Название: Зверь, играющий с огнём Автор: команда Кихейтай Бета: команда Кихейтай Размер: мини [1875 слов] Пейринг: Такасуги Шинске\Камуи, Кихейтай Тема: слэш Жанр: романс, дарк Рейтинг: PG-15 Саммари: Камуи по-детски радостно улыбается и хлопает в ладоши – голубые глаза сияют от несдерживаемого восторга: Шинске целует его, прижимая к себе, и шепчет в губы: – Вот и всё, мой капитан. Примечания: автор осознаёт возможный ООС Камуи и заранее просит не читать текст людям, в чьём фаноне Камуи - кровожадный маньяк и убийца. Имеется смерть второстепенного персонажа и вольное обхождение с аркой "Дворцового переворота".
Такасуги не любит бездушный непроглядно-чёрный, как Зверь в его душе, космос. Холодный и неприветливый, он навевает на него тоску по родному дому, где день сменяет ночь, а восток ни за что не перепутаешь с западом: Шинске скучает по прозрачно-голубому небу с бегущими вдаль облаками-овечками, по кроваво-алому закату и сладковато-пряному аромату окрасившейся золотом листвы. Заново набивая кисэру табаком, Такасуги неслышно вздыхает и прикрывает глаз. Он многое бы отдал за возможность вернуться домой. Горький на вкус дым окутывает всё вокруг легким покрывалом, когда дверь в каюту бесшумно приоткрывается, пропуская внутрь непрошеного гостя. У ято невесомые шаги и повадки дикого лиса, опасного и безумно притягательного, а в длинных рыжих волосах путаются неверные отблески пляшущего пламени лампы. Шинске позволяет Камуи вновь и вновь приходить в его каюту, зачарованный тихим голосом и мягкой улыбкой обманчивого-милого мальчика, но катану держит под рукой. – За мной должок, ты помнишь, господин самурай? – Спрашивает Камуи однажды, проводя кончиками пальцев по расшитой ткани кимоно. Такасуги кивает небрежно и поднимает на собеседника внимательный взгляд: они долго смотрят друг на друга, пока Камуи не щурится в лукавой улыбке и не валит Шинске на пол. На короткие мгновения пальцы на шее сжимаются чуть сильнее, чем нужно, но он только смеётся – сегодня его оставят в живых до завтра, а завтра Камуи будет слишком занят, чтобы навестить своего самурая. Маленький, но чертовски хитрый лисёнок вновь что-то задумал, и Такасуги хочет узнать, что именно.
Время на корабле летит томительно долго, но это достойная плата за взаимовыгодное соглашение с Харусаме. Бесконечное небо, расцвеченное всполохами далёких звёзд, похоже на красивую обёрточную бумагу, которой небрежно занавесили окна, но Шинске назойливо хочется содрать её и, скомкав, выкинуть из жизни навсегда. Его корабль пришвартован к звездолёту пиратов, опутан стальными ребристыми тросами: словно тысячей сетей – как пленник, говорит однажды Бансай, отбрасывая в сторону сямисен. Команда подавлена, и это Шинске чувствует каждым миллиметром кожи. Он теряет счёт дням, проведённым бок о бок с аманто, Зверь внутри жаждет крови, обжигающе горячей и безумно сладкой, сходя с ума в душной клетке каюты. Ему постоянно холодно, будто безжизненный металл толстых стен корабля впитывает весь жар, забирает последние крохи тепла у истерзанной души. Едва только диспетчер объявляет отбой и в иллюминаторе отражается неверный силуэт с золотистым ореолом над головой, Такасуги ухмыляется. Камуи приносит с собой саке и карты, притворяясь, что они помогут скрасить вечер, а это уже лучше, чем ничего. Золотой песок в диковинных часах сыпется тонкой струйкой вниз, когда Такасуги сбрасывает чёрную семерку. В глазах ято удивление, его пальцы скользят по кромке карт, но нужной нет, и игра мальчику сразу надоедает. – Ты проиграл, капитан, – рассмеявшись, Шинске целует Камуи жадно и яростно, и на щеке остаются длинные алые полосы от ногтей ято – это так нелепо ожидаемо, что Шинске, откидываясь на футон, полной грудью вдыхает пьянящий дым, лишь дверь за лисёнком оглушительно захлопывается. На белоснежной ткани простыни остаются бурые пятна, но Зверь этой ночью доволен. Он жаждет большего, запретного и опасного, хочет вдоволь наиграться с добычей, и в воображении Такасуги – распластанный под ним Камуи, хнычущий и восхитительно-невинный, и от тонкого аромата его кожи темнеет в глазах, а разум застилает жаркой волной вожделения. Рядом с этим лукавым мальчиком Зверь чувствует себя в безопасности, а жидкое пламя его волос греет лучше любого солнца. На следующее утро Шинске безупречно невозмутим и не смотрит в сторону юного капитана.
Каждый из Кихейтая знает, как сильно Такасуги любит фестивали. Яркие, красочные, расцветающие огненными хризантемами в угольно-чёрных небесах, фейерверки вызывают у него почти ребячий восторг и восхищение. Он скучает по карнавалам, полным безудержного веселья и живого тепла, способного на краткие мгновения присмирить скулящего Зверя в груди. Учитель тоже любит салюты, – думает Шинске о Шойо так, будто тот до сих пор рядом. Матако робко подсаживается ближе, слушая лидера, а Хенпейта говорит что-то о маленьких сладких мальчиках и взрослых мужчинах. Шинске выжидает, пока у Матако кончатся патроны, и касается её локтя. На пороге возникает неверная тень – ято скользит в каюту через полуприкрытую дверь и расстёгивает пуговицы на своём красном мундире. Шинске даже отсюда чувствует, как пылает его тело и горит ярким костром вольная душа. Откидываясь на спинку дивана, Шинске ждёт, пока Камуи сядет рядом. – Когда мы с Кацурой были маленькими, он часто водил нас в город, – его голос становится так глух, что даже Бансай отвлекается от своих дисков и поднимает голову, прислушиваясь, – для нас всех это был праздник в празднике. Даже для Сакаты. Я до сих пор помню, что учитель никогда не скупился на сладости даже для бродяжек и попрошаек... Мы считали, что настоящий самурай должен быть именно таким, а что в результате? Один сидит как крыса в подполье, другой целыми днями валяется в кресле и читает комиксы. Третий стал барыгой и втюхивает придуркам батарейки. – А вы, господин самурай? – Камуи заглядывает в лицо Такасуги, жизнерадостно болтая ногами и облизывая яркий жёлто-зелёный леденец. – А я сижу на этом чёртовом корыте и считаюсь самым опасным террористом эпохи. Шинске горько смеётся и замолкает. Вдали проносится метеор, оставляя за собой грязно-жёлтый росчерк, и Такасуги невольно смотрит ему вслед, гадая, куда заведёт его судьба дальше. А вот бы он упал вашим врагам на голову, господин Шинске, – шепчет едва слышно Матако. Хенпейта качает головой и вздыхает в ответ. Тогда мы останемся без дома, звучит в голове его хриплое безэмоциональное карканье: Шинске беззвучно повторяет это несколько раз, пробуя разные интонации. Он никогда не задумывается, где его дом после смерти Шойо.
Однажды Такасуги ловит себя на том, что любуется медно-рыжими волосами Камуи, заплетая длинную косу. Его маленький, непредсказуемо опасный ято похож на праздник: то свадьба, то похороны – никогда не знаешь, что будет сегодня. Неудержимый, как ветер, он приходит всегда ближе к ночи, ластится кротко или сжимает подрагивающие пальцы на шее Шинске, безумно скаля острые зубки. Зверь любит играться с ним, до первой – последней – крови. Камуи дышит тяжело, опадая в кресло, и улыбается мягко, облизывая разбитые губы, лукаво, дразня, и Такасуги, не сдерживая свои желания, вновь целует его. У белоснежной кожи юного капитана солоноватый вкус и пряный, возбуждающий запах. Такасуги тянет ято на себя – шёлковая ткань податливо расходится под настойчивыми пальцами, и, когда шеи касается горячий язык, проводит влажную дорожку по ключицам, Камуи запрокидывает голову. Это до безумия нравится Шинске, Зверь наслаждается податливой непокорностью капитана, согреваясь на доли секунды жаром юного тела. Он совсем ещё мальчик, Шинске, - всплывает в памяти недовольный баритон Каваками. И правда, мальчик, смеётся в шею Камуи Такасуги, кусая больно, и скользит ладонью по бедру. Если повезёт, уме удастся сорвать самый лакомый джекпот в этом чёртовом аду. – Не сейчас, господин самурай, - шепчет капитан отрывисто, зарываясь пальцами в тёмные пряди Такасуги и отстраняя его от себя. - Это было бы слишком скучно так рано. В глазах лисёнка пляшут игриво чертики, но пальцы ощутимо подрагивают, и Шинске усмехается, вновь касаясь ярких сочных губ ято коротким поцелуем. – Я буду ждать, господин капитан, того момента, когда вам захочется поиграть всерьёз, – передразнивает он шутливо и прикрывает глаз. Спустя минуту каюта пустеет, и Такасуги остаётся один на один со своими мыслями. Бок корабля цепляет крохотный осколок астероида, не оставляя и вмятины на хромированной обшивке, но Шинске всё равно с интересом смотрит на ремонтную шлюпку, мигающую ярко-жёлтыми светодиодами и снующую мимо иллюминатора. Диспетчер на общем космическом объявляет отбой тревоги. Тоска по Земле в эти минуты становится слишком сильной.
