The World Is Not Enough
Автор: Космоёж
Бета: esplodio
Размер: драббл (715 слов)
Пейринг/Персонажи: Гинтоки, Блэк Гинтоки
Тема: джен
Жанр: дарк
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Он называет себя Гинтоки - и за одно это его хочется размазать по стенке".
Предупреждения: нецензурная лексика
Он трет синяки под глазами и запускает пальцы в кудрявые, черные, как уголь, волосы. Говорит медленно, как под наркотой, но все равно успевает сказать слишком много. И называет сам себя Гинтоки – за одно это его хочется размазать по стенке.Но Гинтоки, конечно, не может, потому что его не существует. Сам Гинтоки называет его «ублюдочная ты рожа» и пытается вспомнить, как давно он спятил. По всему выходит, что недавно.
А потом тот ерошит волосы, устало вздыхает и бормочет, тыча пальцем в попытавшегося обсчитать Гинтоки лавочника:
– Убей, а?
По Гинтоки будто проходит заряд электрического тока: убивать – это серьезно. Гинтоки не хочет убивать. Но тот, другой, у которого серебро потемнело, расплывается в ленивой ухмылке и повторяет настойчивей:
– Убей.
Гинтоки уходит домой непривычно тихий, он чувствует, как зудит правая рука, словно побуждая к действию, и молчит – а в голове одно бесконечное «иди ты нахуй, ублюдок» и «держи себя в руках, ты…». Гинтоки думает о пудинге, ждущем его в холодильнике, – это хорошо. Гинтоки думает о деньгах, которые ему должны бы заплатить за последнее дело, – это и вовсе замечательно. Гинтоки думает-думает-думает, и зуд в руке постепенно отпускает.
Лавочник недоуменно смотрит ему вслед.
Утром город просыпается и недосчитывается человека. В сущности – не так уж важно, такое вечно случается, и город терпеливо зализывает полученные раны, продолжая жить как ни в чем не бывало, а Гинтоки не спится в такую рань. Он игнорирует бормотания Кагуры из-за стенки шкафа – «Чего бродишь, кретин, дай поспать!» – и выбирается на крыльцо, щурясь от яркого солнечного света.
В голове совершенно пусто.
Гинтоки привыкает к свету заново, привыкает к ощущению собственного тела – оно кажется чужим и тяжелым поначалу, – а потом, кинув взгляд вбок, замечает всклокоченные, кудрявые черные волосы. Этот ублюдок сидит на опрокинутой бочке в тени дома напротив и щурится в ответ на Гинтоки – кажется, совсем незаинтересованно. Люди проходят мимо – один, второй, третий – и не замечают его, хотя порой кажется: еще шаг в сторону, и кто-то толкнет его плечом.
– Что, опять вчера надрался? – спрашивают снизу так неожиданно, что Гинтоки вздрагивает и опускает голову вниз. Отосэ выпускает в воздух дым и смотрит на него прямо и самоуверенно. От ее взгляда становится не по себе. В какой-то момент Гинтоки хочет спросить «Эй, ты тоже это видишь? Я ведь не сумасшедший, верно?», но потом думает, что вероятность этого стремительно приближается к нулю, а объяснять, кого видит он, хочется и того меньше. Поэтому Гинтоки молчит и запускает руку в волосы, рассеянно скребет затылок. – Ну и приложило тебя, – бормочет Отосэ, а потом качает головой и разворачивается. В последний момент Гинтоки спохватывается:
– Эй, старая карга! – вопит он, свесившись через перила. Отосэ поднимает на него обозленный взгляд. – Не нальешь мне?
Взгляд у нее смягчается – да что с тобой делать, горемычный – она фыркает и заходит внутрь, а Гинтоки почти слетает вслед за ней.
