такасуги замертво упадет на землю, остается полминуты.
За это время он успевает увидеть, как трещит по швам флагманский корабль Кихейтай. Из пролома с гулом поднимается пламя и летят в сторону щепки. Гнется железный остов.
Такасуги смотрит воспаленными глазами, как доски палубы складываются и набегают друг на дружку, словно косточки домино, и ему кажется, что прежде он не знал настоящей боли.
В последние тридцать секунд своей жизни Такасуги видит, как люди-тени, метнувшиеся прочь от пожара, исчезают за завесой огня. Глухо шлепают выстрелы, звенят встретившиеся мечи, и в суматохе продолжается бой.
Память выхватывает из далекого прошлого образ желтого бумажного фонарика, стоящего в детской комнате. Если его зажечь, нарисованные черной тушью гравюры начинают двигаться по кругу.
Люди-тени водят хоровод.
Прежде чем замертво упасть на землю, Такасуги видит краем глаза лежащее у его ног тело и бледную, выпростанную вперед руку: Такечи, словивший за него две пули, все еще жив и хрипит.
– Знаете, я ведь не люблю насилие, – Такечи Хенпейта ощутимо дрожит.
На замерзшие пальцы и промокшие насквозь рукава стекает с навеса дождь. Только Хенпейта дрожит не от промозглой сырости этого вечера, он дрожит от охватившего его неприятного предчувствия. Обычный государственный служащий в мгновение ока лишился защиты сёгуната как моллюск своего панциря, выброшенный в большой, полный опасностей мир.
– Такасуги-сан, верно? Так вот, Такасуги-сан, я уверен, что все можно решить переговорами.
Черные зрачки Хейнпейты ныряют под веки, и, подбирая слова, он несколько секунд молча сидит с закрытыми глазами.
Шинске ждет. Он хочет дать ему шанс. Посмотреть, как маленький моллюск-госслужащий будет бесстрашно ползти до ближайшего укрытия.
Коленки Хенпейты мелко трясутся. В его живот упирается холодная сталь, острие, которое можно почувствовать на коже даже сквозь плотный слой одежды.
Это беспокоит Такечи, но на его лице не двигается ни один мускул.
– Как думаете, на что похоже устройство нашего правительства, Такасуги-сан?
– Понятия не имею.
Шинске начинает улыбаться, чуть заметно, чтобы скрыть свое нетерпение. Конечно же, он хочет это услышать.
– Оно похоже на карточный домик. Чтобы сооружение рухнуло, достаточно вытащить всего одну карту.
Хенпейта открывает глаза, осторожно косится на Такасуги, проверяя реакцию, смотрит, можно ли говорить дальше, и ловит одобряющую улыбку.
Спасительная тень накрыла беззащитную спину моллюска — он едва избежал смертельной опасности. Шинске заправляет меч в ножны.
Хенпейта промокает платком влажный лоб.
– У меня есть связи. Не только в сёгунате... – продолжает он.
Шинске уже не так интересны подробности. Он услышал все, что хотел. Чутье, на которое он привык полагаться, подсказывает: этот человек, согнувший перед ним спину в подобострастном поклоне, ему обязательно пригодится.
– Пойдешь со мной, – разрешает Такасуги.
Хенпейта польщен. Он демонстрирует это всем своим видом. Когда он наклоняется, Шинске видит его широкий выбритый лоб и забранные в маленький пучок волосы на макушке. Хенпейта прячет дрожащие пальцы в рукава своей накидки.
– Можете на меня рассчитывать.
Хенпейта семенит по лужам следом за Такасуги, собирает грязь городских улиц на свои хакама. У Шинске возникает странное ощущение, будто он сам только что тоже прошел какую-то проверку.
Такасуги мысленно ведет отсчет. Эдо напоминает ему заряженную фейерверками батарею – осталось только поджечь фитиль. И все полыхнет, загрохочет, умоется спасительным пламенем.