– Мы выполнили свою часть договора, господин самурай, – безразлично произносит Камуи, кладя голову на обнажённую грудь Такасуги – длинные волосы скользят по плечу, щекоча, но Шинске не убирает их. Уже неделю лисёнок спит в его каюте, такой тёплый и невинный в его юкате, очаровательно растрёпанный и сонный по утрам, он быстро целует Шинске в висок и убегает, будто смущаясь своих чувств. После ночей с ято у Шинске болит всё тело, и Матако ревнует, глядя, как её возлюбленный лидер неловко опускается на подоконник. «Господин Шинске!», пищит она возмущённо. «Господин Шинске!» Её голос становится всё громче и тоньше, когда Камуи, не выдерживая больше, ударяет её лицом о стеклянный столик: Киджима тонко кричит, хватаясь за окровавленное лицо, у неё сломан нос и разбиты губы. «Если ты ещё раз приблизишься к нему, мне придётся убить тебя», – улыбается очаровательно Камуи, но в опасно прищуренных глазах плещется ярость. Больше на корабле пиратов Шинске Матако не видит. Бансай говорит, что она постоянно плачет и напивается вдрызг. Однажды её тело со свёрнутой шеей находят в трюме, а Камуи улыбается вдвое больше обычного. «Твоя работа?», – выдыхает Шинске вместе с облачком дыма в лицо ято, когда тот обнимает его и целует шею. «Может быть,» – смеётся капитан, и тихо признаётся. «Никогда не любил крикливых дур. Да и вообще женщин, они пробуждают в нас слабость.» Шинске открывает глаз и смотрит безразлично в потолок, пока Камуи тихо ворочается, укладываясь удобнее на его плече, и замирает, обняв. Чем ближе исполнение заветной мечты Зверя, тем больнее и холоднее становится Такасуги. – Именно поэтому ты пришёл ко мне, господин капитан? Попрощаться? Ято тихонько стонет и прячет лицо в ладонях – хриплый мурлычущий звук отдаётся внизу живота горячей волной и откликается в груди. Кажется, Зверь влюбился. – Я не хочу, чтобы ты уходил, такое объяснение подойдёт? – Камуи заглядывает в лицо Такасуги, приподнявшись на локте, а после целует: грубо и больно, прокусывает губы до крови. – Не смей, слышишь? Ты принадлежишь мне и должен слушаться только меня! Шинске рывком переворачивается, подминая Камуи под себя, и смотрит в ярко-голубые сощуренные глаза. Они способны заменить ему небо здесь, среди ледяной вечной черноты, и Такасуги ласково гладит алую нежную щёчку, тихо вздохнув. – Какой ты глупый, мой капитан. Камуи краснеет ещё сильнее и отворачивается. – Я убью тебя, как только наше сотрудничество закончится.
Конечно же, мальчишка лжёт. Шинске наблюдает за клубами угольно-чёрного дыма, рвущимися в небо, из иллюминатора своего корабля, нервно постукивает оголовьем катаны по ладони. Во дворце сёгуна восстание, то тут, то там вспыхивают новые пожары, и людей срочно эвакуируют на окраины города – им это не поможет. Камуи тихонько посмеивается, играясь с детонатором. Можно поклясться, что ято чувствует запах пороха, пропитавший улицы этого гнилого места. – Ты уверен, Шинске? – Бансай бросает мобильник на диван, и тот, отскакивая, падает на пол – безголосая певичка Каваками с минуты на минуту покинет Эдо, но Бансай всё равно волнуется. – Ты точно уверен? Его голос подрагивает, а пальцы теребят чехол сямисена: Шинске знает, о ком он думает – у этого кого-то серебряные волосы и храбрая душа, только это его не спасёт. Ни его, ни очкарика, ни рыжую девку с белой псиной. Корабль медленно поднимается в воздух и зависает: отсюда город лежит как на ладони. – Давай, Камуи, – хрипло шепчет Такасуги, жадно вглядываясь в раскинувшиеся под ним дома. Город сотрясает череда сильных взрывов – самый мощный ровняет с землей дворец сёгуна и окрашивает алым небо. Стонет земля, проваливаясь вниз, в Йошивару, квартал Кабуки радостно полыхает, прощая все людские грехи. Последним рушится Терминал: металлическая башня плавится, грузно оседая на землю, взрывается вновь и вновь. Бансай с тревогой набирает номер О-Цу, и Такасуги слышит её тоненький испуганный голосок. «Мой отец, мой отец остался в Эдо!» – заливается Теракадо слезами. Где-то там, среди полыхающего ада, умирает сейчас Саката Гинтоки, а вместе с ним – все воспоминания Такасуги о нём и Кацуре. Камуи по-детски радостно улыбается и хлопает в ладоши – голубые глаза сияют от несдерживаемого восторга: Шинске целует его, прижимая к себе, и шепчет в губы: – Вот и всё, мой капитан. Тихий вой в груди сходит на нет, Шинске нет нужды прислушиваться к предсмертным хрипам – Зверь горит вместе с Эдо. |
а мне понравился Камуи пусть он и не настолько канонично-маньячен