Фанфик "Предпочтения", тема: слэш

[Harusame Pirate]

Название: Предпочтения
Автор: команда Харусамэ
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 747 слов
Персонажи: Абуто/Камуи
Тема: слэш
Жанр: пвп
Рейтинг: NC-17
Саммари: Есть у Камуи одно интересное предпочтение. Абуто не против.

Абуто затянул последний узел. Камуи открыл глаза, кинул на него внимательный взгляд. Его запястья держала крепкая колодка, предплечья были плотно прижаты к туловищу, как и колени. Обнаженное тело почти сияло в свете свечей. Камуи напряг мышцы, пытаясь освободиться.
– Подтяни потуже, – попросил он. – Мне кажется, я могу пошевелить правой рукой.
Без лишних слов Абуто затянул ремень на одно деление. Глубоко врезавшись в нежную кожу, ремни не давали крови циркулировать как следует. Кисти рук, которые почти касались подбородка, начали синеть. Но Камуи улыбался как ни в чем не бывало.
Абуто расстегнул и приспустил штаны, толкнул скованного командира в плечо, опрокидывая на спину. Поднятые к груди колени не давали тому что-то спрятать, оставляя низ тела открытым и доступным. Абуто прижал член к тугой, плотно сжатой дырке и начал.
Камуи застонал сквозь зубы, запрокинул голову. Его синие глаза расширились, зрачок почти затопил радужку.
– Сильнее, – хрипло попросил он. – Сильнее, Абуто!
– Нет уж, – отозвался тот флегматично. – Лежите спокойно, адмирал.
Камуи застонал и заерзал, стараясь заставить Абуто двигаться быстрее.
– Мой член, он сейчас лопнет! Абуто, освободи мне ноги!
– Чтобы вы тут же ударили меня? Этот номер больше не пройдет. Если я вам развяжу ноги, вы быстро повалите меня на пол и оседлаете сверху. Хорошо, если не будете копаться в моем животе.
– Абуто! – проскулил Камуи умоляюще, дергая кистями.
Вместо ответа Абуто начал гладить его по бокам. Нежные чувствительные зоны были прикрыты, так что оставалось только искать новые. Хотя Абуто понимал, что все эти прикосновения только дразнят Камуи, заставляя его желать большего. Металл скрежетал, ремни скрипели, с трудом сопротивляясь попыткам юного смертоносного тела вырваться на свободу. Но Абуто довел дело до конца в своей неторопливой манере, сыграв роль без малейшего отступления от самим же Камуи написанного сценария.
Камуи закусил губу, закатил глаза. Абуто усмехнулся. Нечасто доводилось видеть такую гамму эмоций на обычно улыбающемся лице. Правда, в бою оно было таким же – жадное наслаждение, жажда, еще! Еще! Больше противников, опасней схватка!.. Освободи он Камуи сейчас, тот не задумался бы напасть, забывшись. Для него не было особенной разницы между страстями. Даже Абуто тянуло нащупать ребро, дернуть в сторону, запустить руку в горячую, брызжущую кровью плоть. Любого Ято потянуло бы… Но только Ято смог бы доставить адмиралу то удовольствие, которого он жаждал. Только их тела, крепче камня, могли выдержать схватку – неважно, на земле, в космосе или в постели. Встретить страсть – равной страстью.
Камуи прокусил губу насквозь. Его сотрясала крупная дрожь, мышцы судорожно сокращались, заставляя уже Абуто стискивать зубы. Ухватившись за ремень, опоясывающий Камуи поперек живота, Абуто начал насаживать его на себя со всей силы. Больше не надо было сдерживаться: Камуи безумолчно стонал, обмякнув, веки почти сомкнулись. Абуто сделал еще несколько толчков, в удовольствие, и обильно кончил, постаравшись вжаться как можно глубже. Тело под ним было редкостно податливым, Камуи даже сжаться не пытался, дыхание со свистом вылетало из приоткрытых губ. Абуто навалился на него всей тяжестью и с чувством выполненного долга закрыл глаза.
Но Камуи не дал ему долго наслаждаться отдыхом.
– Эй. Эй, старик! Ты что, решил уснуть?
– Я бы мог, – пробормотал Абуто, неохотно открывая один глаз. – Вы, молодежь, такая шустрая. Никакого понимая к нуждам старших.
– Слезь с меня, – недовольно потребовал Камуи.
– Хочешь второй раунд? – поинтересовался Абуто, скатываясь с него и распластываясь на кровати на спине.
Камуи засмеялся, но отрицательно помотал головой. Он выглядел очень довольным.
– Нет, хватит. Освободи меня.
С долгим вздохом Абуто поднялся. Процедура освобождения занимала столько же времени, сколько и связывание: надо было расстегнуть колодки, ослабить ремни, отцепить от кровати стальные, соединенные с ушками колодок, тросы. И сама рама была стальная, сделанная на заказ.
Все это время Камуи лежал на кровати, предоставив Абуто заниматься пряжками и крючками.
Рыжие волосы из растрепанной косы обрамляли его лицо, невинное, как у земного ангела. На губах, уже совершенно целых, без следа укусов, блуждала легкая улыбка. Абуто бросил ручные колодки рядом с подушкой. Камуи потянулся, повернул голову, принюхался и мечтательно прищурился.
– Оковы все еще пахнут им. Не чувствуешь, Абуто?
– Вы жестокий человек, адмирал, – вздохнул тот.
Камуи снова засмеялся, жмурясь от удовольствия.
– Ты слишком болтливый, Абуто. Слишком много говоришь, когда надо убивать. Вот поэтому ты не поднимался выше лейтенанта.
– Поэтому вы мне доверяете, – хмыкнул Абуто. Он вытирал свой член о простынь. На белой ткани остались красные разводы, но ни он, ни Камуи не обратили на это ни малейшего внимания. Да и было бы о чем волноваться, все уже зажило в тот момент, когда Абуто вышел из него.
Камуи повернулся на бок, оперся на локоть.
– Тебя что-то беспокоит, старик?
– Нисколько, – уверенно отозвался Абуто. Взъерошил себе волосы пятерней, плюхнулся на кровать, заложил руку за голову. – Спите, адмирал. Я разбужу, когда надо будет изменить курс.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		26	(100%)
Всего:		26

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Харусамэ, Слэш

---

Додзинси "Как варвар", тема: слэш

[Harusame Pirate]

Название: Как варвар
Автор: UgetsuZamurai
Переводчик:  Harusame Pirate
Бета/Эдитор: анонимный доброжелатель
Оригинал: silversoulscans LJ
Язык оригинала: японский, перевод с английского
Пейринг/Персонажи: Камуи/Абуто
Тема: слэш
Рейтинг: PG-13
Количество страниц: 37
Ссылка на просмотр: Читать онлайн
Ссылка на скачивание: Mediafire

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		24	(100%)
Всего:		24

@темы: додзинси, Gintama: Joui Wars, Харусамэ, Слэш

---

Слэш|Фанфик №4

[Yoshiwara]

Название: Возвращение
Автор: Киноварь
Размер: 803 слова
Пейринг/Персонажи: Камуи|Сейта, Камуи|Гинтоки
Тема: слэш
Жанр: дарк
Рейтинг: NC-21
Саммари: Камуи вернулся забрать своё
Предупреждение: изувеченный персонаж, нелицеприятные описания, чудеса выживаемости, POV Сейты
Примечание: таймлайн спустя пятнадцать лет после Ёшиварской арки

Правильно сестричка Кагура не верила, что Харусаме ушли из Ёшивары просто так. Кому как не сестре знать повадки брата? Кому как не сестре углядеть в его взгляде обещание вернуться – и причинить вред куда больший, чем прежде?

Дурак Гин-сан от неё уже тогда отмахнулся, продолжил праздновать, будто ничего и не случилось, а зря. Тогда отмахнулся, теперь лежит в луже крови, намешанной с комьями мозгов и обломками костей; раскрытой грудной клеткой, ощетинившейся сколами рёбер, дышать не сможет.

А брат Кагуры стоит над ним, улыбается. Руки по локоть в крови испачкал.

Я вдруг вспоминаю, как он такими же окровавленными руками – будто перчатки надел, такой густой цвет получился – юкату поправил. На зелёном кровь казалась чёрной, и потом так и не отстиралась до конца, осталось ржавое пятнышко от большого пальца.

Пятнышко то было внутри, поэтому юкату оставили. Я её долго носил, привязался почему-то, и всё время оттягивал край, смотрел на пятно. Оно, хоть и ослабло со временем от стирок, о том моменте память хранило твёрдую.

И теперь подходит он ко мне, тянется своими окровавленными руками. Хватает белое кимоно на груди, и так всё в красных потёках, и щурится, глазами своими яркими смотрит сверху вниз.

– Высо-окий, – тянет, улыбаясь, жмётся к моей груди щекой. Слева, где сердце заполошно стучит, стучит, всё быстрее стучит – мне страшно.

Я молчу, не знаю, что сказать ему, чтобы тут же не убил. Умирать страшно, хоть и нехорошо так говорить, когда рядом лежит в луже крови Гин-сан со вскрытой грудной клеткой. Постаревший, обрюзгший – если уж хотел подраться как следует, не надо было столько лет ждать. Люди быстрее стареют, чем Ято.

Так ему и говорю, мол, раньше надо было приходить, если подраться решил. Я, говорю, на Гин-сана не похож совсем, хотя и пытаюсь, кимоно вот ношу эти дурацкие, белые с сине-зеленым узором по рукавам да подолу, их каждый день менять приходится. Говорю, а он смотрит на меня, будто впервые увидел, пальцем тычет в ткань, оставляя красный след.

– Нет, – отвечает, – не похож.

А потом мы как-то валимся в кровь, мозги и осколки костей – подножку он сделал, что ли. Нога у меня болит ниже колена и шея, в которую что-то острое тычется.

Камуи усаживается на мне, будто так и надо. Смотрит на меня, потом на Гин-сана – он рядом лежит, остекленевшие глаза в звёздное небо уставились, – смотрит, наклонив голову, сравнивает.

– Совсем не похож, – говорит.

Я уж не знаю, что делать, лежу и смотрю в небо тоже – звёзд-то почти не видно из-за яркого света, в Эдо вообще часто не видно звёзд. Чувствую, как Камуи кимоно моё поправлять лезет, лезет своими грязнющими ручищами.

Ну я ему и говорю убрать руки. Что они грязные, а кимоно белое. Рассказываю зачем-то о том пятне на зелёной юкате, и о том, что она до сих пор у меня в комнате под постелью лежит. Что кровь теперь коричневая, не чёрная, и никак её не отстирать.

Камуи смотрит на меня и глазами хлопает. Морг-морг, ресницы длиннющие, глаза голубые, лицо наивное, детское, хотя сколько там ему лет, много, больше, чем положено людям с такими лицами.

Смотрит и улыбается, погань, оглядывается.

Я его выше и шире в плечах, почти как Гин-сан, даже выше. Вымахал, как говорит мама (и тут я реву в голос, как в детстве, потому что не знаю, что с мамой, жива ли, больно ли ей, страшно ли ей) а он остался всё таким же, но никак не стряхнуть его, и сопротивляться не получится. Сидит у меня на животе, отдавливает кишки, больно тычет пяткой в печень. И будет сидеть, пока слезть не захочет.

Так вот, он оглядывается, и улыбка у него становится ещё противней, ещё шире. Суёт пальцы в рот, облизывает по одному, и мне к лицу другую руку проталкивает.

– Раз уж тебе не нра-авится, – говорит по новой этой своей привычке тянуть слова, худшей привычке на свете.

Я отворачиваю голову, чтобы он не тыкал мне в лицо грязной лапой, чувствую, как он меня за лицо хватает. А рядом-то Гин-сан, всё еще лежит, но голова повёрнута ко мне, и глаза стеклянные не в небо глядят, а на меня же.

Камуи смотрит на Гин-сана, окидывает взглядом лужу крови, комья мозгов и кости. Облизывает руку, чмокая, с удовольствием, а я чувствую животом, как у него твердеет член.

И страшно это, страшно, он смотрит и лижет и спускает штаны той рукой, которую об моё лицо вытирал. Сжимает ствол, пачкает кровью, но я всё равно вижу, что даже там у него шрамы.

Вижу и ору, потому что сбоку, где Гин-сан умер и повернул голову после смерти, шорох, треск и плещут в кровавой луже новые капли. Зажмуриваюсь, чтобы не смотреть, как он встаёт, встаёт с провалом в черепе и торчащими из разлома грудной клетки ребрами-сердцем-лёгкими.

– Да, так, – улыбается Камуи, двигая рукой на члене всё быстрее, оглаживая разрезанную пополам и кое-как сросшуюся головку. – Выживай, дядь, защищай!

Я гляжу Гин-сану в глаза – пустые, остекленевшие, страшные. А он встаёт, шатается, безоружный и мёртвый, безнадежно мёртвый.

И говорит, обращаясь ко мне, потому что не к кому больше:

– Беги.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		10	(100%)
Всего:		10

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара, Слэш

---

Слэш|Фанфик №3

[Yoshiwara]

Название: Мнимые слабости
Автор: Киноварь
Размер: 735 слов
Пейринг/Персонажи: Камуи|Абуто
Тема: слэш
Жанр: романс, ангст
Рейтинг: R
Саммари: После того, как Абуто потерял руку, для них кое-что изменилось
Примечание: присутствует низкорейтинговый кинк: любовь ко шрамам

Вместо руки у Абуто остался сплошной гладкий шрам. В начале дня он обматывал культю бинтами и укутывал в слишком длинный рукав, а ночью прятал плечо под одеялом, хотя раньше всегда спал вовсе без него, раскрывшись, даже если ночевать приходилось в нетопленых комнатах.

Камуи забавляло наблюдение за Абуто: можно было спорить с самим собой, когда он приноровится драться в полную силу, не рассчитывая на левую руку в защите и нападении; когда прекратит застывать на доли секунды перед дверьми, которые привык открывать левой рукой; когда вернётся к прежней невероятно быстрой печати однообразных донесений.

Чаще всего Абуто умудрялся обгонять прикинутые Камуи сроки. Выучился накладывать не нужную уже повязку за несколько секунд, ещё пока они оставались в Ёшиваре. Неделю тренировался вязать морские узлы, помогая себе зубами. Одеваться в прежнем темпе научился так быстро, что Камуи не заметил, когда это произошло.

Посторонний наверняка и не смог бы понять, что отсутствие руки что-то изменило. Посторонний не заметил бы ничего необычного, но Камуи был Ято, одержимым наблюдением за собратом, осмелившимся показать свою слабость и готовность умереть. Он всё ждал просьбы о помощи – хоть в чём-то – но Абуто теперь не просил, со всем справляясь сам.

Раньше они готовили себе еду, если останавливались где-то, где была плита, и Камуи что-нибудь резал, а Абуто кидал это на сковородку или варил.

Раньше Абуто часто сваливал на Камуи хотя бы подпись однообразных отчётов.

Раньше они делили постель.



Тоской по быстрому сексу Камуи объяснял свою тягу к совместной готовке, осточертевшей работе с бумажками и доходившему до абсурда стремлению наблюдать. Он таскался за Абуто как только-только вылупившийся утёнок за матерью, стараясь не задумываться, должно ли так поступать настоящему Ято.

Шрамы ему никогда изъяном не казались, скорее, возбуждали в нём любопытство, и он часто представлял, какой гладкой окажется под языком новая кожица. По ночам рассматривал очертания культи под одеялом, чувствуя, как в паху тяжелеет от осознания, что там, за слоем ткани, действительно обрывается плоть. Стоило только руку протянуть, и Абуто откликнулся бы, понял, но Камуи теперь тоже предпочитал справляться со своими проблемами самостоятельно.



Конечно, никто не смог бы бежать от своей природы вечно, особенно Ято, чьи инстинкты – будь то стремление сражаться без передышки, размножаться или оберегать потомство – сильны настолько, что превращаются в смысл жизни. Камуи до сих пор доводилось справляться только с первым, ограничивая силу для того, чтобы продлить драку или дать жертве зализать раны. Необходимость дрочить по многу раз в день была унизительна, да и удовлетворения собственная рука не приносила.

Камуи думал о гладких шрамах, имеющих нежный особенный вкус, прихватывал зубами единственный собственный, от ожога, как раз на плече. Рот наполняла кровь, но укус тут же закрывался, заживал, оставляя лёгкий зуд под кожей.

Камуи проглатывал свою кровь, слизывал сперму с пальцев – и выходил к Абуто, раскрасневшийся, одуряюще пахнущий, с каплями пота на висках. Тот замечал, втягивал воздух глубоко и сжимал уцелевшую руку в кулак. Выпрямлялся, смотрел, как тогда в переулке, просящим и обреченным взглядом.

Стоит всё-таки протянуть руку, чтобы откинуть одеяло, – так думал Камуи, прижимаясь лбом к прохладной стене общественного туалета, своей каюты, Ёшиварского борделя.

А потом вспоминал, что решил ждать.



Камуи сорвался как раз там, в одном из Ёшиварских борделей. «Хуёвая госпожа» было написано на вывеске, внутри расхаживали по холлу обтянутые кожаными костюмами дамы, то и дело щелкающие плетками.

Ято узнали тут же по зонтикам, бледной коже, невиданной силе. Камуи будто бы красуясь отбросил в сторону идиотку, отважившуюся поинтересоваться, есть ли ему восемнадцать, оглядел беснующийся в панике людской комок.

Абуто положил ладонь на его плечо, надавил, чтобы не дать сорваться в круговерть кровавой игры в догонялки. Выдохнул на ухо просьбу:

– Пойдем отсюда.



Разорвав ткань и бинты зубами и ногтями, Камуи припал ртом к шраму, что был божественно гладким, солоновато-горьким на вкус от лекарства, пах травами и парфюмерной отдушкой мази.

Абуто усадил его к себе на колено, чтобы не пришлось нагибаться. Провёл ладонью по спине, огладил позвонки и выступающие рёбра, щупал Камуи, будто проверял, всё ли цело. Тот вгрызся в шрамы и теперь слизывал выступившую кровь, захлебываясь восторгом и возбуждением, тёрся промежностью о напряжённое бедро под собой.

– Подожди, – попросил Абуто, тяжело вздохнув, спокойным голосом, будто уговаривая дикого зверя перестать жрать себя.

Камуи нехотя оторвался от шрама и крови и заживающих почти мгновенно укусов, облизал окровавленные губы и подставленный чужой язык.



После того, как Абуто потерял руку, ничто не изменилось, – так мог подумать посторонний. И тогда, и теперь они готовили на пару ужин, если заселялись куда-то где была плита, сваливали друг на друга однообразные отчёты, трахались ночи напролёт.

Лучше всех понимавший сложную суть Ято Камуи мог с этим только согласиться.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		15	(100%)
Всего:		15

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара, Слэш

---

Слэш|Фанфик №2

[Yoshiwara]

Название: Прелюдия
Автор: Синфик (red tea)
Бета: Киноварь
Размер: 932 слова
Пейринг/Персонажи: Цукуё/Хинова
Тема: слэш
Жанр: фемслэш, PWP
Рейтинг: NC-17
Саммари: как-то раз Хинове надоедает ждать, и она решает соблазнить кое-кого упрямого

Цукуё обмакивает кисть в краску и ведёт пробную линию от плеча до ключицы, прямую, с завитком на конце. Хинова сидит неподвижно и прямо, смотрит на Цукуё краем глаза через плечо.

Цукуё чувствует себя на редкость глупо. Даже глупее, чем когда Хинова застала её над листом бумаги, сверху донизу изрисованным несложным орнаментом. Не то чтобы Цукуё умела и любила рисовать – но кружево незамысловатых узоров обычно расслабляло и помогало отвлечься от повседневных забот. Поэтому, когда Хинова попросила нарисовать ей такое же, Цукуё с легкостью согласилась. Подвох она почувствовала только в тот момент, когда пару дней спустя заявилась с кистями и красками, и на вопрос: «Где именно рисовать?» Хинова развязала пояс кимоно со словами «Вот здесь, на спине».

От основной линии она рисует насколько ответвлений: нижние, к позвоночнику, самые короткие, а верхние обвивают руку в несколько витков, распускаясь листьями и цветами на внутренней стороне. Цукуё держит руку Хиновы чуть ниже сгиба локтя, объясняя это себе тем, что вряд ли такое прикосновение для Хиновы будет неприятнее холодной мокрой кисти, а ей самой так гораздо удобнее рисовать. У Хиновы нежная, гладкая кожа, к ней хочется прижаться губами… Цукуё одергивает себя, кисть вздрагивает, оставляя линию толще, чем необходимо.

– Что-то случилось, Цукуё? – обеспокоенно спрашивает Хинова, сидит всё так же расслаблено, чуть отставив плечи назад.
– Нет, всё в порядке, я просто задумалась, – бурчит Цукуё, стирая неудачную полосу. Вся эта затея резко перестаёт быть забавной. Цукуё больше всего хочется сбежать под холодный душ, чтобы не начать покрывать поцелуями эту невозможно притягательную кожу. Вместо этого она продолжает покрывать её линиями красной краски, от плеча до кончиков пальцев. Хинова смотрит из-под полуопущенных век и никак не комментирует, когда Цукуё сжимает её руку чуть сильнее, чем того требуется, или то и дело стирает неудачные завитки.

– Знаешь, – говорит Хинова, когда Цукуё заканчивает с рукой и возвращается к орнаменту на спине, – давным-давно кто-то мне рассказывал, что по почерку всегда можно многое рассказать о характере человека. Но мне кажется, по таким рисункам сделать это даже проще. Насколько я помню, многое зависит от толщины линий, от расстояния между ними, от силы нажима. Смотри, какие они у тебя тонкие, постоянно прерывающиеся…

Её глубокий голос звучит так успокаивающе, что Цукуё почти забывает о горячем возбуждении, собравшемся внизу живота, а просто вслушивается в интонации, слабо улавливая смысл. От голоса Хиновы веет спокойной уверенностью и легким задором, словно это не разговор вовсе, а игра, и Цукуё не прикасается мягкой кистью к чувствительным местам на её теле.

Возбуждение накатывает снова, когда Цукуё заканчивает со второй рукой, а Хинова замолкает, рассматривая хитросплетение линий. Цукуё думает, что сейчас нужно как можно более вежливо откланяться, пока желание прижаться ближе, размазывая краску, ласкать и целовать не стало совсем неудержимым.

