[Joui-team]

Название: #2
Автор: команда Джои:  Joui-team
Пейринг/Персонажи: Кацура Котаро/Икумацу
Тема: гет
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		31	(100%)
Всего:		31

@темы: Гет, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: – Автор: команда Кихейтай Персонажи: Такасуги Шинске Тема: джен Рейтинг: G Примечание: полноразмер по клику на превью.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		42	(100%)
Всего:		42

@темы: Джен, Кихейтай, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Реакция Переводчик: команда Кихейтай Бета/Эдитор: команда Кихейтай Оригинал: Capsule © Mikawaya Toufuten [Harumaki Tokiko] Язык оригинала: японский [перевод с английского] Форма: додзинси Персонажи: Такасуги Шинске, Сакамото Тацума Категория: джен Рейтинг: G Количество страниц: 13 Краткое содержание: «...он не заметил моего присутствия?» ©

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Джен, Кихейтай, додзинси, Gintama: Joui Wars

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Будь осторожен Автор: команда Кихейтай Бета: команда Кихейтай Размер: мини [1060 слов] Персонажи: Такасуги Шинске, Саката Гинтоки, Каваками Бансай Тема: джен Жанр: зарисовка, смарм Рейтинг: G Саммари: «...Большая белая собака звонко лает, рыжеволосая ято машет рукой на прощание, пока Гинтоки – Шинске уверен в этом – меланхолично улыбается. Такасуги на мгновение кажется, что ветер доносит тихое «Будь осторожен», а потом рёв моторов заглушает все звуки». Примечание: автор благодарит заказчика с Gintama one string fest за фразу, послужившую толчком к написанию фика. – Эй, старик, налей и мне того же, – хрипло просит Саката, без сил опускаясь на скамейку. Шинске едва заметно улыбается, поднося к губам сладкую от дыма трубку и затягиваясь. Колечки дыма почти сразу тают, но Такасуги откровенно не знает, с чего начать разговор, и рад отвлечься от навязчивого соседа. – Любовник твой новый? – Гинтоки кивает на Бансая, пока его саке греется, и едва заметно поводит плечом: от взгляда Каваками не укрывается толстый слой бинтов, но Такасуги предпочитает не замечать этого. – Ревнуешь? – Вот ещё. По едва заметному кивку Шинске Бансай поднимается и, поклонившись коротко, уходит: понятливый мальчик, понятливый, молчаливый и меланхоличный, Такасуги любит таких. Он поворачивается к Сакате и придвигается ближе. – Как твои раны? – А тебе-то что? Шинске пожимает плечами, он всё ещё зол на друга из-за Бенизакуры, но Саката значит для него чуточку больше, чем умеющий думать и без сожаления убивать меч. Разговор не хочет клеиться, и Такасуги предпринимает последнюю попытку — он не знает, почему извиняется, пусть и так нелепо. – Я не приказывал Низо напасть на вас с Зурой. – Я понял. Повисает тишина. Пока Гинтоки пьёт – не закусывая, хлещет одну за другой, – Шинске покусывает мундштук кисэру. Ему почти больно. – Белый демон стал домашним котёночком, верно? Саката вздыхает, но молчит, и Такасуги благодарен ему за это. Они расходятся, когда первые капли дождя ударяют по брезентовой крыше, а пушистые тучи закрывают месяц. – Будь осторожен, – говорит на прощание Гинтоки, отворачиваясь. Глядя, как понуро опускаются его подрагивающие плечи, Шинске тянется за ним и протягивает своё хаори. Гинтоки благодарно кивает. В следующий раз Шинске оказывается в Эдо только через месяц. Ноги сами несут его к крохотной палатке под мостом, а Зверь внутри заходится радостным плачем. Странно, но он и правда рад видеть друга после разлуки, особенно сейчас. – Ой-ой, – улыбается Саката, когда Шинске опускается рядом. Бинты уже сняли, но рукой Гинтоки всё равно старается не двигать. Зверь внутри ощущает почти раскаяние. – Я слышал, Киото вновь горел? Такасуги пожимает плечами. Глупый вопрос о том, что вот уже неделю показывают в новостях: горящие дома, жертвы, разгромлено венерское посольство. Зверю понравилось, и он успокоился и затих только когда от Киото остались алые головешки. – Может, и горел. Кто знает. Они почти не разговаривают, только пьют молча за упокой души всех погибших в той войне. Сегодня ровно десять лет, как Шойо насовсем покинул их. Шинске не знает, почему упрямо приходит в эту забегаловку каждую неделю, вечером четверга, ровно в семь часов. Зверь внутри успокаивается лишь когда его белый брат рядом: одним своим появлением Широяша – Такасуги зовёт его мысленно только так – рушит весь привычный уклад жизни. Однажды Шинске ранят – пуля навылет проходит сквозь бедро: несмертельно, но обидно. Вдвойне обиднее оттого, что сегодня очередной четверг, и вместо себя приходится посылать Бансая. Потом он говорит, что Гинтоки даже не удивился. – У него нет души, Шинске, – вздыхает Каваками, лаская струны сямисена. - И нет ритма. Как у тебя. – Лучше совсем не иметь цели в жизни, - тихо произносит Гинтоки, смотря в сторону, и пиала в его руках опасно накреняется вбок. Шинске, хромая, подходит ближе и смеётся: так же тихо, почти выдыхая хриплое «ха» с тонким колечком горького густого дыма в волосы друга. Мимо по реке проплывает лодка, фонарик на носу прерывисто мигает, и Шинске видит, что Саката рад возможности отвести взгляд от светлого огонька в кисэру. – Лучше совсем не иметь цели в жизни, – повторяет Гинтоки упрямо, – чем потерять себя в ней. – Как ты можешь знать, что в этом мире лучше? Для меня лучше, Гинтоки? Саката разворачивается всем телом сразу, морщась, вцепляется в тонкую лиловую ткань и тут же бессильно расцепляет будто сведённые судорогой пальцы. Шинске вновь смеётся. – Ты не можешь устроить даже свою собственную жизнь, ты размяк, – Такасуги качает головой почти осуждающе и зажимает ладонью рот Гинтоки, не давая ему говорить что-то в ответ. Старик за прилавком смотрит на них с опаской, и Шинске отстраняется, вновь расслабленно откидываясь на спинку скамьи. – В твоём доме спит девка аманто. – Хватит. – Саката с негромким стуком опускает ладонь на дочиста выскобленное дерево. – Хватит, Такасуги! Где-то вдали глухим рокотом разносится удар грома. Порыв ветра ерошит беспокойные светлые пряди и треплет чёлку Шинске, но тот не обращает внимания, его взгляд прикован к Гинтоки. Он начинает говорить, шёпотом, обрывая себя в конце и лишь закрывая лицо ладонью. – Ты погряз в прошлом, Шинске, – собственное имя, слетающее с побелевших губ, отзывается болью где-то внутри, – ты придумал себе какую-то ерунду и наслаждаешься тем, что ты так несчастен, ты топчешься на одном месте, когда мы с Кацурой уже давно шагнули вперёд. Ты думаешь, что учителю понравилось бы то, что ты творишь сейчас?.. Они снова заговорили об этом за долгие полгода. Боль в груди становится невыносимой, и Шинске позволяет себе отвернуться. – Ты всегда тянулся к Зуре, – произносит он по-детски обиженно. – К нему и к Тацуме. Ты так легко забыл всё, как только война закончилась. Толстая ткань полога вздувается пузырём от порыва ветра, а на крышу палатки падает первая тяжёлая капля, когда Гинтоки с усталым вздохом снимает хаори и набрасывает его, тёплое и пахнущее терпко, на плечи Такасуги. В ноябре становится слишком холодно для тонкого шёлка, но Зверю нравятся вышитые огненные бабочки – они приносят удачу, а Шинске привык верить приметам. – Человек не обязательно должен вспоминать раз за разом своё прошлое, чтобы помнить его. – Ты так уверен в этом. Гинтоки залпом выпивает давно остывшее саке и кривит губы от омерзения. – До чего мерзкое пойло. Платишь ты, я снова на мели. Это первый раз, когда Саката говорит что-то о своей жизни. Весь следующий месяц у него отбоя нет от посетителей. Наступает снежная и холодная зима. Находиться в городе становится опасно, а в рядах Харусамэ выгодные Кихейтаю мятежи, и Бансай снова идёт к Гинтоки. Рыжая девчонка – с до неясного беспокойства знакомыми голубыми глазами – хмуро осматривает Бансая с ног до головы и кивает. – Гинчика сейчас нет, напиши ему записку, – Каваками ухмыляется: от проницательной крошки ничего не скрыть. Хенпейта до сих пор вздыхает по ней. – Если ты пришёл снова делать гадости, Садахару тебя съест. Позже Бансай ловит Шинске за локоть и серьёзно заглядывает в лицо. Зверю неуютно, Шинске – напротив. – Ты знал, что та рыжая девочка Сакаты из клана ято? – Более того, – посмеивается Такасуги. – Но это касается совсем не нас. Отдай приказ отчаливать. На палубе свежо и ветрено. Полы хаори разлетаются в сторону, когда корабль тяжело взлетает, но Шинске стоит до последнего. Три фигуры на причале становятся совсем крохотными. Большая белая собака звонко лает, рыжеволосая ято машет рукой на прощание, пока Гинтоки – Шинске уверен в этом – меланхолично улыбается. Такасуги на мгновение кажется, что ветер доносит тихое «Будь осторожен», а потом рёв моторов заглушает все звуки.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		39	(100%)
Всего:		39

