Название: Ангел-потрошитель
Автор: Seliamar
Бета: Мэй_Чен
Размер: 2203 слова
Персонажи: Хиджиката, Окита и другие
Тема: юмор
Жанр: юмор, драма
Рейтинг: G
Саммари: О том, как Хиджиката занимался осмыслением своего жизненного опыта.
«Где я?» — подумал Хиджиката Тоширо, открывая глаза.
Все вокруг было черным. Он приподнял руку, поводил ею перед лицом, но не увидел даже смутных очертаний ладони в темноте.
«Фигня», — молча вздохнул он.
Опять какой-то дурацкий сон. Наверное, Сого снова подсыпал что-то в майонез.
Хиджиката опустил руку на подлокотник и устало откинулся на спинку кресла... Стоп. Да, под ним действительно было кресло. Достаточно удобное, мягкое, больше всего похожее на сиденья в кинотеатре.
Что ж, кресло так кресло.
Хиджиката расслабился и собрался спать дальше. Здесь было тихо и даже уютно, совсем не как в реальности. Грех было этим не воспользоваться.
Внезапно откуда-то издалека послышалось монотонное бормотание.
Хиджиката сначала не обращал на него внимания, но звук постепенно приближался и ужасно действовал на нервы.
Он поморщился и попробовал заткнуть уши руками, но это не помогало — наоборот, бормотание стало четче и даже начало складываться в слова:
— Ночь пришла, и все уснули. Один Хиджиката-сан не спит да в окно глядит. Только ничего он там не видит — у него ведь больше нет глазок.
Глухо застучал молоток.
— Хиджиката-сан бы закурил, да сигарету теперь не удержит — у него ведь больше нет ручек.
В этот раз звук был такой, будто что-то пилят.
— Хиджиката-сан бы прогулялся под луной, да наружу ему не выйти — у него ведь больше нет ножек...
— Сого! — заорал Хиджиката, не выдержав. — А ну прекращай этот цирк!
Где-то наверху затеплился тусклый свет. Хиджиката моргнул и огляделся.
Он и вправду находился в пустом кинозале. Светодиоды, вспыхнувшие по периметру потолка, выхватили из темноты большой экран, длинные ряды бордовых кресел и афиши на стенах. На афишах сплошь красовались какие-то маньяки с бензопилами, полуразвалившиеся зомби да красноглазые мутанты.
— О, Хиджиката-сан, — Сого, сидевший через кресло от него, быстро спрятал за спину изувеченную куклу вуду, — вы не спали?
— Попробуй тут засни, — огрызнулся тот, — когда под уши бубнят всякую чушь. Что это за место?
Хиджиката посмотрел на Сого внимательнее и фыркнул.
— И что ты на себя нацепил?
Тот был в форме, но с небольшими дополнениями в виде прицепленных к плечам полуободранных крылышек на резинках. На голове у Сого был ободок, от которого тянулась пружинка. К пружинке был прикреплен проволочный круг.
— Хиджиката-сан, какой же вы... недогадливый, — Сого покачал головой, и проволочный круг задергался в такт этому движению. — Ай-яй-яй. Крылья, нимб — тут бы даже дурак понял. Я ангел.
— Ангел, говоришь, — повторил Хиджиката. — Ну да, конечно.
— К тому же я не просто ангел, — добавил Сого. — Я ваш ангел-потрошитель.
— А что, и такие бывают?.. Хотя в моем случае можно и не спрашивать. Даже во сне мне покоя не даешь.
Лицо Сого приняло странное, почти удивленное выражение.
— Сон? Значит, вы уже так глубоко, что не помните.
— Не помню? О чем?
— О том, что вы умерли.
— Опять ты за свое, — вздохнул Хиджиката и зашарил по карманам в поисках сигарет.
Сигарет при нем не оказалось, так что он, тихо выругавшись, снова откинулся в кресле и приготовился спать дальше.
— Не верите? Смотрите, у меня и урна с вашим прахом есть.
Хиджиката приоткрыл глаза и покосился на Сого. Тот держал в руке ржавую жестяную банку из-под кофе.
— Почему мой прах в ржавой жестяной банке из-под кофе? — не замедлил возмутиться Хиджиката.
— А разве вы заслужили большего? — пожал плечами Сого, и с его правого крыла слетело перышко.
— Конечно! — Хиджиката обвиняюще ткнул в него пальцем. — И вообще, почему у всех людей ангелы-хранители, а у меня мало того что ангел-потрошитель, так еще и ты?