Эти мысли не дают Такасуги спать по ночам. Он зажигает лампу, вытаскивает из-за пазухи старую тетрадку, исписанную детским, но ровным, старательным почерком, и просматривает страницу за страницей.
Такасуги говорит самому себе, что спешить пока некуда.
Три, два, один...
Такасуги выискивает в столкнувшейся толпе своих людей и с сожалением отмечает, что они остаются в меньшинстве.
– Предатели, – выхаркивает на пол кровь Хенпейта. – Все до одного. Чертовы Харусаме...
Трещат доски, и Такасуги слышит, как болезненно, со стоном прогибается под ударами ядер металл.
Он сочувствует Хенпейте, голос которого переходит в нечленораздельное бормотание и вскоре совсем обрывается.
Он больше ничем не может ему помочь. Разве что покаяться или прикрыть веки на застывшем лице.
Совсем близко раздается хлопок выстрела, громкий и отрезвляющий.
Матако со свирепым криком врезается в толпу и, паля из револьверов, щедро раздает свинцовые пули всем, кто встает у нее на пути.
– Паршивые суки! Руки прочь!
Недра корабля гудят. Вокруг Такасуги на несколько мгновений образуется круг свободного пространства.
Люди-тени, мечущиеся среди огня, вот-вот утянут ее за собой, и Матако беспорядочно палит по сторонам. Когда кончаются патроны, она продолжает вхолостую жать курок. В ее больших, полных ужаса и отчаяния глазах стоят слезы.
– Где же эти чертовы патроны, а?!
В лунном свете тускло блестит металл, и дуло заряженного револьвера упирается Шинске в висок.
Матако по-детски оттопыривает нижнюю губу и говорит:
– С чего ты решил, что я пойду за тобой?
В Матако нет ни капли женственной кротости или кокетства. Она говорит напрямую и без промедления вынимает на свет напичканный пулями револьвер.
Она готова прострелить Шинске голову.
– Ты же наемник, верно?
– Верно, и что с того? Где мои бабки?
Шинске чувствует, как металл давит в висок, и слегка отклоняет голову.
– Я могу предложить тебе гораздо большее, чем просто деньги.
Матако оглядывает его с ног до головы и на глазок прикидывает, можно ли верить подозрительному типу.
Шинске достает из-за пазухи кисеру и медленно раскуривает, выжидая. Ему нравится это упорство.
– Я не разрешала курить, эй!
– Ты ведь уже согласилась. Почему мы до сих пор ведем этот разговор?
– Не умничай. С чего ты взял?
Матако переступает с ноги на ногу и морщит нос.
– А иначе я бы давно уже лежал мертвым в ближайшей канаве.
– Это точно, – смущенно соглашается Матако.
– Тогда опусти револьвер, ладно? Это неприятно, знаешь ли, – тихо усмехается Шинске.
На то, чтобы увернуться от грозного черного дула, зайти противнику со спины, скрутить руки и приставить его же собственный револьвер между лопаток, у него уходит всего пара секунд.
Щеки Матако полыхают от ярости. Шинске шепчет ей на ухо:
– Ты быстра, Алая пуля. Но всегда есть тот, кто быстрее тебя.
– К черту... к черту катись!
Мужчина впервые прижимается к ней так близко. Матако кажется, что внутри нее что-то плавится. Внизу живота пульсирует горячий ком, и она плотно стискивает колени.
Шинске легонько дует ей на затылок. Матако судорожно сглатывает: по его приказу она убьет любого.
Такасуги жаждет вцепиться в глотку первому же, кто попадется ему на пути. Но вместо этого он чувствует, как необратимой силой его утаскивает в страшную воронку. Провал в центре корабля ширится. От пальбы закладывает уши. Правый борт светит дырой, через которую виднеется ночное небо.
В венах Такасуги не осталось больше крови. Ее остатки выплескивается через прореху в груди.
Он собирает силы, чтобы сделать еще хоть шаг, когда пол вдруг начинает уходить из-под ног.