– Продолжай, пожалуйста, – говорит Хинова и разворачивается лицом, чуть откидываясь назад, и Цукуё так и замирает с опущенной кистью, открыв рот. У Хиновы тонкая шея, ключичные впадины такие, что хочется то ли немедленно коснуться их, то ли нарисовать что-то, небольшая грудь со светло-розовыми торчащими сосками. А ещё у Хиновы чертенята в глазах, и Цукуё как-то разом теряется, ловя себя на мысли «Неужели она это специально?»

Цукуё обмакивает кисть в краску, рисует на шее завиток, кладёт руку Хинове на плечо, чуть поглаживает кожу большим пальцем. Хинова прикрывает глаза, откидывает голову назад и, облизнув губы, продолжает говорить. Цукуё не слушает, она внимательно смотрит, как подрагивают веки, как сбивается дыхание, когда она почти случайно задевает грудь Хиновы, и как дергаются плечи, когда Цукуё начинает рисовать спирали вокруг сосков.

Это похоже на извращенную пытку – или чересчур своеобразную прелюдию, в которой ни одна из сторон никак не может перейти к действию. От груди кисть спускается всё ниже, по талии и животу, и Цукуё неожиданно любуется собственным творением – кожа, покрытая мелкими узорами кроваво-красного цвета, кажется чем-то, не принадлежащим простой земной женщине, словно Хинова – случайно попавшая на богом забытую Землю инопланетянка, а вовсе не обычная женщина. Цукуё забывается, ведет подушечками пальцев по последнему витку, размазывая краску, и Хинова открывает глаза, смотрит на неё долго и голодно, а потом они наконец целуются.

Всё происходит как-то сумбурно, словно эти полчаса и кисти с краской вытянули всё терпение не только из Цукуё, но и из Хиновы. У поцелуя привкус какого-то странного фрукта – он вяжет и горчит на языке, но ничего слаще и желаннее Цукуё в жизни не пробовала. Она не рискует коснуться руками до тех пор, пока Хинова не опускает свои ей на запястья и не кладет на грудь, прерывисто шепча в губы:
– Не знаю, что ты там себе напридумывала, но если ты немедленно не начнёшь действовать, я за себя не отвечаю.

Цукуё тут же кажутся ужасно идиотскими все свои подозрения относительно того, что Хинове могут быть неприятны прикосновения. Она заставляет Хинову лечь на спину, и им вдвоём какими-то нечеловеческими усилиями удается выпутаться из двух кимоно. Цукуё прижимается к Хинове ближе, трётся грудью, беспорядочно целует губы, шею, ключицы, грудь, низ живота. Хинова стонет, запрокинув голову, и Цукуё не сразу понимает, что стонет с ней в унисон. Хинова раздвигает ноги сильнее, и Цукуё целует влажные складки, проталкивает язык глубже, чувствуя, как Хинова выгибается и кончает почти сразу.

Потом Хинова переворачивается, подминая её под себя, гладит, медленно вводит палец внутрь, внимательно вглядываясь в лицо Цукуё, а та может только судорожно хватать воздух ртом, задыхаясь от невозможного удовольствия. Когда Хинова раздвигает внутри неё три пальца, Цукуё кажется, будто что-то обрывается, и она кончает, судорожно вцепившись Хинове в плечи.

После они долго лежат в той же позе, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Когда возможность мыслить связно возвращается, Цукуё смотрит на них двоих, перемазанных так и не успевшей засохнуть краской, и говорит:
– Кажется, иногда мне надо меньше думать.
– А ещё тебе обязательно нужно закончить этот рисунок, – добавляет Хинова, глядя таким жгучим взглядом, что Цукуё понимает: сделать его полностью будет задачей не из легких.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		12	(100%)
Всего:		12

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара, Слэш

---

Слэш|Фанфик №1

[Yoshiwara]

Название: 33 несчастья
Автор: Синфик (red tea)
Бета: Киноварь
Размер: 3039 слов
Пейринг/Персонажи: Цукуё/ОЖП, Хинова, ОМП и ОЖП в количестве
Тема: слэш
Жанр: фемслэш, ангст
Рейтинг: R за трупы и многократные упоминания наркотиков
Саммари: однажды на прогулке Цукуё находит труп и кое-что ещё
Предупреждения: смерть второстепенных персонажей, возможно ООС, сюжетные штампы

Ночью льёт как из ведра, кусок неба над Ёшиварой напоминает грязную губку, которую раз за разом выжимают чьи-то не брезгливые руки. Улицы превращаются в небольшие каналы, и никакие зонты не защищают от плотной стены дождя. Нормальным людям полагается сидеть дома и ждать, пока погода не улучшится. Но Цукуё к нормальным себя не причисляет, поэтому именно она сейчас стоит в переулке, мокрая насквозь, и, рассеянно обнимая плачущую девушку, смотрит на мёртвую проститутку в подворотне.

Час спустя дождь заканчивается, и Хьякка уже суетятся вокруг, заворачивая труп в мешок, опрашивая жителей ближайших домов, стирая последние следы крови на асфальте. Их совсем немного – погода постаралась за них. Цукуё раскуривает трубку, прикидывая, какое из дел казалось ей перед выходом настолько неотложным, и является ли оно всё ещё таковым. Кажется, она собиралась обратиться к Хинове за советом, как следует поступить с попавшимися наркоторговцами, а может, что-то ещё... В сущности, уже действительно неважно. Цукуё внимательно смотрит на виновницу всеобщей суеты.

– Как тебя зовут?
– Рин, – чуть помедлив, отвечает та.

«Ты влипла, Рин», – хочет сказать Цукуё.
«Добро пожаловать в Ёшивару», – почти срывается у нее с языка.
«Беги, пока не поздно», – говорит она взглядом.
Но девочка смотрит в ответ испуганно, но твердо, и не бежит.

– Цукуё, – роняет она вместо всех заготовленных фраз, словно одно имя способно всё объяснить, и переводит взгляд на мёртвую проститутку. Та накрашено ярко, вульгарно, и это выглядело бы неприятно, если бы не нездоровая бледность и яркие пятна крови на кимоно. Цукуё невольно думает, что кровь может придать красоту чему угодно: даже потасканной проститутке в тёмной подворотне, даже смерти. Ей приходится с силой потрясти головой, чтобы отогнать непрошеные мысли.

– Ты её знала? – обращается она к Рин. Та мотает головой. – Тебе есть, куда идти?
– Нет, Цукуё-сама.
– Оставь свое уважение при себе или для поверхности. Я просто Цукуё.
– Как скажете.
– Ты помнишь внешность человека, напавшего на вас?
– Нет. Мужчина, средний рост, лицо без особых примет, – Рин говорит твердо, никаких следов прошлой истерики. Цукуё мысленно хвалит её – молодец, девочка, быстро справилась с шоком.
– Понятно. Хорошо, придумаем, куда тебя деть.

Она бросает последний взгляд на грязную подворотню и уже разворачивается, чтобы уйти, когда краем глаза замечает какой-то блеск и резко останавливается. Рин и двое из оставшихся Хьякка недоуменно смотрят на неё. Цукуё подходит ближе и поднимает с земли мужскую запонку, самую обычную, если не считать гравировки в виде кусающей себя за хвост змеи по краю. И тут до неё доходит.
– Рин, ты будешь под моей личной протекцией.
– Что-то случилось?
– Да. Нет. Не знаю. Мне сейчас показалось, что нельзя исключать тот вариант, в котором убийца был послан за тобой, а проститутка просто неудачно попала под руку. У тебя есть враги, Рин?
Рин испуганно смотрит ей в лицо и кивает. Всё резко встаёт на свои места.
– Значит, пойдешь со мной. Ты будешь в безопасности, обещаю.

***
– Комната на двоих, но пока тут никто не живёт. Одежда в шкафу, моя дверь – последняя по коридору. – Рин первым делом бросается за сухой одеждой, попутно бросив короткий взгляд через плечо, но правила приличия быстро проигрывают в борьбе с желанием избавиться от мокрого насквозь кимоно, и Цукуё не без интереса наблюдает за незапланированным сеансом стриптиза, машинально отмечая детали. Рин невысокая, по-мальчишески худая, кожа светлая до бледноты, а тёмные волосы, если их просушить, будут виться крупными кольцами – совсем не предел мужских мечтаний. Впрочем, и на таких находятся любители.

– Ты умеешь драться?
– Что? – невнятно переспрашивает Рин.
– Кунаи, боевые искусства, что-нибудь?
– Катана. Совсем немного.
Цукуё кивает.
– Хорошо. От кого ты бежишь, Рин? – та так и замирает, напрягшись, в смявшемся некрасивыми складками на талии платье, кожа на голом бедре покрыта мурашками.

– Мне обязательно отвечать?
– Нет, – мягко, насколько это возможно, отвечает Цукуё, – но это важно.
– Я постараюсь рассказать. Потом, когда всё уляжется. Вы позволите?
– Конечно. – Рин заметно расслабляется после этих слов. – Тогда встретимся завтра, в десять утра. Будем решать, какую работу тебе пока поручить.

Цукуё выходит за порог и слышит летящее вслед:
– Спокойной ночи, Цукуё.

«О, да, – думает Цукуё, – меня ждет очень спокойная ночь в компании Хиновы и споров о том, что делать с наркоторговцами». Но на душе всё равно становится немного менее мерзко, и лицо неизвестной проститутки перед глазами меркнет.

***

Следующая неделя для Цукуё проходит как в тумане. Хьякка докладывают о целой партии кокаина, но облава на поставщика срывается по непонятной причине, Хинове чудом (самым лучшим чаем и пятичасовой беседой) удаётся упросить очередного политика не совать свой нос в их внутренние дела, и даже проблемы Сейты с логарифмами оборачиваются локальной катастрофой. Цукуё скидывает все обязанности по учебе Рин Ханако, одной из своих лучших учениц, а сама круглосуточно пропадает то в Ёшиваре, приглядывая за порядком на улицах, то на поверхности, тщетно пытаясь отыскать следы владельца запонки. Обычные методы (информация через мальчишек из неблагополучных районов) в этот раз не действуют – то ли подобных знаков отличия никто не видел, то ли боится рассказать; и оба варианта ей ужасно не нравятся. Цукуё даже малодушно думает, не попросить ли о помощи Ёродзую, но быстро понимает, что от этих троих в сравнительно мирное время никакого толку, да и внутренние дела Ёшивары, к тому же.

Она не появляется у себя неделю, пару ночей проспав в доме Хиновы, положив ей голову на колени, а после совершенно не понимая, почему та не сгоняет её сразу. В конце концов, дела заканчиваются, и Цукуё понимает, что время встретиться с Рин давно подошло.

Она находит её в додзё вместе с Ханако, где они отрабатывают удары на боккенах. Цукуё несколько минут молча стоит в дверях, наблюдая за тренировочным боем. Ханако двигается плавно, быстро уходя от ударов и так же стремительно возвращая их, гибкая как лоза. Рин не поспевает за ней, но явно старается – подстраиваясь под ритм, пытаясь если не понять движения той, то хотя бы скопировать. «Ей не хватает навыков, но не скорости, и даже физическая форма в норме, а по виду и не скажешь» – размышляет Цукуё, а потом, наконец, решает вмешаться.

– Расслабь запястье! – громко говорит она, голос отражается от стен, эхом прокатывается от стен додзё, и Рин замирает, тут же пропустив удар, за что получает уже окрик: – Не стой столбом, это всё ещё бой! Продолжай. Не вцепляйся так в боккен, он должен лежать в руке максимально крепко, но не сковывая движений. Да, вот так. Ханако, давай чуть помедленнее. Рин, будь увереннее, это всего лишь деревянная палка! Следи за ногами, ты должна стоять устойчиво. Нет, не так. Теперь уже лучше. Нападай. Запястье, что я говорила в самом начале? Вот, это уже лучше.

Цукуё замолкает ненадолго, глядя, как Рин пытается выполнить все требования одновременно. Теперь с неё пот течет градом, и Ханако даже не пытается ускорить темп, позволяя той свыкнуться со стойкой, ощутить необходимые движения. После пяти-шести выпадов Цукуё командует:

– Стоп. Теперь самое сложное. – Рин замирает, тяжело дыша, да и Ханако выглядит запыхавшейся. Цукуё встает вплотную позади Рин, кладет свою руку поверх её на боккене и говорит негромко: – Не знаю, как тебя учили, но вот ещё одна важная вещь – ты должна чувствовать меч. Как часть себя, как продолжение своей руки. Ты же не машешь ей во все стороны, когда надо ударить, не удерживаешь на месте, когда нужно немедленно отдернуть от горячего? Тут та же система. В бою не должно быть лишних движений: устойчивая стойка нужна как для того, чтобы атаковать, так и для того, чтобы отбить удар любой силы, свободные запястья – чтобы меч максимально повторял движения руки. Но самое главное, – она убирает руку и делает шаг назад, – ты должна думать о бое. Любые инструменты бессильны, если им не придать цель, лишить направления. Так и все боевые искусства совершенно бессильны, если пользоваться ими не вдумчиво, а машинально. Понимаешь?
Рин сосредоточенно хмурится, а потом кивает.
– Ещё раз? – спрашивает Цукуё, и та кивает уже увереннее.

Следующие десять минут Цукуё не мешает, молча наблюдая до тех пор, пока Ханако не выбивает боккен из рук Рин и, опустив свой и стерев пот со лба, говорит:
– Вот теперь отдых нужен уже мне.
Цукуё кивает:
– Спасибо тебе большое. Дальше, надеюсь, я смогу сама её тренировать.
– Спасибо, Ханако-семпай, – добавляет Рин.
– Да не за что, всегда рада помочь, – Ханако уходит, оставляя их наедине. Повисает неловкое молчание, и чтобы заполнить его хоть как-то, Цукуё наливает воды, подаёт Рин и говорит негромко:
– У тебя хорошо получается. Чем больше будешь практиковаться, тем быстрее придёт навык.
– Спасибо, Цукуё. – отвечает она, глядя в пол.
– Есть успехи с кунаями?
– Судя по выражению лица Ханако-семпай, не особо.
– Ох, она всегда такая суровая, не принимай на свой счет.

Снова тишина. Цукуё смутно кажется, что это тот тип неловких пауз, которые возникают, когда собеседнику есть, что сказать, но он никак не может решиться. И, кажется, она даже знает, что нужно делать.
– Пойдём! – она встаёт и тянет Рин за руку за собой.
– Куда?
– В душ. А ещё у меня где-то завалялось отличное вино, давай-ка отпразднуем им окончание этой дурацкой недели. – Рин чуть улыбается в ответ и позволяет утянуть себя в душ.

Потом они сидят в комнате Цукуё, Рин, залпом допив третий бокал, смеётся над незамысловатой шуткой про соседей по комнате и прижимается к боку Цукуё. Та позволяет себе лишь слегка пригубить вино: пить она не умеет и не хочет, и это не тот повод, чтобы начинать.

«Где ты пропадала целую неделю?» – спрашивает Рин.
Цукуё рассказывает и про поставки кокаина, и про желающих урвать кусок власти в Ёшиваре побольше, и про долг защитника.

«Как давно ты здесь?
А кто учил тебя?
Кто такая Хинова, и почему её все здесь так любят?
Зачем городу Хьякка?
Можно я тебя поцелую?»

Цукуё отвечает на все вопросы, и даже не сразу понимает, что Рин спрашивает последним, пока та не прижимается своими губами к её, медленно и неловко, зажмурившись, как ребенок. Она обвивает руками Цукуё за шею, трется грудью, стонет в рот, и та не может не ответить. Поцелуй на вкус как вино: пьянит, греет и чуть горчит на языке. Последнее и приводит Цукуё в чувство, она слегка отстраняется, прижимает палец к губам Рин, заглядывает в глаза, пока взгляд той не становится осмысленным. Почему-то шепотом просит:

– Не надо.
– Почему? – таким же тихим, но хриплым голосом спрашивает Рин.
– Зачем тебе это?
– Потому что я хочу тебя. А ты меня, я же вижу.
– Это не повод.
– Повод… – она невесело смеётся и утыкается лбом в плечо Цукуё. Они обе сидят на полу, Цукуё – прижавшись спиной к стене и откинув голову назад, Рин – между её ног, пряча лицо в ткани кимоно на плече. Цукуё борется с одновременными желаниями отправить её спать и толкнуть на спину и целовать до тех пор, пока она не начнёт стонать в голос. – Я вижу тебя третий раз в жизни, но такое ощущение, будто знаю сто лет; я наблюдала за тобой, спрашивала у твоих учениц – ты словно олицетворение того, кем я хотела бы быть, на кого хотела бы быть похожей, – она говорит всё тише и быстрее, словно слова её душат, и если она не выплеснет их все прямо сейчас, то рискует просто захлебнуться. – Но у тебя всё есть, тебя все любят, ты нужна Ёшиваре, а я просто чужак, я везде чужак, это ничем не изменишь, – она резко замолкает, оборвав себя. – Извини. Я сейчас уйду.

Тогда Цукуё наконец делает то, что собиралась – толкает её, заставляя опрокинуться на спину, нависает сверху. Минуту Рин упирается, пытаясь сбросить её с себя, но бесполезно. Цукуё перехватывает её запястья одной рукой и прижимает к полу, спокойно смотрит в глаза и говорит:
– Прекрати, – Рин замирает, закусив губу, и опускает взгляд. – Я не хочу, чтобы это было сексом по пьяни или что-то в этом роде, понимаешь? – та кивает. – Сейчас мы ляжем спать, а завтра… всё решим, идёт?
– Идёт.

И Цукуё отпускает её, помогает подняться, затаскивает на свой футон и обнимает, когда Рин прекращает возиться и укладывается, прижавшись спиной к её груди.
– Спокойной ночи, Цукуё. – едва слышно говорит она.
– Спокойной ночи, Рин.

Рин засыпает, а Цукуё ещё долго лежит, не в силах уснуть, обдумывая одну вещь – почему слова Рин так сильно её задели и в тем причина того, что она так старательно избегала её?

***

Утром её будит стук в дверь.
– Цукуё, у нас срочное дело! Мы нашли поставщика! Вы нужны нам срочно.
Цукуё как есть слетает с кровати, наскоро одевается и, бросив взгляд на так и не проснувшуюся Рин, уходит.

Ночью Сацуки и её отряду удалось поймать кого-то из торговцев, и он быстро сдал место и время встречи с поставщиком партии кокаина. Через два часа и на этот раз на поверхности. Цукуё, захватив небольшое количество Хьякка, решает пойти через главный вход, а остальные – занять позиции на запасных. Добираются до места они в рекордные сроки. Охрана у бывшего склада игрушек просто отвратительная, и прорваться внутрь и захватить всех присутствующих оказывается проще простого. Единственное, чего Цукуё не ожидает, так это увидеть на поставщике, холёном мужчине среднего возраста, чёрный костюм с уже знакомым ей орнаментом на запонках.

Все становится очень зыбким, Цукуё кажется, что земля под ногами превращается в песок, того и гляди, пересыплется куда-нибудь, а Цукуё рухнет в никуда.

Пока сошек помельче выводят из здания, он достаёт из кармана единственную улику в деле об убийстве безымянной проститутки.

– Вам знакома эта вещь?
– А ты глупее, чем выглядишь. Конечно, знакома, все ребята из нашей организации носят такие.
– Зачем «ваши ребята» неделю назад убили проститутку в подворотне в Ёшиваре?
– Без понятия, я не ответственен за поступки каждого в нашей организации.
– Почему вы отменили прошлую передачу?
В ответ он улыбается так отвратительно, что Цукуё немедленно хочется как следует размазать эту ухмылку по ближайшей поверхности.
– А ты угадай.
– Шпион.
– Какая умница. А теперь беги, ищи его, пока не стало поздно.

Мир делает кувырок, и всё снова становится на свои места. Цукуё вылетает из склада пулей, орёт на ходу: «Позаботьтесь об этом куске дерьма», хватает первый подвернувшийся мотоцикл и едет в Ёшивару так быстро, как это возможно. «Только бы успеть, только бы успеть… Успеть до чего?» – на этом связные мысли обрываются.

– Где новенькая, Рин? – кричит она дежурным на входе, едва успевает подъехать к зданию.
– Попросила провести её к Хинове. Что-то случилось, Цукуё?

Цукуё резко дает по газам вместо ответа. Этого можно было ожидать, ведь Хинова – символ Ёшивары, её солнце и свет…

Так быстро по коридорам её дома Цукуё ещё не бегала никогда. Она распахивает двери в гостиную, ожидая увидеть что угодно. Всё, кроме мирно пьющих чай Хинову, Сейту и Рин. «Успела», – выдыхает Цукуё.
– Цукуё, что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает Хинова, но Цукуё говорит, обращаясь только к Рин:
– Это ты её убила? – та смотрит, широко распахнув глаза, словно не понимает.
– Что? Цукуё, о чем ты?..
– Хинова, Сейта, отойдите. Я говорю о том, что мы только что взяли поставщика крупной партии кокаина. Знаешь, ему была очень знакома та запонка, которую я нашла на месте нашей встречи. Но самое интересное даже не в этом, а в том, что среди нас появился шпион. А теперь я повторю свой вопрос – это ты убила ту проститутку, чтобы втереться ко мне в доверие, а потом водить за нос всех нас? – Цукуё не знает, каким чудом ей удаётся не повысить голос. Рин смотрит на неё в ужасе и только открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег из воды.

– Цукуё, ты всё неправильно поняла, – твёрдо говорит Хинова, и на этот раз очередь Цукуё терять дар речи, – я могу тебе доказать, что Рин здесь ни при чем, и даже если у нас и завёлся шпион, то это не она.
– Хинова? Как?
– Сейта, будь добр, принеси мне, пожалуйста, номера «Праздничного вестника» за предыдущие полгода. – Сейта кивает и мгновенно убегает, а Хинова продолжает: – А ты пока успокойся, Цукуё, присядь. Я с недавних пор не выкидываю газеты, бывает, попадаются крайне любопытные заметки. А не так давно я видела одну примечательную фотографию… Да, спасибо, Сейта, ты молодец.