@темы: Джен, Кихейтай, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Ритм несоответствия Автор: команда Кихейтай Бета: команда Кихейтай Размер: мини [1178 слов] Персонажи: Каваками Бансай, дарк!Теракадо Оцу, Такасуги Шинске, ОМП Тема: джен Жанр: дарк Рейтинг: PG Саммари: мне нужно, чтобы ты убрал его тихо. 4 Оцу держит его за подбородок тонкими пальцами, невинно жмурится, из-под прикрытых век разглядывая исполненное предвкушения и страсти лицо. Сухощавая, покрытая морщинами и пятнами рука, притягивает её ближе за талию, прижимает к разгорячённому телу. Сейичиро-сама далеко не юн сам, но в постели всегда предпочитал юных – невинных, несломленных, нежных – с ланьими глазами и неловкими движениями; гладкой кожей, пахнущей благовониями и цветами; густыми волосами, тяжелой волной расспающимися по худым плечам. Сейичиро-сама мягко поглаживает её по спине, спускается ниже. Оцу скромно закусывает губу, потупляет взор, и осторожно теснит его к балкону. На щеках у неё играют яркие пятна, а сценическое кимоно хоть и короткое, но довольно плотное. Сейичиро-сама усмехается, но послушно движется на воздух, шепча в маленькое аккуратное ушко: – Сегодня ночью тебе будет ещё жарче, я обещаю, – голос его в эти моменты кажется совсем молодым и слишком пошлым для того, чей возраст давно уже перевалил за полсотни лет. Оцу морщится, пряча выражение лица в чужом рукаве – сухие пальцы как раз поглаживают голую кожу между чулками и подолом, и в её движениях нет ничего удивительного. Сейичиро-сама несильно проводит там ногтями – Оцу вздрагивает, отодвигается от него, нерешительно заглядывает в глаза. Сейичиро-сама довольно скалится, а затем склоняется ближе к её лицу, собираясь сорвать с не накрашенных – несмотря на выступление – губ первый поцелуй, исполненный чистой и незамутненной невинности. А затем он чувствует, как что-то холодное тонко касается его шеи, а мир вдруг начинает проваливаться в неприязненную серую мглу. Улыбка Бансая кажется отблеском лунного света в темноте. – Надеюсь, я не запачкал тебя кровью? Оцу осторожно отодвигается, стряхивает с одежды невидимую пыль и послевкусие чужих прикосновений и коротко усмехается в ответ. – Нет, судя по всему, нет. 5 Высокое прямоугольное зеркало в полный рост отражает её как-то криво. Оцу вертится перед ним, безуспешно пытаясь разобраться в чём дело, нервно одёргивает длинные рукава, поправляет волосы, потирает тонкие бледнеющие полоски от чужих ногтей на бедре. Бансай, педантично укладывающий труп в обыденный чёрный мешок, коротко хмыкает из другого угла и не обращает на её вздохи и шорохи никакого внимания. – Даже не знаю, – насмешливо говорит Каваками, в тоне его прохлада тени в жаркий день и острота врезающихся в кожу струн. Тонкое, не выдаваемое ничем, кроме нескольких нот, недовольство. Но Оцу всё-таки певица и музыкальный слух – то, чем она может похвастаться. – С каких пор я перестал быть музыкантом и начал работать гробовщиком. Оцу улыбается ему сквозь зеркало – его очки отражают отражение её улыбки, вновь отражаясь в зеркале и её зрачках. Как паутина из лески – его любимое занятие между делом, во время дела и для него. Жаль, выходит редко. Оцу улыбается ему – прикрывает глаза ресницами, выглядит совсем девчонкой. В зеркале отражаются три крохотных пятнышка крови у левого уха. Бансай резче, чем нужно дёргает молнию на непроницаемом мешке. Оцу расстроено хмурит тонкие брови, показательно прикладывает ладонь к губам и качает головой. Засохшая кровь неохотно отдирается с кожи, оставляя за собой блёклые розовые следы. – Надеюсь, Шинске будет доволен, – руки у Бансая белые, вызывающе бледные на фоне чёрного полиэтилена. Теракадо тихо мурлычет одну из своих непристойных песен, сжимает пальцами невидимый микрофон, качается всем телом в такт невидимой мызуке. Бансай подходит к ней со спины, невесомо касается плеча. Руки у Бансая белые, вызывающе бледные на фоне её тёмно-фиолетого кимоно. – Тебе пора возвращаться к гостям и спеть им ещё несколько твоих шедевров. Оцу вскидывает на него взгляд, счастливо жмурится. – А ты познакомишь меня с ним, Бансай? Ведь познакомишь же? Улыбка Бансая кажется отблеском лунного света в темноте. Он наклоняется ближе и шепчет куда-то в сложную, несмотря на видимую простоту, причёску: – Он уже выбрал твой голос, но твоему голосу не выдержать больше. Улыбка Оцу – отражение его улыбки. – По крайней мере, у меня есть твоя музыка... и. Сегодня в Эдо ветрено и мешок тихо похрустывает, прижимаясь ближе к трупу. Бансай осторожно потирает пальцем чётвертое пятнышко на её шее – почти прикрытое воротом кимоно. 2 Оцу поёт – швыряет в зал отрывистые, скованные сладким голосом фразы, оскорбительные, язвительные, резкие; длинная чёлка колышется в такт. Редкие женщины в зале смотрят на неё с брезгливым, завистливым интересом, мужчины не могут оторвать и взгляда. Бансай коротко усмехается, поправляя очки – он подпирает собой колонну, любуется искоса чужими лицами, на полную любуется чужим ритмом. Старик – столик чуть левее от центра, не на самом виду, но близко, демонстративно близко, – искрит, рвётся мелодией ввысь и в стороны. Глаза его полуприкрыты, а улыбка блаженна, будто он пришёл на концерт для скрипки с оркестром ре мажор и теперь вовсю постигает дзен. Бансай усмехается вновь и отдаёт должное выдержке и очаровательному диссонансу. Бансай не любит несоответствия. Правительство, впрочем, тоже недолюбливает. Особенно некоторых продажных шавок. Оцу скачет по сцене улыбчивым вихрем – глаза сияют, короткое кимоно становится ещё короче на вид при каждом неосторожном движении. Редкие женщины в зале смотрят на неё с брезгливым интересом, мужчины не могут оторвать и взгляда. Один конкретный – тоже. Ритм Бансая звучит глухо и коротко. Одобрительно. 3 – Всё готово? – сухо интересуется старик. Бансай склоняется в неглубоком поклоне – затылок обжигает презрительным взглядом. – Да, Сейичиро-сама. Всё как вы пожелали. Тот кривится, без слов разворачивается к лестнице. Он него пахнет пылью и затхлостью, тленом и скорой, совсем скорой смертью. Смерть дышит ему в шею, осторожно обходит справа, не касаясь и складкой длинного плаща. Смерть кивает в сторону коридора. Смерть говорит: – Прошу за мной. Смерть стучит в дверь костяшками пальцев, совсем тихо – звук растворяется в ночи, отлетает вдаль с гуляющим по этажу сквозняком. Смерть выжидает пару секунд и осторожно распахивает сёдзи, вновь делая намёк на поклон. – Прошу вас, Сейичиро-сама. Старик косится на смерть раздражённо. Смерть тепло улыбается ему в спину. А Оцу стоит посреди комнаты и смущённо теребит длинные рукава кимоно тонкими пальцами, прячет лицо за выпущенными из причёски прядями. Оцу на смерть даже не смотрит. Оцу из-под полусомкнутых век смотрит на стоящего напротив; от неё веет испугом и скромностью, а ещё – коротко – благодарностью. – Добрый вечер, Сейичиро-сама. Холодная, сморщенная ладонь аккуратно приподнимает её подбородок. Ритм Сейичиро-сама взрывается грязной липкой похотью и жаждой обладания. Смерть неслышно прикрывает за собой дверь. 1 Шинске лениво перебирает струны – сегодня он не хочет играть, но слушать тишину ему не хочется больше. Бансай невозмутимо потягивает зелёный чай и показательно смотрит на небо. К своему сямисэну он даже не притрагивается. – Он мешает, – отрывисто говорит Шинске, будто камень опускает на водную гладь – не кидает, не запускает бить поверху. Камень медленно проваливается внутрь. Бансай медленно кивает. – Но у него слишком плотная охрана и он нигде не бывает один. Не ходит в сомнительные места. Не имеет сомнительных пристрастий. Не прогуливается ночами по Ёшиваре. Не пьёт вместе с окама в Кабуки-чо. Мне нужно, чтобы ты убрал его тихо. Бансай усмехается – прячет усмешку в маленькой глиняной чашке. Топит её среди мерно кружащихся крохотных листьев. – И какой же у него ритм? – Юные, очень юные. Смелые, но невинные. Испуганно-благодарные. Бансай медленно покачивает на ладони маленькую глиняную чашку – крохотные листья кружат всё быстрее. Он прекращает движение за секунду до того, как несладкая жёлтая жидкость выплеснется на его одежду. Такасуги одобрительно хмыкает и раскуривает трубку. Выход на Сейичиро-сама Бансай находит через два дня.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		34	(100%)
Всего:		34

@темы: Джен, Кихейтай, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Обратный отсчет Автор: команда Кихейтай Бета: анонимный доброжелатель Размер: мини [1542 слова] Персонажи: Такасуги Шинске, Хенпейта Такечи, Киджима Матако, Каваками Бансай Тема: джен Жанр: экшн, драма Рейтинг: PG Саммари: до того момента, как Такасуги замертво упадет на землю, остается полминуты. До того момента, как Такасуги замертво упадет на землю, остается полминуты. За это время он успевает увидеть, как трещит по швам флагманский корабль Кихейтай. Из пролома с гулом поднимается пламя и летят в сторону щепки. Гнется железный остов. Такасуги смотрит воспаленными глазами, как доски палубы складываются и набегают друг на дружку, словно косточки домино, и ему кажется, что прежде он не знал настоящей боли. В последние тридцать секунд своей жизни Такасуги видит, как люди-тени, метнувшиеся прочь от пожара, исчезают за завесой огня. Глухо шлепают выстрелы, звенят встретившиеся мечи, и в суматохе продолжается бой. Память выхватывает из далекого прошлого образ желтого бумажного фонарика, стоящего в детской комнате. Если его зажечь, нарисованные черной тушью гравюры начинают двигаться по кругу. Люди-тени водят хоровод. Прежде чем замертво упасть на землю, Такасуги видит краем глаза лежащее у его ног тело и бледную, выпростанную вперед руку: Такечи, словивший за него две пули, все еще жив и хрипит. – Знаете, я ведь не люблю насилие, – Такечи Хенпейта ощутимо дрожит. На замерзшие пальцы и промокшие насквозь рукава стекает с навеса дождь. Только Хенпейта дрожит не от промозглой сырости этого вечера, он дрожит от охватившего его неприятного предчувствия. Обычный государственный служащий в мгновение ока лишился защиты сёгуната как моллюск своего панциря, выброшенный в большой, полный опасностей мир. – Такасуги-сан, верно? Так вот, Такасуги-сан, я уверен, что все можно решить переговорами. Черные зрачки Хейнпейты ныряют под веки, и, подбирая слова, он несколько секунд молча сидит с закрытыми глазами. Шинске ждет. Он хочет дать ему шанс. Посмотреть, как маленький моллюск-госслужащий будет бесстрашно ползти до ближайшего укрытия. Коленки Хенпейты мелко трясутся. В его живот упирается холодная сталь, острие, которое можно почувствовать на коже даже сквозь плотный слой одежды. Это беспокоит Такечи, но на его лице не двигается ни один мускул. – Как думаете, на что похоже устройство нашего правительства, Такасуги-сан? – Понятия не имею. Шинске начинает улыбаться, чуть заметно, чтобы скрыть свое нетерпение. Конечно же, он хочет это услышать. – Оно похоже на карточный домик. Чтобы сооружение рухнуло, достаточно вытащить всего одну карту. Хенпейта открывает глаза, осторожно косится на Такасуги, проверяя реакцию, смотрит, можно ли говорить дальше, и ловит одобряющую улыбку. Спасительная тень накрыла беззащитную спину моллюска — он едва избежал смертельной опасности. Шинске заправляет меч в ножны. Хенпейта промокает платком влажный лоб. – У меня есть связи. Не только в сёгунате... – продолжает он. Шинске уже не так интересны подробности. Он услышал все, что хотел. Чутье, на которое он привык полагаться, подсказывает: этот человек, согнувший перед ним спину в подобострастном поклоне, ему обязательно пригодится. – Пойдешь со мной, – разрешает Такасуги. Хенпейта польщен. Он демонстрирует это всем своим видом. Когда он наклоняется, Шинске видит его широкий выбритый лоб и забранные в маленький пучок волосы на макушке. Хенпейта прячет дрожащие пальцы в рукава своей накидки. – Можете на меня рассчитывать. Хенпейта семенит по лужам следом за Такасуги, собирает грязь городских улиц на свои хакама. У Шинске возникает странное ощущение, будто он сам только что тоже прошел какую-то проверку. Такасуги мысленно ведет отсчет. Эдо напоминает ему заряженную фейерверками батарею – осталось только поджечь фитиль. И все полыхнет, загрохочет, умоется спасительным пламенем. Эти мысли не дают Такасуги спать по ночам. Он зажигает лампу, вытаскивает из-за пазухи старую тетрадку, исписанную детским, но ровным, старательным почерком, и просматривает страницу за страницей. Такасуги говорит самому себе, что спешить пока некуда. Три, два, один... Такасуги выискивает в столкнувшейся толпе своих людей и с сожалением отмечает, что они остаются в меньшинстве. – Предатели, – выхаркивает на пол кровь Хенпейта. – Все до одного. Чертовы Харусаме... Трещат доски, и Такасуги слышит, как болезненно, со стоном прогибается под ударами ядер металл. Он сочувствует Хенпейте, голос которого переходит в нечленораздельное бормотание и вскоре совсем обрывается. Он больше ничем не может ему помочь. Разве что покаяться или прикрыть веки на застывшем лице. Совсем близко раздается хлопок выстрела, громкий и отрезвляющий. Матако со свирепым криком врезается в толпу и, паля из револьверов, щедро раздает свинцовые пули всем, кто встает у нее на пути. – Паршивые суки! Руки прочь! Недра корабля гудят. Вокруг Такасуги на несколько мгновений образуется круг свободного пространства. Люди-тени, мечущиеся среди огня, вот-вот утянут ее за собой, и Матако беспорядочно палит по сторонам. Когда кончаются патроны, она продолжает вхолостую жать курок. В ее больших, полных ужаса и отчаяния глазах стоят слезы. – Где же эти чертовы патроны, а?! В лунном свете тускло блестит металл, и дуло заряженного револьвера упирается Шинске в висок. Матако по-детски оттопыривает нижнюю губу и говорит: – С чего ты решил, что я пойду за тобой? В Матако нет ни капли женственной кротости или кокетства. Она говорит напрямую и без промедления вынимает на свет напичканный пулями револьвер. Она готова прострелить Шинске голову. – Ты же наемник, верно? – Верно, и что с того? Где мои бабки? Шинске чувствует, как металл давит в висок, и слегка отклоняет голову. – Я могу предложить тебе гораздо большее, чем просто деньги. Матако оглядывает его с ног до головы и на глазок прикидывает, можно ли верить подозрительному типу. Шинске достает из-за пазухи кисеру и медленно раскуривает, выжидая. Ему нравится это упорство. – Я не разрешала курить, эй! – Ты ведь уже согласилась. Почему мы до сих пор ведем этот разговор? – Не умничай. С чего ты взял? Матако переступает с ноги на ногу и морщит нос. – А иначе я бы давно уже лежал мертвым в ближайшей канаве. – Это точно, – смущенно соглашается Матако. – Тогда опусти револьвер, ладно? Это неприятно, знаешь ли, – тихо усмехается Шинске. На то, чтобы увернуться от грозного черного дула, зайти противнику со спины, скрутить руки и приставить его же собственный револьвер между лопаток, у него уходит всего пара секунд. Щеки Матако полыхают от ярости. Шинске шепчет ей на ухо: – Ты быстра, Алая пуля. Но всегда есть тот, кто быстрее тебя. – К черту... к черту катись! Мужчина впервые прижимается к ней так близко. Матако кажется, что внутри нее что-то плавится. Внизу живота пульсирует горячий ком, и она плотно стискивает колени. Шинске легонько дует ей на затылок. Матако судорожно сглатывает: по его приказу она убьет любого. Такасуги жаждет вцепиться в глотку первому же, кто попадется ему на пути. Но вместо этого он чувствует, как необратимой силой его утаскивает в страшную воронку. Провал в центре корабля ширится. От пальбы закладывает уши. Правый борт светит дырой, через которую виднеется ночное небо. В венах Такасуги не осталось больше крови. Ее остатки выплескивается через прореху в груди. Он собирает силы, чтобы сделать еще хоть шаг, когда пол вдруг начинает уходить из-под ног. Бансай не слышит голоса Такасуги, в его ушах стоит оглушающий рев электрогитары. Звук бьет по барабанным перепонкам. Бансай читает по губам, наблюдает, как рот выбрасывает фразы и кривится в усмешке: ему, Бансаю, обещают сегодня быструю и легкую смерть. Рукав куртки пропитался кровью, и влага стекает к ладони, капает с кончиков пальцев. Каваками вздрагивает от неожиданности, ощущая, как воздух холодит свежий порез. Запах буйного, несжатого хмеля пьянит. У Каваками кружится голова от предчувствия, что он не переживет сегодняшний день и останется лежать среди этого заброшенного богом и людьми места. Он опускает меч, рев электрогитары тухнет, и вместо него в уши втекает голос Такасуги, настоящий, совсем не такой, каким его представлял Бансай: глухой и глубокий. – Я проиграл, полагаю, – признается Бансай. – Вот так просто? – Да. Даже не знаю, что еще добавить. Разве что: я не хочу здесь умирать. Хладнокровию Бансая может позавидовать любой самурай. Его высокую фигуру обдает потоком ветра. Он бросает мимолетный, тусклый взгляд на подернутый закатной дымкой горизонт. – Вы убьете меня, полагаю. Но вначале я хочу узнать ваше имя. А взамен скажу вам свое, – тонкими длинными пальцами Бансай все еще сжимает рукоять меча. Шинске уверен, Бансай не из тех, кто мог бы сделать сеппуку. – Меня зовут Каваками Бансай. – Я знаю, как тебя зовут, – Шинске ловит собственное отражение в стеклах темных очков. Бансай удивлен. – Вот как. Наша встреча не случайна, полагаю. – Случайностей не бывает. Шинске и сам начинает верить, что с Бансаем его свела судьба. Он смотрит на две брошенные на землю тени, которые смыкаются друг с другом в нескольких местах. – Я тоже так думаю. Если хотите, возьмите мой меч. – Оставь, он тебе еще пригодится. Капающая с клинка кровь орошает траву. Такасуги слышит, как звенит сталь. Его сегодняшний противник настолько хорош, что после схватки все еще трудно восстановить дыхание. Шинске поворачивается к Бансаю спиной и направляется прочь с поля боя. Смотрит, как чужая тень на земле следом за ним приходит в движение, нагоняет его. – Я впервые проиграл. Такое незнакомое чувство, – делает уже второе за день признание Бансай. – Это называется ненависть. Тебе понравится. – Думаете? – Я уверен, – Такасуги продолжает идти, не останавливаясь, только косится вбок одним глазом. Бансай отстает от него на шаг. Смотрит, как струится на ветру цветное кимоно и впервые пытается разобрать его рисунок, смотрит, как белые щиколотки мелькают в траве и убранный в ножны меч небрежно болтается на боку. – Полагаю, теперь я ваш цепной пес? – Верно, – довольно тянет Шинске. За мгновение до того, как Такасуги замертво падает на землю, его подхватывает чья-то сильная рука и утягивает за собой вверх. Скрученный пополам живот тут же выплескивает струю горькой густой крови, которая остается капать с губ. Кто-то тянет его вверх, еще выше, закидывает руку на плечо, перехватывает его самого под мышки. Такасуги безвольно болтается на чужом локте, и ему чудится, что из него вынули позвоночник. Он разглядывает эту самую руку и длинные тонкие пальцы. – Бансай, – говорит Такасуги. – Я собственными глазами видел крушение Кихейтая. Каваками упрямо тащит неподвижное, ослабевшее тело на свежий воздух, подальше от раскаленного металла и горящего дерева. – Вы ошибаетесь, Такасуги-сама. Пока есть вы, будет существовать и Кихейтай. А у вас ведь, как у кошки, — все девять жизней... – улыбается Бансай. – Я вам даже завидую.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		34	(100%)
Всего:		34