Бансай не слышит голоса Такасуги, в его ушах стоит оглушающий рев электрогитары. Звук бьет по барабанным перепонкам. Бансай читает по губам, наблюдает, как рот выбрасывает фразы и кривится в усмешке: ему, Бансаю, обещают сегодня быструю и легкую смерть.
Рукав куртки пропитался кровью, и влага стекает к ладони, капает с кончиков пальцев. Каваками вздрагивает от неожиданности, ощущая, как воздух холодит свежий порез.
Запах буйного, несжатого хмеля пьянит. У Каваками кружится голова от предчувствия, что он не переживет сегодняшний день и останется лежать среди этого заброшенного богом и людьми места.
Он опускает меч, рев электрогитары тухнет, и вместо него в уши втекает голос Такасуги, настоящий, совсем не такой, каким его представлял Бансай: глухой и глубокий.
– Я проиграл, полагаю, – признается Бансай.
– Вот так просто?
– Да. Даже не знаю, что еще добавить. Разве что: я не хочу здесь умирать.
Хладнокровию Бансая может позавидовать любой самурай. Его высокую фигуру обдает потоком ветра. Он бросает мимолетный, тусклый взгляд на подернутый закатной дымкой горизонт.
– Вы убьете меня, полагаю. Но вначале я хочу узнать ваше имя. А взамен скажу вам свое, – тонкими длинными пальцами Бансай все еще сжимает рукоять меча.
Шинске уверен, Бансай не из тех, кто мог бы сделать сеппуку.
– Меня зовут Каваками Бансай.
– Я знаю, как тебя зовут, – Шинске ловит собственное отражение в стеклах темных очков. Бансай удивлен.
– Вот как. Наша встреча не случайна, полагаю.
– Случайностей не бывает.
Шинске и сам начинает верить, что с Бансаем его свела судьба. Он смотрит на две брошенные на землю тени, которые смыкаются друг с другом в нескольких местах.
– Я тоже так думаю. Если хотите, возьмите мой меч.
– Оставь, он тебе еще пригодится.
Капающая с клинка кровь орошает траву. Такасуги слышит, как звенит сталь. Его сегодняшний противник настолько хорош, что после схватки все еще трудно восстановить дыхание.
Шинске поворачивается к Бансаю спиной и направляется прочь с поля боя. Смотрит, как чужая тень на земле следом за ним приходит в движение, нагоняет его.
– Я впервые проиграл. Такое незнакомое чувство, – делает уже второе за день признание Бансай.
– Это называется ненависть. Тебе понравится.
– Думаете?
– Я уверен, – Такасуги продолжает идти, не останавливаясь, только косится вбок одним глазом.
Бансай отстает от него на шаг. Смотрит, как струится на ветру цветное кимоно и впервые пытается разобрать его рисунок, смотрит, как белые щиколотки мелькают в траве и убранный в ножны меч небрежно болтается на боку.
– Полагаю, теперь я ваш цепной пес?
– Верно, – довольно тянет Шинске.
За мгновение до того, как Такасуги замертво падает на землю, его подхватывает чья-то сильная рука и утягивает за собой вверх. Скрученный пополам живот тут же выплескивает струю горькой густой крови, которая остается капать с губ.
Кто-то тянет его вверх, еще выше, закидывает руку на плечо, перехватывает его самого под мышки.
Такасуги безвольно болтается на чужом локте, и ему чудится, что из него вынули позвоночник. Он разглядывает эту самую руку и длинные тонкие пальцы.
– Бансай, – говорит Такасуги. – Я собственными глазами видел крушение Кихейтая.
Каваками упрямо тащит неподвижное, ослабевшее тело на свежий воздух, подальше от раскаленного металла и горящего дерева.
– Вы ошибаетесь, Такасуги-сама. Пока есть вы, будет существовать и Кихейтай. А у вас ведь, как у кошки, — все девять жизней... – улыбается Бансай. – Я вам даже завидую. |