Хинова озадаченно листает номера, пока наконец не находит нужный и передаёт страницу с фотографией Цукуё. На фотографии фестиваль цветов в Эдо, на переднем плане, держась за руки, стоят две девушки, в одной из которых невозможно не узнать Рин, а вторая… вторая – похожа на ныне мертвую проститутку из подворотни.

– Что это значит?
– Я не хотела. Это всё моя вина, – глухо говорит Рин, и Цукуё только сейчас замечает, что всё это время та сидит, закрыв лицо руками.
– На фотографии изображены дочь известного политика, Рина Танака, с подругой, – сухо отвечает Хинова.
– Погоди. Танака – это не один из тех политиков, который пытается выкупить половину Ёшивары?
– Он самый. Сегодня утром Рина Танака пришла ко мне, чтобы предложить свою помощь в обеспечении защиты Ёшивары от посягательств хотя бы этого из этих власть имущих. Она сейчас сидит перед тобой, и совершенно точно не может быть замешана в наркоторговле. Не знаю насчет мертвой проститутки, но сомневаюсь, что Рина стала бы убивать свою лучшую подругу. Я права? – заканчивает Хинова.

Рин убирает руки от лица, стирает рукавом слёзы и продолжает за неё:
– Да. Айко была моей лучшей подругой. Она помогла мне сбежать, когда я сказала, что больше не могу находиться рядом с таким человеком, как мой отец. Она всегда была для меня примером и образцом для подражания, всегда спасала меня. Спасла и на этот раз – объяснила, что мы можем залечь на дно в Ёшиваре, городе проституток. Никто не будет искать здесь двух благородных девиц. Она сказала, что в Ёшиваре есть две главных женщины – Хинова-сан и Цукуё-сан, у них можно попросить помощи. Мы дошли до Ёшивары, нам даже удалось найти вас, Цукуё, но этот человек… – её голос сорвался, – он не пытался убить меня, только Айко. И я ничего не смогла сделать. Айко велела мне: «Живи! Живи счастливо». Но, видимо, не получится у меня счастливо. Решила помочь хоть так. Извините меня, – добавляет она и пулей выбегает из комнаты.

Цукуё несколько секунд смотрит на Хинову, не веря услышанному, а затем бросается вслед.
– Рин! Рин, постой! – догнать её удается только на третьем пролёте лестницы. Цукуё прижимает её к стене, пытаясь удержать, говоря какие-то бессмысленные извинения. Рин рвётся из рук и отталкивает её, борется, как может, а потом, наконец, обмякает и всхлипывает, уткнувшись в плечо. Цукуё обнимает её и гладит по спине, пытаясь придумать, способны ли какие-либо слова вообще исправить всё, что она натворила.

Вскоре Рин перестаёт дрожать, она говорит Цукуё куда-то в область шеи, потому получается глухо и неразборчиво:

– Знаешь, когда тебя не оказалось утром, я сразу подумала, что опять всё испортила. Я с самого начала сделала неправильно, что сбежала от отца – погубила Айко, и тебя… обманула, и вот что получилось, – она надолго замолкает, но Цукуё не прекращает гладить её по голове. – Что мне делать, Цукуё?

– Я не могу решить за тебя, это должен быть твой и только твой выбор. Ты можешь вернуться к отцу или остаться в Ёшиваре, мы дадим тебе защиту. Но точно могу сказать одно: если ты останешься, мы можем попробовать начать всё сначала. На этот раз без тайн и мёртвых друзей.
Рин поднимает голову, смотрит снизу вверх в её лицо.
– Ты мне позволишь?
– Я обещаю.

Цукуё зарывается пальцами ей в волосы, пытаясь понять, кому из них на самом деле это нужно больше.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		6	(100%)
Всего:		6

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара, Слэш

---

Йорозуя, слеш

[Yorozuya-team]

Название: Сказки на ночь
Автор: команда Йорозуи
Пейринг/Персонажи: Саката Гинтоки/Кацура Котаро
Тема: слеш
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		18	(100%)
Всего:		18

@темы: арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Йородзуя, Слэш

---

Йорозуя, слеш

[Yorozuya-team]

Название: Горькое лекарство Автор: Halco Переводчик: команда Йорозуи Бета/Эдитор: команда Йорозуи Оригинал: здесь Язык оригинала: английский Пейринг/Персонажи: Йорозуя, Саката Гинтоки/Шимура Шинпачи Тема: слеш Рейтинг: PG-13 Количество страниц: 21 Ссылка на просмотр: здесь Ссылка на скачивание: здесь

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		12	(100%)
Всего:		12

@темы: додзинси, Gintama: Joui Wars, Йородзуя, Слэш

---

Йорозуя, слеш

[Yorozuya-team]

Название: Kaichou wa Maid-sama!
Автор: команда Йорозуи
Бета: команда Йорозуи, анонимный доброжелатель
Размер: мини (1926 слов)
Пейринг/Персонажи: Тошши/Паако
Тема: слеш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Саммари: а в заведении госпожи Сайго неделя косплея во имя повышения популярности. Чем не повод впрячь на работу Гинтоки? Его, правда, как всегда, никто не спросил.
Примечание: написано на заявку одного из членов команды.

Гинтоки чувствовал себя в высшей степени неуютно: хвостики мешались, ветер задувал под короткую юбку, а плотные невысокие чулки, кажется, жали. И какого хрена эту компанию не устраивала старая добрая японская одежда?!

― Не ковыряйся в носу, Паако, ― протянули рядом. ― Ты лицо нашего клуба.

― Заткнись, Агоми! Скажи спасибо, что я, вообще, сюда вышел.

― Азуми, черт возьми, Азуми! ― вспылил тот и поправил фартук на короткой черной юбочке. ― Расслабься, Паако, девочки в форме горничных нынче очень в моде…

― Девочки, а не толпа мужиков с кривыми волосатыми ногами!

― Ты никак не можешь понять нас, ― оскорблено заметил Азуми и вдруг замер. ― Ой, Паако, а это не твой знакомый?

Саката оглянулся, почесывая накладную грудь, и злостно выругался, поняв, кто же идет ему навстречу. Знакомый джинсовый потертый жакетик, бордовая повязка на голове и неотрывно следящий за ним взгляд. Плохо-плохо-плохо, да как его вообще сюда занесло?!

― Какой потрясающий косплей, ― остановился напротив дверей клуба Тошши, пока Гинтоки боролся с позорным желанием спрятаться за спину напарника, чтобы его не узнали. Узнавать его, впрочем, кажется, не собирались, и он, собрав волю в кулак, быстренько накинул на себя глуповатый вид среднестатической школьницы:

― О, ну что Вы, какая лесть, не-мог-бы-ты-свалить-на-хрен-отсюда? ― сквозь зубы, быстро добавил он, надеясь, что подействует особый быстроговорящий гипноз, и этот чудик и впрямь развернется и уйдет.

― Вот видишь, Паако, ты недооценивала силу формы горничной, а к тебе и первый поклонник уже подвалил, ― похабненько засмеялись рядом.

― Паако-ши, ― покорно повторил Тошши. Он смотрел на Гинтоки широко раскрытыми глазами и потрясенно глотал воздух, как выброшенная на землю рыба.

«В гробу я видал таких поклонников», ― мрачно подумал Саката.

* * *

На следующий день Гинтоки обнаружил его на другой стороне улицы: Тошши наблюдал за ним из-за какого-то столба, наверное, искренне полагая, что его не заметно, и томно вздыхал. В руках у него даже не было привычной идиотской фигурки.

― Ой, Агоми, подмени меня, ― раздраженно отметил Саката, откидывая полог и проходя внутрь заведения. Хватит с него привлечения клиентов, пусть остальные извращенцы этим занимаются.

На этом моменте Гинтоки собирался завалиться спать в какую-нибудь кладовочку и не выползать до самого конца рабочего дня, но у Сайго было другое мнение на счет его трудового договора.

― Что это ты тут делаешь? ― доброжелательно поинтересовался он, своей огромной лапищей приподнимая Гинтоки над полом за голову. Тот даже не успел заметить, когда же Токумори появился, а сейчас было поздно.

― Я так подумал... вам тут теперь людей не хватает, дай, думаю, помогу.

― Паако, ― угрожающе навис над ним Сайго. ― Нам людей на улице не хватает.

― Да не хочу я на вашу гребаную улицу! Тошнит уже от нее! Ты знаешь, что творит каждое утро лавочник напротив?! Знаешь, а?! Да он извращенец!

― Ты и двух дней там не простоял! Уговор был на неделю.

― Уговор! Рабское законодательство по нему плачет!

― Заткнись. Ты в зале все равно работать не сможешь, всех клиентов распугаешь.

― Хаа?! Намекаешь на то, что я страшная, ма-моч-ка?

― П-прошу прощения, ― неожиданно подал голос кто-то третий, и Гинтоки, не глядя, впечатал ему ладонь в лицо.

― Отвали!

― Не трогай клиентов, придурок! ― Сайго, также не глядя, впечатал ладонь в лицо уже ему, и потасовка закипела...

* * *

― Тебе чего, парень? ― спустя десять минут, когда суматоха улеглась, поинтересовался Сайго. Не вовремя ввязавшийся в спор клиент поправил съезжающий джинсовый жилет, смущенно заулыбался, придерживая себя за предплечье.

― Могу я пригласить на обед эту девушку?

― Так, сто-о-оп, ― взвыл "девушка", подняв наконец голову и проморгавшись. ― Откуда ты здесь взялся?! У вас в Шинсенгуми что, все поголовно воспитываются сталкерами?! Сайго-са-ан! Пожалуй, мне и на улице неплохо!
Не успел он, впрочем, и шага сделать. Глава клуба уверенно пресек ему пути отступления, и на лице у него сверкала такая зловещая улыбка, что Гинтоки стало не по себе.

― Кажется, ты рвался помочь нам тут, Паако. А желание клиента ― закон.

Саката совсем не рвался работать с какими-то клиентами, да еще и воспринимать их желания, как закон, он все-таки был птицей свободного полета, а не трансвеститом со странными представлениями о мейд-кафе. Но делать ничего не оставалось, а столик невероятно услужливые трансвеститы уже подготовили, и почему-то это отчаянно напоминало заговор.

― Ч-чего изволите, хозя-яин? ― издевательски протянул Гинтоки, с невероятным и не слишком правдоподобным дружелюбием улыбаясь. Зубы сводило, за спиной, у дальней стены зорко следил за ним Сайго, даже оттуда нависая грозной тенью.

Тошши восторженно улыбался и тыкал куда-то в меню. Саката не слушал, и ему было чертовски интересно посмотреть на физиономию этого майонезного придурка, когда тот обнаружил бы себя в окама-баре. Правда тот возвращаться в нормальное состояние что-то не спешил, а Тошши, похоже, совсем ничего в происходящем не смущало.

― Паако-ши, ― неожиданно с придыханием обратился к нему Тошши. ― Вы так похожи на Юки-тян... а можно Вас сфотографировать?

Фотоаппарат он вытащил с такой скоростью, что Гинтоки переполошился.

― Ой, кажется, ваш заказ на кухне уже горит! ― рявкнул он, стремительно ретируясь за ширму. Хотелось бы верить, что хотя бы тут он найдет мир и спокойствие, но если его не преследовали отаку, его преследовал рабочий персонал сего заведения, то завистливо вздыхая, то давая советы, то пускаясь в пространные фантазии.
Вернулся Гин минут десять спустя с подносом в руках ― он, как мог, оттягивал момент возвращения: он успел уронить поднос по дороге дважды, напиться и едва не подраться. Если бы не все та же зловещая тень Мамочки сего заведения, вряд ли бы он вообще вернулся.

Тошши вовсю развлекался, фотографируя польщенных горничных-трансвеститов.

― Прости-и-ите, я, кажется, уронил подно-о-ос, ― пьяно протянул Гинтоки, опуская оный на голову своего незадачливого клиента и раздраженно сплюнул. Кто сказал, что он должен с ним нянкаться?!

Впрочем, когда Тошши осел на землю, а сам Гинтоки уже летел к стене, размышляя о бренности собственного бытия, ответ был дан очень быстро.

* * *

Тошши сдаваться не собирался даже после того, как его выволокли из бара за ноги, чтобы не мешал остальным посетителям. После этого он появлялся тенью дня три, садился куда-нибудь в угол, ставил рядом с собой какую-то фигурку и уже оттуда преследовал Гинтоки взглядом. Иногда виднелись вспышки фотоаппарата, но в целом тот вел себя смирно, и Гин решил не заморачиваться насчет причин, по которым Хиджиката уже который день подряд расхаживает в таком виде. Все шло весьма сносно, пока главу Йорозуи не вызвали на ковер, чтобы торжественно сообщить:

― Твой поклонник настаивает на частной встрече. Оплата с лихвой покроет твой долг. Мы предоставим вам одну из дальних комнаток, ― радостно протараторил Азуми, и тут же предупредительно добавил. ― Это большая честь, Паако.

― Да мне похер! Что за цирк?!

― Слушай сюда, тебе дается беспрецедентный шанс завтра же закончить работу...

― Я и так завтра заканчиваю! Не дури меня тут!

― После всего, что ты разбил и сломал, тебе еще месяц отрабатывать, щенок! ― рявкнул Сайго, всем своим видом стимулируя на активную деятельность. ― Так что марш работать!

В комнату Гинтоки впихивали всей толпой, пока он орал на все помещение что-то о том, что гордый самурай не сдастся пидарасам. Но тех, увы, было много, и зловеще посмеиваясь, мол сопротивление бесполезно, его и впихнули в комнату, закрыв за спиной дверь. Пути к отступлению были отрезаны жестко и бескомпромиссно.
Тошши тихонько сидел на циновке, смиренно сложив руки на коленях и выглядя почти прилично. Если бы не все та же глупая джинсовка и вот эта поза пай-мальчика, Гин даже задался бы вопросом, а Тошши ли это.

― Паако-ши… ― парень торжественно прокашлялся, видимо, собираясь что-то сообщить, но Гинтоки, оглядев помещение, слишком не вовремя пришел к заключению, что вполне может выиграть от этого странного заказа. Оставалось только подхватить Тошши за футболку, подтянуть к себе и проникновенно сообщить:

― Прямо сейчас я собираюсь немного поспать. Будешь мне мешать ― задушу собственными руками.

Тошши икнул, явно не ожидая таких резких перемен, но Сайго поблизости не было (стены целы, дверь цела, голова цела, значит, не было), соответственно, и корчить из себя послушного рабочего Гин больше не собирался. Что он собирался, так это воплотить в жизнь свою угрозу и завалиться спать прямо на циновку. Весь этот каламбур с трансвеститами успел его порядком утомить, и уже не единожды он с содроганием представлял тот миг, когда поворотного момента для него уже не будет.

Заснуть не получалось: Тошши, конечно, вел себя тихо и даже старался не мешать, но так внушительно бродил от нечего делать из угла в угол и так тяжко вздыхал, что уснуть в таких условиях не представлялось возможным в принципе.

«Да угомонишься ли ты сегодня?!» ― мысленно возопил Гинтоки, и едва не возопил вслух, когда шаги вдруг стали медленнее, тише, и, что самое главное… приближались? Что ж, если этот идиот и вправду верит, что его не слышно, пусть подумает так подольше.

Йорозуе неожиданно стало весело, непонятное чувство любопытства и азарта захватило с головой, и он замер, не открывая глаз и слушая, как мнется рядом один конкретный неудачник. Он с легкостью различал шорох одежды и совсем не удивился, когда Тошши опустился рядом с ним на колени, снова остановился, видимо, никак не решаясь, и наконец приложился об него губами. Но именно что приложился, даже не впечатался!

― Да ты мне все зубы повыбиваешь, придурок! ― тут же подскочил Гинтоки. ― Тебя кто целоваться учил?!

Тошши пялился на него взглядом перепуганной собачонки, будто Саката сказал нечто такое, что никак не укладывалось в знакомые ему рамки. Мол, «а целоваться что, еще и уметь надо?». Гин фыркнул: все равно, что ни говори, выглядел этот Хиджиката презабавным образом, и потянулся сам, обхватывая его лицо ладонями.
Спустя три минуты, когда покрасневший, как переваренный рак, Тошши вылетел за дверь, Гинтоки вытянулся на циновке и самодовольно усмехнулся. Уж теперь, если тому и хватит смелости вернуться, то не скоро.

* * *

…а вот не приходить лично, и прислать послание он почему-то додумался. Гинтоки несколько минут тупо пялился на предъявленный ему в баре букет, пока остальные трансвеститы похабно хихикали у него за спиной. Работа заканчивалась очень и очень мрачно, и Саката даже не знал, что могло спасти проклятого поклонника от справедливого возмездия.

По крайней мере, он осмотрел букет трижды, а ни одной плитки шоколада так и не обнаружил. Зато к нему прилагалась прекрасная романтическая записка…

* * *

― Держи свое альтер-эго на привязи, ты, идиот! ― рявкнул Саката, врываясь в кабинет зам.командующего, который уже в своей обычной форме разместился за столом. Подобного вторжения он явно не ожидал и даже подавился чаем, поднимая не слишком-то доброжелательный взгляд на нарушителя спокойствия. Гинтоки с размаху кинул ему на стол букет, да еще и пальцем на него указал для убедительности. ― Я что, похож на бабу, цветочки мне дарить?!

Хиджиката смерил его взглядом с ног до головы: выглядел Йорозуя, конечно, потрепанным, один из хвостиков отвалился по дороге, а фартук перестал сверкать белизной, но в целом…

― Да, похож, ― мрачно оповестил он, совершенно не понимая, что здесь, вообще, забыла эта ходячая проблема.

Гинтоки выругался, срывая фартук, и все-таки соизволил сообщить:

― В общем, лучше тебе убедиться, что твое второе я ко мне больше не приблизится, если не хочешь, чтобы о твоих похождениях узнал весь город. А-а-а, блин, я весь провонял этой одеждой, теперь еще неделю не смогу чувствовать себя полноценным мужчиной.

― Да кому ты вообще сдался, ― ошарашено сообщил Хиджиката, пытаясь зажечь сигарету и закурить. Другой стороной зажигалки та почему-то не зажигалась, но он не терял надежды.

― Целуется он, кстати, тоже отвратительно, ― мстительно добавил Саката. ― Как девственник-переросток. Ой, Хиджиката-кун, ты что, так женат на своей работе, что у тебя нет времени даже в бордель сходить?

― А не пошел бы ты, Йорозуя?!

― А, неважно, ― почесывая затылок, Гинтоки неторопливо направился к двери, все еще ворча что-то при этом. ― Я что, в чем-то провинился перед этим миром, да? Отаку-сталкер, подумать только! К слову, ― он остановился в дверях, почесал затылок, помолчал для драматичности ситуации и добавил, ― если уж все совсем так безнадежно, то заглядывай. Научу.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		17	(100%)
Всего:		17

@темы: фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йородзуя, Слэш

---

[Shinsengumi-13]

Название: Чужой человек
Автор:  Мэй_Чен
Бета: команда Шинсенгуми
Размер: мини, 1011 слов
Пейринг: Хиджиката/Ямазаки
Тема: слэш
Жанр: слэш, ангст, экшн
Рейтинг: PG-13
Саммари: Ямазаки знает — между ним и Хиджикатой Тоширо нет ничего. Совсем ничего.

Ямазаки знает — между ним и Хиджикатой Тоширо нет ничего.
Совсем ничего.
Когда Хиджиката ворчит на Кондо-сана, который по своей природной доброте опять спустил на тормозах очередную проделку Окиты, когда он орёт так, что сигарета выпадает изо рта, на самого Окиту — Ямазаки почти видит это.
Связь.
Связь между тремя самыми близкими друг другу людьми. Которые знакомы много лет, которые прошли вместе огонь и воду, которые добились всего, чего добились — потому что были вместе.
Ямазаки тоже хочется себе часть того незримого тепла, на которое так щедр Хиджиката с ними — "своими" людьми.
Ямазаки хочется много чего ещё, но у него нет даже самой малости.
Всё началось не так давно, — но как только оформилось в конкретное желание, существовать с этим стало очень трудно.
Когда Ямазаки оставляет отчёт у Хиджикаты на столе, когда слушает его приказы, неловко поддакивая и задавая вопросы о будущем задании, и сам Хиджиката смотрит удивлённо и отвечает тоже с некоторой неловкостью — Ямазаки кажется порой, что между ними стена.
Это не так.
Между ними просто ничего нет.