@темы: Джен, Кихейтай, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[Harusame Pirate]

Название: Единственный цветок Харусамэ
Автор: команда Харусамэ - Harusame Pirate
Пейринг/Персонажи: Када
Тема: джен
Жанр: джен
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		62	(100%)
Всего:		62

@темы: Джен, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Харусамэ

---

[Harusame Pirate]

Название: Ему повезло
Автор: команда Харусамэ - Harusame Pirate
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 626 слов
Персонажи: Абуто, Камуи
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
Саммари: капитану не обязательно быть хитрым, если...

В этот раз ему повезло.
Когда дрейфующий корабль вошел в очередную туманность, тем киноидам окончательно отбило нюх, и они, перепившись какой-то дряни, остро пахнущей химией, сначала не постеснялись огласить свой план переворота на весь трюм, а потом улечься вповалку и захрапеть, сотрясая внутренние перегородки.
Он знал, что новый мятеж зреет давно, наливается злобой, словно гнилой нарыв, готовый лопнуть в любую секунду, — этот был уже не первым и совершенно точно не последним, но каждый раз казалось, что всё может улечься само собой. Ему хотелось в это верить.
Тем не менее, он давно понял, как нужно действовать, чтобы не подставляться. Здесь не любили огласку, и каждая демонстрация слабости могла оказаться фатальной. Вспышки недовольства он сразу принялся давить в зачатке. Главным было научиться замечать и ждать удобной возможности, а он умел думать, но не показывать своей осведомленности. Команда была уверена, что помощник капитана достаточно недалек для интриг, чем он и пользовался, иногда специально делая мелкие ошибки. Его не боялись и почти не уважали, но именно это ему и было нужно. Каждый бунт готовился в тайне от нового капитана, но никто не пытался скрываться от помощника.
Его считали случайным ставленником малолетнего одиночки, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Пираты не сомневались, что всегда смогут переманить его на свою сторону или же воткнуть нож в спину, а пока их устраивал тот слабохарактерный стареющий простофиля, которого они вообще старались не замечать.
Он резал глотки мертвецки пьяным заговорщикам, тщательно следя, чтобы кровь не попадала на одежду. Удача благоволила, хотя он думал с горькой иронией, что эта её разновидность не в чести среди его соплеменников. Скорее, это была удача трусов, а не честных воинов.
Впрочем, какая честь может быть у пирата? Никакой...
В этот раз ему повезло — снова. Но чем больше он убивал недовольных, тем больше внимательных взглядов стал привлекать к себе, и уже недалек был тот день, когда пираты поймут, кто мешает им сместить с пьедестала мальчишку, заменившего Хосена.
— Ты пахнешь, Абуто, — на капитанском мостике не горел свет, так что он не сразу заметил притаившегося Камуи. — Ты ужасно воняешь.
— Хотите предложить мне душ? — спросил он и натянуто улыбнулся.
— Хочу знать, скольких и за что ты убил сегодня.
Он мысленно проклял свою неаккуратность.
— Это личные счеты.
— Вот как, — Камуи улыбался. — И всё же... которые по счету? Иногда мне кажется, что ты меня опекаешь.
Он вздохнул.
— Почему нельзя решить всё с помощью силы? — спросил Камуи. — Почему нельзя сделать это демонстративно? Мы — ублюдки и не понимаем иначе.
— Потому что авторитет — не только сила, — отозвался он и тоже улыбнулся.
— Ты должен мне, Абуто.
— Да, я вам должен, капитан, — согласился он, делая ударение на последнем слове. — Но страх — это не то, на чем стоит авторитет.
— Хосен дал слабину, и теперь он желанная добыча многих.
— Да, добыча. Но и легенда, получившая своё хитростью и коварством. И пока на это место не придет новая, на любую силу может найтись другая...
— Ты говоришь слишком много, — остановил его Камуи. — Иногда я думаю, что проще было убить тебя сразу. Но потом я понимаю...
Камуи улыбался, и на этот раз уже без слов становилось ясно, что именно он вкладывает в эту улыбку.
— Я понимаю, что со временем мне будет хотеться убить тебя всё больше и больше. Сколько бы раз ты ни проигрывал другим, всё равно последний удар будет за мной, а пока...
Камуи улыбался.
— Пока я буду убивать за вас, капитан, и — иногда — за вас же прятать трупы...
— И даже не попытаешься всадить мне нож в спину? — с весельем в голосе удивился Камуи.
— Зачем? Я уже пробовал вас убить... — теперь можно было улыбнуться за компанию — искренне. — Эту ошибку я уже совершал.
— Ты слишком много говоришь и думаешь... Всё-таки тебя стоило убить.
На секунду показалось, что улыбка вот-вот исчезнет.
Но Камуи инстинктивно понимал, как тяжело ему придется одному, несмотря на силу, потому что тогда он ещё не был легендой.
В этот раз Абуто повезло.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		23	(100%)
Всего:		23

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Харусамэ

---

[Harusame Pirate]

Название: Сила и возможности
Автор: команда Харусамэ - Harusame Pirate
Бета: команда Харусамэ - Harusame Pirate
Размер: драббл, 738 слов
Персонажи: Камуи, Абуто
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
Саммари: История о контрабанде наркотиков и убеждениях по поводу личной силы.

Крошечный спутник астероида. Лед и каменистые почвы, температура, близкая к абсолютному нулю. Откуда, черт возьми, на маленькой исследовательской станции с искусственной атмосферой столько людей?
Они засекли передачу еще на подлете к Вейвоту.
Еще каких-то несколько стандартных галактических недель назад спутник никакого интереса для Харусамэ не представлял. Тут была станция зондирования, буровые установки, которые исправно добывали привычные иридий, палладий, платину и нулевой элемент.
А потом зонды наткнулись на залежи чего-то неизвестного. При ближайшем рассмотрении это оказались весьма значительные запасы какой-то из многих разновидностей спайса.
Местный начальник, похоже, дураком не был, хотел красивой жизни, а потому предпочел продать информацию Харусамэ, а не информировать власти. Или был — потому что не уберег своих людей от последствий.
Разновидность была неизученная; несколько доверенных исследователей из тех, что были на станции, конечно, проверяли по поручению начальника, не ядовит ли он, прежде, чем предложить такой товар Харусамэ. Но тем дело и ограничилось.
А потом оказалось, что среди исследователей нашлась парочка психов от науки — тех, у кого вся жизнь в эксперименте. Буквально с двух доз незадачливым экспериментаторам напрочь снесло крышу, и, воспользовавшись оружием шахтеров, они устроили на спутнике настоящую бойню.
— Предлагаю назвать эту разновидность тэпаксом, — хмыкнул Абуто, услышав это. Шутку, впрочем, не оценили.
Параллельно выяснилось, что наркотик не только мозги напрочь отшибает, но еще и порядочно увеличивает физическую силу.
Обезумевшие от страха обитатели спутника, видимо, решили, что клин клином вышибают.
Разумеется, у них тоже поехали крыши.
А еще придурок-начальник, едва столкнувшись с неприятностями, запаниковал и не смог удержать язык за зубами. Забыв о возможных барышах, он все-таки известил власти, а потому скоро тут будет галактическая полиция. Не то, чтобы полицейские действительно представляли какую-то угрозу, но такую огласку в Харусамэ всё же недолюбливали
Именно поэтому они отправились только вдвоем на легких быстроходных челноках: в случае непредвиденного появления посторонних уйти было бы проще.
Капитан направил челнок к добывающей станции, Абуто же высадился у жилой базы, чтобы добраться до запершегося начальника станции: его передатчик следовало отключить, не стоило оставлять полиции такой подарок.
Как и ожидалось, баррикада начальника не спасла: к тому времени, как Абуто до него добрался, рабочие и исследователи уже проломили тяжелые двери. Голову начальника, разумеется, постигла та же участь.