Алкоголь не помогает – ни в этот день, ни вообще. Откровенно говоря, от него становится только хуже: в голове мутнеет, и Гинтоки чувствует себя так, будто собственное тело ему больше не принадлежит. И тот, другой, вечно оказывается рядом, он начинает говорить, и под его речи Гинтоки почти засыпает.
Потом просыпается где-нибудь посреди города или даже у себя дома, с засохшей коркой крови на боккене, алыми россыпями на руках и одежде. Никому не приходит в голову задавать ему вопросы, но Гинтоки все равно чувствует себя так, будто все взгляды направлены на него.
– Ублюдок, – бесконечно шипит он, а тот улыбается одними губами, и вместе с бесконечным равнодушием в его глазах это смотрится жутко. – Ну, чего тебе надо?
Тот пожимает плечами, слизывает с рук незнамо откуда взявшуюся кровь – напоказ. Если бы Гинтоки мог, он бы и его убил.
Но Гинтоки не может. Поэтому он только слушает.
Он теряет ход времени, и в какой-то момент, так привыкший к постоянному шепоту, он вздрагивает и останавливается, будто наткнувшись на каменную стену.
– Убей, – настойчивей повторяет тот, другой Гинтоки. Больной ублюдок. – Чего ты встал?
– Чего ты там встал, Гин-сан? – эхом кричит Шинпачи, ушедший далеко вперед, машет ему рукой. Кагура рядом показывает ему язык:
– Что, увидел раздевающуюся девушку в окне? Однажды тебя посадят за сексуальные домогательства!
– Черта с два я что-то увидел! – рефлекторно огрызается он, а ублюдок давит ему на плечи, обвивает руками и сдавливает грудь. Перед глазами темнеет, и пространство вдруг становится липким и вязким – таким, в котором запутываешься тем больше, чем больше трепыхаешься.
Если бы он мог…
Если бы он…
Если бы…
Гинтоки встряхивает головой и делает шаг вперед. Он может. Конечно, может.
Название: Обратно
Автор: Seliamar
Бета: esplodio
Размер: 2490
Персонажи: Гинтоки, Кацура, Такасуги
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: Шинске предложил устроить испытание на храбрость.
Примечание: преканон
Мальчик шел сквозь безлунную ночь, и трава почти не шуршала под его ногами. Вдалеке к линии горизонта протянулась вереница огоньков, разбавлявших черноту оранжевыми отсветами; с той стороны слабо тянуло дымом, к запаху которого примешивался еще один, чуть сладковатый, едва заметный, но привычный – запах крови, пропитавшей землю и воздух. Обычная ночь.Мальчик не знал, кто развел эти костры – люди, или те, другие, или вообще никто, и это просто для отвода глаз противника. Ему было все равно: он всегда обходил огни стороной. Иногда возвращался – потом, когда огни исчезали, оставляя за собой обгорелые тела и вязкую тишину.
Мертвые делились едой охотнее живых.
Гинтоки разлепил глаза, поморгал и потянулся.
Лужайка была залита солнцем, вскарабкавшимся на самую высокую точку своего пути. Дождь, принесенный беспокойным ветром с юга, утащило дальше, за лес, к морю, куда-то в далекую страну, – Гинтоки представил стебли бамбука высотой до неба и еще разноцветных крылатых ящериц, которых едят огромные, как дом, комары, а потом проснулся окончательно. Он задремал у корней клена, и листва распыляла свет в мелкие золотистые блестки. Трава там, где ее не прикрывали кроны деревьев, мерцала в солнечных лучах, орошенная быстрыми осадками, и Гинтоки на мгновение загляделся на аляповато-пеструю картинку, в которую превратился ландшафт.
Потом он выпрямился, зевнул и получил горсть воды в лицо.
– Черт, Такасуги! – закричал он и вскочил на ноги. – Совсем охренел?!
– Только и делаешь, что дрыхнешь, – сказал тот, разглядывая его и недоброжелательно щурясь. – Надо было уйти, пока ты не проснулся. Вдруг бы нам всем повезло, и ты не нашел бы дороги обратно.
– Ах ты… – начал было Гинтоки, до боли сжал кулаки и слегка согнул колени, чтобы с места спружинить в молниеносный рывок до чужой наглой морды, но тут на плечи ему обрушилось что-то тяжелое и теплое, обхватило чуть ли не до хруста в костях.
– Зура! – Гинтоки недовольно дернулся.
– Не Зура, а Кацура, – привычно поправил тот. – Что делаете?
Шинске нахмурился и отвернулся. Гинтоки посмотрел на его высокомерную спину и сказал:
– Дождешься ты у меня.
И наконец стряхнул Кацуру – впрочем, только потому, что тот сам решил отлипнуть. Его вообще трудно было стряхивать, когда он сам того не хотел. Гинтоки про себя называл его Ужасно Доставучим Зурой, Императором Всех Доставучек, но вслух произносить это было слишком долго – приходилось сокращать до Зуры.
Шинске посмотрел на Гинтоки через плечо и хмыкнул. Кацура там временем подбежал к пруду, сверкавшему на солнце, как отполированное до нестерпимого блеска зеркало, – оттуда Шинске и набрал воды, чтобы обрызгать Гинтоки, – и восхитился:
– Ух ты, какая вода прозрачная!
Нет, какие же они оба придурки.
Но Шинске был все-таки более придурочный придурок, чем Кацура. С тех пор как Гинтоки появился в школе – а ведь это случилось не вчера, времени прошло порядком, – Шинске, Вселенский Господин Задавака и Король Всех Задавак, с каждым днем становился все заносчивее и раздражал все сильнее. Наверняка чувствовал серьезную конкуренцию. Оно и немудрено: вчера на тренировке Гинтоки опередил его по очкам, вот он и бесился. Эта мысль подняла настроение и немного успокоила. Гинтоки хмыкнул и показал ему язык, но Шинске к тому времени снова успел отвернуться – ну придурок же, что с него возьмешь.
– Давайте рыбу ловить, – сказал Кацура, присел на корточки и принялся болтать рукой в воде. – Мы ведь за этим и пришли. Дождь закончился, можно начинать.
– Да ты уже всю рыбу распугал, – сердито отозвался Шинске.
Гинтоки подошел к воде и посмотрел на блестящую гладь – если бы Кацура не пустил по ней рябь своей граблей, то пруд действительно был бы похож на упавшее в траву большое зеркало.
– Не злись, Шинске, – сказал Кацура, – это вредно для пищеварения.
Он принялся напевать какую-то песенку, лишенную всякого смысла, – впрочем, как и все звуки, которые обычно вылетали из его рта. Но она отлично вписывалась в этот жаркий день, разносясь в заполненном влагой и солнцем воздухе. Пятна света весело плясали по зелени; воздух, казалось, звенел от прозрачности, и если немного повоображать, то можно было даже разглядеть лучи, тянущиеся от них прямо в небо. Время от времени ветер поднимал шелест в листве, трепал волосы, и слегка промокшая под дождем юката давно высохла и напиталась теплом.
Гинтоки зажмурился от всего этого: обилия летнего жара, запаха воды и яркости посвежевшей зелени – и вдруг понял, что у него отличное настроение, даже несмотря на Шинске, портившего собой картину.
– Чего пялишься? – сварливо спросил Шинске.
– Сам чего пялишься? – парировал Гинтоки, а потом у него заурчало в желудке.
– Ты жалок, – фыркнул Шинске и быстро уклонился от удара, и спустя секунду они уже катались по траве, пытаясь прижать друг друга лопатками к земле и надавать тумаков.
– Эй, успокойтесь! – Кацура выпрямился, демонстрируя мокрые рукава, топнул. – Всю рыбу распугаете! Гинтоки, там остались онигири в корзинке. Я так и знал, что ты захочешь есть, когда проснешься.
Гинтоки моментально отпустил воротник Шинске, перекатился в сторону и встал.
– Только и знаешь, что есть да спать, – буркнул Шинске, отряхиваясь. – И какой из тебя самурай?
– Самурай, который любит есть и спать, – ответил Гинтоки, – это намного, намного лучше, чем самурай, который выглядит так, будто кто-то только что обыграл его в канчо.
Он засмеялся – выкуси, Вселенский Господин Задавака; Шинске вспыхнул, метнулся к нему, и драка вспыхнула по новой, а Кацура громко доказывал, что самурай даже проигрыш в канчо должен встречать с достоинством, хотя, конечно, лучше вообще не проигрывать.
Гинтоки увлеченно тряс Шинске и смотрел ему прямо в глаза, нацепив самую нахальную из своих усмешек, не обращая внимания на мельтешение деревьев, травы и пруда в поле зрения, не думая о том, что юката потом будет вся в зеленых пятнах. Кацура на фоне торжественно поднимал руки и воинственно кричал:
– Ловись, рыбка! Банзай!
Костер развели в ямке недалеко от берега – веток наложили щедро, не обращая внимания на жару. Запахло дымом; он потянулся вверх и чуть в сторону, сносимый порывами ветра. Гинтоки снова представил далекую страну, куда потоки воздуха понесут этот дым вслед за дождем, и на мгновение ему позавидовал: здорово все-таки уметь летать. Потом он вспомнил про огромных, как дом, комаров и передернул плечами – нет уж, спасибо. Тут порой не знаешь, куда от мелких деваться…
Языки пламени млели на черной земле, а Гинтоки все подкладывал и подкладывал им новые веточки. Он представлял, что костер живой – вон и глаза темные проглядывают в оранжевых сполохах, а затем опять прячутся. Подмигивает – игривый. И такой же голодный, как сам Гинтоки, – жадно хрумкает ветки, словно онигири, и быстро-быстро переваривает, превращая в пепел.
Солнце постепенно опускалось, и тонкие, воздушные облака раскатывались по небесной сини, как разбрызганное молоко.
– Гинтоки, у тебя волосы точь-в-точь как облака, – сказал Кацура.
Он сидел на большом камне – специально приволок с берега, вот же делать нечего, – и держал над костром заостренную палочку с нанизанной на нее рыбиной.
– Это в голове у тебя облака, – обиделся Гинтоки, – и больше ничего.
– Кто бы говорил, – хмыкнул Шинске.
– А у тебя волосы как водоросли, – огрызнулся Гинтоки. – Липнут к голове, как приклеенные.
– Да ты просто завидуешь, признай.
– Кстати, действительно похожи, – вклинился Кацура. – Суп с водорослями очень вкусный, правда?
Гинтоки злорадно усмехнулся, когда заметил, как Шинске дернулся, будто хотел отсесть подальше. Так тебе и надо, подергайся. Да и повод вполне подходящий, ведь кто знает, какая очередная потрясающая идея может прийти Кацуре в голову. Суп с волосами вместо водорослей наверняка покажется мелочью. Обычно так и происходило, что старые его идеи всегда казались мелочью по сравнению с новыми. Интересно, откуда они берутся? Наверняка у него в голове есть что-то вроде склада с большой табличкой у входа «Осторожно, Зура».
– Держи, – сказал Кацура и протянул Гинтоки жареную рыбину. – Надо еще подходящих палочек поискать.
Он встал и принялся бродить по лужайке, наклонившись.
А Шинске покосился на Гинтоки – нехороший у него был взгляд, будто придумал что-то гадкое. В голове у него наверняка был не склад, как у Кацуры, а темный подвал, где жил какой-нибудь… черный зверь. Большой и зубастый.
– Я слышал, что в этом лесу есть привидения, – сказал Шинске.
– Ну и что? – как можно безразличнее спросил Гинтоки, старательно контролируя голос, чтобы не дрогнул.
– Я думаю, что чепуха это все, – фыркнул Шинске. – Сочинили сказку, чтобы пугать всяких трусливых кучерявых идиотов.
– На что это ты намекаешь? – Гинтоки посмотрел на него исподлобья.
– Да ни на что, – Шинске пожал плечами.
В этот момент Кацура радостно крикнул:
– Смотрите, что я нашел!
Гинтоки и Шинске синхронно повернулись – Кацура почти бежал к ним и нес что-то в сложенных ладонях.
– Смотрите! Смотрите, что я нашел!
– Не вопи так, – поморщился Шинске, едва заметно вытягивая шею, чтобы посмотреть, что там у него в руках.
Гинтоки сделал то же самое.
Ветер вдруг взметнул волосы Кацуры, листва зашумела, и на мгновение Гинтоки почувствовал, что в груди стало тихо, неподвижно; а потом в ушах громко застучало, зазвенело, будто кто-то начал бить в большой колокол.
Показалось, что стало прохладно – жару будто развеяло чьим-то мощным, резким холодным выдохом. Ветер надул подол его юкаты, как парус, а потом заставил тонкую ткань облепить ноги второй кожей.
В небе кружила какая-то птица. Гинтоки не видел ее, но видел тяжелую, четкую черную тень, которую она волочила за собой по траве.
Показалось, что он идет сквозь безлунную ночь, и трава почти не шуршит под ногами, пьет шаги вместе с теплом из ступней, и сырость ползет под кожу, пробирая до самых костей, и ветер кусает лицо.
Показалось, что он стоит посреди тумана, повисшего над волглым полем, и туман этот пахнет кровью, и отсыревшая одежда облепляет тело второй кожей, и вороны черными шарами сидят на мертвых телах, и красные капли ярко выделяются на выбеленных холодом ладонях.
Он узнавал все это. Оно уже было, было много раз. Мир вывернулся наизнанку, потускнел, выцвел под наложившейся на него мутной пленкой воспоминаний. Ее будто пришили к миру крупными, небрежными стежками, толстой нитью, не сочетающейся с ним по цвету.
Он будто перенесся в другое время и другое место, туда, где был когда-то; в то время и то место, память о которых намертво въелась в него и останется с ним навсегда.
– Гинтоки, – Кацура потряс его за плечо, – ты что, не хочешь землянику?
Он ссыпал горсть ягод в подставленные ладони Гинтоки и сполоснул запачканные красноватым соком руки.
– Там ее много, – сообщил он. – Здорово, да?
Гинтоки глубоко вдохнул, облизнул вмиг пересохшие губы и принялся отыскивать края покрывала реальности, выскользнувшего из рук. Дыхание все перехватывало, и он говорил себе: дыши, дыши, Король Задавак смотрит, не показывай ему, дыши.
А Шинске действительно смотрел, тщательно пряча интерес, и в его глазах тлели огоньки – то ли ехидство, то ли азарт, то ли их смесь.
– Эй, – сказал он преувеличенно равнодушным тоном, – а давайте устроим испытание на храбрость.
– Ух ты, – Кацура широко распахнул глаза, – испытания – это прекрасно! Каждый самурай должен проходить через испытания!
Гинтоки прищурился. Шинске поймал его взгляд и прищурился в ответ; выглядел он так, будто вот-вот лопнет от чувства собственного превосходства. Это ущемило чувство собственного достоинства Гинтоки.
– А как, как мы его устроим? – Кацура даже подергал Шинске за рукав.
– Неужели непонятно? – поморщился тот. – Пойдем в лес, конечно. Говорят, что там живут привидения. Гинтоки я уже рассказал.
– Привидения, – восхищенно повторил Кацура. – Всегда мечтал посмотреть на привидений.
Что ж, Гинтоки и не предполагал, что он откажется.
Да и нет в этом испытании ничего страшного. Подумаешь, лес. Как будто Гинтоки никогда не видел леса – ха! Это просто смешно. А про привидений Шинске все придумал. Какие тут могут быть привидения?
Это просто смешно.
Ничего страшного, совсем ничего. Вот ни капельки не страшно.
Кацура первым пошел по узкой тропинке, проложенной в траве. С какого-то куста лиловатыми искрами взлетела стайка стрекоз, высоко на дереве запела птица, в воздухе стояла свежесть, и Гинтоки окончательно уверился в том, что привидения – это полная чепуха.
– Где же они? – пробормотал Кацура, который явно изнемогал от нетерпения.
Шинске, шагавший следом, презрительно фыркнул.
Идти можно было только по одному, так что Гинтоки шел последним.
– Шинске, а они точно тут есть? – спросил Кацура, обернувшись.
– Говорят, что точно, – ответил тот, тоже обернулся, посмотрел на Гинтоки и многозначительно усмехнулся.
Чепуха, повторил про себя Гинтоки. Полная чепуха.
Чем дальше они заходили в лес, тем чаще он это повторял.
Темная земля постепенно сливалась с толстыми стволами деревьев, кроны становились все гуще и пропускали очень мало света, запахло сыростью и гниющей травой. Ноги неприятно холодило – Гинтоки с тоской вспомнил про яркую лужайку, залитую солнцем и многоцветьем оттенков.
Шинске больше не оборачивался – наверное, ему тоже стало жутковато, хотя он в этом никогда и не признался бы. Даже голос Кацуры звучал здесь как-то приглушенно и смазанно. Будто это кто-то чужой говорил, а не Кацура.
Гинтоки вздрогнул. Чепуха, чепуха.
Он запрокинул голову, надеясь увидеть ярко-синее небо в просвете между листьями.
Это стало ошибкой.
Показалось, что сплетение искривленных, причудливо закрученных ветвей и есть небо, что огромные деревья съели синеву, выпили, как пьют корнями влагу из почвы. Показалось, что трава цепко опутала его ноги, замедлила шаг, заставила остановиться. Показалось, что темнота леса сдавила его со всех сторон, сбила дыхание и продолжает сжимать, будто хочет переломать ему кости, а потом смолоть их в порошок. Показалось, что его отрезало от остального мира, от времени, от пространства.
Гинтоки огляделся и понял, что остался один, совсем один.
Он вспомнил, что вчера под энгавой спала кошка. Проснувшись, она потянулась, лениво облизнулась и потерлась о его ногу. Она была совершенно черная, с умными желтоватыми глазами. И улыбалась совсем как человек.
Зря он ее гладил. Он ведь думал, что она принесет удачу. Он ведь думал, что она проголодалась и устала.
Теперь он был уверен, что это они ее послали. Они, призраки. Чтобы кошка заманила его в лес – тогда они смогли бы выпить из него жизнь.
И они пили, постепенно обретая плоть, поднимались рядом, окружали его плотным кольцом.
Все остановилось, и сердце билось гулко-гулко, и казалось, что оно тоже сейчас остановится.
Солнце, блестящий пруд, костер – все это происходило в другой жизни. Или, может быть, всего этого вообще никогда не было.
Был только темный лес, из которого не выйти. Обратного пути нет. Никакого пути больше нет.
Деревья выросли еще выше и стали совсем огромными. Шляпка притаившегося в траве гриба разбухла, став размером с табуретку. Свесившаяся с ветки паутина превратилась в плотный полог, и из-за него выглянул кто-то.
Гинтоки успел заметить желтоватый глаз и хитрую улыбку.
Его ожгло холодом, и он понял, что уже ничего не изменишь.
Он сел на землю, и из-под корней ближайшего дерева медленно вытянулись фиолетовые ленты. Они тускло светились в полумраке и подползали все ближе и ближе, как змеи. Потом они коснулись его голеней, и щиколотки тут же начали покрываться древесной корой с шишковатыми наростами. Ленты окутывали его ноги, руки, и там тоже появлялась кора.
Еще чуть-чуть – и он превратится в дерево, такое же, как все в этом лесу, и перестанет быть.
– Гинтоки. Гинтоки!
Кто-то тряс его за плечи. Нет – обнимал его за плечи.
Кто-то теплый, живой. Не призрак.
Кто-то знакомый.
Кто-то заносчивый и наглый.
Кто-то твердил:
– Пойдем, пойдем обратно. Мы не поняли, куда ты делся. Думали, что ты уже вернулся, но ты не вернулся. Пойдем. Думал, мы тебя искать не будем? Не думай, что ты для нас чужой. Вставай. Гинтоки, Гинтоки.
Гинтоки моргнул – и очнулся.
– Такасуги? – спросил он. Получилось сипло и с клекотом, будто заговорил в первый раз в жизни.
Шинске замер, а потом со злостью сказал:
– Ну ты и придурок!
Отпустил его плечи, встал, отряхнул колени и добавил, отводя взгляд:
– Расскажешь про это кому-нибудь – прибью, понял?
Кацура шел, размахивая руками, и рассказывал про стрекоз и какой-то пень.
Шинске шел, хмурясь и глядя прямо перед собой.
Гинтоки шел, ковыряясь в носу, и хотел есть.
Стоял ранний теплый вечер, пыльная дорога, обнятая густыми травяными зарослями, ровно стелилась под ноги, и вскоре показалось здание школы.
Сэнсэй был во дворе; увидев их, он сказал:
– Славное лето выдалось, правда?
@темы: Гинтоки, Джен, фик: авторский, Joui Wars - 2013
-
-
19.11.2013 в 09:46Ух ты! Наконец-то кто-то написал про «чёрного» Гинтоки) Интересно получилось, хотя хотелось бы почитать, наверное, какое-то большее развитие этой темы:-)
Боже, только что-то заметила, какое у у фика "море" классное
Обратно
Очень люблю читать про мелких Джои, которые ещё дружны друг с другом, спасибо вам за этот текст)
Такасуги такой милый с этой внешней заносчивостью - и искренним страхом за Гинтоки, и глюки Гинтоки пробирающие, да.
-
-
19.11.2013 в 18:58второй такой тёплый - самое то, когда зима близко
-
-
19.11.2013 в 21:03-
-
20.11.2013 в 13:09Очень нравятся мальчики.
-
-
20.11.2013 в 20:17Чудесный фик про преканон. Очень понравилось, как прописаны характеры маленького Гинтоки и Такасуги и переход от спокойной атмосферы берега к тёмному, загадочному лесу и к ещё более тёмным и страшным глюкам.
Кацура на фоне торжественно поднимал руки и воинственно кричал:– Ловись, рыбка! Банзай!
Кацура великолепен
-
-
20.11.2013 в 22:52Совершенно очаровательный и волшебный фанфик, автора носить на руках!
-
-
21.11.2013 в 07:07конкретно тут все-таки несколько многовато картинки и маловато сюжета.
Каюсь, люблю картинку немного чересчур
автор "Обратно"
-
-
21.11.2013 в 15:05Мелкие джои
-
-
23.11.2013 в 08:55автор "Обратно"
-
-
24.11.2013 в 00:35страшно понравились маленькие Джои
Интересно, откуда они берутся? Наверняка у него в голове есть что-то вроде склада с большой табличкой у входа «Осторожно, Зура».
-
-
24.11.2013 в 22:43автор первого фика
-
-
25.11.2013 в 00:06автор второго
-
-
07.12.2013 в 18:14за тему своеобразного раздвоения личности я готов вас расцеловать, автор
Обратно
мелкие Джои - моя слабость
Кацура очень Кацура
Наверняка у него в голове есть что-то вроде склада с большой табличкой у входа «Осторожно, Зура».
-
-
10.12.2013 в 12:00