Задание было обычным и очень, очень скучным: следить за человеком, которого Шинсенгуми подозревали в причастности к группировке "Свободная страна".
В отличие от Джои, которые имели лидера и соблюдали некое подобие стратегии, эта группировка по большей части состояла из молодых людей, живущих в неблагополучных районах города, и внешне казалась... стихийной и безыдейной.
Вернее, всё, к чему стремились молодые подонки — убить как можно больше аманто на улицах Эдо.
Хиджиката жутко ругался, возвращаясь с места очередного происшествия и показывая фотографии жертв "Свободной страны" — распотрошённую тушку несчастной твари, над которой кровью на стене обычно было выведено: "Очистим Японию от оккупантов!"
Причём у молодых ублюдков поднималась рука и на совсем крошечных детей, и на беззащитных женщин, и даже на обычных людей, которые пытались вступиться за избиваемых аманто.
Анализируя произошедшие в городе с момента первой акции "Свободной страны" преступления, Кондо и Хиджиката пришли к выводу, что за неуправляемой силой юных отморозков стоит кто-то очень умный, кто хочет, чтобы полиция, гоняясь за мелкой рыбой, оставила в покое крупную.
Именно за предполагаемой крупной рыбой Ямазаки и следил уже второй день из окна соседнего дома. Достаточно было засечь у дверей объекта слежения лидера группировки, и всё — связь есть, можно брать обоих.
Только вот лидер группировки никак не желал помогать с компроматом на крупную шишку и в поле зрения пока не появлялся.
Ямазаки тоскливо посмотрел на смятые упаковки из-под анпанов, которые опротивели в первый же день, вздохнул.
Можно было как-то убить время, вспоминая последний разговор с Хиджикатой. Да что там — разговор, обычный обмен информацией об объекте наблюдения и "Да, Хиджиката-сан", "Слушаюсь, Хиджиката-сан" в ответ на указания...
Он вздрогнул, когда в душной вязкой тишине комнаты раздалась пронзительная трель мобильного.
Звонил Хиджиката, и Ямазаки секунд пять смотрел на телефон, не до конца понимая, в чём дело — всего час назад они и так уже связывались.
— Какого чёрта трубку не берёшь? Ямазаки, слышишь меня?
— Да, — удивлённо ответил Ямазаки: голос у Хиджикаты был очень странный — вроде и злой, но что-то ещё тревожное было в этом голосе. Тревога, страх в голосе Хиджикаты — дьявольский замкома?..
— Живо уноси ноги из квартиры!
— А?..
— Я сказал — беги прочь! Не знаю как, но тебя засекли!..
Последние слова Хиджикаты Ямазаки слышал уже вполуха, засовывая телефон в карман на бегу.
Если его в самом деле обнаружил кто-то из этой банды — хорошего мало, они безжалостны ко всем, кто так или иначе защищает аманто. Интересно, Хиджиката хоть немного расстроится?..
Заместитель командующего Шинсенгуми встретил его на лестнице между четвёртым и третьим этажом — злой, взъерошенный, с горящими синими глазами и катаной наперевес.
Он беспокоился, что Ямазаки может не успеть?
— Хиджиката-сан?
— Ямазаки, — прорычал Хиджиката. — Какого чёрта ты так долго возился?
Потом он резко обернулся, не давая возможность Ямазаки ответить, что тот спешил как мог — потому что по лестнице навстречу уже поднимались они.
Человек пятнадцать или двадцать. Не несовершеннолетние отморозки, а вполне опытные на вид бойцы с катанами.
Значит, правы были тогда Хиджиката с Кондо, что во всём этом замешаны куда более крупные рыбы.
Хиджиката встал посреди лестницы, и Ямазаки оказался у него за спиной. И пусть ширина лестничного марша была узковата для того, чтобы на ней полноценно сражались сразу двое, было неприятно — Хиджиката принимает на себя весь удар. За то, что прокололся он, Ямазаки.
Первых трёх нападавших Хиджиката смёл одним взмахом руки, остальные отпрянули — и снова навалились один за другим.
Очень опытные и сильные — чтобы списать смерть двух Шинсенгуми на счёт малолетних отоморозков, кому-то придётся сильно постараться. Но тогда всю полицию поднимут на уши, и Шисенгуми оставят всё, чтобы найти убийцу товарища. Пока кто-то спокойно будет заниматься своими тёмными делами, не опасаясь вмешательства полиции.
В какой-то момент Хиджиката пошатнулся, опёрся рукой о стену — и освободил место рядом с собой на лестнице. Ямазаки не заставил себя ждать.

Потом, вспоминая всё произошедшее, он удивлялся — бой на лестнице занял едва ли пять минут, и сирены полицейских машин завыли почти сразу же, как только погиб последний из нападавших, а тогда казалось — прошла целая вечность.
Целая вечность между тем, как встревоженный голос Хиджикаты велел убираться из квартиры, и тем, когда они оба, тяжело дыша, забрызганные кровью, сидели у подножия лестницы, сидели совсем близко друг к другу.
Ямазаки всё никак не мог принять то, что сейчас, только что — он сражался с Хиджикатой бок о бок! А потом он снова вспомнил, почему Хиджикате пришлось принять бой, и вся радость ушла.
— Хиджиката-сан, я... У меня нет оправданий тому, что я позволил так легко себя раскрыть...
Хиджиката, с трудом переводя дыхание, лишь нетерпеливо мотнул головой.
— Дело не в тебе, — хрипло отозвался он. — Информацию слил кто-то из своих. Мне сообщили в последний момент, но я успел.
И, прежде чем Ямазаки успел сказать ещё что-то, Хиджиката вдруг положил ладонь ему на затылок, притянул к себе — и они соприкоснулись горячими мокрыми лбами, перепачканными потом и кровью убитых.
Так близко, что Ямазаки мог почувствовать кожей дыхание Хиджикаты.
— Я успел, — повторил он.
Это длилось какое-то мгновение, потом Хиджиката убрал руку и поднялся на ноги. Пошёл навстречу припозднившимся Шинсенгуми, на ходу доставая из кармана сигарету, коротко и нехотя объяснил им ситуацию.
Ямазаки тоже поднялся, опираясь о стену. Осторожно коснулся лба.
Кажется, всё это время он несколько ошибался.
Кажется, он только что почувствовал это.
То, что есть — и всегда было — между ним и Хиджикатой.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		37	(100%)
Всего:		37

@темы: Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Слэш

---

[Shinsengumi-13]

Название: Дружба
Автор:  Seliamar
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 794 слова
Пейринг: Кондо/Хиджиката
Тема: слэш
Жанр: слэш, романс, пвп
Рейтинг: R
Саммари: Это еще одна форма дружеской поддержки.

— Кондо-сан, сидите смирно, — укоризненно произносит Тоширо, прижимая ватный тампон к ссадине на его лбу.
Кондо ерзает, сучит ногами, сминает в пальцах складки своих хакама и скулит:
— Тоши, щиплет, щиплет…
От Тоширо пахнет не сигаретным дымом, как обычно, а свежестью шампуня: он только что вышел из душа, и мокрые пряди облепили голову.
— Ну что вы как маленький, — бормочет он и протягивает руку к стоящей рядом тумбочке, чтобы взять пластырь.
Кондо только что вернулся с любовного фронта — точнее, из бара, где работает прекрасная Отаэ-сан. Пахнет от него алкоголем, а еще, наверное, так, как пахнет от побитых собак. Он знает, что выглядит ужасно. Командующему Шинсенгуми не подобает так выглядеть.
— Командующему Шинсенгуми не подобает ныть из-за пары царапин, — вздыхает Тоширо. — Не шевелитесь.
Кондо чувствует прикосновения жестких шершавых пальцев к лицу. Тоширо осторожно надавливает на края пластыря. У него серьезный взгляд и сосредоточенно поджатые губы: он не привык быть осторожным, но очень старается.
На Тоширо простая юката; когда он тянулся за пластырем, края ворота слегка разошлись в стороны, и стал виден багровый след чуть ниже ключицы. Его кожа по сравнению с темной тканью кажется светлее, чем на самом деле, — этот след на ней выделяется слишком резко, и Кондо скользит взглядом по его неровным очертаниям и не может отвести глаз, будто заколдованный.
— Вроде все, — ворчит Тоширо. — Странно, что в этот раз вы так легко отделались. Обычно бывает гораздо хуже.
Кондо поднимает голову и смотрит ему в лицо.
Тоширо моргает.
— Он до сих пор не прошел, — говорит Кондо. — Прости.
Тоширо вскидывает брови, но потом понимает, о чем он, и фыркает.
Черные волосы влажно поблескивают и в холодном мерцании лампы дневного света отливают сизым.
Тоширо придвигается ближе, чуть привстает на коленях, упираясь одной рукой в пол, и касается его губ своими. Кондо чувствует исходящее от него тепло, и вдоль позвоночника пробегает дрожь.
Тоширо тянет другую руку за спину, и пояс в мелкую полоску соскальзывает на пол. Юката распахивается, открывая другие следы — на плечах, на груди, на бедрах.
Они еще не успели сойти с прошлого раза.
Его глаза совсем близко, и Кондо почти больно смотреть в их заволоченную непроницаемой дымкой синеву. Но потом юката с едва слышным шорохом соскальзывает с плеч Тоширо и темной лужицей растекается на полу.
Тоширо остается почти обнаженным, и возбуждение накатывает неудержимой приливной волной.
Кондо смыкает веки и ощущает, как ладони Тоширо проскальзывают под его кимоно.
Запах шампуня будто заполняет собой всю комнату и оставляет в голове звенящую пустоту

Кондо плохо помнит, как это произошло впервые: он был слишком пьян. В памяти всплывают только отдельные смазанные образы: зигзагообразный шрам поперек живота, прохладная ладонь, прикрывающая ему глаза, и горячая теснота сильного, поджарого тела.
Еще Кондо помнит хриплый шепот, щекотавший ему шею, но не помнит слов, произнесенных в ту ночь.
На следующее утро он решил, что все это было лишь странным сном, навеянным слишком большим количеством спиртного и неплохим ударом по голове. Кулаки у Отаэ-сан маленькие, но бьют так, что перед глазами рассыпаются звезды.
Однако через некоторое время сон повторился; тогда Кондо уже не был настолько пьян, и вторую ночь он помнит лучше.
— Почему? — спросил он, глядя на светлячком маячивший в темноте огонек сигареты Тоширо.
В ответ донеслось спокойное:
— Мне показалось, что вы этого хотите.

Это длится уже почти год.
Кондо без памяти любит Отаэ-сан, и у него не возникает и мыслей о других женщинах.
Но Кондо мужчина, и ему нужна разрядка.
Тоширо — его лучший друг. Тоширо всегда был его опорой. Тоширо он может доверять безоговорочно.
Тоширо ничего не просит взамен. Это еще одна форма дружеской поддержки. И между ними ничего не меняется — просто теперь они пару раз в неделю занимаются сексом, вот и все.
Это не измена. Это ни в коем случае не измена.
Кондо смотрит, как Тоширо запрокидывает голову, как блестят капельки пота на его шее, как сокращаются мышцы пресса, заставляя зигзагообразный шрам на животе подергиваться подобно змее. Его ноги плотно обхватывают Кондо за талию, его руки беспорядочно скользят по шероховатой поверхности татами — Тоширо получает удовольствие, и это рождает в груди странное чувство, приправленное толикой глупого самодовольства и больше всего напоминающее… жадность или, может быть, жажду.
И Кондо целует его — болезненными, агрессивными поцелуями, оставляющими на коже багряные пятна. Он вжимает ладони в бедра Тоширо, которые позже расцветают синеватыми следами его пальцев. Тоширо дрожит, подается ему навстречу, и Кондо не слышит ничего, кроме его прерывистого дыхания и гулких ударов своего сердца.
Потом его мучает совесть: Кондо осознает, что логика, по которой он это делает, неправильная, перевернутая, абсурдная. Но Тоширо неторопливо приводит себя в порядок, одевается, завязывает пояс, закуривает, и эти простые действия действуют на Кондо успокаивающе.
К тому же после секса Кондо всегда хочется спать.

Когда очередным вечером в баре Отаэ-сан съезжает Кондо по уху, он смотрит ей в глаза: карие, теплые, сияющие мягким медовым светом.
Она так хороша, что у него перехватывает дыхание.
Но он смотрит ей в глаза — и почему-то вспоминает другие, синие.
…И ночью сон снова повторяется.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Слэш

---

[Shinsengumi-13]

Название: Комплекс Транзистора
Автор: Yamada Fumi
Переводчик:  Кукумбер_61
Бета/Эдитор:  Кукумбер_61
Оригинал: silver soul + chuutama
Язык оригинала: японский, перевод с английского
Пейринг/Персонажи: Хиджиката/Сого
Тема: слэш
Рейтинг: PG-13
Количество страниц: 23
Ссылка на просмотр: Читать онлайн
Ссылка на скачивание: MediaFire

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Шинсенгуми, додзинси, Gintama: Joui Wars, Слэш

---

[Shinsengumi-13]

Название: Любовь и майонез
Автор:  Корю
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1413 слова
Пейринг: Хиджиката/Ямазаки
Тема: слэш
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: PG
Саммари: В любви все средства хороши.

– Хиджиката-сан, – сказал Ямазаки, сверкая улыбкой, – давайте я сделаю вам массаж.
Хиджиката оторвался от заточки меча и посмотрел на него с недоумением.
– Какой ещё массаж?
– Ну, знаете, массаж плеч, – Ямазаки поводил ладонями в воздухе для наглядности.
Возможно, получилось даже слишком наглядно, потому что Хиджиката как-то чересчур резко стиснул рукоять меча.
– Не нужно.
– Но…
Хиджиката взмахнул мечом, проверяя заточку – лезвие рассекло воздух с неприятным свистом. Что ж, вынужден был признать Ямазаки, пятясь к выходу, по части наглядности замком мог дать ему сто очков вперёд.
Похоже, способ «Начните с невинных действий, имеющих эротический подтекст» не сработал. Ямазаки ещё раз проштудировал пособие «Как подцепить парня» и нашёл неплохой вариант: «Возможно, вас сблизит совместное занятие спортом».

– Хиджиката-сан, может, сыграем в бадминтон?
– Ты рехнулся?! Мы же на задании!

Ямазаки выбросил дурацкое пособие и купил диск с романтической дорамой. В первой же серии герой спасал героиню от хулиганов, и она моментально в него влюблялась. Замком, конечно, не был героиней романтической истории, но этот старый как мир трюк мог сработать и с ним.
Случай представился вскоре – они вдвоём возвращались в штаб поздней ночью через неблагополучный район. Ямазаки держал руку на мече, напряжённо озираясь по сторонам, но, как назло, вокруг не было ни одного самого завалящего Джои. До казарм оставалось всего ничего, и Ямазаки начал впадать в отчаяние, когда дорогу им внезапно перегородила подозрительная тень. Никто и никогда так не радовался тёмному силуэту в тёмном переулке, как Ямазаки в тот момент.
– Эй, ты, – сказал он, выступая вперёд, чтобы загородить Хиджикату. – Если хочешь напасть на заместителя командующего, будешь иметь дело со мной!
– Заки, – отозвалась тень голосом капитана Окиты, – да ты стал крутым, как я посмотрю.
Это была ужасная, ужасная ошибка.

– Хиджиката-сан, – сказал Ямазаки, сверкая фингалом, – могу я взять выходной за свой счёт?
Ему был необходим новый источник вдохновения. Проведя полдня в сети и начитавшись слэшных фанфиков, Ямазаки выработал новую стратегию. Если верить фикам, достаточно было напоить объект своих желаний, чтобы он тут же упал к твоим ногам.
Беспокоиться о том, как напоить Хиджикату, не пришлось: через пару дней у капитана Нагакуры был День Рождения, и он устраивал вечеринку для офицеров. Инспекторы тоже были приглашены.
Как оказалось, в своём кругу офицеры позволяли себе намного больше, чем на пирушках для всего отряда. Уже через полчаса капитан Харада, обнажившись по пояс, исполнял танец живота, а остальные подбадривали его свистом и аплодисментами. Никто не обращал внимания на Ямазаки, который воспользовался этим, чтобы подобраться к сидящему в стороне Хиджикате. Но его опередили.
– Хиджиката-а, давай выпьем! – капитан Окита отпихнул Ямазаки и подошёл к замкому с бутылкой в руках.
Судя по тому, как его шатало, он был пьян в стельку. До сих пор Ямазаки не приходилось видеть капитана пьяным, ему даже в голову не приходило, что он может упиться до такого состояния.
Окита попытался подлить Хиджикате саке, но споткнулся и растянулся на полу, чудом не выронив бутылку.
– Да ты напился в хлам, – весело сказал Хиджиката.
Судя по тому, как старательно он выговаривал слова, он и сам был на пути к этому состоянию. Окита пробормотал что-то невнятное, пристроил голову у него на коленях и тут же заснул. Хиджиката тихо засмеялся, взял его под мышки и потащил в соседнюю комнату.
Если бы эта сцена была экранизирована в аниме, над головой у Ямазаки сейчас зажглась бы лампочка.
Он дождался, пока Хиджиката вернётся и сядет на своё место, и ненавязчиво придвинулся ближе.
– У вас саке закончилось, – сказал он невинным тоном, – давайте подолью.
Он повернулся, сделал вид, что споткнулся, и упал так, что его голова оказалась на коленях Хиджикаты. Всё шло по плану.
– Эй, Ямазаки, – сказал Хиджиката, глядя на него сверху вниз совершенно трезвыми глазами, – ты что, гей?

«Не хочет по-хорошему, придётся по-плохому», думал Ямазаки на утро, одной рукой придерживая гудящую голову, а другой листая рейтинговые яойные додзинси. Если соблазнение не сработало, всегда оставался старый добрый нон-кон. После вчерашнего думать было тяжело, поэтому Ямазаки просто попытался зазубрить последовательность действий. Сначала навалиться, прижимая к полу сильным телом, потом перехватить запястья стальной хваткой, потом поцеловать. От поцелуя Хиджиката должен был растеряться – тут-то и следовало перейти в наступление, сунув руку ему в штаны. Если верить додзинси, это разом превратило бы Хиджикату в трепетного и покорного уке.
Образ смущённого и краснеющего замкома прогнал похмелье и вселил в сердце отвагу. Ямазаки скрестил пальцы и отправился на дело.
Хиджиката сидел на энгава пред своей комнатой, одетый в штатское, и курил. Судя по бледному виду, похмелье не миновало и его.
– Ямазаки, – сказал он тускло, – хреново выглядишь.
– А вы хорошо, – честно ответил Ямазаки и тут же приступил к выполнению плана.

«Пожалуй, не стоило безоговорочно верить додзинси», думал он несколькими днями позднее, выписываясь из больницы. Тем не менее, его не уволили, что внушало некоторую надежду. Он ещё мог исправить ситуацию – списать всё на алкогольное отравление, например, и вести себя тише воды ниже травы. Но Ямазаки зашёл уже слишком далеко и не мог отступить.
У него оставался ещё один, уже им самим придуманный план. Афродизиаки – банально, но надёжно. Если Хиджиката будет слишком возбуждён, чтобы сопротивляться, то сценарий из додзинси вполне возможно сработает.
– Мне очень жаль, я так раскаиваюсь и в качестве извинения хочу подарить вам это! – быстро выпалил Ямазаки, протягивая Хиджикате бутылочку майонеза.
Это был самый дорогой сорт в супермаркете – сердце до сих пор сжималось, когда он вспоминал сумму чека – но на какие только жертвы ни пойдёшь ради любви.
– Хм, – Хиджиката взял бутылку и внимательно прочитал этикетку, – это действительно очень качественный майонез. Я покупаю его только по праздникам.
Он отвинтил крышку и вдохнул запах майонеза как профессиональный дегустатор. Потом выдавил каплю на подушечку пальца и аккуратно лизнул.
– Восхитительно! Какой тонкий вкус! Какой богатый букет!
«Это майонез, а не вино», мог бы сказать Ямазаки, если бы не был слишком занят, пытаясь остановить носовое кровотечение. Хиджиката, облизывающий пальцы и вздыхающий от удовольствия – это было совершенно убийственное зрелище.
Хиджиката сделал пару глотков прямо из горла, прикрыв глаза от наслаждения – Ямазаки едва не хватил инсульт – а потом расслабил узел шейного платка.
– Здесь как-то жарко, – сказал он рассеянно.
Покупка майонеза серьёзно ударила по кошельку Ямазаки, поэтому возбуждающее он купил самое дешёвое – какой-то сомнительный препарат под названием «Меч любви». Пытаясь компенсировать качество количеством, Ямазаки высыпал в майонез весь пакет, и теперь наблюдал за Хиджикатой с болезненным беспокойством.
Однако пока всё шло по плану: щёки Хиджикаты раскраснелись, взгляд затуманился, а движения сделались резкими и нервными – «Меч Любви» действовал безотказно.
– Кстати, я тут подумал, – задумчиво протянул Хиджиката, разглядывая майонез на свет. – Ямазаки, так ты гей или нет?
– Я-а… а почему вы спрашиваете?
– Просто… – Хиджиката стащил китель и уставился на него тёмными, странно-блестящими глазами, – если ты гей, то мы могли бы заняться сексом.
Ямазаки с трудом удержался от того, чтобы станцевать победный танец. Вместо этого он вытер взмокшие ладони о ткань формы, придвинулся к Хиджикате, взял его за плечи и попытался поцеловать.
– Ну нет, – заявил Хиджиката, – этот ракурс мне не нравится.
Ямазаки и понять ничего не успел, как оказался на полу, прижатый тяжёлым сильным телом. Запястья сжало словно стальным обручем, а горячая, жёсткая ладонь проникла под его одежду и коснулась возбуждённой плоти. Это прикосновение лишило Ямазаки воли и разума. На границе сознания мелькнула мысль, что сюжеты додзинси всё-таки работают, хотя в его случае немного не так, как ожидалось. Ещё он успел подумать, что этот вариант его тоже вполне устраивает, а потом все мысли смыло волной удовольствия.

Хиджиката сидел у окна в едва наброшенной на плечи юкате – курил, стряхивая пепел прямо на улицу. Ночные огни раскрашивали его лицо во все оттенки неона, делая похожим если не на демона, то на какое-то мифическое нездешнее существо. Ямазаки лежал на смятом футоне, смотрел. Их отношения продолжались уже полгода, но он до сих пор не мог насмотреться.
– Мне тут вспомнилось, – Хиджиката щелчком отправил докуренную сигарету за окно и обернулся, – тогда, в первый раз, ты ведь что-то подсыпал мне в майонез, верно?
Ямазаки стало неуютно. Он надеялся, что эта тема уже не всплывёт.
– Д-да, немного. Для возбуждения…
– Болван, – сказал Хиджиката сухо.
Он встал и подошёл к нему с таким странным выражением лица, что Ямазаки едва удержался от того, чтобы отползти назад.
– Испортил майонез какой-то дрянью.
– И-извините.
Он втянул голову в плечи, не ожидая ничего хорошего, но Хиджиката только фыркнул. А потом толкнул Ямазаки в плечо и навис над ним, опираясь на руки.
– Совершенно не подействовало, – пробормотал он наклоняясь.
– А?
Ямазаки открыл рот, чтобы задать сотню вопросов разом, но тут Хиджиката поцеловал его, и стало как-то не до разговоров. «Подумаю об этом завтра, – решил Ямазаки в лучших традициях любовных романов, – заодно и специальную литературу почитаю».
Он как раз приобрёл целую пачку рейтинговых додзинси с загадочной пометкой «ямахиджи».

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Слэш

---

[Shinsengumi-13]

Название: Обещание
Автор:  Seliamar
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 6525 слов
Пейринг: Окита/Хиджиката
Тема: слэш
Жанр: слэш, романс, ангст
Рейтинг: РG-13
Саммари: Однажды Окита Сого дал себе обещание.