***
Абуто поспешно отключает передатчик и начинает пробиваться к выходу. Нужно поскорее добраться до капитана и Унгё. Тем более, что последний час ему все упорнее лезет в голову одна неприятная мыслишка.
Абуто впечатывает очередного лезущего под ноги психа в стену, и тот сползает вниз, оставляя за собой темный кровавый след. Обитатели спутника действительно стали сильнее — не настолько, чтобы это вызывало серьезные опасения, но мелкие неприятности — вполне.
Впрочем, сейчас Абуто беспокоит совсем не это.
Капитан одержим силой. Если он решит проверить, насколько наркотик его усилит, и полностью утратит над собой котнроль…
Это будет бомба с часовым механизмом. Бомба, которая в силах уничтожить парочку планет. А если на эту дрянь подсядет остальной отряд — то парочкой дело не ограничится.
Автоматическую дверь напрочь заклинило, и Абуто просто вышибает ее. Держа зонт наизготовку, осторожно заглядывает в коридор. И замирает, увидев фигуру капитана.
Кто-то подвернувшийся под руку Камуи с хрипом и бульканьем оседает на пол, зажимая дыру в груди.
Камуи осторожно слизывает кровь с пальцев. Морщится.
— Редкостная дрянь, — сообщает он, повернувшись к Абуто. — Похоже, из-за наркотика.
— На вашем месте я бы вообще не стал это пробовать, — бурчит Абуто, но кошки у него на сердце скрести уже перестали. Капитан такой же как всегда.
— Ты, кажется, удивлен чему-то?
— Удивлен, — признает Абуто, смысла врать он не видит. — Думал, вы за этот спайс уцепитесь. Все-таки польза от него есть.
— Убивать достойных противников следует, находясь в рассудке, — говорит капитан. — А для слабых и спайс не потребуется. Да и вообще, на своем пути я предпочитаю обходиться собственными силами.

***
Абуто стоит рядом с капитаном у большого обзорного окна и смотрит, как на поверхности Вейвота распускаются огненные цветы..
Мощности корабельных орудий наверняка хватит, чтобы разнести спутник на куски.
— Я вот тут думаю, капитан… — начинает Абуто.
— О чем же? — Камуи поворачивается к нему.
— Может, на Ято такая штука и вовсе не подействует? Потому что большинство из нас сами по себе агрессивные и кровожадные отморозки без всяких там этических ограничений.
— И тебя это огорчает? — уточняет Камуи.
Абуто пожимает плечами.
— Да не то чтобы. Просто забавно, если оно так на самом деле.
Они наблюдают, как последний выстрел бортовых пушек разносит спутник на мелкие осколки.
— Полагаю, придется придумать какое-то оправдание для адмирала Або, — меланхолично замечает Абуто после непродолжительного молчания. — Кажется, у него были какие-то грандиозные планы на эту добычу.
— Думаю, демонстрация боевых умений нашего отряда настолько впечатлит адмирала, что у него отпадут всяческие возражения, — отзывается Камуи.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		20	(100%)
Всего:		20

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Харусамэ

---

[Joui-team]

Название: Диптих
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: драбблы
Персонажи: Кацура Котаро, ОП
Тема: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Саммари: самураи и их Кацура Котаро

На войне как на войне

Это в Киото или в Эдо бурлила жизнь. Там, должно быть, на любой улице или площади только и твердили: аманто, аманто, аманто. Все обсуждали пришельцев из сияющих небесных кораблей, и каждый имел о них свое мнение.
Но когда ты не столичный житель, а простой крестьянин из маленькой деревни в княжестве Тесю, тебе нет дела до аманто, да и до сегуна с императором, раз уж на то пошло. Все, что тебя волнует, это сварение желудка твоего тана. Если он чувствует себя хорошо, то будет милостив; если мучается резями в животе, то станет раздражителен и сердит. Только это имеет значение. А сегун, император и аманто слишком далеко, чтобы забивать ими голову. И даже если тебя вдруг забрали в народное ополчение и вместо плуга вручили катану, с который ты не знаешь толком, как обращаться, это ровным счетом ничего не меняет.
Каору не интересовали аманто. Ему было все равно, с кем воевать – с парнями в форме другого цвета или с восьмирукими ящерами. Он пошел бы в бой против кого угодно, до тех пор, пока отряд вел Кацура-сама.
На привалах Кацура-сама объяснял им, почему и за что они сражаются.
– Аманто – варвары, которые вторглись в нашу страну и наводят здесь свои порядки. Они не проявляют уважения к нашей культуре, они попрали самые устои нашего государства…
Кацура-сама всегда говорил гладко, красиво, Каору не понимал и половины из этих длинных сложных слов. Ровный тон убаюкивал, и Каору клевал носом. Ему ужасно хотелось, чтобы командир перестал трындеть – и без того всем понятно, что для Кацуры-сама страсть как важно, чтобы они воевали с аманто. А раз так, то чего языком чесать зазря?..
В бою Каору старался держаться поближе к Кацуре-сама. Даже в самой гуще сражения он никогда не упускал из виду темный затылок командира. Каору чувствовал: как только Кацура-сама упадет на землю, сраженный врагом, то и он, Каору, бросит меч, плюнет и уйдет. Какой смысл воевать, если Кацуру-сама победа уже не обрадует, а складывать голову ради Сакаты или Сакамото, а уж тем более ради Такасуги Каору не собирался.
Наверное, если бы Каору не думал свалить в случае чего, он ни за что не успел бы вовремя. Не увидел бы, как огромный, похожий на медведя аманто вытаскивает пукалку-стрелялку и целится в Кацуру-сама. Не подскочил бы, одним прыжком преодолев расстояние, и не закрыл бы командира. Не принял бы на себя обжигающий луч.
Уже потом, когда колени подогнулись, а катана сама собой вывалилась из ослабевших рук, до Каору дошло, какой он был идиот с этими своими планами. Пошевелил бы мозгами на досуге и понял бы, что ничего он не плюнет и никуда не уйдет, когда убьют Кацуру-сама – просто потому, что никому Каору не позволит убивать своего командира.
– Кобаяси-сан! Держись, Кобаяси-сан! – кричал Кацура-сама откуда-то издалека, и Каору вдруг испугался, что командир сейчас начнет дудеть в свою привычную дуду и талдычить, как важно перебить всех аманто.
– Дурак ты, Кацура-сама, – шепнул Каору.
Он хотел сказать командиру, что все в порядке. Что когда Каору не будет, всегда останется кто-то, кто пойдет за Кацурой-сама в огонь и в воду, против сегуна и против аманто, и даже против всего мира, если надо будет. И что этот кто-то обязательно прикроет Кацуру-сама в следующий раз, когда аманто будут целиться в него из пукалки-стрелялки. И что все когда-нибудь будет так, как мечтает Кацура-сама.
Но – не успел…

Провожатый

Отступали мы, сразу говорю, кто как сумел. Отряды все перемешались. Наш капитан погиб, командовал нами капитан Огава, у него как раз столько народу полегло, что если бы не мы, он бы сам себе приказы раздавал. Я видел его всего один раз, когда нам показывали, кого теперь слушать. Мне он сначала глянулся. Высокий, шире меня раза в два, голос такой, что слышно на другом конце поля, смотрел сурово так, как на новобранцев. Но с гнильцой оказался – бросил нас, а сам к аманто сбежал.
Так вот, положил меня Сацуки под кустом. Что за куст был, хоть убей, не помню. Помню небо все в звездах, как муку на него дунули. Я еще решил, что под таким умереть хорошо. А потом вспомнил, что вот с этих звезд к нам и прилетели аманто. Так муторно стало на душе, хоть волком вой. А кустов я не помню. Осень была, листья облетели. Лежал я и думал про звезды, про аманто, про то, что в ноге болит и дергает так, что сам уже готов ее отхватить. И что как-то подозрительно жарко мне, и пить хочется, и жить тоже хочется. Тут слышу голоса с другой стороны кустов.
– Да, хорошо, – сказал кто-то. – Я попробую убедить генерала Андо. Удачи вам здесь.
Я услышал шаги и прикинулся спящим. Мимо прошел парень, молодой, с длинными волосами. За спиной – сумка такая маленькая. Шел он в сторону от лагеря. И что-то меня кольнуло. Я подергал его за штанину и приложил палец к губам, чтобы тот не вздумал вслух спросить, чего мне надо. Он присел рядом и протянул мне флягу с водой. Честно скажу, выглядел я так, что краше в гроб кладут. Флягу я взял, но звал я его не за этим.
– К дороге не ходи, – говорю. – Пойди сейчас на север, один ты туда быстро дойдешь, к утру. Найди дом кузнеца, зовут его Ватанабэ. Попроси его провести тебя через болота, как он водил Хиросэ. Он меня должен помнить. Если его нет в живых, скажи его сыну или дочери. Дойдете быстро и тихо. Только никому больше в той деревне не показывайся.
Кацура-сама, ты же понял, что это был он, слушал меня и головой кивал. Он тогда был как раз как мой сын, не старше. И похож чем-то. Морио пошел в мать, а она у меня была красавица, не то что я. И волосы тоже носил длинные. Я тогда не знал, где он и как. А Кацуру-сама увидел, и про него сразу же подумал.
На той войне я больше с Кацурой-сама сам не встречался. А видеть - видел не раз. И в бою, и когда отдыхали. Я же за ним почти всю войну до конца прошел. Пока ногу не потерял.
Второй раз мы встретились уже после войны. Прошло года четыре или пять. Я стал калекой, сын погиб, жена умерла, а дома не было давно.
Вот как раз на этой улице мы и встретились. Но мы с тобой сейчас сидим, а тогда я лежал вон там, да, рядом с той пивнушкой. Тоже была осень. Это я хорошо помню. Замерз как собака, с неба начало лить с утра, и до вечера не переставало. Вот о чем я думал, не помню, ни о чем, наверное. И вот чувствую, вода перестала течь за шиворот, а лужа все равно пузыриться. Голову поворачиваю, смотрю: стоит Кацура-сама, зонтик надо мной держит. Я его сразу не признал без доспеха и без катаны. И лицо у него другое стало. Не удивительно, сколько лет прошло. Стоит, смотрит на меня. Я лежу, смотрю на него. И тут меня такой смех разобрал. Два раза в жизни встретился с лидером, и оба раза в грязи валяюсь, и видок у меня еще тот. Настоящий самурай. Смеюсь, и никак остановиться не могу. Он сначала подождал, а потом и говорит:
– Добрый вечер, Хиросэ-сан.
И меня как амантовскую машинку выключило. Я даже протрезвел, все, что выпил за день и за предыдущие дни, выветрилось из головы в один момент. Представляешь, он меня вспомнил. Он видел меня один раз, а запомнил, как меня зовут. Я ему:
– Какой же он добрый? Мерзкая погодка.
– Мы с вами можем говорить, значит, уже не все так плохо, – сказал он мне, и я не нашел, что возразить.
– Вы знаете, где находится заведение под названием "44"? – спросил он меня.
Конечно же я знал. Я четыре года до этого мотался по улицам Эдо, знал каждую подворотню и каждую собаку в этой подворотне. Рассказал ему, как туда проще добраться, чтобы не нарваться на патрули. Он опять меня слушал и кивал. А я тогда думал, на что может сгодиться одинокий, всегда пьяный самурай без ноги? И придумал. Чего смотришь на меня, открыв рот? Ворона залетит. Смотри лучше за улицей. Все пропустил, пока уши распускал. Я вечно жить не буду, а от вас, балбесов, Кацуре-сама никакого толку.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

От администрации: данная работа не может участвовать в голосовании, так как текст не дотягивает по количеству слов до заданного минимума.

Название: Трое-и-один
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: драббл
Персонажи: Сакамото Тацума, прочие
Тема: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Саммари: нынче черёд Гинтоки сидеть с ним

Треугольник – самая устойчивая из фигур.
Тацума много думает об этом в последнее время. Он не ревнив по своей природе и знает давно, что их не четверо. Что ж, возможно, роль наблюдателя в их компании досталась не самому подходящему человеку, но, во всяком случае, он честно пытается играть её.
Шинске из тех углов, о которые режутся. Иногда Тацуме кажется, что его «угловатость» опасно сужается до бритвенной заострённости. Шинске орёт днём на своих солдат и лично обходит лагерь перед сном, а два дня назад без единого слова снёс голову задремавшему на посту дурню. Ночью он раскладывает походную койку в палатке, расстилает постель и ложится на пол рядом, завернувшись в одеяло: его колотит такой лихорадкой, бьёт об пол и брезентовую стену, что улежать нет никакой возможности. Зато подчинённые и остальные не должны об этом знать (для того и расстелённая постель). Знают всё равно, конечно.
Кацура был углом тяжеловесным, уравновешивающим, будто налитым ртутью. Скользнёт туда-сюда, и опасный крен сходит на нет. Кацура не ладит с Шинске, ругается с Гинтоки, Кацура каждый вечер ходит в наскоро сооружённый походный госпиталь, ошпаривает дубовые доски, брошенные поверх самодельных козел, кипятком: выливает ведро за ведром, рукава подняты и подвязаны выше локтей, волосы убраны назад. Вода стекает вниз бурая, как на скотобойне. Врач ценит помощь Кацуры, особенно во время ампутаций: держит тот всегда хорошо и очень крепко. Неделю назад какой-то обезумевший от боли бедолага сумел дотянуться и прокусил ему ладонь насквозь. Жалко – шрам останется...
Гинтоки... Гинтоки – третий угол. Об остальном Тацума избегает думать.
Кацура ходит по лагерю с остекленевшими от усталости глазами, болезнь Шинске не имеет ничего общего с гуляющей среди солдат заразой и очень много – с предельным напряжением душевных и физических сил. Тут даже ампутацией не поможешь. Разве что – от самой души отрезать. Тот самый зараженный кусок, который «это-мои-люди» и «я-за-них-отвечаю».
Сакамото Тацума немножко рад и немножко несчастлив, что сам он никогда не будет частью этой занимательной геометрии. Ему нравится наблюдать, думать и анализировать. Быть вне. И всегда нравилось.
Пожалуй, это хорошо. Шинске или Кацуре на его месте было бы невыносимо.
Наибольшие неудобства, следует признать, доставляет постоянно стекающая по подбородку слюна. Гинтоки кривится, но подтирает – прямо так, рукавом. Тацума испытывает иррациональную благодарность – за эту честную гримасу.
Впрочем, врач говорит, что надежда остаётся, и контузия – штука непредсказуемая. Так что Тацума почти наверняка сможет снова сжимать пальцы настолько, чтобы удержать меч (за палочки для еды или кисть док, впрочем, не ручается). Может, даже разговаривать.
И, кто знает, смеяться, если повезёт.