— На вашем месте я был бы благодарен хотя бы за то, что кто-то вообще согласился стать вашим ангелом, — с достоинством ответил Сого. — Хотя зачем я это говорю? Вы всегда были неблагодарной сволочью, Хиджиката-сан.
— Что?! — Хиджиката аж задохнулся от праведного гнева. — Почему я должен выслушивать это от такого, как ты?
В этот момент светильники вдруг погасли; вместо них включился экран, и Хиджиката невольно повернулся в его сторону.
— Вообще-то я здесь не для того, чтобы занимать вас бесполезными разговорами, — голос Сого снова донесся откуда-то издалека.
Место, где он сидел секундой ранее, теперь пустовало. Хиджиката завертел головой, но в тускло освещенном светом проектора зале никого не было.
— Хиджиката-сан, вы попали сюда, чтобы осмыслить свой жизненный опыт.
Экран снова стал черным, а потом на нем всплыли ровные белые буквы, гласившие: «Идиот».
— По-моему, это просто фильм, — пробормотал Хиджиката, удобнее устраиваясь в кресле.
— Смотрите-смотрите, — голос Сого прозвучал многообещающе, и Хиджиката заподозрил какой-то подвох.
Надпись «Идиот» медленно выцвела, и ее сменила другая: «Документальный фильм о жизни и смерти Хиджикаты Тоширо».
— Чего? — взвился Хиджиката. — Сого, меня уже достали твои тупые шуточки!
— А я-то причем? — невинно поинтересовался тот неведомо откуда. — Это не я снимал. Это независимые эксперты.
На экране появился штаб Шинсенгуми и надпись «Штаб Шинсенгуми».
— Штаб Шинсенгуми, — монотонно озвучил Сого.
— Я и без тебя понял, — проворчал Хиджиката.
Съемка явно была любительской: объектив постоянно скакал, выхватывая то небо, то траву во дворе, то ботинки. Потом показалась рука в манжете форменного мундира, отодвинувшая сёдзи.
— По-моему, это точно снимал ты, — фыркнул Хиджиката.
Тем временем оператор шагнул внутрь, а навстречу ему вышел...
О ужас. Хиджиката крепко зажмурился, поморгал, но представшую перед его глазами картину невозможно было списать на обман зрения.
Навстречу оператору вышел Кондо-сан. В женском полосатом кимоно с подвязанными рукавами. С бигуди на голове. С сигаретой в зубах.
— Кондо-сан... — потрясенно выдохнул Хиджиката. — Что с ним? Почему он... курит?!
Внизу экрана появилась надпись «Мать преступника».
— Что я могу сказать об этом неблагодарном сопляке... — протянул Кондо-сан, выдыхая густую струю дыма. — Глядите, во что он меня превратил. Из-за этого паршивца я совсем запустила себя, перестала общаться с мужчинами, а он просто наплевал на все это. Я и родила-то его только для того, чтобы было кому содержать меня в старости...
Хиджиката не понял, почему Кондо-сан вдруг стал «матерью преступника», но подозревал, кто подразумевался под «преступником». Однако зрелище Кондо-сана с сигаретой перекрывало все остальное.
— Тьфу ты, пепельница, где пепельница, — забормотал тем временем Кондо-сан.
Рука в манжете форменного мундира протянула ему уже знакомую ржавую жестяную банку из-под кофе.
— Спасибо, — кивнул Кондо-сан, стряхивая в банку пепел с сигареты.
— Эй-эй! — спохватился Хиджиката. — Там же мой прах! Даже если он лежит в банке из-под кофе, это еще не повод так с ним обращаться!
— Еще из нее получится хорошая плевательница, — сказал голос Сого, а потом послышался такой звук, будто кто-то набирает в рот побольше слюны.
— Стой! — заорал Хиджиката. — Не смей туда плевать!
— Не беспокойтесь, Хиджиката-сан. Я уже вытряхнул ваш прах в мусорное ведро.
Хиджиката набрал было воздуха в грудь, чтобы возмутиться еще громче, но Кондо-сан его опередил.
— Тоши! — рявкнул он, глядя прямо в объектив, и его глаза горели неподдельной яростью. — Если бы ты не сдох, неблагодарная скотина, я бы сама тебя прикончила!
Он развернулся и вышел из комнаты, громко топая.
У Хиджикаты кольнуло в груди. Несмотря на то что это все было лишь сном, такое выражение на лице Кондо-сана и сказанные им слова задели. Даже то, что Сого выбросил где-то его прах, представилось не достойной внимания мелочью.
Экран померк, а потом показал уже другую комнату штаба, в которой за небольшим столом чинно сидел Ямазаки. Он был истощенный, с темными кругами под глазами.
«Одна из жертв», — сообщила надпись на экране.
— Почему это похоже на фильм про какого-то маньяка? — поморщился Хиджиката.
— Потому что это и есть фильм про маньяка, — невозмутимо ответил голос Сого. — Не отвлекайтесь.
Ямазаки тяжело вздохнул.
— Он был настоящим тираном, — тихо начал он. — Он обращался с нами как с рабами. Он... Он забрал наши паспорта и заставлял нас делать ужасные вещи.
Ямазаки отвел глаза и уставился пустым взглядом в одну точку.
«На жертву нахлынули воспоминания о невыносимых страданиях», — бесстрастно заявила надпись на экране.
— Он избивал нас за малейшую провинность, — продолжил Ямазаки. — Ломал наши ракетки для бадминтона и отбирал у нас «Джамп» под предлогом того, что запретил его... Я-то знаю, что сам он запирался в комнате и читал отнятые у нас выпуски...
— Что за чушь, — Хиджиката раздосадованно поджал губы. Вид подавленного Ямазаки действовал на него далеко не так эффективно, как разгневанный Кондо-сан.
«Значит, вы не жалеете, что он умер?»
Ямазаки повернулся к камере и твердо сказал:
— Нисколько.
— Ну и что, — упрямо сказал Хиджиката. — Тебя никто не спрашивал.
И нет, он совсем не чувствовал обиды. Злился немного, вот и все.
«Перенесемся на улицы Эдо», — предложила надпись на экране.
— Не хочу я никуда переноситься, — пробубнил Хиджиката.
— Вас никто не спрашивал, — отозвался голос Сого, в котором явственно сквозила насмешка.
«Что вы можете сказать о Хиджикате Тоширо?»
— Ну... — протянул следующий респондент знакомым ленивым тоном, навевавшим мысли о парфе и прочих гадостях. — Знаете, говорят ведь: о мертвых либо хорошо, либо ничего...
Саката Гинтоки зевнул, почесал голову, а потом задницу и закончил:
— ...Так что я, пожалуй, промолчу.
— А этот-то какого хрена сюда затесался? — поморщился Хиджиката. — Да наплевал я на то, что он обо мне думает. Все равно я о нем думаю еще хуже.
— Скажу только, — произнес Гинтоки, засовывая мизинец в ухо, — что после его смерти в городе стало легче дышать. Буквально, потому что он дымил как паровоз. А еще он одним своим видом превращал еду в собачий корм. И вообще...
— Ты же сказал, что промолчишь, — раздраженно заметил Хиджиката.
— ...он был из тех людей, с которыми общаются только из-за денег, — продолжал Гинтоки, с упоением ковыряясь в ухе; наверно, вот так он и выковырял все три миллиграмма своего мозга, мстительно подумал Хиджиката. — Но, надо признать, развести на выпивку его было достаточно легко.
— Да я больше никогда с тобой пить не сяду, ты, тупой баран, — сквозь зубы процедил Хиджиката.
— Жалко, конечно, я не успел сказать ему напоследок, что он тупой майонезный фрик, ну да ладно, — Гинтоки пожал плечами. — Счастливого пути в ад, Хиджиката-кун.
Он помахал в камеру и пошел в сторону кондитерской через дорогу.
«А тем временем где-то в аду», — выплыло на экране.
Теперь камера снимала просторную комнату с яркими полосатыми обоями. Пол в ней был усыпан игрушками, а по стенам были развешаны корявые детские рисунки.
— Вот это — ад? — скептически поинтересовался Хиджиката.
— Конечно, — ответил голос Сого, — там ведь нет ни сигарет, ни майонеза.
Между тем в обзор объектива попал еще один знакомый.
— Привет, Хиджиката-кун, — жизнерадостно сказал Ито Камотаро, одетый в желтую пижаму с мишками, один рукав которой болтался свободным. — Я тебя уже заждался. Смотри, я оставил тебе место на верхней полке.
Он указал в сторону двухэтажной кровати, застеленной покрывалами в разноцветный горошек.
— Все ведь любят спать на верхней полке, — он заискивающе улыбнулся. — Мне ничего для тебя не жалко.
Хиджиката даже вскочил.
— Да я лучше с чертом каким-нибудь посплю в обнимку, чем на этой твоей двухэтажной кровати! И что это за пижама с мишками? На меня тоже такую наденут? Да ни за что!
— Успокойтесь, Хиджиката-сан, — сказал голос Сого. — Каждый получает то, что заслужил.
Хиджиката с размаху сел и от души пнул кресло впереди себя.
Сцена снова сменилась.
Сначала Хиджиката не понял, что творится на экране. Играла громкая музыка, звенели друг о друга чашки с сакэ, на блестящей лысой голове в стельку пьяного Харады кто-то нарисовал смайлик — в общем, царило веселье. Происходило все это в зале собраний штаба Шинсенгуми.
— Это еще что такое? — нахмурился Хиджиката. — Кто разрешил?
— Отмечают, — ответил голос Сого, будто это было нечто само собой разумеющееся.
«Вечеринка по случаю смерти злобного тирана Хиджикаты», — тут же пояснила надпись.
— Вечеринка? — Хиджиката, выражаясь по-простому, прифигел — настолько, что даже не закричал, а просто переспросил. — Неужели они и вправду так рады?.. И кто сделал из моей фотографии мишень для дартса?
В этот момент в зал собраний вошел, таща в руках какой-то большой мешок, Кондо-сан — все еще в женском кимоно и с бигуди на голове.
— Разбирайте, кому что приглянется! — зычно крикнул он. — Остальное — на помойку! А из комнаты этой неблагодарной твари сделаем кладовку!
Он принялся вытряхивать содержимое мешка на пол, и оттуда высыпались коробки с редкими коллекционными аниме-фигурками, которые Хиджиката прятал под стопками документов, его одежда, блок сигарет, даже зажигалка в форме майонезной бутылки... Все его вещи. Кто-то примерял его парадное хаори, кто-то — недавно купленную юкату; одна из фигурок хрустнула, придавленная чьей-то безжалостной ногой.
— Неужели они и вправду так рады? — повторил Хиджиката.
Он не хотел признавать, что чувствует себя... растерянным.
Экран погас, и зажглись светильники. Сого снова сидел через кресло, и его взгляд был непроницаем.
— Конечно, — ответил он. — Вы ведь действительно всегда были ужасным человеком, Хиджиката-сан. Вы думали только о себе, и вам было наплевать на чувства окружающих. Вы сами отталкивали от себя тех, кто пытался к вам приблизиться. Даже Шинсенгуми для вас были всего лишь способом самоутверждения.
— Неправда, — возразил Хиджиката.
Отталкивал... Отталкивал. Но он делал это не ради себя. Не для того, чтобы причинить боль.
И Шинсенгуми никогда не были для него просто способом самоутверждения. Нет, самоутверждение, конечно, играло свою роль — но ведь все люди самоутверждаются через что-то, это природой заложено.
Для него Шинсенгуми были... всем.
— Вы сами выбрали быть тираном и неблагодарной тварью, — сухо сказал Сого. — Вы сами выбрали одиночество. Так что не удивляйтесь.
Хиджиката неподвижно сидел в кресле. Мысли сумбурно метались в голове, и в груди оседала тяжесть.
В зале начала сгущаться темнота.
И вдруг Хиджиката услышал смешок.
Этот... Этот... Этот Сого!
Хиджиката тут, значит, почти впал в депрессию, а этот паршивец над ним ржет!
Да и сам хорош: уши развесил — нашел кого слушать. Внутри закипала такая привычная, такая родная и чертовски бодрящая ярость.
Хиджиката вскочил и пнул многострадальное кресло впереди себя так сильно, что оно сложилось пополам.
— Ах, так?! — рявкнул он. — Ах, так?!! Тиран, говоришь? Неблагодарная тварь, говоришь? Выбросили мой прах в мусорку? Устроили вечеринку по случаю моей смерти? Да хрена с два я тогда помру! Да никто из вас еще не знает, каким я могу быть тираном! Всех землю жрать заставлю!.. Кроме Кондо-сана.
Тут темнота окончательно заволокла кинозал, и Хиджикате показалось, что он летит сквозь космос с невероятной скоростью, а потом его словно затянуло в черную дыру, и...
— Вернули, — с облегчением выдохнул врач.
...И сердце Хиджикаты, остановившееся минутой ранее, снова забилось.