— Погода дерьмо, — пробормотал Хиджиката, бросив на землю вымокшую и ставшую бесполезной сигарету.
— Хиджиката-сан, мусор нужно кидать в урны, а не где вздумается, — отозвался Сого, поддевая большим пальцем цубу клинка. — Хотя зачем я это говорю. Любое место, где ступила ваша нога, автоматически превращается в урну.
— Заткнись, — отозвался тот — впрочем, довольно вяло. — Мне и без тебя паршиво.
Голос у него звучал гундосо: пару дней назад Хиджиката подхватил простуду и теперь постоянно шмыгал носом, и Сого это казалось довольно забавным. А теперь начальник еще и промок до нитки под проливным осенним дождем, и это искупало все неприятные ощущения от того, что сам Сого тоже вымок вплоть до нижнего белья.
Зашуршала рация: отряд, посланный ко второму входу, занял позицию.
Хиджиката хрипло отдал короткую команду, рванул катану из ножен и ударил ногой дверь — все это практически одновременно. Правда, Сого тут же оттер его плечом в сторону, услышал из-за спины раздраженное шмыганье и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Первый противник, заступивший ему дорогу, наверное, даже не успел удивиться, когда лезвие прочертило в его горле аккуратную тонкую улыбку, в следующий момент брызнувшую ярко-красным фонтаном.
Кровь выплеснулась как раз на то место, где мгновением раньше стоял Сого, но в это время он знакомил со своей стальной подружкой Кику-ичимонджи RX-78 уже другого незадачливого активиста-революционера, и воздух наполнился криками, росчерками металла, красными сполохами и хриплым рыком Хиджикаты, перемежаемым шмыганьем.
Ладно, шмыганья на самом деле слышно не было, но Сого додумывал этот звук у себя в голове, бесстрастно наблюдая за тем, как к нему подступают сразу двое, которые спустя несколько секунд встретились с отполированными досками пола. Он развернулся, стряхивая красные капли с лезвия, краем глаза увидел, как Хиджиката вытаскивает из чьей-то грудины свой меч и, тут же ныряя под чужой, идущий сбоку, утирает рукавом нос.
Надо не забыть припомнить ему это, когда они закончат. Человек, вытирающий сопли рукавом — рукавом мундира, между прочим — не достоин места заместителя командующего Шинсенгуми.
Сого резко оттолкнулся носком ботинка, и кромка катаны вошла в следующее тело мягко, будто в масло.
В бою время всегда замедлялось, растягивалось жвачкой, и чужие движения казались заторможенными, как в кино. Разворот — удар. Уход вправо — удар. Выверенные, заученные до уровня рефлекса движения, и время исчезает, и непонятно, сколько его прошло: минута, пять минут или, может быть, полчаса.
Хотя обычно вооруженные столкновения в рейдах длятся совсем недолго. И десяти, и даже пяти минут бывает достаточно, чтобы понять, каков будет результат.
Эти ронины не привыкли сражаться в тесном пространстве, они мешали друг другу и спотыкались о трупы. Поэтому сегодня итог вполне предсказуем с самого начала.
Спустя некоторое время Сого неторопливо протирал клинок, стоя под козырьком здания. Оставшихся членов банды загружали в автобус, а тела в черных брезентовых мешках — в труповозки. Проблесковые маячки расцвечивали косые струи дождя множеством ярких точек.
Хиджиката вышел из здания, вытащил из кармана сигареты.
— Вытри кровь с лица, а, — проворчал он. — Зубами ты их грыз, что ли.
— На себя посмотрите, — отозвался Сого, пряча меч в ножны, и поднял взгляд на собеседника.
Сигареты каким-то чудом остались сухими, и Хиджиката закурил, сощурившись и наблюдая за возней у машин.
— Хиджиката-сан, у вас сопля торчит из носа. И на рукаве тоже сопли. Это ужасно.
— Отвянь, — поморщился тот.
Капли дробились о карниз. В ботинках было мокро, и одежда облепила тело холодной влажной тяжестью.
Хиджиката шмыгнул носом и устало потер лоб тыльной стороной запястья. Над бровью была багровая клякса, которая от этого движения превратилась в большое бурое пятно. На манжете мундира не хватало пуговицы — видимо, потерялась в схватке.
Медленно тлела сигарета. Сого продолжал смотреть на эту манжету без пуговицы. Почему-то она мозолила глаза, но Сого все равно не отводил взгляда.
Хиджиката бросил окурок в лужу, шагнул под дождь и произнес, оборачиваясь через плечо:
— Поехали.

— Кто это? — тихо спросил Сого, выглядывая через просвет в зарослях кустарника.
Они с Хиджикатой прятались в густой зелени у обочины узкой проселочной дороги, а чуть поодаль, как раз на этой самой дороге, стояли четверо. Все примерно ровесники Хиджикаты. Все — с боккенами в руках.
— Уходи, — только и уронил тот в ответ.
— Кто это? — настойчиво повторил Сого.
— Уходи, — все так же бесстрастно произнес Хиджиката. — Тебе здесь делать нечего.
— Никто не может мне указывать, — нахмурился Сого. — Кроме сестры и Кондо-сана.
Хиджиката, до этого даже не смотревший в его сторону, повернул голову; Сого увидел в его глазах нескрываемое раздражение, и внутри всколыхнулась горячая волна ярости. Этот надменный придурок смотрит на него как на надоедливого ребенка.
Да как он смеет?
Да кто он вообще такой, чтобы…
— Твоя сестра будет беспокоиться, — Хиджиката отвернулся. — Уже поздно. Иди домой.
— Не уйду, пока не скажешь мне, кто это, — упрямо сказал Сого.
Хиджиката вздохнул.
— Почему ты везде за мной ходишь?
— Потому что я тебя ненавижу.
Ну это ведь само собой разумеется. Неужели он такой дурак, что даже этого не понимает?
— Не понимаю, — снова вздохнул Хиджиката. — Если ты меня ненавидишь, то не лучше ли держаться от меня подальше?
— Нет. Вдруг ты будешь подглядывать за моей сестрой, когда она переодевается.
В ответ Хиджиката отвесил ему подзатыльник.
Подзатыльник!
Ему никто никогда не отвешивал подзатыльников. Даже Кондо-сан.
— Ах ты! — прошипел Сого, но тихо — почему-то он знал, что сейчас лучше не шуметь.
— Они ждут меня, — вдруг сказал Хиджиката. — Теперь доволен? Уходи.
Сого хотел было спросить, зачем они его ждут, но потом посмотрел на боккены в руках тех четверых — и спросил другое:
— Тогда почему ты сидишь в кустах, как трус?
— Потому что я хочу победить.
Сого замолчал.
— Иди домой.
Четверо на дороге лениво перебрасывались какими-то фразами — отсюда слышно не было. Но, судя по всему, чувствовали они себя вполне уверенно.
— А как ты узнал, что они тебя тут ждут? — Сого изо всех сил старался, чтобы его голос звучал скучающе.
— Нужно просто думать, как они, — отстраненно ответил тот.
Один из парней вдруг отделился от остальных и отошел к краю дороги — видимо, чтобы справить нужду.
— Черт, — сквозь зубы процедил Хиджиката. — Сиди здесь, понял?
И он скользнул в гущу кустарника — тихо, будто просто ветер прошелестел листвой.
Через несколько мгновений раздался крик — одновременно и удивленный, и болезненный, и Сого увидел, что тот из четверки, который стоял с краю от остальных, уже не стоит, а лежит и сучит ногами, свернувшись в клубок, а Хиджиката резкой тенью кружится между остальными тремя.
…Все закончилось быстро, и Хиджиката победил.
Сого смотрел на корчившиеся в дорожной пыли тела, и грудь переполняло странное чувство. Тогда он не осознал, что это было, но несколькими годами позже понял.
Он смотрел — зачарованно.
А Хиджиката заткнул боккен за пояс и неторопливо пошел в сторону додзё. Юката густой синевой выделялась в сумеречном полумраке.
Сого провожал его взглядом и почему-то не мог ступить с места, будто ноги приросли к земле.
Хиджиката остановился, чуть повернул голову и сказал:
— Идем.

— Ты когда-нибудь убивал людей? — спросил Сого однажды.
Это было незадолго до того, как они перебрались в Эдо.
Хиджиката в ответ неопределенно пожал плечами, и это движение почему-то разозлило Сого до звона в ушах.
А еще разозлило то, что Хиджиката снова не взглянул на него, когда Сого с ним заговорил.
Сого ненавидел в нем все, но эту черту — особенно. Порой трудно было даже понять, слушает ли Хиджиката, что ему говорят, или просто создает видимость, вот так вот пожимая плечами, когда слышит слова, предположительно предназначающиеся ему.
Нет, он, конечно, прекрасно все слышал, и Сого об этом знал. Но раздражения это не умаляло — скорее, наоборот.
И на тренировке в тот день Сого так яростно махал синаем, что даже Кондо-сан, кажется, был под впечатлением.
…Эдо встретил их недоуменно-насмешливыми взглядами. Деревенские самураи — вот как про них говорили.
Сого смотрел на широкую улыбку Кондо-сана и по обыкновению хмурое лицо Хиджикаты — и старался не показывать, что это его задевает.
Но иногда это было очень трудно. Особенно в такие моменты, когда кто-нибудь из группы молодых людей в цветных кимоно, шедших навстречу, начинал обвинять тебя в том, что ты в него врезался, а остальные посмеивались и спрашивали, не игрушечный ли у тебя меч.
Это произошло буквально через несколько дней после того, как они в первый раз вошли в ворота, на которых поблескивали чернотой три иероглифа — «Шинсенгуми».
Сого никогда бы не врезался в кого-то по случайности.
Это в него сейчас врезались — причем намеренно.
Это были не преступники, не террористы — обычные гражданские, которым просто стало скучно. Сого знал, что, если он затеет с ними драку, у Кондо-сана будут проблемы, и на его лице не дрогнул ни один мускул, но внутри закипал гнев.
А потом Хиджиката вышел из супермаркета, на ходу распаковывая только что купленную пачку сигарет, и впечатал рукоять катаны прямо под дых тому самому парню, в которого «врезался» Сого. Тот осел на землю, вытаращив глаза и скривив рот, а Хиджиката невозмутимо щелкнул зажигалкой, затянулся и сказал, выдыхая дым вместе со словами:
— Сого, пошли. У нас патрулирование.
Кто-то двинулся было ему наперерез, но Хиджиката не замедлил шага.
Перед ним расступились.
— Это не я полчаса прохлаждался в магазине, нарушая график, — отозвался Сого.
Хиджиката, против обыкновения, не стал огрызаться. Помолчав немного, он произнес:
— Не обращай на них внимания.
Я и не обращал, хотел возразить Сого. Но это прозвучало бы так, будто он оправдывается в чем-то, и он ничего не сказал.
— Эти молокососы, — добавил Хиджиката, — все равно ничего тебе не смогут сделать.
Эти «молокососы», возможно, были старше самого Хиджикаты, но Сого подумал не об этом.
Он подумал: эти слова означают, что Хиджиката не считает молокососом его, Сого.
…Совсем скоро он обнаружил, что рассекать живую плоть оказалось так же просто, как свернутые мокрые циновки, на которых они отрабатывали удары в додзё.
Сого стоял, чувствуя, как теплая чужая кровь подсыхает на лице, и его переполняло удовлетворение — как после хорошей тренировки или законченной работы.
Впрочем, это и была теперь его работа.
Почему-то в голове всплыл поздний вечер, когда Хиджиката побил тех четверых на пыльной дороге, окаймленной густым кустарником. С тех пор несколько лет прошло, но это вспомнилось так ясно, будто было вчера.
— В порядке?
Меч Хиджикаты был щедро вымаран красным, как и белоснежная ткань шарфа под горлом. На темном мундире же пятна были практически незаметны.
Он посмотрел на лежащие вокруг Сого тела, и, кажется, их количество произвело на него впечатление. Потом он поморщился, взглянув Сого в лицо.
— Как ты так забрызгался? — проворчал, вытряхивая сигарету из пачки, закурил и принялся протирать лезвие.
Сого улыбнулся.
— Не сильнее вашего, Хиджиката-сан.
— Сого! Тоши! — донесся голос Кондо-сана — как всегда, громкий и обеспокоенный.
Сого со смутным злорадством отметил, что тот прокричал его имя первым. Но он точно знал, что Хиджиката не обращал внимания на такие вещи, и это раздражало.
— Поехали, — сказал Хиджиката, убрав меч в ножны, и пошел к машинам.

— Поехали, — сказал Хиджиката, взглянув через плечо, и шагнул под дождь.
Сого мог бы узнать Хиджикату по одной его спине: затянутой в плотную ткань формы, чуть ссутуленной, потому что он постоянно засовывал руки в карманы.
Хиджиката всегда шел немного впереди, слегка двигая плечами. Поворачивал голову, говорил что-нибудь и снова отворачивался. Конечно, иногда он шел рядом, а иногда отставал, остановившись возле автомата с сигаретами. Конечно, он много раз смотрел Сого прямо в лицо, глаза в глаза.
Но если Сого вдруг по какой-либо причине вспоминал Хиджикату (обычно это было связано с разнообразными планами по его устранению), тот всегда представлялся ему вполоборота, будто вот-вот отвернется. Прямой нос, чуть скошенный синий глаз, твердая линия челюсти и торчащая из краешка рта сигарета — а потом стриженый черный затылок, который поначалу казался таким непривычным без прядей, собранных в болтающийся при ходьбе хвост.
Вот и сейчас Сого смотрел в этот затылок, а Хиджиката шагал, не оборачиваясь, и капли дождя стекали по его волосам и заползали под воротник.
Внутри Сого ворочалось что-то беспокойное, напряженное, темное.
Это было… нечестно. Это было неправильно.
Но оно было, и Сого уже довольно давно замечал это за собой.
И однажды он дал себе обещание.

Хиджиката громогласно высморкался в бумажную салфетку, скомкал ее и бросил в мусорное ведро.
— Фу, — сказал Сого. — Это ужасно, Хиджиката-сан.
Тот недовольно дернул бровью и прогундосил:
— Промотай еще.
Сого нажал кнопку воспроизведения, и Хиджиката уже в который раз застыл и практически не моргая уставился на экран.
Это была запись с наружной камеры наблюдения одного из больших супермаркетов. Длилась она чуть больше пяти минут, и большую часть этого времени занимали снующие туда-сюда люди: мужчины и женщины, старые и молодые, раздельно или парочками. Они либо выходили из магазина, либо заходили, и лишь одна фигура стояла неподвижно. Какой-то парень в черном: на голове кепка, да еще и капюшон накинут сверху — лица не разберешь. В руках длинный тубус, в каких носят большие чертежи. Он стоял, будто ждал кого-то, и дергал головой — скорее всего, слушал музыку в наушниках. Или, может, страдал тиком.
Так проходило три с половиной минуты, а потом из магазина выходил мужчина в черной форме Шинсенгуми. Парень в капюшоне открывал тубус, вытягивал оттуда катану и сносил ему верхнюю часть черепа. Та отлетала в сторону, как половинка спелого арбуза; кровь брызгала прямо на какого-то офисного клерка в чистеньком сером костюме, и тот кривил рот в беззвучном крике.
Парень в черном ловко перепрыгивал через перила; люди бросались перед ним врассыпную, и он пропадал из обзора объектива.
Все это произошло днем, в половину второго. Убитого звали Сэйго Хиронори, и он был из первого отряда Шинсенгуми. Он зашел купить себе бэнто на обед, но съесть его так и не успел.
— Столько народу — и ни одного годного свидетеля, — Хиджиката взял еще одну салфетку и снова прочистил нос. — А лицо этой суки так и не попало ни на одну камеру.
— Хиджиката-сан, такими темпами вы вместе с соплями высморкаете и свои мозги… Не то чтобы я был против, — Сого зевнул и нажал «стоп». — А. Хотя вам, может быть, и высмаркивать нечего.
Хиджиката бросил на него красноречивый взгляд. Глаза были воспаленные, влажные.
— И почему ты никогда не болеешь? — пробормотал он под нос и опустил взгляд на лежащий на столе лист бумаги, испещренный неровным почерком, стрелками и линиями.
— А вы хотите, чтобы я заболел? — Сого состроил возмущенно-обиженное лицо. — Начальник всегда должен радеть о благополучии своих подчиненных, а вы…
— Да не хочу я, чтобы ты заболел, — поморщился Хиджиката. — Не цепляйся ко мне.
— Не могу, — честно сказал Сого. — Это выше моих сил.
Хиджиката недовольно поджал губы и покрутил ручку в пальцах.
— Что у нас есть, — сухо произнес он, и Сого ощутил смутное разочарование оттого, что тот не продолжил предыдущую тему. — Коротышка, телосложение среднее. Левша. Самоучка, скорее всего. Быстро бегает. Ему хватило наглости убить члена Шинсенгуми днем и в оживленном месте. Все.
— А почему вы решили, что это мужчина? — с преувеличенным сомнением в голосе спросил Сого.
— Потому что я вижу, что это мужчина, — отрезал Хиджиката.
— А может, это женщина. Просто такая же плоскогрудая, как вы, Хиджиката-сан.
— Что значит «такая же плоскогрудая»? — он даже вскинул голову и воззрился на Сого с возмущением. — Я ж не баба, чтоб у меня сиськи были! Сого, не валяй дурака. Мы тут не в игрушки играем.
— Знаю, — коротко ответил Сого.
Хиджиката несколько мгновений смотрел на него, а потом вздохнул, потер лоб и пробормотал:
— Знаю, что знаешь.
Он замолчал, глядя на лист, а Сого снова включил запись и бесстрастно произнес:
— Надо ввести дополнительные часы тренировок. Сэйго умер даже раньше, чем успел понять, что на него напали.
Хиджиката уставился на экран, задумчиво покусывая нижнюю губу.
Сого чуть скосил глаза, наблюдая за этим движением. Зубы прижимали тонкую розоватую кожу с мелкими продольными трещинками, и она темнела, наливаясь кровью.
— Этот парень сделал все очень быстро, — пробубнил Хиджиката негромко, будто про себя. И добавил уже громче:
— Но ты прав, тренировки лишними не бывают.
Конец фразы, правда, смазался. Хиджиката прикрыл глаза, сморщил нос — и громко чихнул.
— Черт, — процедил он сквозь зубы и полез за очередной салфеткой.
Ресницы у Хиджикаты слиплись от влаги, нос был распухший и покрасневший, а щеки играли слабым румянцем.
— Хиджиката-сан, у вас температура.
— Я в курсе, — отмахнулся он.
Сого облокотился на стол, подперев ладонью подбородок, и стал наблюдать за тем, как тот сморкается.

Через два дня был убит Яширо Хидэки. Тоже из первого отряда Шинсенгуми.
Он был в гражданской одежде, и его зарубили буквально на выходе из небольшого кафе, где подавали изумительно вкусный рамен, который он очень любил.
Камер там не было, но, по словам очевидцев, убийца был невысокого роста, а меч достал из футляра для какого-то спортивного снаряжения и единственный удар, оказавшийся также и смертельным, нанес левой рукой.
Хиджиката был вне себя от ярости.
Сого перебирал фотографии с места преступления, изредка бросая на него быстрые взгляды. Хиджиката нервно барабанил по столу кончиками пальцев и курил — одну за другой, вытягивая за вдох чуть ли не полсигареты сразу.
Сого тоже был не в лучшем настроении: в конце концов, обе жертвы состояли в его отряде. В Шинсенгуми не делали из смерти трагедии. Это была часть их работы, и без жертв не обходилось. Но одно дело — погибнуть при исполнении. А быть убитым вот так, как эти двое — совсем другое.
На этот раз голову снесли целиком, и труп был похож на сломанную куклу. Дети часто ломают игрушки, которые им надоедают, и Сого, глядя на снимки, представлял себе огромного ребенка, который громко кричит, делая квадратный рот, топочет ногами по земле, требуя новую забаву, а потом хватает Яширо и одним движением откручивает ему голову. И после этого успокаиваетсяся, вытирает глаза и говорит своей еще более огромной маме: «Смотри, ее уже не починишь. Купи мне вон ту, со съемными прическами».
Кондо-сан сидел, скрестив руки на груди, непривычно хмурый и серьезный.
Хиджиката затушил окурок, потянулся к пачке, но та уже опустела. Он выругался, встал из-за стола и направился к тумбочке за новой, на ходу промокая нос салфеткой.
Собрание капитанов должно было начаться через десять минут.
— Надо запретить ходить поодиночке, — наконец прервал молчание Кондо-сан. — Не только во время патрулирования, но и в выходные.
Хиджиката вернулся за стол, раздраженно распаковал пачку, практически сорвав картонную крышку.
— И что теперь? — мрачно просопел он. — В сортир тоже парами? Держась за ручки?
— Если в этом будет необходимость, — твердо ответил Кондо-сан.
Хиджиката придвинул к себе несколько фотографий и мрачно уставился на заляпанные красным кадры.
— Это вызов, — проронил он. — Эта тварь смеется над нами.
Его голос звучал глухо.
Сого снова поднял взгляд на Хиджикату. Глаза у того были как две ледышки; колючий холод, казалось, так и сочился из черных дыр зрачков.
Сого знал, что там, за этими глазами, все кипит, взрывается, вспыхивает, как подожженный пороховой склад.
Хиджиката снова выругался.
— Тоши, — произнес Кондо-сан с мягкой укоризной.
Еще Сого знал, что на собрании Хиджиката будет говорить четко, короткими, отрывистыми фразами, со своим обычным хмуро-бесстрастным выражением на лице. Он ведь заместитель командующего Шинсенгуми, и внушать своим людям уверенность — его долг. Особенно в таких обстоятельствах.
На самом деле из них троих Хиджиката был самым импульсивным — просто он хорошо научился управлять своей яростью, прятать ее за угрюмым фасадом.
Но перед ними он порой позволял этому фасаду рушиться.
— Кондо-сан, — он выпрямился, безжалостно вмял сигарету в пепельницу, и Сого увидел, как ярость, полыхающая в Хиджикате, плавит лед в его глазах, — если мы, Шинсенгуми, даже сами себя защитить не можем, то зачем нам…
Он подхватил меч, лежавший справа от него, и чуть приподнял его над столом. Лакированные ножны блеснули красным в тускло-сером осеннем свете, тянущемся в окна.
— …вот это?!
Пальцы Кондо-сана напряглись, сминая черную ткань мундира.
— Ты прав, Тоши. Мы должны…
Кондо-сан не успел закончить фразу, потому что в этот момент Хиджиката отвернулся, громко чихнул и принялся тереть слезящиеся глаза.
— Тоши, — Кондо-сан нахмурился, — ты ведь пьешь лекарства, да?
— Да, — ответил Хиджиката сквозь салфетку.
— Работа работой, но ты не должен себя загонять. Тебе надо отлежаться пару дней…
— Я в порядке, — отрезал тот.
Кондо-сан вздохнул. Хиджиката посмотрел на него и сказал почти оправдывающимся тоном:
— Я вправду пью лекарства. Не беспокойтесь по таким пустякам.
— Знаю я вас, — пробормотал Кондо-сан. — Сами-то вы не в состоянии за себя побеспокоиться…
Сого, молча наблюдавший за всей этой сценой, аккуратно сложил фотографии в стопку.
— Хиджиката-сан, если для вас это такой невыносимый позор, просто сделайте сэппуку. И насморк сразу пройдет.
В ответ последовали раздосадованный взгляд из-под нахмуренных бровей и недовольное шмыганье.
— …Но сначала надо разобраться с этим делом, — закончил Сого. — Нам уже пора.
— Мне потом еще в управление ехать, — вздохнул Кондо-сан, поднимаясь на ноги. — Нас уже успели приложить в утренней газете, и старик, кажется, очень зол…
— Чертовы газетчики, — проворчал Хиджиката, запихивая в карман салфетки. — Я приготовил бумаги, они в черной папке прямо посередине вашего стола. Не забудьте.
— О, Хиджиката-сан. Из вас получится отличная секретарша…
— Сого.
— Сого, не обижай Тоши, он же болеет.
— Хиджиката-сан, опять ябедничаете?
— …Да ну тебя к черту. Все, я тебя не слушаю.
— Да? Хиджиката идиот, Хиджиката кретин, Хиджиката спит с плюшевым медведем…
— Сого!
— Парни. Ну хватит уже.
Сого устроился на своем месте в зале собраний, посмотрел, как складывает свое большое тело Кондо-сан, как Хиджиката чуть сдвигается и негромко говорит ему что-то, а потом скрупулезно кладет свой меч строго параллельно дзабутону.
Капитаны входили в зал, занимали свои места. Никто не перешептывался, и тишина повисла над головами присутствующих немой тяжестью.
Глаза Хиджикаты снова были холодными, как ледышки, и он говорил короткими, отрывистыми фразами, почти не повышая голос, но каждое слово звучало четко.
Все смотрели на него, внимательно впитывая все, что он произносил.
А Сого и так знал, что Хиджиката скажет, но тоже смотрел.
Просто смотрел.

— Сого! — раздался голос Кондо-сана. — У нас гость!
Сого, не отрываясь от экрана, вяло отозвался:
— Кондо-сан, у меня тут предпоследняя серия.
Кондо-сан заглянул в комнату, и на его лице была неподдельная радость.
— Посмотришь повтор! Ты ни за что не догадаешься, кто это!
Сого почувствовал что-то отдаленно похожее на любопытство. К тому же этот день был очень скучным: Хиджиката с утра пораньше умчался в криминальную экспертизу, а отряд Сого был дежурным по штабу, так что ему было совсем нечем себя занять.
— Кто?
— Накао-кун! — глаза Кондо-сана прямо-таки засияли, и он замолк, ожидая реакции Сого.
Тот наморщил лоб, помолчал несколько секунд и спросил:
— Кондо-сан, кто такой Накао-кун?
— Сого! — Кондо-сан все-таки вошел — точнее, влетел — в комнату. — Ты не помнишь Накао-куна? Нашего Накао-куна?
— Не помню, — подтвердил Сого.
— Нашего Накао-куна?!
— Кондо-сан, даже если вы сто раз повторите «наш Накао-кун», я все равно не вспомню, кто это.
— Ну Сого, — Кондо-сан сделал обиженное лицо, будто это он сам был Накао-куном, которого не помнили, — ну Шибата, Шибата Накао. Вы ведь были друзьями, когда мы еще жили в Бушу.
Сого задумчиво поднял глаза к потолку.
Шибата Накао. У него точно никогда не было друзей с таким именем. Учитывая, что, когда они жили в Бушу, круг его друзей был ограничен лишь Кондо-саном и Хи… Нет, только Кондо-саном.
— Ну? — тот выжидающе заглядывал ему в лицо. — Вспомнил?
Сого не помнил, и Кондо-сан, видимо, понял это и решил сдаться.
— Он ведь занимался в нашем додзё! Еще до того, как к нам пришел Тоши! Правда, он походил всего пару месяцев. У паренька совсем не было способностей.
Он сокрушенно покачал головой, а потом хлопнул Сого по плечу.
— Пошли! Он спрашивал про тебя. Знаешь, он так изменился!
…Сого, правда, не смог оценить, насколько сильно изменился «наш Накао-кун», потому что так его и не вспомнил.
— Привет! — сказал сидящий за столом худощавый парень, ослепительно улыбаясь.
Он был одет по последней моде: широкие штаны, немыслимо яркая майка, большие солнцезащитные очки, сдвинутые на лоб. Выкрашен в блондина, в каждом ухе по несколько круглых сережек из белого металла, поблескивающих мелкими гранями, на шее болтаются наушники, из которых слышится быстрая мелодия.
— Привет, — отозвался Сого без особого энтузиазма.
— Значит, ты теперь будешь в Эдо жить? — спросил Кондо-сан.
— Да, — воодушевленно ответил Накао. — Я давно мечтал сюда переехать. В деревне ведь совсем нечего делать, а тут, в Эдо, столько всего интересного!
— И чем планируешь заниматься?
— Поработаю где-нибудь, — он пожал плечами. — А вообще я приехал, чтобы стать чемпионом по дабстепу. Знаете ведь, с кендо у меня не сложилось, и я долго не мог понять, чего хочу добиться в жизни. А потом начал танцевать — и нашел в этом свое призвание.
— О-о-о, — протянул Кондо-сан, явно впечатленный. — Это отлично, Накао-кун. Немногие могут похвастаться тем, что нашли себя в таком молодом возрасте.
— Окита-кун! — Накао посмотрел на него, и его глаза заблестели почти как в аниме. — Это все благодаря тебе!
Сого удивленно приподнял брови.
— Ты научил меня ставить перед собой цели и добиваться их! — продолжал Накао с вдохновением. — Если у меня что-то не получалось, я вспоминал тебя, и это придавало мне сил! Ты всегда был такой сильный и талантливый!
— Вот как, — отозвался Сого. — Ясно.
Кондо-сан с умилением улыбнулся, и его глаза подозрительно заблестели.
— И еще, — неожиданно серьезно произнес Накао, — сочувствую насчет твоей сестры. Она была прекрасным человеком. Я плакал, когда услышал.
Сого ничего не ответил. Вначале он не обратил внимания, потому что он вообще мало на кого обращал внимание, но сейчас вдруг понял, что этот Накао его раздражает.
Вдруг за раскрытыми фусума послышались знакомые шаги, и мимо комнаты быстро прошел Хиджиката, который, видимо, направлялся к себе. Он уже успел скрыться из поля зрения, когда Кондо-сан его окликнул.
Звук шагов на мгновение стих, а потом снова приблизился, и Хиджиката заглянул в комнату с устало-вопросительным выражением на лице.
— Тоши, иди сюда! — Кондо-сан сдвинулся за другую сторону стола, освобождая ему место между собой и Сого. — Познакомься!
Хиджиката недовольно дернул уголком рта, но вошел. Накао тут же вскочил и принялся раскланиваться.
Кондо-сан представил их друг другу и стал расспрашивать Накао про каких-то знакомых из Бушу, которых Сого тоже даже приблизительно не помнил.
Хиджиката сидел молча, и Сого чувствовал слабое тепло его тела и исходящий от него запах — странную смесь табачного дыма, ненавязчивой свежести то ли одеколона, то ли пены для бритья и осенней жухлости, пропитавшей его мундир. Взгляд Хиджикаты был обращен одновременно на Кондо-сана, который смеялся шуткам Накао и одобрительно кивал, и куда-то внутрь, и видимый Сого глаз был похож на зеркальное стекло.
Нос у Хиджикаты был уже не такой красный: насморк, наверное, уже проходил, но кожа вокруг ноздрей шелушилась и выглядела воспаленной, и он все еще сопел и гундосил.
А Сого смотрел на него, сидящего к нему боком, и вспоминал обещание, данное самому себе, и будто что-то сжималось в горле, кололо изнутри и падало странной тяжестью куда-то в грудь.
Потом Кондо-сан наконец пошел провожать этого Накао до ворот. Сого отпил чаю, а Хиджиката достал сигареты и придвинул к себе стоящую посреди стола простую белую пепельницу.
— Стильный парень, — произнес Сого.
— На гомика похож, — пробубнил Хиджиката.
Сого посмотрел на него с интересом.
— Хиджиката-сан, вы гомофоб?
— Нет, — отозвался тот с легким раздражением в голосе. — Я просто сказал, что он похож на гомика.
— О, значит, он просто не в вашем вкусе? Вам нравится более брутальный тип?
Вместо того чтобы огрызнуться, Хиджиката вдруг фыркнул, и настала очередь Сого хмуриться.
— Что? — спросил он.
— Ничего, — произнес тот, но на его губах играла одна из самых раздражающих усмешек «рейтинга раздражающих усмешек Хиджикаты», который существовал в голове Сого. — Знаешь, если бы все сложилось по-другому, ты бы вполне мог оказаться на месте этого Шибаты.
Сого представил себя в широких штанах, разноцветной майке и обвешанным серьгами, как рождественская елка гирляндами. Хиджиката, видимо, тоже все это представил, потому что усмешка так и не сходила с его лица.
— Ой, — сказал Сого, опрокидывая чашку.
Правда, чая в ней осталось немного, и он был уже не горячий, и Хиджиката успел отдернуть ногу. Однако некоторое удовлетворение это принесло, потому что усмешка все же исчезла, а брови сдвинулись чуть ближе к переносице.
— Не порти татами, — проворчал он.
Сого промокнул лужицу салфеткой.
— Хиджиката-сан, я бы никогда не оказался на месте Шибаты.
Все сложилось так, как должно было сложиться, договорил он про себя.
Хиджиката бросил на него взгляд, который показался ему слишком внимательным. Сого отвернулся, сделав вид, что не заметил, и услышал:
— Знаю.
— Что сказали насчет Яширо?
Хиджиката покачал головой и поднялся на ноги.
— Ясно, — кивнул Сого и тоже встал на ноги.
Хиджиката первым шагнул к выходу, но потом вдруг обернулся, остановившись.
— Сого.
Тот посмотрел вопросительно.
— Что такое дабстеп?
Сого моргнул.
— Хиджиката-сан, вы и вправду слушали, о чем тут говорили?
— Конечно, слушал, — поморщился тот в ответ. — Я же не глухой.
Сого вдруг усмехнулся.
— Неужели ревнуете к тому, что у нас с Кондо-саном есть общие знакомые, которых вы не знаете?
— Не ревную, — отрезал Хиджиката. — Я просто спросил.
— Вы такой самовлюбленный. Как самая популярная девочка в классе: привыкли, что все вертится вокруг вас, не так ли?
— Все, я тебя не слушаю.
…Он вел себя как обычно — они оба вели себя как обычно, но Сого знал, что мысли Хиджикаты крутятся вокруг записи из супермаркета и снимков окровавленного тела, распластанного на низких ступеньках. Двое из первого отряда Шинсенгуми больше никогда не пойдут на патрулирование, и Сого тоже думал об этом.
Это действительно был вызов, как и сказал Хиджиката. И больше всего Сого хотелось провернуть клинок своей катаны в кишках того парня в капюшоне.
Поэтому он сидел, снова и снова проматывая видео, которое было словно насмешка, потому что не давало практически никаких зацепок, а Хиджиката внимательно читал заключение криминальной экспертизы, время от времени промакивая нос салфеткой.
— Интересно, — сказал вдруг Хиджиката.
Сого повернул голову. Тот смотрел прямо перед собой, барабаня кончиками пальцев по столешнице.
— Я уверен, что Яширо снесла голову та же гнида, которая убила Сэйго, — продолжил Хиджиката негромко, будто про себя. — Но Сэйго ждали. Этот парень стоял там и ждал, когда Сэйго выйдет из магазина.
— И? — Сого развернулся к нему полностью.
— Значит, и Яширо он тоже ждал. Сэйго и Яширо. Их двоих что-нибудь связывало?
— Ничего. Яширо пришел недавно, и они почти не общались.
Хиджиката раскурил сигарету, чуть прикрыл глаза.
— Это может быть совпадением, — заметил Сого.
Тот едва заметно кивнул, помолчал немного и пробормотал:
— Яширо не был одет в форму. Убийца знал, что он из Шинсенгуми. Знал, где его ждать. И Сэйго всегда покупал бэнто в том магазине.
Пальцы снова забарабанили по столу.
— Он следил за ними. Он не хотел просто кого-нибудь убить — он хотел убить именно парней из Шинсенгуми. Именно Сэйго. Именно Яширо.
— Какой-нибудь очередной патриот, — пожал плечами Сого. — Такое ведь уже бывало.
— Парень, который убивает Шинсенгуми… — Хиджиката выдохнул струйку дыма и проследил за ней взглядом. — Сделано все очень четко. Почему именно они?
Он стряхнул пепел и добавил — уже громче:
— Сого, скажи своим ребятам: пусть будут начеку. Постоянно.
— Думаете, он снова нацелится на кого-то из моих?
Сого задумался. Была ли вероятность того, что кто-то режет не просто членов Шинсенгуми, а именно людей из первого отряда?
— У нас много врагов, — ответил Хиджиката.
Это правда. У Шинсенгуми много врагов.
Соответственно, у Окиты Сого, капитана первого отряда, тоже много врагов.
— Это просто домыслы, — добавил Хиджиката, — но как вариант — вполне возможно.
— Как вариант возможно все, — кивнул Сого. — Например, то, что я постоянно подсыпаю мышьяк в ваш майонез, чтобы вы умирали долгой и мучительной смертью.
Он с доброжелательной полуулыбкой встретил раздраженный взгляд Хиджикаты и добавил:
— Я скажу.

— Хиджиката-сан, — протянул Сого тем своим монотонным тоном, который лучше всего выводил из себя его начальника, — вы ведь сами говорили: поодиночке не ходить, держаться начеку. Значит, на вас это не распространяется?
Хиджиката выплюнул на землю окурок и придавил его ногой.
— Я просто вышел в магазин за углом, — отмахнулся он. — Эй! — крикнул в сторону толпившихся у обочины зевак. — А ну все кругом и марш отсюда, это полицейское дело!
Голос у Хиджикаты все-таки был что надо, да и его вид совсем не располагал к спорам, так что большая часть остановившихся поглазеть прохожих тут же отхлынула назад.
— Огородить место, — бросил Сого одному из своих подчиненных.
Так получилось, что следующей целью оказался не кто-то из первого отряда — и вообще из какого-либо отряда. В этот раз покушение было совершено на того, кто занимал более высокий ранг.
Хиджиката был слегка встрепан, но от него исходила какая-то злая бодрость — даже простуда как будто ушла из голоса.
Нормальных людей обычно бодрит прохладный душ или чашка крепкого кофе. А таких, как Хиджиката — чужое лезвие, пролетающее в миллиметрах от тела. Так, что чувствуешь дуновение холодного воздуха, рассекаемого сталью, на своей коже.
— Ушел, сволочь, — пробормотал он. — Это точно был наш клиент.
— А вы его упустили, — Сого вздохнул и покачал головой. — И до сих не вскрыли себе живот. Какой же вы бесстыдный человек.
— Этот ублюдок все продумал, — огрызнулся Хиджиката. — Побежал по самой оживленной улице, а потом свернул в переулок и сбросил там кепку и эту кофту с капюшоном…
— Это называется худи, — пояснил Сого. — Значит, вот так вы его и потеряли. Просто верх непрофессионализма. И еще хватает наглости оправдываться.
— Плевал я на эти ваши худи-муди, — поморщился тот.
— Вы его задели.
— Только скользнул по руке. Он хотел ударить со спины. У него не получилось, и он не стал вступать в бой. Сразу побежал.
— Он неглуп.
— Если бы он был неглуп, то не стал бы с нами связываться.
Хиджиката вытряхнул из пачки еще одну сигарету.
— Одежду и кровь с меча сдать на экспертизу.
— Уже упаковали и увезли, — отозвался Сого.
Раздался громкий визг тормозов. Кондо-сан выскочил из машины даже раньше, чем она успела полностью остановиться.
— Тоши!
На лице у Кондо-сана было выражение чистой паники, смотревшееся совсем уж неподобающе. Хиджиката слегка помахал рукой, чтобы показать, что с ним все в порядке, и шагнул тому навстречу.
Это действительно произошло буквально в сотне метров от штаба. Ранним вечером, когда только-только зажигались фонари и люди шли домой с работы. Покушения на Хиджикату совершались с завидным постоянством, и все к этому в некоторой степени привыкли, и в этот раз преступнику не удалось оставить на нем даже царапины.
Но Сого смотрел на темное пятно его хаори, отдававшего сизым в рассеянном электрическом свете, и в груди ворочалось что-то странное, оседавшее легкой, почти неразличимой горечью под диафрагмой.
Сого ненавидел это чувство, но оно от этого, казалось, только еще сильнее расползалось по его телу, горячим покалыванием приливало к ладоням.
Но хуже всего было другое.
Сого знал. Знал, что это за чувство.
— Капитан! — послышалось сбоку. — Тут еще пара свидетелей!
Он моргнул, шагнул в ту сторону и вдруг увидел, как что-то блеснуло на асфальте.

С годами Сого научился держать фасад не хуже Хиджикаты.
Когда он нажимал на кнопку звонка, стоя перед неприметной дверью многоквартирного дома в спальном районе, в голове снова и снова прокручивалась видеозапись с убийством Сэйго и мелькали фотографии Яширо, похожего на сломанную куклу, а еще вставала перед глазами спина удалявшегося в желтоватый свет фонарей Хиджикаты, задрапированная тяжелыми складками темной ткани.
И внутри Сого словно дул ветер, предвещающий тайфун. Но, когда дверь открылась, на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Окита-кун? — на лице Шибаты Накао, стоявшего у порога, отразилось искреннее удивление. — Что ты здесь делаешь?
«Сого. Что такое дабстеп?»
Парень с видеозаписи, державший в руке длинный тубус, дергал головой в такт какому-то ритму.
— Заходи, — Накао отступил чуть в сторону. — Как ты узнал, где я живу?
Его правая рука белела лентой бинта в ночном полумраке, разбавленном светом грязной лампочки под потолком.
— Твои друзья-танцоры сказали, — ответил Сого. — Что с рукой?
— А, — Накао неловко засмеялся, почесал макушку. — Поранился случайно.
«Ты не помнишь Накао-куна?»
Модно одетый парень сидел за столом, улыбался, время от времени поднося к губам кружку с чаем — левой рукой.
— Я не буду заходить, — произнес Сого. — Просто пришел отдать вещь, которую ты потерял.
— Что… — начал Накао.
Сого подбросил вверх маленький блестящий предмет, и Накао, инстинктивно вытянув вперед руку, поймал его — быстрым, четким движением.
«У паренька совсем не было способностей».
— Ты уронил там свою сережку, — пояснил Сого. — Надо бережней относиться к таким красивым штучкам.
Накао молчал, глядя на сережку, лежавшую на его ладони.
— Бери свой меч, — бесстрастно сказал Сого. — Идем.
Тот на мгновение скрылся в глубине квартиры, а потом снова вышел в прихожую, держа катану.
— Ты быстро меня вычислил, — Накао нагнулся, чтобы обуться. — Но, честно говоря, в глубине души я хотел, чтобы это произошло.
Сого молча пошел к лестнице. Дом был из тех, в которых дверь в каждую квартиру выходила на один длинный балкон. С одной стороны были молчаливые стены, с другой — осенняя ночь, дышавшая влажным запахом опавшей листвы и промозглым городским туманом.
— Я всегда хотел быть похожим на тебя, — негромко сказал Накао, равняясь с ним. — Помнишь, однажды нас поставили в пару на тренировке, а ты сказал, что не хочешь драться со слабаком? После этого я перестал ходить в додзё. Мне было стыдно показываться тебе на глаза. И я начал тебя ненавидеть.
Он сделал паузу, видимо, ожидая ответа.
Сого молчал.
— А потом я услышал, что вы все отправились в Эдо, — продолжил Накао. — После этого я только о нем и думал. Ты был прав тогда: я действительно был слабаком. И я тренировался, тренировался, тренировался. Каждый день. Чтобы однажды приехать сюда и доказать, что я больше не слабак.
Сого мягким пружинящим шагом начал спускаться по лестнице.
— Знаешь, почему я убил тех людей?
Сого не находил ничего интересного в том, чтобы говорить с человеком, которого он собирался прикончить. Проигнорировав вопрос, он сухо уронил:
— К мусорным бакам.
Накао послушно последовал за ним.
— Я хотел, чтобы ты думал обо мне. Чтобы ты обратил на меня внимание. Чтобы тебе было больно. Глупо, да?
Он неловко рассмеялся, провел ладонью по крашеным волосам.
Сого остановился.
Накао тоже встал в нескольких метрах от него.
— Окита-кун, ты до сих пор считаешь меня слабым? Я ведь изменился. Я вправду изменился.
Сого пожал плечами.
— Я не могу этого сказать. Я тебя не помню.
Он потянулся к рукояти меча. Накао на мгновение застыл, и на его лице проступило выражение абсолютного шока. А потом он вдруг запрокинул голову и расхохотался. Его смех эхом отдавался в полутьме, звенел между мусорными баками.
— Но ты ведь все-таки пришел ко мне! — с трудом проговорил он, утирая глаза. — Ты ведь пришел! Я знал, что если я нападу на того человека, то ты обязательно разозлишься! Ты ведь злился? Признайся! Ты ведь злился сильнее, чем после гибели тех двоих? Хотя можешь не говорить, я и так знаю! Потому что я видел, как ты на него смотришь! Видел!
Этот парень — просто законченный псих.
Сого сжал пальцы на рукояти. Шелковая лента обмотки холодила ладонь.
— Ты смотрел на него так же, как я на тебя, — тихо и неожиданно серьезно сказал Накао.
В этот момент в груди Сого словно что-то взорвалось. Мир застыл, высветившись белой вспышкой ярости, и через мгновение брызнул теплыми каплями, фонтаном рассыпавшимися в воздухе.
Сого проводил взглядом летящую куда-то в сторону голову. Та с глухим стуком упала на землю, прямо возле большого полиэтиленового мешка с мусором. Секундой позже обезглавленное тело тяжело осело на землю, и вокруг него начала расползаться черная лужа.
Сого вдохнул полной грудью, опустил меч и почувствовал, как густая, тягучая усталость болотной жижей расходится по его венам. Не хотелось ни идти куда-то, ни вообще шевелиться.
Вокруг было тихо, и ему казалось, что он слышит стук своего сердца так громко, будто оно бьет колоколом с высокой башни, и его звук проникает в каждый уголок этого города.
Он не знал, сколько времени простоял так.
А потом гулкую тишину разорвал пронзительный звук сирены. Завизжали тормоза, захлопали двери, громко застучали по асфальту подошвы ботинок.
— Сого! — рык Хиджикаты раскатился, наверное, по всему кварталу. — Какого хрена ты учудил?!
Сого поднял голову и увидел его силуэт, четко очерченный светом фонарей, робко тянущимся в закуток с мусорными баками.
— Ты, — ледяным тоном произнес Хиджиката. — Кто тебе разрешил смыться из штаба на ночь глядя? Что с телефоном? Почему трубку не брал?
Он повернулся назад и крикнул:
— Все в порядке, он здесь!
— Я отключил звук, — ответил Сого.
Хиджиката подошел ближе, окинул взглядом представшую перед ним картину.
— Я убил его, — Сого принялся преувеличенно сосредоточенными движениями отирать лезвие катаны.
— Да я вижу, — Хиджиката вздохнул. — Почему не сказал?.. Ладно, я понимаю. Учти, простым выговором не отделаешься.
Сого кивнул.
— Вытри кровь с лица, — Хиджиката развернулся к нему спиной. — Пошли.

Однажды Сого дал себе обещание.
Однажды, глядя в спину Хиджикаты, глядя, как он стоит вполоборота и смотрит через плечо, Сого пообещал себе, что когда-нибудь заставит того повернуться к нему, заставит посмотреть ему прямо в глаза.
Сого редко что-то обещал. Но если обещал — всегда держал слово.
— Хиджиката-сан, — негромко окрикнул он.
И тут же рванулся вперед, замахиваясь катаной снизу вверх. Хиджиката резко бросился в сторону и раздраженно рявкнул:
— Сого! Ты что творишь?!
Сого убрал клинок в ножны, выпрямился, встретился с ним взглядом и произнес:
— Я просто хотел, чтобы вы смотрели на меня, когда я с вами разговариваю.
Глаза Хиджикаты в полутьме казались бездонными черными дырами. Он был в мундире, но без шарфа, так что шея казалась странно открытой, обнаженной, и это было как-то неправильно и вместе с тем непостижимым образом притягивало взгляд.
— Я смотрю, — сказал он в ответ.
Его голос, низкий и все еще отдававший отголоском простуды, прозвучал непривычно миролюбиво и негромко.
Сого шагнул к нему, взял его за отворот мундира и потянул на себя.
Шершавая ладонь легла поверх его руки. Не скинула — просто легла поверх. И оказалась неожиданно теплой.
…На вкус Хиджиката был как сигареты и как терпкий осенний воздух, наполненный влагой.

— Первый поцелуй возле мусорки и какого-то трупа — это хреново, — сказал потом Хиджиката.
— А по-моему, — невозмутимо отозвался Сого, — это было очень романтично.
Хиджиката скептически поджал губы, но не стал возражать.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		40	(100%)
Всего:		40

@темы: Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Слэш

---

[Team Kabuki]

Название: Она не верит
Автор: Team Kabuki
Бета: Team Kabuki
Размер: драббл, 526 слов
Пейринг/Персонажи: Шимура Отае, Кондо Исао
Тема: гет
Жанр: драма
Рейтинг: G
Саммари: она не верит в счастье

- Я просто хочу, чтобы Отае-сан была счастлива, - в очередной раз говорит Кондо, глупо улыбаясь. И уже в следующую секунду получает привычный подзатыльник. Хорошо хоть сегодня это ладонь Отае, а не что-то более тяжелое.

- Интересно, и что горилла может знать о счастье? - лениво интересуется Кагура, и все за столом начинают едко хихикать, то и дело бросая взгляды на озадаченного Кондо.

Отае вздыхает. Уходит на кухню, говорит - надо кое-что проверить в холодильнике. Интересно, все ли поняли, что это всего лишь оправдание для того, чтобы хотя бы ненадолго остаться одной.

Вообще, это нелепо.

Вот все то, что говорит Кондо, глупо и нелепо. Особенно эти его обещания того, что никогда не воплотится в реальность. Особенно это призрачное счастье.

Отае уверенна, это всего лишь слова. Сказки, которые приятно слушать в тяжелые минуты. И те, кто рассказывают их, сами понимают - не стать этим сказкам реальностью, не быть настоящему счастью в этой жизни.

И в следующей, наверное, тоже.

Отае слышит, как в комнате весело смеется Кондо, не обращающий внимание на насмешки остальных. Ей, отчего-то, не так уж и весело.

Вот Кондо-сан. С одной стороны - веселый, глуповатый, абсолютно безбашенный и готовый пойти на самые идиотские поступки ради каких-то своих целей. С другой - отважный, серьезный, готовый пожертвовать ради других даже своей жизнью.

И что?

Отае кажется, что порой Кондо Исао бывает слишком идеальным для того, чтобы сделать ее счастливой. Как будто он и правда сможет осуществить ее мечту, сделать ее жизнь беззаботной, потакать любым ее капризам. Нет, впрочем, он и так уже не раз показывал свое желание сделать ради Отае все, что угодно, но будет ли так дальше?

Все-таки, он до сих пор живет в своем маленьком мире, который, можно сказать, возвел своими руками. Еще тогда, давным-давно, когда Шинсенгуми не существовало, а маленькое деревенское додзе было известно на всю округу. Стараниями Кондо, кстати.

Этот человек был явно способен на многое. Даже Отае это понимала. Ему бы ума побольше, да здравого смысла, и было бы идеально. Может, даже горы смог бы переворачивать.

А он говорит, что хочет сделать Отае счастливой.

Идиот.

Счастливым стать не так-то просто. Еще сложнее - дать кому-то обещание. Оно ведь все равно не исполнится, и останутся лишь никому ненужные надежды.

Отае знает.

Отае уже жила, окруженная этими нелепыми мечтами. Ее ведь не раз уже обещали сделать счастливой, с самого детства кормили этими красивыми словами, успокаивали, дарили веру в будущее, где не будет невзгод, одно лишь счастье.

Отае ждала.

А люди, давшие эти обещания, уходили. Туда, в небытие, где мир, наверное, и правда счастливый, только дороги туда Отае нет.

А потом она поняла, что надеяться - бесполезно. Наверное, судьба у нее такая, никогда не узнать, что же такое счастье. Или просто терпения ей не хватило, да и времени.

Отае устала ждать.

В соседней комнате становится тихо. Отае понимает, что пора возвращаться, мало ли, вдруг кто из незванных гостей что-нибудь заподозрит.

Отае улыбается.

- И все-таки, Отае-сан, - тут же оборачивается Кондо, как только она появляется на пороге, - я ведь серьезен, и слов на ветер, как ты знаешь, не бросаю!

Отае смеется. Да и все остальные тоже, уж слишком нелепо это звучит из уст насупившегося Кондо.

- Я правда серьезно, - бормочет он.

Возможно, она просто боится.

Возможно, она думает, что ей снова надоест ждать.

А может, все же попробовать?

Вопрос: Понравилось?

1. Да		20	(100%)
Всего:		20

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Кабуки-Чо

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Светлячок Автор: команда Кихейтай Бета: анонимный доброжелатель Размер: драббл [654 слова] Пейринг: Такасуги Шинске/ОЖП Тема: гет Жанр: ангст, романс, смерть персонажа Рейтинг: R Саммари: о сказках, рассказанных на ночь. Она посадила светлячка в банку. Аккуратно придерживая рукой, чтобы пленник не выбрался, отнесла ее в угол комнаты и поставила на пол. Светлячок, сидящий за стеклом, тускло сиял в полумраке. – Какой неосторожный, – сказала она. – Забрался в комнату. Не хочу его теперь отпускать. Женщина улыбнулась, прикрыла окно и с мягким, волнующим шорохом опустилась на циновки. Из-под подола показались ее тонкие щиколотки и маленькие ступни. – Надолго вы к нам, Такасуги-сама? – На два дня. – Как жаль. Я считаю дни до вашего возвращения. У нас не так много дел и совсем нечем себя занять. Такасуги слабо улыбнулся, окинул взглядом оголенные, белеющие в темноте руки женщины. – Вот как. Я думал, ты будешь скучать по мне. – Не вынуждайте меня говорить это вслух. В комнате на долгие, томительные минуты повисла тишина. Светлячок в банке старательно карабкался по стеклу и раз за разом падал вниз. Такасуги наблюдал за его попытками и думал, что женщина, пленившая его, должно быть, довольно жестока. – Хотите, я расскажу вам историю? Такасуги кивнул и позволил сесть с собой рядом. У него самого была тысяча и одна история в запасе, только вымышленные рассказы женщины были на удивление увлекательными. После выпитой чаши сакэ во всем теле появилась легкость. Или все дело было в тихом, качающем его, словно на волнах, голосе. Такасуги вспомнил пришвартованный к причалу корабль и ожидавшего его возвращения Бансая. Огонек под стеклянным колпаком одиноко мерцал в темноте. Такасуги вытянулся на полу, уложил голову женщине на колени и почувствовал, как она вплела свои нежные пальцы ему в волосы. Присутствие женщины в комнате Такасуги мог ощутить по запаху, по тонкому стелящемуся аромату полыни. – Ты совсем не боишься меня? – спросил Шинске. Дым обволакивал комнату. Полумрак стирал границы предметов, прятал цветной узор ширмы и покрывала. – Боюсь, – призналась женщина. Вкус табака оседал на языке, и чуть кружилась голова. Такасуги зажал кисэру между зубами, выпустил изо рта струю дыма, и тот, тая, медленно потек вверх. Женщина коротко улыбнулась и отвела взгляд. Подняла руки, вытащила из прически заколки, и темные волосы мягкой волной упали ей на плечи. Такасуги слышал, как шелестела ткань при каждом ее движении. Женщина, приблизившись, стала распускать пояс его кимоно. Ее руки скользнули по открытому животу, прохладная щека прижалась к груди. Она на мгновенье замерла, ловя ускоряющийся стук сердца, а потом ее пальцы спустились ниже пояса. Такасуги расслабленно подумал, что перед самым его уходом с корабля Бансай предупреждал его, чтоб он не доверял женщине. Прикосновение пальцев обожгло его, разбудило желание. Женщина, легко поддавшись, опустилась на пол, обняла Такасуги коленями. Под опавшим кимоно показалась маленькая грудь с бледными ореолами сосков. Такасуги коснулся мягкой, словно созревший, раскрывшийся плод, плоти. Женщина, будто умоляя, простерла ему навстречу руки и в такт задохнулась вздохом. Она взяла сямисэн и присела на циновку. Руки у нее были ловкие и осторожные, струны мягко звенели под ними. Мелодия заполнила комнату. – Сегодня я расскажу историю, которая вам понравится больше, чем прежние, Такасуги-сама. – Правда? – Да. Это будет история о новом соглашении продажных псов сёгуната с аманто. Такасуги приподнялся на локте, с интересом разглядывая женщину. – Откуда ты знаешь такие истории? – Люди рассказывают. – Ты слушаешь нужных людей, – улыбнулся Такасуги. Женщина играла умело. Ее губы горели алым, как сок спелой вишни. Бансай предупреждал, что женщине верить нельзя. Такасуги, положив голову ей на колени, вспоминал светлячка под стеклянным колпаком. Она гладила его по волосам, успокаивающе, нежно. Такасуги клонило в сон, из которого он не мог выбраться. Рисунок на ширме — ветви бамбука — стал расплываться перед глазами. Рассыпался мозаикой, а потом превратился в змею, в летящее по небу облако, в хризантему. Такасуги обреченно улыбнулся: – Кто же это? Сёнунат? А может, Джои? – Тише, тише, – ответила женщина. В венах растекался яд, выпитый вместе с сакэ. На языке после него осталась горечь. Женщина перебирала волосы ласковой рукой и вполголоса напевала детскую считалку: Кошка вышла поиграть, Кошка вышла погулять. Пробегала мимо мышка, Предложила в кошки-мышки. Раз, два, три – игра не вышла. Сколько бы Такасуги ни старался сфокусировать взгляд, рисунок на ширме уже не хотел сливаться во что-то единое. Поэтому он закрыл глаза и в наступившей темноте слушал убаюкивающий, качающий его, словно на волнах, голос.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		31	(100%)
Всего:		31

@темы: Гет, Кихейтай, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

Фанфик, тема: гет

[Harusame Pirate]

Название: Воспоминание
Автор: команда Харусамэ
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 895 слов
Персонажи: Абуто, Када
Тема: гет
Жанр: гет
Рейтинг: PG-13
Саммари: Как заинтересовать женщину? Упасть с дерева к ее ногам.

Принцесса Када была цветком, но весьма ядовитым. У Абуто было время подумать об этом, пока он летел к земле. С шумом и треском, ломая ветви; облюбованный пункт наблюдения оказался не очень удачным, даже густая крона не смогла защитить от внимательного взгляда бывшей наемницы. «Не зря она была капитаном», - с восхищением успел еще подумать Абуто, а потом земля выбила из него дух.
От удара в глазах потемнело, что-то явственно хрустнуло, бок окатило обжигающей болью. «Ребра, – подумал Абуто, рефлекторно переворачиваясь, чтобы оказаться к противнику здоровой стороной. - Четвертый раз за неделю. Что ж так этому боку не везет».
Када приближалась, не торопясь, ставя ноги по одной линии и покачивая бедрами. Абуто аж засмотрелся. Кем бы ни являлась принцесса в прошлом или настоящем, красота ее поражала. Тонкие ткани льнули к телу – почти столь же белому, как у Ято. На ярком солнце было видно, что ее кожа отливает легкой голубизной, как драгоценный корианский мрамор.
В опущенной руке она держала веер.
Именно из этого веера она выхватила лезвия, чтобы метнуть их в наблюдателя. Несмотря на всю свою реакцию, полностью уклониться он не успел. Тонкие клинки вошли ему в грудь и плечо, самую малость разминувшись с сонной артерией. Конечно, умереть от потери крови ему не грозило, как и из народа Ято, но все равно ее мастерство впечатляло. Сила удара наложилась на попытку увернуться, и земля неумолимо позвала к себе. Ято спорили много с чем, но силе тяжести подчинялись и они.
Глядя на принцессу, можно было решить, что над ней сила тяжести не имеет власти, до того легко она двигалась, словно плыла над землей.
Остановившись рядом с лежащим, она с отстраненным видом обмахнулась веером. Опершись на локоть, Абуто снизу вверх любовался ее фигурой, не пытаясь подняться. Помахивая веером, Када высокомерно скривила губы.
– Я уже устала оттого, что ты мозолишь мне глаза. Из тебя паршивый шпион.
– Правда? Я думал, что улучшил свои навыки, – не без огорчения заметил Абуто.
– Зачем ты следил за мной? Судя по одежде, ты наемник. Тебя, – прекрасные глаза принцессы сузились, - послали убить меня, не так ли?
– Ну что ты! У меня и оружия нет.
– Вот как?
Уязвленный насмешкой, Абуто оглядел себя и покачал головой. На поясе висел нож, обычная деталь снаряжения космического рейнджера – разделать добычу или подкрутить винт в ходовой рубке корабля. Об этом он совсем забыл. Не считать же оружием такую мелочь!
– Это и оружием-то не назовешь! Не заставляй меня думать о тебе плохо, Када-химе.
Принцесса подняла серебристо-синюю бровь и усмехнулась.
– Так ты из Харусаме? Ищешь потерянные ценности?
– Деньги? Нет. Я пришел совсем не за этим.
Абуто пошевелился. Провел рукой по груди, нащупывая глубоко вошедшее лезвие. Сунул пальцы прямо в рану, морщась, потянул, ухватив стальную занозу за кончик. Неуловимо быстро Када подалась вперед, и ладонь пробило еще один клинок, пришпилив руку к груди. Абуто удивленно моргнул.
– Будь добр, не двигайся, – улыбнулась Када. – Я с тобой еще не закончила. Продолжай. Зачем же ты пришел?
– Нууу… Посмотреть на единственный цветок Харусаме, такой ответ подойдет? Правда. Я всегда любовался тобой издалека, захотелось посмотреть поближе.
– Посмотреть. Для этого ты обманул мою охрану и нарушил мое уединение.
Када покачала головой. Глаза у нее были цвета засохшей крови – кто-то другой мог бы назвать его странным или даже отталкивающим, но Абуто находил этот цвет прекрасным.
– Посмотреть, – повторила Када и загадочно улыбнулась. – Я могу показать тебе намного больше, чем ты ожидал.
Не сводя с него взгляда, принцесса начала развязывать пояс. Ее одежда, напоминающая традиционную одежду этой местности, кимоно, легко соскользнула на землю. Под ним ничего не было. Када повела точеными плечами.
– Никто не увидит нас здесь… Нам не помешают веселиться. Признайся, ты же думал об этом, когда лез на то дерево?
– Не то чтобы, – промямлил Абуто, пялясь на нее. – Но кто бы в своем уме отказался?
Наклонившись к нему, Када властно протянула руку.
– Дай сюда свой нож.
Абуто дернул рукой к поясу, и только тогда вспомнил, что ладонь у него пробита насквозь. Кровь плеснула фонтаном, но принцесса даже не отшатнулась, наоборот, провела языком по губам, слизывая попавшие брызги. Абуто тяжело задышал, возбужденный зрелищем. Нащупав рукоять, он выдрал клинок из ножен и протянул его Каде.
– Лежи, – распорядилась она.
Бесшумно ступая босыми ногами, принцесса обошла его кругом. Заинтригованный, Абуто наблюдал за нею. Када остановилась у его колен, и тень улыбки снова коснулась ее губ.
– Позволь, я кое-что сделаю, чтобы добавить перчинки.
Молниеносно наклонившись, она перерезала сухожилия под коленями – на одной ноге, потом на другой. Глубоко, так, что лезвие дважды чиркнуло по кости. Абуто удивленно заморгал, дернулся было, но отделенные ножом мышцы не отозвались. Када улыбалась одними губами, поигрывая ножом. Добрым десантным кинжалом, который, конечно, не шел ни в какое сравнение с боевым зонтиком, но был вполне способен резать металл. И плоть Ято.
– Сначала я хотела перебить тебе позвоночник, но потом передумала, - голос звучал так мелодично, что можно было заслушаться. Голос сирены. Абуто наслаждался звучанием, пропуская слова мимо ушей. Тем временем, Када продолжала: – Не хочу, чтобы ты пропустил что-нибудь из нашей маленькой пьесы. Боюсь, что развлекаться буду только я… Но ты же не имеешь ничего против, правда же?
Абуто помотал головой. Его инстинкты говорили ему, что эта женщина опасна, но опасность тянула к себе, как магнитом. Запах крови, пусть даже своей, кружил голову, и осознание, что это та самая Када, капитан четвертого отряда, неуловимая принцесса, которую все двенадцать отрядов Харусаме не могли найти, заставлял жаждать продолжения. «Этой маленькой пьесы», – как назвала ее Када. Внутреннее чутье, такое же надежное, как и инстинкты, говорило Абуто, что он не умрет. Не сегодня. Не пока в ее глазах горит такой интерес.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		25	(100%)
Всего:		25

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Харусамэ

---

Фанфик, тема: гет

[Harusame Pirate]

Название: Женщина с лисьей улыбкой
Автор: команда Харусамэ
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 555 слов
Персонажи: Камуи/Отае, Абуто, фоном Орё, Гинтоки, ОМП
Тема: гет
Жанр: гет
Рейтинг: PG-13
Саммари: У них есть кое-что общее. Например, одинаковые улыбки.

— Чего ломаешься, в первый раз, что ли?
Абуто с вялым интересом повернул голову на пьяный хриплый голос.
Обрюзгший мужчина, крупный и широкоплечий, с лоснящимся красным лицом, приставал к хорошенькой девушке с короткой стрижкой.
— Извините, но подобные услуги мы не оказываем, — с улыбкой отвечала девушка, стараясь убрать толстые руки клиента со своих коленей, но по ней видно было – напугана. Уж больно нагло вёл себя посетитель.
— Да ладно цену набивать, детка, сколько хочешь? – еле разборчиво продолжал клиент.
— Кто-то перепутал хостклуб с Йошиварой, — пробормотал Абуто.
Вмешиваться он не спешил – у любого хостклуба есть охрана, способная угомонить особо распоясавшихся клиентов.
— Или решил, что до Йошивары просто не дойдёт, — отозвался Камуи, потягивая через соломинку коктейль. – Абуто, теперь ты доволен?
Испытывать терпение капитана, который ненадолго согласился составить компанию помощнику, но откровенно скучал среди дорогой выпивки и красивых женщин, не стоило, и Абуто уже раскрыл было рот сказать, что да, пора и собираться…
— Грязная свинья, не смей приставать к Орё.
Смысл слов совершенно не вязался с нежным девичьим голоском, и даже Камуи повернулся на этот звук.
— Ещё одна шлюха на деньги прибежала, — пробормотал клиент с похабной пьяной усмешкой. – Вы что, по двое работаете? Нет, девочки, с меня хватит и одной. Или работайте обе за полце…
За время жизни в космосе в составе Харусамэ Абуто видел многое. И всё же вид юной хрупкой девушки в розовом кимоно, одним ударом маленького кулачка сбивающей с ног здорового мужика, его удивил.
Пьяный попытался подняться, пробормотал очередную похабщину, и медовая улыбка на лице девушки сменилась холодной яростью.
— Сдохни, скотина, — процедила она, и от второго удара паркет под слишком разошедшимся мужчиной пошёл трещинами. А сам клиент наконец-то затих.
Орё, избавленная от приставаний наглого клиента, лишь покачала головой:
— Отае, хозяин опять заставит тебя платить за испорченный пол.
Отае гордо вскинула острый подбородок.
— Он и так экономит на охране и вышибалах. Пусть лучше спасибо скажет.
Она заметила наблюдающих за ней ято и снова как по волшебству расплылась в улыбке.
— Господа желают шампанского?
— Пожалуй, — задумчиво ответил Камуи к большому удивлению Абуто.
Спустя три бутылки дорогущего, но вполне приятного, на вкус Абуто, шампанского Камуи задумчиво сказал умильно улыбающейся Отае:
— Неужели в стране самураев женщины настолько сильны? Я знаю женщин Йошивары, одна из них смогла подчинить себе учителя, но она была слабой…
— Я – дочь самурая, у нас с братом осталось отцовское додзё, — и Отае снова гордо вскинула голову. Потом, видимо, вспомнив об образе любезной девушки-хостесс, опять заулыбалась.
— Желаете ещё «Дон Периньон»?
— Наверное, хватит, — невнятно пробормотал Абуто, потому что связно говорить, к его удивлению, стало чуть труднее.
— Твой отец был самураем? – вкрадчиво спросил Камуи.
Отае кивнула.
— Да, и он многому научил нас с братом. Когда мы занимались вместе, чаще всего я побеждала Шинпачи. Он, конечно, тогда был маленьким, но он же мужчина!
Хлопнула входная дверь, и в помещение, позёвывая и почёсывая кудрявый затылок, зашёл…
Абуто напрягся.
Да, тот самый сереброволосый самурай, который вместе с Хьякой Цукуе победил старого Короля Ночи.
Самурай, похоже, тоже узнал их, потому что разинул рот, вытаращил глаза и попятился.
— Гинтоки, ты опять пришёл просить в долг? – презрительно осведомилась Отае и демонстративно повернулась к Камуи.
Камуи перевёл взгляд на старого знакомого, что-то мелькнуло в синих глазах – и он снова обратил взгляд на Отае.
Абуто ухмыльнулся, махнул рукой Гинтоки и указал на новую, непочатую ещё бутылку шампанского.
Гулять так гулять.
Похоже, Камуи больше ни до кого не было дела, и Отае – тоже.
На лицах Шимуры Отае и капитана седьмого отряда Харусамэ играли одинаковые лисьи улыбки.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		28	(100%)
Всего:		28

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Харусамэ

---

Йорозуя, гет

[Yorozuya-team]

Название: Мелом по асфальту
Автор: команда Йорозуи
Бета: команда Йорозуи
Размер: мини (1926 слов)
Пейринг/Персонажи: Окита/Кагура
Тема: гет
Жанр: флафф, немного юмора
Рейтинг: G
Саммари: тяга к искусству объединяет
Примечание: вдохновлено заявкой на однострочники: Сого/Кагура. Рисовать мелом на асфальте.

Кагура не очень любила рисовать.

В детстве она, счастливая обладательница довольно внушительного набора разноцветных маркеров, в попытках скрасить серость их жилища разрисовывала все поверхности в доме. Так на полу во всех комнатах появился красочный цветочный луг, а стены заполонили самые загадочные и невиданные звери. Мама только радовалась, наблюдая, с каким энтузиазмом её дочка выводит корявые линии, отец умилялся и пророчил ей судьбу великого художника, брат нещадно критиковал и пытался показывать мастер-классы. Правда, как оказалось, рисует он даже хуже Кагуры, так что вскоре учить сестру изобразительному искусству перестал, ограничиваясь только едкими комментариями.

Всю эту маленькую идиллию разрушили постоянные дожди. Маркеры были хорошими, яркими, но не могли похвастаться водостойкостью. Вскоре цветочный ковер от влажности и беганья детей по полу превратился в мешанину разноцветных клякс, а рисунки на стенах потекли и размазались. Этого вполне хватило, чтобы расстроить маленькую пятилетнюю девочку и заставить полностью разочароваться в рисовании.

***

Когда Кагуре стукнуло четырнадцать, то столь незначительные воспоминания большую часть времени не беспокоили её рыжеволосую голову, но стоило только увидеть где-нибудь на витрине магазина рисовальные принадлежности, как детские глупые разочарования всплывали один за другим, вызывая странное ощущение в районе живота.

"Буду думать о чем-то хорошем", — решала она обычно в такие моменты, хоть практика и показывала, что искусство самовнушения определенно не её сильная сторона.

— Ты должна посмотреть своему страху в глаза, — сказал ей однажды Гинтоки, не совсем правильно осознав насущную проблему: не было никакого страха — только неуместная ностальгия и тяжесть в мыслях, оставшаяся еще с тех незабываемых времен, когда тёплый летний дождик казался чем-то сродни тайфуну.
Но совета Кагура послушалась — сейчас перед ней, на сухом прохладном асфальте, переливалась в полуденных лучах света пластиковая коробка с цветными мелками. Семь длинных разноцветных палочек действительно приводили её в некоторое волнение, избавиться от которого становилось на данный момент первоочередной задачей.

— Вас будут звать Йеллоу и Ред, — она вытащила из коробки красный и желтый мелки, но рисовать не спешила: её действия больше напоминали девчачьи игры в куклы. — Ты, Ред, дитя трущоб, вспыльчивый, несдержанный, искренний. А вот ты, Йеллоу, ты спокойный аристократ, знаешь себе цену и вращаешься в кругах олигархов. Вы были лучшими друзьями. Даже тот факт, что вы живете в совершенно противоположных мирах, не мог помешать вашей дружбе. Но она всё равно потерпела полный крах. Потерпела крах из-за Виолетты, первой красавицы королевства, — на последнем слове Кагура засунула руку в коробку и вытащила оттуда еще один кусочек мела — фиолетовый. — Её обворожительная улыбка и тонкий стан очаровали вас обоих, что привело...

— Финансовые дела Йорозуи сейчас в настолько плачевном состоянии, что вы даже не можете позволить себе купить парочку пластиковых кукол? — из-за того, что в флегматичном голосе, разносящемся где-то в районе левого уха, не было и доли издевки, слова казались еще более обидными.

— Йеллоу, Ред, жуткий монстр из глубин ада проник в нашу уютную страну, но вы не бойтесь, мамочка вас защитит от злостных происков деревенских недосамураев, — она прижала к своей груди всю горстку мелков, недобро щурясь в сторону подкравшегося Окиты Сого.

— Если ты не смогла защитить их дружбу, то как ты сможешь защитить их самих? Ты позволила этой стерве Виолетте попользоваться их чистыми душами и непорочными телами, а потом уйти к крон-принцу Уайту, — Окита опустился на корточки перед Кагурой и достал из всё еще незащищенной коробки белый кусочек мела. Кагура задумалась, притом задумалась показательно, что-то про себя отмечая и постоянно меняя выражение лица. После того, как мыслительный процесс был не менее показательно окончен, она опустила руку в коробку, достав еще один белый мелок, и продолжила историю:

— Но всё было не так просто, как казалось. У принца Уайта подрастала младшая сестра Бэлла, давно тайно влюбленная в Виолетту...

— В Виолетту? — немного ошарашенный Сого явно не ожидал подобного поворота событий.

— Виолетта была той еще проституткой, конечно, но красота её васильковых глаз, её нежная фиолетовая кожа и струистый шелковый голос никого не оставляли равнодушным. Таким образом сплелось пять судеб, пять личностей. Чем же закончится эта ошеломительная история? Смотрите в следующем выпуске, — и по тону, и по виду Кагуры было понятно, что продолжать она не намерена, а действия это только подтвердили: она сложила все мелки в коробку, выхватив даже тот, что держал Сого. — А теперь иди куда шел — бесишь.

— Знаешь, это один из тех моментов, когда я с тобой полностью солидарен: иди куда шла — бесишь.

Кагура только еще больше нахмурилась, что, впрочем, не помешало ей огрызнуться, дабы не терять достоинство на глазах у врага. То ли слова Кагуры действительно возымели эффект, то ли Сого решил поступить вопреки своей стандартной логике, но он действительно неторопливо зашагал прочь, бросив напоследок:

— Банальная получилась история.

Опять флегматичный тон без капли издевки, что вновь делало эту фразу куда более обидной всех возможных подколок.

— Так обычная жизнь обычного человека обычно и состоит из таких обычных банальностей, — последнее слово осталось за Кагурой, потому что Окита так и не ответил и даже не обернулся, удаляясь все дальше.

Твёрдое желание порисовать было отложено на неопределенное время — умеют же некоторые портить настроение одним своим самодовольным видом.

***

Когда желание вернулось, Кагура решила не медлить, схватила коробку и побежала искать как можно более гладкий кусок асфальта. Найти такой труда не составило, но, как потом позже оказалось, из-за нее в центре Эдо образовалось несколько пробок, а, значит, продолжать стоило в другом, более укромном месте. Такое вскоре возникло в её поле зрения, но маленькая идиллия была вновь разрушена одним нежелательным человеком.

— На этот раз без прелюдий? — вместо приветствия протянул Окита.

Кагура решила промолчать, изображая из себя очень увлеченного картиной художника. Линии получались шершавыми и ломаными, а сам рисунок далеко не такой, каким представлялся сначала — далеко не такой красивый.

— Что рисуешь? — еще одна попытка начать разговор со стороны Окиты с треском провалилась — Кагура всё также молча продолжала выводить на асфальте какое-то ей одной известное существо.

— Тогда я тебе помогу, — не дожидаясь её реакции, Сого схватил красный мелок и пририсовал диковинному зверю Кагуры небольшие рожки. Реакция на подобное была относительно предсказуемой:

— Что ты сделал с Садахару?! — прямо ему в лицо злостно прошипела Кагура, обеими руками схватив Окиту за воротник. Тот состроил удивленную мину, а потом издевательски спросил:

— Так это был Садахару? Ты только ему не говори, а то обидится еще, бросит тебя. Я бы бросил. Наверное. Ты же просто ужасно рисуешь.

"Где-то я это уже слышала" — последняя фраза послужила небольшим толчком для относительно неприятных воспоминаний.

— Интересно было бы посмотреть, как рисуешь ты, — сделав ударение на последнем слове, она хитро улыбнулась, протягивая ему свой мелок, недвусмысленно намекая на то, что сейчас требовалось от Окиты. Тот, как ни странно, возражений по поводу не высказал, а уверенно схватил мел, присел, упершись коленями в асфальт, и зачем-то, засучил рукава.

— Сейчас я покажу тебе мастер-класс, — после этих слов Сого принялся старательно водить мелом по поверхности, делая иногда слишком уж наигранно-театральные движения. Сначала действительно казалось, что он рисует что-то грандиозно-красивое, и завороженная Кагура не сводила взгляда с его руки, но чем дальше, тем больше становилось понятно, что Окита далеко не художник. Даже дальше, чем Кагура-не-художник.

— Пфе, и это ты мне хотел показать? Если так рисуют мастера, то я предпочту оставаться в любителях.

— Если бы ты что-то понимала в искусстве, — Сого был не из тех, кто даст себя втоптать в грязь кому бы то ни было, а уж ей — тем более. — Я великий поклонник Пикассо и его ошеломительно-уникального стиля рисования.

— Справедливый критик внутри меня говорит, что ему не нравятся картины этого твоего Пикачу, — Кагура внимательно всматривалась в те несколько кривоватых линий, что с третьего раза можно было принять за человеческое лицо.

— Ты хоть видела их?

— Нет. Но если они все похожи на это, то что-то и не хочется, — как ни странно, но после этих слов рисовать ей захотелось еще больше. То ли полное позорное поражение Окиты так подействовало, то ли просто внезапный прилив вдохновения, но рука сама выводила на асфальте нужные линии.

"Возможно, именно так себя чувствуют великие живописцы, когда творят свой очередной шедевр", — подумала она перед тем, как нанести финальный штрих.

— Неплохо, неплохо, но определенно не хватает динамики — изображение будто застыло в пространстве. Детали слабо прорисованы и неудачно подобраны цвета, — Сого ходил кругами вокруг рисунка и изображал из себя умудренного опытом знатока. — Я так понимаю, это кастрированный кот?

— Нет, это мой брат. Впрочем...

— У тебя есть брат?

— Лучше бы и не было.

— Как я тебя понимаю — если бы мой брат был таким страшным... — Окита всё еще пытался поддеть её, ожидая негативной реакции, но таковой не случилось.

— Ага, страшный. Постой, у тебя тоже есть брат?

— Сестра.

— Страшная?

— Нет, конечно, — Кагура впервые видела на его лице такое по-детски обиженное выражение. — Она у меня красивая. Очень красивая. Куда красивее некоторых. А еще добрая. И умная. Помню, в детстве, чтобы я у нее не спросил — казалось, она всё знала. Она знала ответы даже на самые глупые вопросы...
Кагура, ошеломленная его внезапной переменой, сначала молча наблюдала за его мимикой, не вслушиваясь в слова, а потом не сдержалась и просто захихикала:

— Ты бы видел себя сейчас — блаженная лыба идиота.

— Не вижу ничего смешного, — Сого не обиделся, но говорил серьёзно. — Я думаю, что плохо, когда у тебя нет человека, про которого ты бы мог рассказывать с этой самой блаженной лыбой.

— Знаешь, я теперь даже хочу её увидеть. М-м-м? — любознательность Кагуры требовала зрелищ, а счастливый краснеющий Сого являлся одним из таковых. Теперь же любознательность пошла дальше и требовала увидеть причину первого зрелища — его сестру. Она уже приготовилась услышать утвердительный ответ, как её тут же жестоко обломали:

— Нет. И не надейся. Я слишком забочусь о своей сестре, чтобы показывать ей кого-то вроде тебя, — на этих словах Окита отвернулся, и это являлось неоспоримым признаком того, что он врет. Впрочем, лезть в душу, пусть даже неприятному тебе человеку, в её планы не входило. Хотя неприятному ли?

***

— Не могу не заметить, что рисовать ты стала гораздо лучше. Еще немного и даже сможешь составить мне конкуренцию, — либо Сого был самовлюбленным идиотом, что считает все творения рук своих примером для подражания, либо он просто издевался. Впрочем, никто не исключал возможность того, что Сого и самовлюбленный идиот, и любитель едких подколок одновременно.

— Ужас, я деградирую, если скоро буду на равных с твоим Пикачу-стилем, — уже которая встреча, но подобные разговоры повторялись с завидной периодичностью.

— Не Пикачу, а Пикассо. Как у тебя только язык поворачивается отзываться так о всемирно известном художнике?

И действительно, Кагура уже стала рисовать гораздо лучше, тогда как Окита всё еще топтался на месте, оправдываясь тем, что это такая особая техника рисования и что это его путь художника.

***

— Интересно, где его носит? — Кагура уже около часа сидела на привычном месте их совместных занятий асфальтной живописью. — Хе, надеюсь, его по дороге медведи сожрали.

Рисовать отчего-то было скучно, когда никто не нудел под боком и не пытался показать, как надо.

— Ты сама не замечаешь противоречия в своих собственных словах? — Сого, как всегда, оказался весьма внезапен.

— Явился наконец-то! Мама говорила, что парню неприлично опаздывать на встречу.

— Какая встреча? Мы ни о чем не договаривались. К тому же высказывание твоей матушки логично только тогда, когда речь идет о свидании. О, ты уже воспринимаешь это как свидания? Страх какой, — хитрый взгляд быстро сменился наигранным ужасом.

— Конечно, как свидания. Иначе с чего бы тебе заявляться сюда каждый день, как на работу? — Кагуру подобное, кажется, совсем не смутило. — Уверена, ты в меня влюбился.

— Да я просто мимо проходил, а ты уже себе надумала, — в голове Окиты явно происходила внутренняя борьба — он то смотрел прямо и уверенно, то почему-то отворачивался.

— Мимо проходил? Каждый день подряд? Целый месяц? — она приподняла левую бровь.

— Тут лежит дорога между закусочной и казармами. Я каждый день ею хожу. Кстати, ты еще даже не нарисовала ничего. Меня ждала, да? Кто тут еще влюбился...

— Это просто привычка. И, вообще, давай лучше рисовать — выяснять отношения будем потом, — Кагура резко отвернулась и начала выводить мелом круг, что-то про себя напевая.

— Хм, ну давай.

***

— И где же эта чертова девка? — Сого разлегся на тёплом асфальте, обдуваемый тёплыми волнами воздуха. Кагуры не было уже около часа.
"Мстит, зараза", — последняя ленивая мысль перед тем, как уснуть под тускло-синим летним небом.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		18	(100%)
Всего:		18

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йородзуя

---

Йорозуя, гет

[Yorozuya-team]

Название: Идеальный мужчина
Автор: команда Йорозуи
Бета: команда Йорозуи
Размер: драббл (759 слова)
Пейринг/Персонажи: Кинтоки/Отае, Кинтоки/Саччан, Кинтоки/Кьюбей, Кинтоки/Тсукуе
Тема: гет
Жанр: общий
Рейтинг: PG
Саммари: сердце женщины непредсказуемо и не поддается стандартным расчетам.

Кинтоки — идеальный мужчина.
Отае наблюдает за ним с интересом и думает, что, наверное, именно такого мужа она бы однажды согласилась иметь подле себя.
Кинтоки ответственен, Кинтоки помогает им всем, чем только может, и уж наверняка Кинтоки не способен дурно повлиять на ее брата. Он иногда заходит к ним в додзе, помогает чинить прохудившуюся крышу, заносит ей баночку мороженого и неизменно осведомляется о том, как у них дела. Не реже он заходит в кабаре «Улыбка», весело общается со всеми хостесс, но уж Отае ли не знать, что заходит он туда именно к ней. Кинтоки не жалеет денег и балует местных девушек, а его прихода ожидают с нетерпением.
А главное, у него очаровательно серьезная морщинка между бровей.

Кинтоки — идеальный мужчина.
Это Сарутоби знает давно, она знала это еще тогда, когда остальные девушки вздергивали носы и били его, почем зря. Это, впрочем, не помешало стать ему еще лучше, ведь он, в конце концов, перестал убегать и наконец остановился.
Саччан радостно взвизгивает, когда он ловит ее на руки в прыжке, заливается краской, когда он помогает найти ей очки, и пытается успокоить бешено колотящееся сердце, когда он принимает веревки из ее рук.
Кинтоки идеален во всех отношениях, он хорош в постели, он потрясающе обходителен и прекрасно знает, как угодить девушке.
Когда на его лице появляется жестко-снисходительная ухмылка, Саччан, кажется, готова в этом убедиться.

Кинтоки — идеальный мужчина.
Так говорит Отае, когда вскользь упоминает о почти вымерших представителях рода Настоящих Мужчин, и Кьюбей начинает присматриваться. Она точно не знает, что это — идеальный мужчина, для нее идеальный мужчина всегда был тот, на кого она сама хотела бы быть похожа. Но это не то, совсем не то, это видно по выражению лица Шимуры, а подруге Кьюбей всегда верила.
Кинтоки силен — это бесспорно. Кьюбей ловит себя на дурацком желании достигнуть и вместе с тем не достигать его уровня — такое по-женски бессмысленно глупое желание. Кьюбей хочет быть сильной и одновременно позволить быть рядом с собой кому-то гораздо сильнее.
Кинтоки обходится с ней, как с женщиной, безукоризненно вежливо, с легким игривым флиртом, и при этом уважает, как мужчину. Он подбирается к ней аккуратно и медленно, легко руша выстроенные за годы устои.
Он крепко и властно сжимает пальцы на ее плече, почти шутя блокирует ее рефлекторный ответный удар, и в какой-то момент Кьюбей готова с Отае согласиться.

Кинтоки — идеальный мужчина.
Когда он приходит в Йошивару, женщины собираются поглазеть на него, как на национального героя. В какой-то мере, таковым он и является — даже с тех пор, как минула последняя опасность для их маленького городка, Кинтоки постоянно приходит сюда и делает все возможное, чтобы его появление становилось настоящим праздником.
Тсукуе любит Йошивару, и больше всего на свете она счастлива видеть ее жителей такими счастливыми. В тайне она безумно им восхищается — им, способным одним щелчком пальцев поселить улыбки на лицах здешних обитателей.
Кинтоки с радостью болтает с Хиновой, рассказывая ей последние новости, затевает какие-то игры с Сейтой, а потом протягивает руку ей самой и предлагает отдохнуть. Тсукуе знает, что ни один преступник не посмеет показаться, пока Кинтоки здесь.
Потому что Кинтоки хранит их всех под своей защитой.

— Кин-сан удивителен, — все еще повторяет Отае подруге, пока они гуляют по улицам. В поток знакомых лиц жителей Эдо врывается одно, незнакомое, и это вдруг брошенным в окно камнем оседает где-то внутри.
«Настолько удивителен, что это даже скучно», — всплывает иррационально-неправильное, настолько неправильное, что Отае почти испуганно прячет эту мысль на задворки сознания.

— И вправду, — отзывается Кьюбей, смотрит себе под ноги, хмурится. Он нашел подход даже к ее вредной обезьяне, а это, пожалуй, было подороже, чем все остальное. Но Джугем почему-то беспокоится.
— Почему мне кажется, что ты знаешь больше, чем я? — вслух интересуется она, и обезьяна вместо ответа карабкается ей на голову, вылавливает взглядом кого-то в толпе и прицельно запускает снаряд. Кьюбей смеется: если он когда-нибудь сможет дать ответ, он его даст.

— По-моему, он разучился быть ребенком, — угрюмо замечает Сейта, и Тсукуе улыбается, потрепав его по волосам.
— Ты ошибаешься. Кинтоки просто очень хочет помочь всем.
Сейта отворачивается, Тсукуе молчит. Возможно, он и впрямь стал серьезнее. Вытеснил бесконечным альтруизмом старчески-недовольное всем ворчание, детское упрямство и беззаботные, абсурдные действия. Разве так не лучше?

Саччан надевает какую-то бесформенную, огромную тряпку, зовущуюся платьем, и укутывается платком.
Кинтоки все еще идеален, но ее никак не отпускает чужеродное почти ощущение — слишком покладист, слишком легко идет им всем навстречу, слишком… он не дает ей ни шанса на настоящую женскую охоту, только исчезает постоянно, будто растворяется в воздухе, и у него никогда нет на нее времени.
Саччан выглядит, наверное, очень глупо, но она одевается и идет на крышу, изображая будущую самоубийцу.

— Тсукки, со мной что-то не так, — говорит она после.
— Да, я знаю.

И идеальный расчет дает трещину.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		14	(100%)
Всего:		14

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йородзуя