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

Название: Знакомый
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: мини
Персонажи: Кацура Котаро, Такасуги Шинске
Тема: джен
Жанр: экшн, мистика
Рейтинг: PG-13
Саммари: Кацура отправляется на встречу с одним из своих агентов...
Примечание: По мотивам кошачьей арки.

Кацура передернул плечами, зябко кутаясь в хаори: холодный осенний ветер пронизывал до костей.
Уже темнело, а Такахаши, с которым они условились встретиться здесь, все еще не было.
Взгляд скользнул по убогим домишкам, жавшимся друг к другу, по высоким мусорным кучам, по оборванным ребятишкам с настороженными голодными глазами. Ну да, это не благополучный центральный район, где на каждом шагу — пятизвездочные отели и гостиницы, шикарные рестораны, роскошные виллы… и где нечего делать простым жителям Эдо: все это великолепие предназначено для аманто и чиновников продажного Бакуфу. А здесь, на узких грязных улочках, пропахших нечистотами и гниющей рыбой, ютятся те, кто даже не уверен, сможет ли он завтра поесть хоть что-нибудь.
Наконец в конце проулка показалась невысокая тень в такой же широкополой шляпе, как у самого Кацуры. Скользнула ближе, почтительно склонила голову:
— Кацура-сан.
Лидер Джои кивнул в знак приветствия.
Такахаши быстро заговорил:
— Кацура-сан, все изменилось: Акигане каким-то образом узнал о готовящемся покушении. Сегодня ночью, после полуночи, он покинет Эдо, а его люди вывезут со склада все самое ценное.
— Черт! — этого-то Кацура и боялся. Предателей в Джои не было, а вот обладатели чересчур длинных языков имелись. Знать бы еще, кто это такой умный… Но сейчас не до этого: Акигане, главу террористической группировки, активно сотрудничающей с наркоторговцами-аманто, упускать нельзя.
Кацура взглянул на небо: около девяти – значит, у них примерно полтора часа на то, чтобы собрать как можно больше людей. Столько, сколько нужно, конечно, не получится, но человек двадцать наберется. Маловато… Но, в конце концов, самураи они или кто?
Он поморщился: уж больно это напоминало времена войны с аманто — тогда у них тоже постоянно не хватало бойцов, а планы приходилось переделывать на ходу либо обходиться вовсе без них.
— Сейчас собираем всех, кого сможем. Я возьму двоих – с Акигане, конечно же, будут телохранители – а остальные перехватят тех, кто будет на складе. Нельзя позволить им вывезти наркотики и оружие.
Такахаши понятливо кивнул.
— Поблизости никто из наших не живет, значит, отсюда выбираемся вместе, а потом расходимся, — продолжил Кацура. Он снова оглянулся по сторонам, припоминая самый короткий путь, но Такахаши уже шагнул вперед:
— Сюда, Кацура-сан.
Они свернули налево, потом направо… А потом, вынырнув из-за очередного поворота, лидер Джои обнаружил, что его провожатый исчез.
— Такахаши?.. – недоуменно позвал Кацура.
Его спасло какое-то шестое чувство — вроде того, что есть у кошек. А может, выработавшийся за годы чуть ли не ежедневного смертельного риска инстинкт. Или он просто каким-то образом заметил проблеск стали… Так или иначе, он успел выхватить катану и, развернувшись, блокировать летящий ему в голову клинок. Отскочил назад, атаковал сам… и едва не пропустил удар сбоку: противников оказалось двое.
Лица нападавших закрывали черные маски — впрочем, Кацура сомневался, что смог бы их рассмотреть, даже не будь масок: слишком темно было вокруг — а сами они неуловимо походили друг на друга: оба невысокие, приземистые, неуклюжие на вид. И даже движения у них были похожие: резкие, угловатые и… какие-то неуверенные. Видимо, они рассчитывали застать лидера Джои врасплох и совершенно не были готовы к сопротивлению.
Кто они, черт возьми, такие, и куда подевался Такахаши?!
Впрочем, времени на размышления не было: удар, блок, сброс, снова удар, поднырнуть под чужой клинок, разворот, выпад… Один из противников вскрикнул, выронил катану и схватился за плечо. Кацура крутанулся на месте, разворачиваясь ко второму. Заметил краем глаза выскочившего откуда-то из темноты Такахаши, на бегу выхватывающего меч, блокировал удар, атаковал сам – снизу вверх, в незащищенный левый бок. Враг издал короткий полустон-полувскрик, пошатнулся… и замахнулся снова. Слишком медленно — Кацура качнулся в сторону, легко уклоняясь от удара…
Сначала он даже не почувствовал боли — только сильный тычок в спину. А потом в груди вспыхнуло огнем. Он словно со стороны услышал собственный не то всхлип, не то судорожный вздох, и рот тут же заполнился чем-то вязким и солоноватым. «Кровью. Конечно же, кровью» — мелькнула отстраненная мысль. Кацура закашлялся — на миг ему показалось, что он сейчас захлебнется — и скосил глаза вниз, на покрытое алыми разводами лезвие катаны, вокруг которого по юкате медленно расползалось темное пятно.
Время словно застыло – вязкое и тягучее, как смола – и разом утратило свое значение. Враги — и раненная им парочка несостоявшихся убийц, и напавший со спины Такахаши — почему-то замерли и даже не попытались помешать, когда он шагнул вперед, снимаясь с прошившего его насквозь клинка.
Боль вспыхнула с новой силой. Лезвие с противным скрипом выскользнуло из тела — крови стало гораздо больше, она хлынула горлом, затопила рот — Кацура рухнул на колени. Снова закашлялся, сплевывая на землю темные сгустки, завалился набок…
Он умирает — пришло ясное осознание. Нет, он не может погибнуть вот так — от руки предателя! Он еще слишком многое не успел сделать… И… Элизабет-сан, наверное, расстроится… И Икумацу-доно — тоже. А Гинтоки сначала не поверит и презрительно скривит губы: «Зура, конечно, идиот, но он не мог умереть так глупо!». А потом — поверит. И разнесет пол-Эдо, разыскивая того, кто предал его друга. А рыжеволосая голубоглазая девочка будет упорно носиться по всему городу и звать: «Зура!», отчаянно надеясь услышать такое привычное «Не Зура, а Кацура! Я здесь, лидер». А потом черноволосый мальчишка в круглых очках положит руку ей на плечо и скажет: «Кагура-чан… Кацура-сан, он…»
Мир выцветал, стремительно теряя краски. Зато очертания его вдруг приобрели невероятную четкость: Кацура видел мельчайшие трещины в деревянном заборе напротив, различал узор, в который складывались линии на досках.
А еще… все вокруг как будто стало выше. Наверное, это из-за угла зрения: он ведь лежал на земле.
— Куда он делся?! — взвизгнул один из противников — тот, что был ранен в плечо. В голосе его — таком громком, что Кацура невольно поморщился — звучал самый настоящий ужас.
— А я откуда знаю?! — второй был напуган не меньше. — Он… просто исчез!
Исчез? Да вот же он, лежит возле забора…
— Это… невозможно! А ты куда смотрел?! — набросился первый на ошеломленно моргающего Такахаши.
— Я-то тут причем?! Сказано было заманить его в ловушку — я заманил. Кто ж знал, что он что-то заподозрит?!
— Вот сам и будешь Акигане-сама объяснять, кто знал!
Перед глазами потемнело, и Кацура провалился в беспамятство.


Холодно… Он попытался перекатиться на бок, но тело не слушалось. Что он здесь делает? И где это — здесь? Ах да, он ранен… Удивительно, что он еще жив: те трое должны были добить его.
Кацура приоткрыл глаза. Он лежал все в том же переулке, а вокруг не было никого. В груди пульсировала боль, но — странное дело — дышать было почему-то легче. Он скосил глаза, желая взглянуть на рану, и уперся взглядом в собственные… нет, не руки: покрытые черной шерстью кошачьи лапы.
Так уже было — месяц спустя после их с Гинтоки «кошачьего» приключения лидер Джои в очередной раз едва не попался Шинсенгуми. В тот раз ему не повезло: его зацепило взрывом, и он потерял сознание. А очнулся в доме какой-то сердобольной старушки. То есть окончательно очнулся только через неделю, а до того лишь ненадолго приходил в себя и снова проваливался лихорадочный бред. Кацура смутно помнил одуряющий запах каких-то лекарств, осторожные, бережные касания и ласковый голос. Тогда мир тоже был черно-белым и нереально четким.
А потом, когда он, проснувшись — или вернувшись? — сел на постели, растерянно рассматривая незнакомую комнату, на пороге появилась невысокая старая женщина в сером кимоно. Попятилась, увидев Кацуру, и пролепетала: «А… где котик?» Тогда он не придал этому значения, списав все на бред и последствия контузии. И долго ломал голову, пытаясь понять, почему не оказался в руках полиции.
Значит, тогда, как и теперь, он превратился в кота. Что ж, это объясняло и странный разговор врагов про его, Кацуры, исчезновение – не так-то легко заметить в темноте черного кота — и перемены, произошедшие с его зрением: кошки ведь видят иначе.
Только… что делать теперь? Он ранен — и, похоже, тяжело. Значит, нужна помощь. Он мог бы получить ее, добравшись до одной из баз… Но в этом облике его никто не узнает!
Никто, кроме… Гинтоки.


Кацура не знал, сколько времени прошло. Он даже не знал, в верном ли направлении он идет — или давно уже сбился в пути. Лапы подкашивались, сознание туманила боль, и не было сил хотя бы на то, чтобы поднять голову. Он просто брел, брел, брел… Целую вечность уже, наверное… Все мысли куда-то исчезли, осталась лишь одна — добраться до Гинтоки.
Он в очередной раз налетел на что-то — то ли на стену, то ли на забор… А может, на фонарный столб… Мотнул головой, собираясь свернуть в сторону, и тут стена исчезла. А откуда-то сверху послышался знакомый низкий смешок.
Не-ет, это не может быть он… Кацура обреченно задрал голову, разглядывая не менее знакомый узор на слишком коротком кимоно.
Беда никогда не приходит одна. Она, как старшеклассница, всюду приводит с собой кучу подружек!
Личная беда Кацуры окинула его заинтересованно-насмешливым взглядом единственного глаза и лениво протянула:
— Хм-м?

* * *

Шинске с любопытством разглядывал стоящего у его ног кота. Черный, гладкошерстный, с янтарными глазами — в общем, самый обычный кот, каких полно на улицах Эдо. Вот только взгляд какой-то… слишком осмысленный, пожалуй.
Была в его облике еще какая-то неправильность: кот слегка пошатывался. Да и вообще выглядел не лучшим образом: хвост обвис, шерсть на правом боку слиплась — словно на него плеснули чем-то — глаза мутные, тусклые. Больной, что ли?
Лидер Кихейтая ухватил его за шкирку — кот попытался увернуться, но как-то вяло — и поднял на уровень глаз. Коту подобное обращение явно не понравилось: он яростно зашипел, скаля клыки и плотно прижав уши к голове. Свет фонаря, под которым они стояли, отражался в расширенных кошачьих зрачках.
— А ты странный, – задумчиво сообщил Такасуги мохнатому новому знакомцу. Дернул за конец грязной синей ленты, призванной, вероятно, изображать бант: – Ты что, потерялся?
Кот совершенно по-человечески фыркнул, одарил его презрительным взглядом… закатил глаза и обмяк, обвиснув неряшливой черной тряпкой.
Шинске недоуменно перехватил его второй рукой — и замер: на пальцах осталось что-то липкое.

* * *

На этот раз он пришел в себя сравнительно быстро — и в памяти сразу всплыли последние события. Он пытался добраться до Кабуки-чо, наткнулся на Шинске, а потом… а что было потом? Должно быть, он снова потерял сознание.
Кацура лежал на чем-то мягком, ему было тепло, а боль слегка утихла, поэтому открывать глаза и что-то делать не хотелось абсолютно. Но оставаться в неизвестности не хотелось еще больше, и он, тяжело вздохнув, приподнял голову, осматриваясь по сторонам.
Он находился в маленькой, скудно обставленной больше всего напоминавшей каюту. Да это и была каюта — Кацура только теперь обратил внимание на мерное покачивание пола, свидетельствовавшее о том, что корабль был в открытом море. Ну или стоял на причале — в характере морской качки лидер Джои разбирался плохо. Но не в речном фарватере, это точно.
А возле закрытого окна, прислонившись спиной к стене, устроился хозяин каюты: голова откинута назад, глаз полуприкрыт, правая рука, лежащая на согнутом колене, расслабленно свисает вниз, цветастая юката сбилась небрежными складками. А рядом — неизменный сямисен.
Словно почувствовав его взгляд, Шинске медленно повернул голову:
— Очнулся?
Кацура, не сводя с него настороженных глаз, осторожно приподнялся. Точнее, попытался: тело отозвалось протестующей болью, а от накатившей слабости закружилась голова.
— А ты живучий, — усмехнулся Такасуги, глядя на его безуспешные попытки принять сидячее положение. — Интересно, кто это тебя так?
Он что, всерьез рассчитывает, что кот ему ответит? — с раздражением подумал Кацура. Лично его интересовало, зачем Шинске его сюда притащил. Да еще и перевязал, оказывается... Хорошо перевязал, качественно. Впрочем, они все это умели — на войне научились.
— Ты и правда странный, - раздумчиво произнес бывший друг. – Даже бинты содрать не пытаешься, хотя все животные так делают. Ты чем-то напоминаешь мне одного моего… знакомого, - Такасуги снова усмехнулся, — он тоже весь такой правильный-правильный… Вы с ним даже мастью схожи, – и опять мерзкая – на взгляд Кацуры — ухмылка. — Пожалуй, я так и буду тебя звать — Зурой.
Кацуре почувствовал непреодолимое желание расцарапать кое-чью наглую физиономию. Да что ж это такое — даже в кошачьем облике от этой дурацкой клички никуда не деться!
Он вздыбил шерсть и злобно зашипел, выражая свое недовольство, но Шинске лишь рассмеялся:
— Он на «Зуру» точно так же реагирует.
Кацура презрительно фыркнул и демонстративно отвернулся. Завозился, устраиваясь поудобнее. Ему нужно отлежаться и набраться сил, а где именно – неважно.
И небрежно брошенное Такасуги «знакомый» — тоже неважно. Совсем неважно.
По крайней мере, он попытается убедить себя в этом.


Первые два дня Кацура спал почти непрерывно. Правду говорят, что сон — лучшее лекарство: на третьи сутки он почувствовал себя значительно лучше. Впрочем, до полного выздоровления было еще далеко, поэтому покидать столь гостеприимного лидера Кихейтая Кацура пока не собирался.
А еще… еще ему было интересно наблюдать за Такасуги.
Иногда ему казалось, что Шинске совсем не изменился: все такой же язвительный и насмешливый, все так же способен часами просиживать, уставившись в никуда и наигрывая на сямисене что-то заунывно-тоскливое.
Порой Такасуги не бывало часами. А потом он возвращался, набивал табаком свою кисеру и устраивался возле окна с книгой или какими-то бумагами.
А еще он постоянно что-то рассказывал – словно ему не с кем было поговорить: о войне, о Гинтоки, о Тацуме, о нем самом — и при этом внимательно наблюдал за реакцией Кацуры. Словно проверял что-то.
Еще у него появилась дурацкая привычка хватать Кацуру поперек живота и, усадив к себе на колени, зарываться пальцами в его шерсть, мягко, но уверенно, поглаживать спину, голову.
Вообще-то, он мог бы отбить у Шинске желание делать что-то подобное, хорошенько цапнув его за руку, но… тот был теплый, а сидеть на нем оказалось почему-то уютно.
Но время шло, рана заживала, и, если Кацура правильно понял механизм этих странных превращений, скоро он снова должен был стать человеком. Значит, пора было уходить.
Это оказалось не слишком сложной задачей: он просто дождался, пока Шинске отлучится, и выбрался в приоткрытое окно. Корабль, к счастью, стоял у причала, и, переплыв разделяющую его и берег неширокую полоску воды – мокрой, противной и ледяной – Кацура очутился на твердой земле. Отряхнулся, оглянулся зачем-то назад… и встретился взглядом со стоящим на палубе Такасуги. Тот усмехнулся, и почти беззвучно шевельнул губами — человек с такого расстояния ничего не услышал бы.
А кот — услышал.
«Удачи, Зура».
Знакомый, значит?.. — мысленно ухмыльнулся Кацура, сворачивая в сторону одной из их баз.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		31	(100%)
Всего:		31

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

Название: #1
Автор: команда Джои:  Joui-team
Пейринг/Персонажи: Кацура Котаро, Ёшида Шойо
Тема: джен
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		39	(100%)
Всего:		39

@темы: Джен, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

Название: Нормальные герои
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: мини
Персонажи: Саката Гинтоки, Кацура Котаро, аманто
Тема: джен
Жанр: приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Саммари: Нормальные герои всегда идут в обход…
Примечание: действие разворачивается в то время, когда Гинтоки, Такасуги и Кацура уже присоединились к Джои, но еще не успели стать командирами.

Гинтоки по-пластунки подполз к груде камней, приподнялся на локтях и вытянул шею.
– Лагерь, – объявил он.
– Аманто? – шепотом спросил Кацура и подобрался ближе.
Гинтоки промолчал: вопрос был риторическим. Он еще раз высунулся из-за камней, разглядывая строгие ряды шатров. В дальнем конце лагеря дымилась полевая кухня, чуть сбоку находились деревянные сортиры. В центре высилась палатка военачальника – ее легко было узнать по тому тщанию, с которым ее поставили. По лагерю ходили аманто в военной форме цвета детского поноса и переговаривались на своем инопланетном языке. Скосив глаза, Гинтоки увидел, как на скулах Кацуры выступили красные пятна, а пальцы инстинктивно сжались на рукояти катаны.
– Пошли, – сказал Гинтоки и пнул товарища локтем в бок.
Кацура обернулся:
– Куда?!
– В обход, – невозмутимо откликнулся Гинтоки и задом пополз обратно. – Ты ж не собираешься выхватить оружие и кинуться на них с боевым кличем?
Кацура состроил недовольную гримасу и, поколебавшись, двинулся следом за Гинтоки.
– Кидаться с боевым кличем – не собираюсь. А вот если мы дождемся ночи, и тогда подожжем лагерь…
Гинтоки стукнулся коленом о толстый корень, выпиравший из земли, и зашипел от боли.
– Зура, ты балбес! – с чувством заметил он.
– Я не Зура, я Кацура!
– С тем, что ты балбес, ты не споришь? – ехидно поинтересовался Гинтоки и поспешно продолжил, пока Кацура не успел ему возразить: – Зура, мы не будем с ними связываться… потому что не будем.
Кацуру такое объяснение не удовлетворило. Он поднялся на ноги, отряхивая хакама, и сердито посмотрел на Гинтоки.
– Во-первых, я Кацура. Во-вторых, мы поможем нашим войскам, если подорвем силы и боевой дух противника. То, что лагерь оказался на нашем пути, это знак…
– Хватит, хватит! – замахал руками Гинтоки. – Я все понял! Ты очень хочешь их поджечь, отлично… – Он на секунду задумался, пытаясь придумать вескую причину, почему аманто стоило оставить в покое – идея нападать вдвоем на целый взвод Гинтоки совсем не нравилась. Причина нашлась быстро: – Но нам надо выполнить задание! Нас ведь послали не просто так, поискать, нету ли поблизости какого-нибудь лагеря, где можно устроить диверсию, а доставить донесение капитану Акияме. Так что задерживаться нельзя.
По лицу Кацуры он понял, что попал в цель: ничто так не действовало на товарища, как рассуждения о долге. Кацура нахмурился и потер лоб тыльной стороной ладони; оглянулся через плечо, туда, где оставался вражеский лагерь. Уходить просто так ему не хотелось.
– Ну и каким путем ты собрался идти в обход? – ворчливо поинтересовался он.
О таких мелочах Гинтоки еще не думал, но признаваться Кацуре в том, что наготове нет подходящего плана, не собирался. Оглядевшись по сторонам, он уверенно махнул рукой вправо:
– Через лес!
Кацура скептически хмыкнул, складывая руки на груди.
– Просто заложим небольшой крюк, – вдохновенно говорил Гинтоки, вытаскивая из-за пояса карту и размахивая у Кацуры перед носом. – Пройдем вот тут… Свернем… И выйдем за лагерем! Проще простого!
– Тут болота, – указал Кацура, выхватывая карту и внимательно изучая. – Потонем вместе с пакетом. А если обходить лес, то получится совсем долго. А вот если мы дождемся ночи…
– Хочешь – оставайся! – оборвал его Гинтоки. – Конверт все равно у меня, и я иду в обход.
Он решительно направился к ближайшим деревьям, твердо уверенный, что не пройдет и пяти минут, как Кацура его догонит.
Лес встретил их запахом сырости и жужжанием комаров. Почва легко пружинила, пахло сыростью: болота и в самом деле были совсем близко. Гинтоки шел первым, время от времени сверяясь с картой, но чаще выбирая дорогу наугад: он не сомневался, что чувство направления его не подведет. Сперва нужно было забрать вправо, чтобы отойти от лагеря подальше, а потом опять свернуть влево. Ничего сложного. Кроме того, согласно карте лес был небольшим – заблудиться Гинтоки не боялся.
– Будь осторожен, – недовольно бухтел за его спиной Кацура. – Тебе не кажется, что мы ходим кругами?.. И смотри, куда наступаешь!
Гинтоки, как раз пробиравшийся сквозь заросли низкорослого кустарника, только фыркнул в ответ. Какой все-таки Кацура зануда. В следующий раз стоит идти на задание с Такасуги – этот хотя бы не кудахчет, как курица-наседка.
– Я смотрю, куда наступаю, – сказал он.
И тут же провалился по плечи в трясину.
– Не шевелись! – рявкнул Кацура, и Гинтоки, словно по команде, отчаянно задергался, пытаясь выбраться из болота.
Вязкая жижа тянула его вниз, пропитавшаяся влагой одежда отяжелела и сковывала движения. Гинтоки погружался – и ничего не мог с этим поделать. Перед глазами промелькнула вся жизнь, и даже немного посмертия: Гинтоки словно воочию увидел собственные похороны, на которых капитан Акияма скорбно качает головой и говорит: «Он простой конверт не смог доставить как следует». Трясина тем временем затянула его по шею. Гинтоки поднатужился, задирая подбородок как можно выше:
– Зура!!! Спаси меня!
– Я не Зура!!! – И чужие пальцы изо всех сил дернули Гинтоки за волосы. Перед глазами поплыли красные круги.
– Ты не Зура, ты идиот!.. – взревел Гинтоки. – Пусти!..
– Я не пусти… пущу… – прохрипел Кацура и удвоил усилия. Болото бурчало и чавкало, не желая расставаться с добычей, Гинтоки выл, не желая расставаться с волосами.
– Больно!.. Кретин! – заорал он, вскинул кулак, чтобы дать Кацуре по шее… и вдруг понял, что рука, которая еще минуту назад увязала в болоте, теперь свободна. – Тащи сильнее!
Кацура прошипел что-то неразборчивое и снова дернул. Нагнулся и подхватил Гинтоки под мышки. Дело пошло живее, и через несколько минут они оба, задыхающиеся и перемазанные тиной, лежали на твердой земле. Гинтоки сунул руку за пазуху и нащупал конверт с донесением – весь мокрый и разбухший, зато целый.
– Все! – твердо произнес Кацура, садясь, и в его глазах сиял неукротимый огонь. – С меня хватит! Мы поворачиваем назад!..
Гинтоки просто кивнул, опасаясь, что дрожащий голос его выдаст. Гордость требовала, чтобы он поспорил с Кацурой и настоял на продолжении похода через лес, но инстинкт самосохранения решительно и довольно грубо приказал ей заткнуться. Ноги еще немного дрожали после купания в болоте, и кожа покрылась противными пупырышками, но Гинтоки совладал с собой. Поднявшись, он одернул хаори и твердым шагом направился туда, откуда они пришли.
– Надо взять левее, – поймал его за локоть Кацура.
– Зура, отвали! Прошлый раз говорил мне под ногу, и чем дело закончилось?!
– Мы не туда идем! – раздраженно заметил Кацура, оглядываясь по сторонам. Гинтоки с удивлением отметил про себя, что приятель даже не ругается по поводу дурацкого прозвища.
– Мы идем назад! – ответил он, но уже не так уверенно, как прежде.
– Не знаю, куда мы идем, но уж точно не назад! – упорствовал Кацура. – Здесь мы не проходили, я бы этот пень запомнил!
Гинтоки с досадой посмотрел на большой, поросший мхом пень и от души пожелал ему рассыпаться в труху. Не хватало только поругаться с Кацурой из-за этой деревяшки.
– Сдался тебе этот пень, главное, из леса выйти! Вон уже просвет между деревьями, значит, все верно! – Гинтоки обломал ветку орешника, которому выпало несчастье вырасти у них на пути, и устремился вперед. – Видишь, расчудесно вернулись назад, а ты еще и недоволен… был.
Лес действительно заканчивался. В паре метров от последних деревьев стояли рядком деревянные будки, за которым начинались ряды шатров – лагерь аманто. Гинтоки протянул руку и бездумно дернул за одну из неплотно прилегавших досок, просто чтобы удостовериться, не обманывают ли его глаза. Кацура рядом сдавленно кашлянул.
– Гинтоки. Пошли отсюда.
– Ага, – согласился Гинтоки и дернул сильнее.
В будке что-то треснуло. Она дрогнула, накренилась, и доски, словно лепестки огромного цветка, веером легли на землю. В центре, на деревянном сортире, сидел аманто. И читал книжку.
Сперва он, похоже, не понял, что, собственно, произошло. Затем медленно поднялся, переступил с ноги на ноги и повернулся, целомудренно прикрываясь книжкой.
– Привет, – сипло сказал Гинтоки, в глубине души уповая, что происходящее – просто дурной сон.
Аманто шумно сглотнул. Кажется, он тоже надеялся, что ему всего лишь сниться кошмар. Кто-то в лагере заметил развалившуюся туалетную будку и теперь громко звал товарищей.
– Гинтоки, – произнес Кацура совершенно спокойным голосом. Гинтоки испытал острую благодарность судьбе за то, что на это задание его отправили с Кацурой, невозмутимым, надежным Кацурой. Пойти куда-то с Такасуги? Нет, нет и нет. Ни за какие коврижки. – Гинтоки. Бежим.
Второго приглашения не потребовалось. Развернувшись на каблуках, Гинтоки помчался в лес: не разбирая дороги, спотыкаясь о кочки и ломая ветки деревьев. Что-то стукнуло его по затылку. Гинтоки, вывернув на бегу шею, заметил инопланетную книжку, сиротливо валявшуюся на земле, а ее хозяин спешно натягивал штаны, готовый броситься в погоню. Под ногой хлюпнуло, и Кацура пронзительно крикнул, подтверждая худшие опасения Гинтоки:
– Осторожно! Топи!
– Беги по кочкам! – скомандовал Гинтоки.
На следующем же шагу он увяз по колено и выдернул ногу только чудом – мысль об отряде аманто за спиной придавала сил. Сзади раздался пронзительный вопль: их преследователи тоже поняли, что забрались в трясину.
– Мы завели их в болото! – выдохнул Кацура.
– Так это же хорошо?!
– Хорошо?! Ты, кретин… вместо того, чтобы… дать мне… устроить… нормальную диверсию!.. заставил бегать с ними по болотам!.. Какое, мать твою, хорошо?!
– Извини… – брякнул Гинтоки. Вместо ответа Кацура только злобно сверкнул глазами.
Лес, казавшийся на карте крошечным, был бесконечен. Гинтоки перепрыгивал с кочки на кочку, хватался руками за кусты и камыши, проваливался в трясину по щиколотку и снова из нее выбирался. Конверт с донесением бил по ребрам. Аманто что-то злобно орали – если бы у Гинтоки и Кацуры нашлось время остановиться и послушать, они наверняка узнали много интереснейшего инопланетного мата, – но не сдавались.
– Да когда… все это… кончится!.. – прохрипел Кацура, вырываясь из цепких лап низкорослой сосны. На ветке остался висеть кусок хаори.
Боги его услышали: болота перешли в обычную почву, а затем Гинтоки и Кацура выскочили на равнину, раскинувшуюся у подножия холма.
– Да! – торжествующе выкрикнул Гинтоки. Радоваться было рановато, но теперь им хотя бы не грозила опасность утонуть…
Зато, как оказалось, грозила опасность погибнуть иным способом: на холме был разбит еще один лагерь противника – и там как раз заряжали орудия. Первый снаряд разорвался в нескольких шагах от них. Гинтоки швырнуло в сторону: в ушах зазвенело, перед глазами вновь поплыли алые круги, как будто Кацура опять вырывал у него волосы. Залпы грохотали один за другим.
– Сюда! – Кацура толкнул его куда-то вбок, и Гинтоки кубарем полетел вниз.
В себя он пришел на дне воронки от взрыва: аманто не жалели боеприпасов, чтобы достать двоих из Джои. Откуда-то сверху посыпалась земля, забиваясь Гинтоки под воротник.
– Что там такое?!
Кацура задрал голову и сердито выругался.
– Они стреляют по своим!.. По тем, кто нас преследовал!
– Ну хоть это хорошо?! – выпалил Гинтоки и тут же пожалел о сказанном: он еще ни разу не видел Кацуру в таком бешенстве.
– Я. Мог. Устроить. Нормальную диверсию. Вот этими. Самыми. Руками. – Кацура поднял сжатые кулаки, и Гинтоки понял: теперь вот этими самыми руками приятель готов его придушить. – А из-за тебя!..
– Надо выбираться отсюда, – быстро перебил Гинтоки. – Карта!..
Карта, искупавшаяся в болоте вместе с ним, сейчас едва ли могла помочь заплутавшему путнику. Краска потекла, и очертания полей и лесов слились в одно огромное серое пятно.
– Мы были в левом верхнем углу, это я точно помню, – пробормотал Гинтоки. – Только я не уверен, где у нее теперь верх, а где низ…
Очередной снаряд попал в самый край воронки, и вместе с землей на голову Гинтоки свалился контуженный аманто. Не говоря ни слова, Кацура швырнул карту прочь и на четвереньках выполз из воронки. Направление он выбрал единственно верное – как можно дальше от взрывов и всех этих чокнутых инопланетян.
До лагеря капитана Акиямы они добрались глубокой ночью. Солдаты, несмотря на поздний час, торопливо вооружались и готовились к бою.
– Где вас носило так долго?! – набросился на Гинтоки молодой адъютант. – Мы ждали вас еще утром! А сейчас у капитана уже нет времени читать донесение, которое вы принесли: мы выдвигаемся! Разведчик доложил, что у аманто творится что-то невообразимое…
– Что, до сих пор творится? – удивился Гинтоки, но тычок под ребра заставил его замолчать и протянуть адъютанту то, что еще несколько часов назад было конвертом.
Адъютант с изумлением принял влажный осклизлый брусок.
– Что это? – потрясенно спросил он, с немалым трудом вытаскивая намертво слипшуюся пачку бумаг. На титульном листе невозможно было разобрать ни единого иероглифа, и только по красноватым разводам внимательный читатель сумел бы угадать, где начинались новые фразы.
– Донесение, – отважно объяснил Кацура.
Адъютант посмотрел на них, как на сумасшедших.
– Подумать только, – произнес он, – они простой конверт не смогли доставить как следует!
– Думаю, надо добиться повышения, – меланхолически заметил Гинтоки, когда адъютант ушел. – Тогда мы будем посылать других с донесениями… И никто больше нас не упрекнет, что мы не справились с такой ерундой.
Кацура согласно кивнул.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		38	(100%)
Всего:		38

@темы: Джен, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Team Kabuki]

Название: Kabuki
Автор: Team Kabuki
Пейринг/Персонажи: жители Кабуки
Тема: джен
Рейтинг: PG
Исходники: музыка: exo - mama (hard rock version)

Вопрос: Понравилось?

1. Да		24	(100%)
Всего:		24

@темы: Джен, Gintama: Joui Wars, Кабуки-Чо, клип

---

[Бакуфу]

Название: Nobume Tribute
Автор: команда Бакуфу
Пейринг/Персонажи: Имаи Нобуме
Тема: джен
Рейтинг: PG
Исходники: музыка: А. Хачатурян - Танец с саблями

Вопрос: Понравилось?

1. Да		21	(100%)
Всего:		21

@темы: Джен, Gintama: Joui Wars, Бакуфу, клип

---

[Бакуфу]

Название: It's my life
Автор: команда Бакуфу
Пейринг/Персонажи: Мимаваригуми, Хаттори Зензо, Са-чан, сёгун
Тема: джен
Рейтинг: G
Исходники: музыка: Bon Jovi - Its My Life

Вопрос: Понравилось?

1. Да		18	(100%)
Всего:		18

@темы: Джен, Gintama: Joui Wars, Бакуфу, клип

---

[Shinsengumi-13]

Название: Гравюры
Автор:  ultima-e
Персонажи Окита Сого, Кондо Исао, Хиджиката Тоширо
Тема: джен
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		52	(100%)
Всего:		52

@темы: Джен, арт/коллаж, Шинсенгуми, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Не забывай гладить свои брюки, офицер
Автор:  Кукумбер_61
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1002 слова
Персонажи: Кондо Исао, Хиджиката Тоширо, Окита Сого
Пейринг: нет
Тема: джен
Жанр: джен, ангст, повседневность
Рейтинг: G
Саммари: Как же все-таки хороши его мальчишки в этой новой форме!

Кондо смахнул грязной рукой находящие слезы. Он глаз не мог отвести от своих мальчиков: таких повзрослевших, таких красивых, мужественных.

- Ай, налюбоваться не могу! - восклицал он. - Как вы оба хороши! - он жестом просил Сого и Тоширо поворачиваться влево-вправо и во всей красе демонстрировать новенькую форму. - Будь у меня дочери, да хоть сыновья, без раздумий выдал бы за вас. А сидят-то как, а?

Сого устало зевнул. По всему виду мальчика, готового уже сейчас свалиться в форме на пол, на котором сам тщательно размазывал грязь, гордо называя это уборкой. Все равно белые носки в такую же «пальчиковую» крапинку, да и стирать от этого их меньше не надо.

- Кондо-сан, - глаза паренька уже почти спали, - ну, хватит уже, отпустите нас, а?

Хиджиката строго взглянул на него, указывая проявить благодушие к взрослому.

- Не-не, - Кондо не замечал раздраженности своих мальчиков, продолжая наслаждаться ими.

Сегодня новому составу Шинсенгуми выдали форму: сшитую специально под заказ, из самых хороших материалов, чистую, тщательно выглаженную. В глазах деревенщины будто заиграли огоньки, стоило им ее увидеть. Даже страшно было брать своими грубыми руками, покрытыми мозолями. Все сразу скинули свои старые, изрядно потрепанные юката и спешно нацепили обновки. Такие важные, с гордо поднятыми носами, еще и в форме новенькой. Кондо потом долго, задыхаясь от смеха, учил их, как правильно обращаться с запонками и молниями.

А Тоширо и Сого форма подошла как влитая. Длинные рукава хорошо скрывали сбитые тыльные стороны ладоней, штанины - колени с красными запекшимися корочками, а то, что форма была минимум на размер больше самих мальчишек, выдавало их за настоящих мужчин в больших костюмах. Только огромные, испуганные глаза из-за неровных челок выдавали прежних нищих самураев.

- Ну, давайте, покрасуйтесь еще! - почти плакал от радости Кондо. - Пусть все знают моих мальчишек! От, совсем как благородные мужи. Какие же вы все-таки красивые... Просто слов нет...

Хиджиката тихо подошел к теперь уже командующему Исао и взял из его слабой руки недопитую бутылку сакэ.

- Порой меня пугает этот парень, - он задумчиво рассматривал спящее лицо пьяного Кондо. - Я не вижу его командиром.

- Только доброй, заботливой мамочкой, которая будет за тобой подтирать, когда ты от страха в постели обделаешься? - задиристо ответил ему Сого, принявшийся раздевать учителя.

- Да ну тебя. Достал, придурок, - буркнул Хиджиката.

Глядя на спящего Кондо, прямо в форме уснувшего за столом, мальчишки сами едва удерживались от слез. Порой они считали уже себя мамочками, а его - слишком быстро выросшим младенцем, за которым единственное что не надо было подтирать.

Оставшееся сакэ они забрали с собой - нелегкая жизнь в деревне научила не переводить добро.

 

На тумбе в ряд стояли отрубленные головы Джой. Их убили в ходе предыдущей операции, и по распоряжению бакуфу тумбу следовало вынести к народу. Век высоких технологий и развитого гуманизма - самое время для публичных казней.

Кондо едва сдерживал подходящий к горлу комок и старался как можно более размеренно и спокойно дышать. Просто это был его первый раз - оно, кажется, говорят, всегда больно. Особенно смотреть на отрубленные головы таких же людей, как и он, таких же самураев, но воюющих на другой стороне. Таких же отважных, смелых, глупых, только в более поношенной одежде, да со вшами в волосах. И только одного понять было нельзя: неужели простое неповиновение бакуфу является чем-то настолько непростительным, что осужденным нельзя было сделать сэппуку в своих тесных камерах?

- Молодцы, Шинсенгуми, - на липких после жирного обеда губах чиновника играла самодовольная улыбка. - Быть может, вы даже оправдаете те деньги, что в вас вкладывает правительство. Кондо, - обратился он к командиру, - знай, если тебе понадобится палач - твои мальчики замечательно справятся, ха-ха.

Кондо не мог позволить себе перевести взгляд от лоснящегося лба чиновника, его жидкой бородки и маленьких поросячьих глазок на двух стойко стоящих офицеров, не отрывающих глаз от отрубленных голов. Для Тоширо и Сого это были первые убитые ими люди. Еще вчерашние мальчишки, они любили слушать рассказы о военных походах прошлого, мечтали стать прославленными самураями. Его милые, милые мальчики в красивой новенькой форме, на рукавах которой виднелись капельки чужой крови. Кровь же всегда хорошо видна на черной форме.

- Ну, что, выносим их? - свиноподобный бюрократ кивнул на головы. Он, верно, привык к высунутым неестественно длинными языками, запавшими глазами и бледными щеками. Для него трупы были как актеры театра Кабуки, чей грим смылся после многочасового представления. А сам он - толстощекий бывший танцор Но, который гордится хотя бы тем, что на его лице нет синих кровоподтеков, а короткая шея заканчивается жирной тушкой, а не шершавой доской.

- Так точно, - хором ответили будто деревянные Тоширо и Сого. Две неподвижные статуи в новенькой форме.

- Не смотрите, только не смотрите, - шептал Кондо, глядя на едва видные головы на другом берегу реки.

- Вы о чем, Кондо-сан? - удивленно переспросил своим ломающимся голосом Сого. - Мы же сами их и рубили. Чего тут страшного? Они ведь уже неживые.

- Сого, хватит, - недовольно рыкнул на него стоящий неподалеку раздраженный Хиджиката. Он достал из нагрудного кармана пачку дешевых вонючих сигарет и закурил. У него это плохо получалось - он постоянно задыхался, откашливался и больше сплевывал, чем вдыхал дым. Но когда-нибудь, Кондо был в этом уверен, он научится не только красиво закуривать, но и соответствующе носить свою красивую форму.

- Нам не страшно, Кондо-сан. Просто это был первый раз, а теперь мы совсем как настоящие мужчины. Вы сможете нами гордиться, - полуговорил, полусплевывал он.

- Хиджиката, не может называться мужчиной тот, у кого до сих пор во время дождя волосы вьются, как у юной девственницы, - захихикал Сого, вовремя увернувшийся от полетевшей в его голову пачки.

- Вы же это... вы же еще совсем дети, - растерянно смотрел на переругивавшихся офицеров командующий Шинсенгуми.

А они кричали друг на друга так же, как и в додзе. В волосах Тоширо были все те же резиночки, которыми Сого ночью заплетал ему косички. Уши маленького негодника и сейчас были красными от того, как часто дергал за них старший товарищ.

А как на них сидит форма! Хоть и рукава висят, а низ штанин постоянно подкасывать приходится, но они в ней выглядят как настоящие мужчины. Когда-нибудь они, возможно, даже поймут предназначение запонок и научатся не пропускать верхнюю пуговицу на рубашке. Вот только чужую кровь с темной ткани уже не сотрешь. Да и на темной ткани она очень хорошо видна.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Джен, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

От администрации: работа не участвует в голосовании, так как командой превышено допустимое количество исполнений на одну тему

Название: Полицейский пёс Ред Драгон 13
Автор:  Корю
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1186 слов
Персонажи: Шинсенгуми и щенок
Тема: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: По мотивам 401-й главы

Хиджиката не любил животных. Даже очень маленьких. И на него совершенно не действовали ни умильные глазки, ни торчащие ушки, ни виляния коротким хвостиком. И уж конечно, он разрешил оставить щенка не из жалости, ещё чего! Просто он надеялся, что с появлением беззащитного и бессловесного существа Сого отстанет от него, переключившись на новую жертву. К тому же Кондо-сан обещал присматривать за животным.
Разумеется, верить в это было очень наивно. Кондо-сан и за собой-то присмотреть не мог, не то что за щенком. Всё, что он делал, это сюсюкал с ним по несколько часов в день, поэтому четвероногую проблему сплавили Ямазаки. Но тот только учил щенка приносить воланчики и к тому же кормил анпаном. Анпан щенок не ел – он даже майонез не ел, дурень – поэтому Ямазаки был лишён высокого доверия.
В итоге щенок оказался под общим присмотром и, надо признать, только выиграл от этого. Все рядовые и даже офицеры возились с ним в свободное, а зачастую и рабочее время и, конечно же, кормили до отвала. Его даже кухонные работники подкармливали, так что зверёныш просто как сыр в масле катался. Но самым худшим было то, что наглый комок шерсти совершенно не ценил всеобщую заботу. Он выкручивался из гладящих рук, он сбегал от Кондо-сана, прятался от Тэцу, и всё ради того, чтобы портить жизнь Хиджикате. Маленькая тварь выбрала его своей жертвой и прямо таки ни на минуту не хотела оставить в покое.
– Не понимаю, почему он так тебя полюбил? – обиженно говорил Кондо, глядя, как мохнатый колобок пытается взобраться Хиджикате на колени. – Я завидую!
«Было бы чему», думал Хиджиката, сталкивая щенка на землю.
Его всё это совсем не радовало. Глупый пёс постоянно умудрялся пробраться в его кабинет и то тявкал, отвлекая от работы, то пытался поиграть с документами. А ещё он всё время тёрся о ноги Хиджикаты, оставляя на чёрной ткани форменных брюк светлые шерстинки. Когда же Хиджиката, не выдержав, рявкал на него, щенок только смотрел умильно да отчаянно вилял крошечным хвостиком. Это точно нужно было внести в список запрещённых приёмов.
В итоге Хиджиката просто брал его за шкирку, выносил из кабинета и выбрасывал, как ненужную вещь. Надо сказать, за всё время щенок ни разу не шлёпнулся на пол: в коридоре вечно околачивалась целая толпа бездельников, которые подхватывали наглую тварь на руки и уносили прочь, причитая о том, что замкома не зря прозвали демоном, раз он так жесток к невинному малышу. Всё это раздражало.
Шло время, «невинный малыш» немного подрос, и проблем от него, соответственно, стало больше. Нет, он не гадил в комнатах, делая свои дела во дворе, и он не грыз ножны мечей или важные документы (а за погубленную ракетку Ямазаки его даже стоило похвалить). Всё свое паскудное внимание щенок сосредоточил на личных вещах Хиджикаты.
– Ну что ты так злишься, Тоши, – говорил Кондо-сан, когда Хиджиката в очередной раз врывался к нему с щенком в одной руке и испорченным ботинком в другой. – Он же ещё маленький и ничего не понимает.
Хиджиката не был бы так в этом уверен. Мелкий вредитель не сжевал ни одной вещи Сого, что свидетельствовало об определённых зачатках интеллекта.
Кстати, о Сого. Зря Хиджиката надеялся, что с появлением щенка Сого от него отстанет. Как раз наоборот – теперь мерзавец нашёл ещё один способ поиздеваться над ним. Его новая идея была гениальна в своей ужасающей простоте: он предложил назвать щенка Тоши.
– Какой к чертям «Тоши»?! – орал Хиджиката, брызгая слюной. – Кто тебе дал право называть собаку моим именем?!
– Вот именно! – поддерживал Кондо. – Его зовут Ред Драгон 13!
Почему «13», Хиджиката предпочёл не спрашивать.
– Но ведь он откликается, – робко вставил Тэцу.
И это было самое неприятное. Глупый пёс не отзывался ни на Рэд Драгон 13, ни на предложенное Ямазаки "Анпан", ни на любые другие клички, но стоило назвать его «Тоши», как гадёныш тут же прибегал, виляя хвостом и преданно заглядывая в глаза. И бойцы Шинсенгуми, презренные предатели, всё чаще звали его этим именем. То тут то там в казармах слышалось «Тоши, ко мне!», «Тоши, лапу!». В день, когда Хиджиката услышал «Тоши, служить!», Шинсенгуми едва не лишились нескольких рядовых, казарм и одной надоедливой собаки.
Увы, Сого был не из тех, кто останавливается на достигнутом, и вскоре изобрёл новое издевательство.

Однажды поздним вечером, заместитель командующего Шинсенгуми пробирался в собственную комнату, воровато озираясь. Причина такого поведения была проста: он сбежал из больницы, где по самым оптимистичным прогнозам должен был находиться ещё неделю. Увидь его Кондо-сан сейчас, то вполне мог бы оттащить обратно и сдать на руки врачам. Врачей Хиджиката ненавидел. Они пичкали его какими-то подозрительными лекарствами, от которых всё время клонило в сон. Вот и сейчас глаза просто слипались.
Хиджиката наскоро раскатал футон, болезненно морщась, стащил с себя одежду и уснул, едва голова коснулась подушки. Наведённый лекарствами сон был глубоким и крепким, поэтому он не заметил, как ночью в его комнату прокрались два живых… организма. Назвать этих двоих хотя бы «существами» язык не поворачивался.

Наутро, вполуха слушая причитания Кондо-сана, Хиджиката внимательно оглядывал столовую. Творилось что-то странное: рядовые из рук в руки передавали друг другу какую-то бумажку. Забыв о еде, все они, низко наклонив головы, рассматривали что-то, от чего у них блестели глаза и краснели щёки. Неужели порно? Совсем от рук отбились!
Поглощённый наблюдением, он не сразу понял, что Кондо-сан как-то резко замолчал. Обернувшись к нему, Хиджиката увидел, что он рассматривает то же, что и все остальные – какой-то листок бумаги.
– Что это? – спросил Хиджиката и, прежде чем вздрогнувший Кондо успел среагировать, выхватил листок у него из рук.
– Ну, я наелся, – сказал Сого, встал со своего места и прогулочной походкой направился к выходу.
Хиджиката этого не заметил, рассматривая свой трофей. Фотография была не очень качественной, да ещё и отпечатанной на обычной бумаге, но всё равно довольно чёткой. На ней был изображён он сам, крепко спящий на боку, подложив руку под голову, а рядом с ним беззастенчиво дрых щенок, свернувшись клубочком у его щеки.
– Сого! – рявкнул Хиджиката, судорожно комкая проклятую бумажку.
Сого, уже достигший дверей, обернулся, показал ему язык и выскочил в коридор.
– А ну стой, сволочь!
Хиджиката перепрыгнул через стол, даже не заметив вспышки боли в боку, и бросился следом.
Они пронеслись по одному коридору, свернули в другой, третий, и налетели на Тэцу, который, что-то напевая, нёс в руках корень всех зол – щенка. Увидев несущихся на него офицеров, Тэцу замер столбом посреди коридора.
– Заместитель кома…
Сого оббежал его слева, Хиджиката справа, и оба помчались дальше, не замедляя движения. Щенок вывернулся из ослабших рук Тэцу и бросился за ними, весело тявкая.

Через десять минут беспорядочной беготни Хиджиката был вынужден остановиться. В бок словно раскалённую кочергу воткнули, а дыхание вырывалось из лёгких с хрипом – требовалось передохнуть.
Он прислонился к стене, медленно сполз по ней на пол, достал из кармана сигареты и закурил, прикрыв глаза. Вот, так-то лучше.
– Рряв!
Глаза пришлось открыть. Чёртов комок меха сидел прямо перед ним, таращась бессмысленными глазищами и как заведённый стуча хвостиком по полу.
– Отвали. Это всё из-за тебя.
– Рряв!
Щенок склонил голову набок, продолжая пялиться на Хиджикату взглядом, полным беспредельного обожания.
– Глупая мелочь.
Щенок тявкнул ещё пару раз, ничуть не обидевшись.
– Пф.
Хиджиката посмотрел по сторонам, убедился, что в коридоре никого нет, и, протянув руку, потрепал щенка по глупой башке. Это был побочный эффект от лекарств, несомненно, потому что все эти щенячьи глазки и виляния хвостиком на него совершенно не действовали.

Кондо в окружении офицеров восторженно разглядывал злополучную фотографию. Всё-таки снимок получился такой милый, хоть в рамочку вставляй.
– Хорошо, что я разрешил Тоши оставить щенка, – сказал Кондо, вытирая кулаком слёзы умиления. – Он ведь так любит животных.

@темы: Джен, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars