Всем сеппуку, пасаны!
Название: Неизменное
Автор: Seliamar
Бета: Мэй_Чен
Размер: 1936 слов
Персонажи: Кондо, Хиджиката, Окита
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: Перемены в жизни Кондо Исао
— Сволочь, — произносит Кондо Исао, ощупывая голову Тоширо.
И, увидев, как напрягаются обтянутые синей тканью плечи, поспешно добавляет:
— Тот, кто это сделал.
Тоширо молчит, но не пытается вывернуться из его рук, как несколько минут назад. Сидит смирно, но поза какая-то неловкая.
Кондо продолжает осторожно касаться его головы. Под пальцами — неровные шишки; Кондо, видимо, надавливает на одну слишком сильно, и Тоширо едва заметно вздрагивает.
Плечи у него широкие, но по-мальчишески костлявые. На кимоно — грязные пятна.
Изнутри обдает горячей волной ярости. Навалились толпой на одного и, судя по всему, били, когда он уже упал…
— Простите, — негромко бормочет Тоширо.
Ярость гаснет. Кондо смотрит на черноволосую макушку, на неестественно выпрямленную спину, на лежащие на коленях руки с содранными костяшками — и вздыхает.
Тоширо поворачивает голову, бросает на него быстрый взгляд и тут же снова отворачивается, но Кондо успевает заметить в глубине хмурых глаз виноватое выражение.
Он не знает, что сказать в ответ и надо ли вообще что-нибудь говорить. Поэтому просто ободряюще похлопывает его по плечу и чувствует, как расслабляются мышцы под ладонью. Тоширо весь как-то опадает и сразу кажется чуть младше и чуть более побитым, но Кондо испытывает странное облегчение.
…Ему говорили, что он приютил волчонка, который, зализав свои раны, укусит кормившую руку. А Кондо в ответ только смеялся и отмахивался.
Хиджиката Тоширо вовсе не похож на волчонка. Куда больше он напоминает Кондо ёжика: насупленный, молчаливый, колючий.
И — будто потерянный.
И зализывает раны всегда в одиночестве. И предпочтет истечь кровью, но ни к кому не обратится за помощью. И никогда, никогда никому не причинит вреда — если на то не будет веской причины.
Вот увидишь, твердили ему, неодобрительно покачивая головами. Ни к чему хорошему это не приведет.
Но Кондо знает, что колючки — это всего лишь защитная реакция.
Защитная реакция…
Он смотрит на свою руку, лежащую на плече Тоширо, и вдруг с удивлением осознает, что тот еще не попытался ее стряхнуть.
В груди становится тесно, будто в легких слишком много воздуха.
— Тоши, — говорит Кондо, — в следующий раз не ходи один.
— Я все равно их всех уделал, — отвечает тот и все-таки дергает плечом.
— Это хорошо, — соглашается Кондо, убирая руку. — А теперь тебе нужно в постель. И приложить к голове что-нибудь холодное.
— В постель? — фыркает Тоширо. — Я не болен. И голова у меня крепкая.
— Пойдем в додзё. Скоро обед. И Сого без тебя скучно. Он расстроился из-за того, что тебя не было на утренней тренировке.
— По-моему, он намного сильнее расстроится, если я вернусь, — Тоширо хмыкает, поднимается на ноги и отряхивает одежду — правда, чище она от этого не становится.
— У вас много общего, — произносит Кондо, наблюдая за ним. — Ты ему нравишься.
Тоширо двигается по обыкновению резко, чуть угловато, без заторможенности. Кондо выдыхает и окончательно успокаивается: тот ведь ни за что не признается, если у него, к примеру, будет двоиться в глазах.
— Да уж, — ворчит Тоширо. — Вот, значит, почему он недавно насыпал жгучего перца мне в постель. До сих пор зудит.
— Это просто возраст, Тоши, — поясняет Кондо. — Разве ты в его годы не дергал за косички девочек, которые тебе нравятся?
— Нет, — отрезает тот.
Кондо чешет затылок и смеется.
— Кажется, это было не очень удачное сравнение.
— Я тоже так думаю, — бормочет Тоширо.
А потом он вдруг смотрит в упор и произносит:
— Кондо-сан, я никому не позволю причинить вред вашему додзё.
Такие нотки редко слышны в его голосе. Горячая, почти отчаянная искренность — будто туго натянутая струна, подрагивающая от напряжения. Кондо встречает его взгляд, сглатывает невесть откуда взявшийся ком в горле и отвечает:
— Нашему додзё, Тоши. Нашему.
Тоширо отворачивается, неловко поджимая губы.
Кондо улыбается и говорит:
— Пойдем домой.
Это их первая зима в Эдо. Ветер бросает в лицо липкий то ли снег, то ли дождь, и холод забирается под полы мундира, но Кондо не обращает на это внимания.
Старый замок, считающийся одной из важных городских достопримечательностей, полыхает огнем. Языки пламени вздымаются высоко в небо, затмевая все вокруг, и им нипочем ни падающая с неба вода, ни струи из шлангов пожарных машин. Вскоре от замка останется один лишь пепел, и Шинсенгуми наверняка окажутся крайними, но и это сейчас не волнует Кондо.
Он краем глаза наблюдает, как распихивают по патрульным машинам тех подрывников, которых удалось захватить живыми. Операция завершена успешно, со стороны Шинсенгуми несколько раненых. Он с замиранием в груди провожает взглядом носилки скорой помощи. Мимо пробегает Ямазаки, вон там крутится Нагакура, а Харада уже вовсю строит глазки одной из освобожденных заложниц — правда, она, кажется, не слишком этому рада…
Не хватает только двоих.
Он ищет их взглядом в разношерстной толпе, до боли сжимая кулаки.
— Кондо-сан! Вы в порядке?
Он оборачивается, и будто камень падает с плеч.
— Сого! Тоши!
Они оба черные от копоти. Сого почему-то только в рубашке и жилете, без верхней одежды, и Кондо тут же срывает с плеч свой мундир.
— Сого! Что с твоей формой? Ты же замерзнешь!
Он торопливо набрасывает мундир на плечи Сого, и тот сразу становится похож на ребенка, надевшего для забавы отцовский костюм.
— Мой мундир почти сразу пришел в негодность, — поясняет Сого.
Тоширо достает из кармана пачку сигарет и недовольно бормочет:
— Противники сразу думают, что он слабак, и первым делом пытаются насесть на него. Кондо-сан, с этим надо что-то делать. Может, закажем для него ботинки на платформе, чтобы казался выше ростом…
Катана Сого выскальзывает из ножен поистине молниеносно, и Тоширо успевает поднырнуть под нее лишь в последний момент.
— Сого! — кричит он. — С ума сошел?!
— Простите, Хиджиката-сан, — Сого невозмутимо прячет меч в ножны и пожимает плечами. — Это случайно получилось. Я просто хотел поправить пояс, но рукоять вдруг зацепилась за пуговицу на манжете, и катана сама выскочила…
— Ну да, конечно, — кривится Тоширо и наконец закуривает.
— Вы не ранены? — Кондо по очереди заглядывает в лицо то одному, то другому.
Сого с готовностью отзывается, довольно улыбаясь:
— Я — нет. А вот Хиджиката-сан…
На темной ткани формы трудно различить кровавые пятна, и Кондо внимательнее смотрит на Тоширо. Волосы — все еще непривычно, что они теперь такие короткие — с правой стороны облепили голову и поблескивают влажным багрянцем, а на висок сползает буроватый потек.
— Просто по плечу скользнуло, — отвечает Тоширо, будто оправдываясь. — Царапина.
— Еще и плечо, — Сого качает головой и выглядит еще более довольным. — Хиджиката-сан такой бесполезный.
— Я не бесполезный! — рявкает тот. — Я…
Но договорить он не успевает.
— Тоши!!! — Кондо хватает его за плечи и начинает вертеть во все стороны, осматривая на предмет наличия других, еще не замеченных повреждений. — Носилки сюда, срочно!
— Мне не нужны носилки! — тот отбивается, но безрезультатно. — Кондо-сан!
— Кондо-сан, — Сого снова тянется к рукояти, — давайте я помогу вам его уложить.
Под ногами хлюпает грязная слякоть, и пригоршни колючих капель залетают за шиворот, но в груди у Кондо расходится щемящее тепло.
На носилки Тоширо, конечно, не ложится, но Кондо все-таки удается настоять хотя бы на беглом осмотре кем-то из бригады медиков. А потом они возвращаются в штаб; Сого устраивается перед телевизором с пачкой печенья, Тоширо курит, прижав пакет со льдом к перебинтованной голове, а Кондо роется в шкафчике с медикаментами, выуживает оттуда пузырек темного стекла и залетает в комнату с ложкой наготове.
— Тоши! Лекарство!
Тот бросает на него красноречивый взгляд, но Кондо предпочитает это проигнорировать.
— Кондо-сан, — вздыхает наконец Тоширо, — это сироп от кашля.
Кондо смотрит на этикетку и возражает:
— Он вдобавок и иммунитет укрепляет!
— Да, Хиджиката-сан, — Сого отворачивается от телевизора, — вы ведь еще и курите много в последнее время, вам обязательно надо пить сироп от кашля. В профилактических целях. Скажите «ааа».
— Ну же, Тоши, и Сого со мной согласен! — воодушевленно восклицает Кондо.
На лице Тоширо проступает такое выражение, будто весь мир сговорился против него.
— Нет, — твердо отвечает он.
Кондо собирается настаивать дальше, но Сого вдруг увеличивает громкость телевизора.
— Кондо-сан, смотрите. Нас показывают.
На экране полыхает злополучный замок, и голос диктора бесстрастно начитывает сумму ущерба.
— Вот видите, Хиджиката-сан, что случилось из-за вашего окурка.
— Это не мой окурок! Это бомба и твоя базука!
— Старик Мацудайра меня прибьет, — сникает Кондо, с тоской глядя на свое лицо, снятое крупным планом.
— А мне кажется, что в руинах этот замок смотрится даже интереснее, — замечает Сого.
— Там даже руин не осталось, — горестно бормочет Кондо. — Один пепел.
Они некоторое время молчат, и слышно только, как какой-то культуролог оплакивает погибшее историческое наследие. Сого задумчиво жует печенье, а Тоширо насупился и хмуро смотрит в сторону.
— Что ж, зато мы все-таки победили плохих парней, — бодро говорит Кондо, выпрямляя плечи.
Тоширо фыркает и тушит сигарету. Сого переключает канал.
Кондо улыбается и добавляет:
— Мы ведь приехали сюда затем, чтобы защищать людей, а не замки.
Сумеречный полог постепенно опускается на город, прикрывая его от испепеляющего жара летнего солнца, и Кондо, прижимая к носу мокрое полотенце, думает о том, что любовь и боль неразделимы.
— Отаэ-сан, — мечтательно выдыхает он. — Как же мне обратить на себя ее прекрасный взор?
— Ну, удар правой у нее точно прекрасный, — отзывается Сого; он сидит за столом, подперев ладонью щеку, и прихлебывает холодный зеленый чай. — И вам вполне удалось обратить его на себя.
На нем серое кимоно и темные хакама — его обычная одежда в выходной день. На ткани ни единого пятнышка, а движения короткие, скупые и выверенные.
Сого — лучший мечник Шинсенгуми, и его имя повергает террористов в трепет. Ему не нужны для этого ни ботинки на платформе, ни устрашающая внешность; его нежное юношеское лицо давно уже никого не вводит в заблуждение, потому что в бою Сого — это олицетворение угрозы, и от одного его взгляда кровь в венах противника стынет.
Но Кондо знает, что это тот же Сого, который когда-то блестящими от радости глазами смотрел на неуклюжие рисунки, нацарапанные палочкой на земле.
Тени удлиняются, и мерно бормочет телевизор.
— Сого, — просительным тоном тянет Кондо, — ты ведь умеешь красиво говорить, может быть, сходишь как-нибудь в «Смайл» и замолвишь за меня словечко?
Сого тянет руку к тарелке с печеньем.
— О. Хиджиката-сан вернулся.
Кондо поворачивает голову в сторону раскрытых сёдзи. Тоширо как раз проходит через черный прямоугольник ворот: узнаваемая резкая походка, юката сливается с сизой густотой сумеречного света.
Он приближается, опирается плечом о косяк, смотрит на Кондо и вздыхает.
— Кондо-сан, командир антитеррористического полицейского отряда не должен постоянно ходить с фингалами и расквашенным носом.
— Это следы любви! — с жаром восклицает Кондо.
Тоширо скептически хмыкает. От него едва заметно пахнет сакэ, и морщинка над переносицей разглажена.
— Пусть в «Смайл» лучше сходит Хиджиката-сан, — с невозмутимым видом произносит Сого. — Он представительный и может говорить убедительно.
— О чем говорить? — Тоширо недоуменно вскидывает бровь.
— Тоши! Мне очень нужна твоя помощь! Сходи к Отаэ-сан, поговори с ней обо мне! Скажи ей, какой я милый, добрый и надежный!
— Мне что, больше заняться нечем?!
— Хиджиката-сан, вы только и делаете, что спите и смотрите телевизор.
— Не путай меня с собой!
— Тоши! Ну пожалуйста!
— Никуда я не пойду!!!
— Тоооши!
Тоширо ворчит и тянется за сигаретами, Сого советует ему надеть парадное кимоно, и Кондо внезапно осознает, что в последнее время практически не видел их в обычной одежде, а не в форме с золотой окантовкой.
Дневной свет догорает свои последние минуты, и старое деревенское додзё явственно всплывает в памяти. Кондо вспоминает, как лучи закатного солнца ткали невесомую паутину из пылинок между потемневшими от времени стенами. Еще он вспоминает, как стелилась под ногами дорога — узел с вещами был таким легким, что почти не тянул плечо — и как сильно было желание обернуться.
…Штаб-квартира Шинсенгуми была просторней того додзё, Эдо вначале казался серым и невообразимо огромным, а Кондо не сразу привык завязывать на шее белый форменный шарф. До этого в его жизни никогда не происходило столько перемен сразу.
Но Эдо со временем налился цветом, а помещения штаб-квартиры пропитались знакомыми запахами и стали домом. И были также вещи, которые остались неизменными — наверное, благодаря этому перемены воспринимались легко, как данность.
В конце концов, ради этих перемен они и перебрались в Эдо. Чтобы сохранить то самое, неизменное.
А две части этого неизменного тем временем перешли от словесной перепалки к рукопашному бою.
— Тоши! Сого! Мы ведь только вчера починили сёдзи! — пытается остановить их Кондо.
А в ответ слышит одновременное:
— Это он виноват!
Еще один день в Эдо подходит к концу; Кондо заранее болезненно морщится, ожидая вот-вот услышать жалобный треск дерева, и качает головой.
Кондо прячет улыбку в прижатом к носу полотенце.
Автор: Seliamar
Бета: Мэй_Чен
Размер: 1936 слов
Персонажи: Кондо, Хиджиката, Окита
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: Перемены в жизни Кондо Исао
— Сволочь, — произносит Кондо Исао, ощупывая голову Тоширо.И, увидев, как напрягаются обтянутые синей тканью плечи, поспешно добавляет:
— Тот, кто это сделал.
Тоширо молчит, но не пытается вывернуться из его рук, как несколько минут назад. Сидит смирно, но поза какая-то неловкая.
Кондо продолжает осторожно касаться его головы. Под пальцами — неровные шишки; Кондо, видимо, надавливает на одну слишком сильно, и Тоширо едва заметно вздрагивает.
Плечи у него широкие, но по-мальчишески костлявые. На кимоно — грязные пятна.
Изнутри обдает горячей волной ярости. Навалились толпой на одного и, судя по всему, били, когда он уже упал…
— Простите, — негромко бормочет Тоширо.
Ярость гаснет. Кондо смотрит на черноволосую макушку, на неестественно выпрямленную спину, на лежащие на коленях руки с содранными костяшками — и вздыхает.
Тоширо поворачивает голову, бросает на него быстрый взгляд и тут же снова отворачивается, но Кондо успевает заметить в глубине хмурых глаз виноватое выражение.
Он не знает, что сказать в ответ и надо ли вообще что-нибудь говорить. Поэтому просто ободряюще похлопывает его по плечу и чувствует, как расслабляются мышцы под ладонью. Тоширо весь как-то опадает и сразу кажется чуть младше и чуть более побитым, но Кондо испытывает странное облегчение.
…Ему говорили, что он приютил волчонка, который, зализав свои раны, укусит кормившую руку. А Кондо в ответ только смеялся и отмахивался.
Хиджиката Тоширо вовсе не похож на волчонка. Куда больше он напоминает Кондо ёжика: насупленный, молчаливый, колючий.
И — будто потерянный.
И зализывает раны всегда в одиночестве. И предпочтет истечь кровью, но ни к кому не обратится за помощью. И никогда, никогда никому не причинит вреда — если на то не будет веской причины.
Вот увидишь, твердили ему, неодобрительно покачивая головами. Ни к чему хорошему это не приведет.
Но Кондо знает, что колючки — это всего лишь защитная реакция.
Защитная реакция…
Он смотрит на свою руку, лежащую на плече Тоширо, и вдруг с удивлением осознает, что тот еще не попытался ее стряхнуть.
В груди становится тесно, будто в легких слишком много воздуха.
— Тоши, — говорит Кондо, — в следующий раз не ходи один.
— Я все равно их всех уделал, — отвечает тот и все-таки дергает плечом.
— Это хорошо, — соглашается Кондо, убирая руку. — А теперь тебе нужно в постель. И приложить к голове что-нибудь холодное.
— В постель? — фыркает Тоширо. — Я не болен. И голова у меня крепкая.
— Пойдем в додзё. Скоро обед. И Сого без тебя скучно. Он расстроился из-за того, что тебя не было на утренней тренировке.
— По-моему, он намного сильнее расстроится, если я вернусь, — Тоширо хмыкает, поднимается на ноги и отряхивает одежду — правда, чище она от этого не становится.
— У вас много общего, — произносит Кондо, наблюдая за ним. — Ты ему нравишься.
Тоширо двигается по обыкновению резко, чуть угловато, без заторможенности. Кондо выдыхает и окончательно успокаивается: тот ведь ни за что не признается, если у него, к примеру, будет двоиться в глазах.
— Да уж, — ворчит Тоширо. — Вот, значит, почему он недавно насыпал жгучего перца мне в постель. До сих пор зудит.
— Это просто возраст, Тоши, — поясняет Кондо. — Разве ты в его годы не дергал за косички девочек, которые тебе нравятся?
— Нет, — отрезает тот.
Кондо чешет затылок и смеется.
— Кажется, это было не очень удачное сравнение.
— Я тоже так думаю, — бормочет Тоширо.
А потом он вдруг смотрит в упор и произносит:
— Кондо-сан, я никому не позволю причинить вред вашему додзё.
Такие нотки редко слышны в его голосе. Горячая, почти отчаянная искренность — будто туго натянутая струна, подрагивающая от напряжения. Кондо встречает его взгляд, сглатывает невесть откуда взявшийся ком в горле и отвечает:
— Нашему додзё, Тоши. Нашему.
Тоширо отворачивается, неловко поджимая губы.
Кондо улыбается и говорит:
— Пойдем домой.
Это их первая зима в Эдо. Ветер бросает в лицо липкий то ли снег, то ли дождь, и холод забирается под полы мундира, но Кондо не обращает на это внимания.
Старый замок, считающийся одной из важных городских достопримечательностей, полыхает огнем. Языки пламени вздымаются высоко в небо, затмевая все вокруг, и им нипочем ни падающая с неба вода, ни струи из шлангов пожарных машин. Вскоре от замка останется один лишь пепел, и Шинсенгуми наверняка окажутся крайними, но и это сейчас не волнует Кондо.
Он краем глаза наблюдает, как распихивают по патрульным машинам тех подрывников, которых удалось захватить живыми. Операция завершена успешно, со стороны Шинсенгуми несколько раненых. Он с замиранием в груди провожает взглядом носилки скорой помощи. Мимо пробегает Ямазаки, вон там крутится Нагакура, а Харада уже вовсю строит глазки одной из освобожденных заложниц — правда, она, кажется, не слишком этому рада…
Не хватает только двоих.
Он ищет их взглядом в разношерстной толпе, до боли сжимая кулаки.
— Кондо-сан! Вы в порядке?
Он оборачивается, и будто камень падает с плеч.
— Сого! Тоши!
Они оба черные от копоти. Сого почему-то только в рубашке и жилете, без верхней одежды, и Кондо тут же срывает с плеч свой мундир.
— Сого! Что с твоей формой? Ты же замерзнешь!
Он торопливо набрасывает мундир на плечи Сого, и тот сразу становится похож на ребенка, надевшего для забавы отцовский костюм.
— Мой мундир почти сразу пришел в негодность, — поясняет Сого.
Тоширо достает из кармана пачку сигарет и недовольно бормочет:
— Противники сразу думают, что он слабак, и первым делом пытаются насесть на него. Кондо-сан, с этим надо что-то делать. Может, закажем для него ботинки на платформе, чтобы казался выше ростом…
Катана Сого выскальзывает из ножен поистине молниеносно, и Тоширо успевает поднырнуть под нее лишь в последний момент.
— Сого! — кричит он. — С ума сошел?!
— Простите, Хиджиката-сан, — Сого невозмутимо прячет меч в ножны и пожимает плечами. — Это случайно получилось. Я просто хотел поправить пояс, но рукоять вдруг зацепилась за пуговицу на манжете, и катана сама выскочила…
— Ну да, конечно, — кривится Тоширо и наконец закуривает.
— Вы не ранены? — Кондо по очереди заглядывает в лицо то одному, то другому.
Сого с готовностью отзывается, довольно улыбаясь:
— Я — нет. А вот Хиджиката-сан…
На темной ткани формы трудно различить кровавые пятна, и Кондо внимательнее смотрит на Тоширо. Волосы — все еще непривычно, что они теперь такие короткие — с правой стороны облепили голову и поблескивают влажным багрянцем, а на висок сползает буроватый потек.
— Просто по плечу скользнуло, — отвечает Тоширо, будто оправдываясь. — Царапина.
— Еще и плечо, — Сого качает головой и выглядит еще более довольным. — Хиджиката-сан такой бесполезный.
— Я не бесполезный! — рявкает тот. — Я…
Но договорить он не успевает.
— Тоши!!! — Кондо хватает его за плечи и начинает вертеть во все стороны, осматривая на предмет наличия других, еще не замеченных повреждений. — Носилки сюда, срочно!
— Мне не нужны носилки! — тот отбивается, но безрезультатно. — Кондо-сан!
— Кондо-сан, — Сого снова тянется к рукояти, — давайте я помогу вам его уложить.
Под ногами хлюпает грязная слякоть, и пригоршни колючих капель залетают за шиворот, но в груди у Кондо расходится щемящее тепло.
На носилки Тоширо, конечно, не ложится, но Кондо все-таки удается настоять хотя бы на беглом осмотре кем-то из бригады медиков. А потом они возвращаются в штаб; Сого устраивается перед телевизором с пачкой печенья, Тоширо курит, прижав пакет со льдом к перебинтованной голове, а Кондо роется в шкафчике с медикаментами, выуживает оттуда пузырек темного стекла и залетает в комнату с ложкой наготове.
— Тоши! Лекарство!
Тот бросает на него красноречивый взгляд, но Кондо предпочитает это проигнорировать.
— Кондо-сан, — вздыхает наконец Тоширо, — это сироп от кашля.
Кондо смотрит на этикетку и возражает:
— Он вдобавок и иммунитет укрепляет!
— Да, Хиджиката-сан, — Сого отворачивается от телевизора, — вы ведь еще и курите много в последнее время, вам обязательно надо пить сироп от кашля. В профилактических целях. Скажите «ааа».
— Ну же, Тоши, и Сого со мной согласен! — воодушевленно восклицает Кондо.
На лице Тоширо проступает такое выражение, будто весь мир сговорился против него.
— Нет, — твердо отвечает он.
Кондо собирается настаивать дальше, но Сого вдруг увеличивает громкость телевизора.
— Кондо-сан, смотрите. Нас показывают.
На экране полыхает злополучный замок, и голос диктора бесстрастно начитывает сумму ущерба.
— Вот видите, Хиджиката-сан, что случилось из-за вашего окурка.
— Это не мой окурок! Это бомба и твоя базука!
— Старик Мацудайра меня прибьет, — сникает Кондо, с тоской глядя на свое лицо, снятое крупным планом.
— А мне кажется, что в руинах этот замок смотрится даже интереснее, — замечает Сого.
— Там даже руин не осталось, — горестно бормочет Кондо. — Один пепел.
Они некоторое время молчат, и слышно только, как какой-то культуролог оплакивает погибшее историческое наследие. Сого задумчиво жует печенье, а Тоширо насупился и хмуро смотрит в сторону.
— Что ж, зато мы все-таки победили плохих парней, — бодро говорит Кондо, выпрямляя плечи.
Тоширо фыркает и тушит сигарету. Сого переключает канал.
Кондо улыбается и добавляет:
— Мы ведь приехали сюда затем, чтобы защищать людей, а не замки.
Сумеречный полог постепенно опускается на город, прикрывая его от испепеляющего жара летнего солнца, и Кондо, прижимая к носу мокрое полотенце, думает о том, что любовь и боль неразделимы.
— Отаэ-сан, — мечтательно выдыхает он. — Как же мне обратить на себя ее прекрасный взор?
— Ну, удар правой у нее точно прекрасный, — отзывается Сого; он сидит за столом, подперев ладонью щеку, и прихлебывает холодный зеленый чай. — И вам вполне удалось обратить его на себя.
На нем серое кимоно и темные хакама — его обычная одежда в выходной день. На ткани ни единого пятнышка, а движения короткие, скупые и выверенные.
Сого — лучший мечник Шинсенгуми, и его имя повергает террористов в трепет. Ему не нужны для этого ни ботинки на платформе, ни устрашающая внешность; его нежное юношеское лицо давно уже никого не вводит в заблуждение, потому что в бою Сого — это олицетворение угрозы, и от одного его взгляда кровь в венах противника стынет.
Но Кондо знает, что это тот же Сого, который когда-то блестящими от радости глазами смотрел на неуклюжие рисунки, нацарапанные палочкой на земле.
Тени удлиняются, и мерно бормочет телевизор.
— Сого, — просительным тоном тянет Кондо, — ты ведь умеешь красиво говорить, может быть, сходишь как-нибудь в «Смайл» и замолвишь за меня словечко?
Сого тянет руку к тарелке с печеньем.
— О. Хиджиката-сан вернулся.
Кондо поворачивает голову в сторону раскрытых сёдзи. Тоширо как раз проходит через черный прямоугольник ворот: узнаваемая резкая походка, юката сливается с сизой густотой сумеречного света.
Он приближается, опирается плечом о косяк, смотрит на Кондо и вздыхает.
— Кондо-сан, командир антитеррористического полицейского отряда не должен постоянно ходить с фингалами и расквашенным носом.
— Это следы любви! — с жаром восклицает Кондо.
Тоширо скептически хмыкает. От него едва заметно пахнет сакэ, и морщинка над переносицей разглажена.
— Пусть в «Смайл» лучше сходит Хиджиката-сан, — с невозмутимым видом произносит Сого. — Он представительный и может говорить убедительно.
— О чем говорить? — Тоширо недоуменно вскидывает бровь.
— Тоши! Мне очень нужна твоя помощь! Сходи к Отаэ-сан, поговори с ней обо мне! Скажи ей, какой я милый, добрый и надежный!
— Мне что, больше заняться нечем?!
— Хиджиката-сан, вы только и делаете, что спите и смотрите телевизор.
— Не путай меня с собой!
— Тоши! Ну пожалуйста!
— Никуда я не пойду!!!
— Тоооши!
Тоширо ворчит и тянется за сигаретами, Сого советует ему надеть парадное кимоно, и Кондо внезапно осознает, что в последнее время практически не видел их в обычной одежде, а не в форме с золотой окантовкой.
Дневной свет догорает свои последние минуты, и старое деревенское додзё явственно всплывает в памяти. Кондо вспоминает, как лучи закатного солнца ткали невесомую паутину из пылинок между потемневшими от времени стенами. Еще он вспоминает, как стелилась под ногами дорога — узел с вещами был таким легким, что почти не тянул плечо — и как сильно было желание обернуться.
…Штаб-квартира Шинсенгуми была просторней того додзё, Эдо вначале казался серым и невообразимо огромным, а Кондо не сразу привык завязывать на шее белый форменный шарф. До этого в его жизни никогда не происходило столько перемен сразу.
Но Эдо со временем налился цветом, а помещения штаб-квартиры пропитались знакомыми запахами и стали домом. И были также вещи, которые остались неизменными — наверное, благодаря этому перемены воспринимались легко, как данность.
В конце концов, ради этих перемен они и перебрались в Эдо. Чтобы сохранить то самое, неизменное.
А две части этого неизменного тем временем перешли от словесной перепалки к рукопашному бою.
— Тоши! Сого! Мы ведь только вчера починили сёдзи! — пытается остановить их Кондо.
А в ответ слышит одновременное:
— Это он виноват!
Еще один день в Эдо подходит к концу; Кондо заранее болезненно морщится, ожидая вот-вот услышать жалобный треск дерева, и качает головой.
Кондо прячет улыбку в прижатом к носу полотенце.
Вопрос: Понравилось?
| 1. Ещё бы! | 40 | (100%) | |
| Всего: | 40 | ||
@темы: Джен, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars
