Название: Шварцвальд с малиной
Автор: Корю
Бета: Seliamar
Размер: 5380 слов
Пейринг: Такасуги/Хиджиката
Тема: АУ
Жанр: киберпанк
Рейтинг: R
Саммари: Идеальный мир будущего. Мир, в котором никто не пользуется компьютерами и телефонами, ведь информация передаётся напрямую в разум. Мир, в котором ради блага человечества проводят бесчеловечные эксперименты. Мир, в котором всем заправляет Министерство здравоохранения, а элитные бойцы Шинсенгуми готовы безжалостно подавить любой всплеск недовольства. Люди смирились с таким положением дел, поступившись свободой ради благополучия. Но однажды появляется человек, способный разрушить этот идеальный мир.
Примечание: 1) ганплэй, найфплэй, физическое насилие; 2) отсылки к Психо–Паспорту и не только; 3) по заявке «Хиджиката/Такасуги. Кибер!AU, антиутопия с сохранённой линией противостояния закона и преступности. Столкновения, заканчивающиеся грубым сексом».
– Торт Шварцвальд, – сказал Сого. – Вкусно.
– Не жри улики, придурок!
Сого слизал крошки с губ и невинно похлопал глазами.
– Так ведь дроиды уже всё проверили, теперь можно делать, что хочешь. Верно, Кондо-сан?
– Ну всё-таки… О, и правда вкусно.
– И ты туда же?!
– Отчёт готов, – сказал Ямазаки. – Приготовьтесь, рассылаю.
Он повёл пальцами, заставляя виртуальную клавиатуру исчезнуть, потом поднял руку и надавил за ухом. Остальные повторили этот жест.
Хиджиката нащупал крошечное уплотнение под кожей и слегка нажал. Сейчас это казалось совершенно естественным, а ведь поначалу коммуникатор ощущался чужеродным и в чём-то отвратительным.
«Отчёт по делу № А-10004094, – сказал чужой голос в голове. – Предумышленное убийство господина Токугавы Садасада».
Когда Ямазаки говорил вслух, он торопился, часто запинался, нервно поглядывая на окружающих. А вот его мысли звучали прохладно и чётко – очищенная от шелухи эмоций чистая информация.
Факты, фотографии и видео – всё одновременно влилось в разум, просочилось в подкорку и улеглось, как будто всегда там и было. В прежние времена на изучение всех материалов по делу у Хиджикаты ушло бы не меньше часа. Благодаря новой версии комма, ему понадобилось полминуты, чтобы узнать всё необходимое.
Преступник вошёл в охраняемый дом в полвосьмого вечера, сканеры на входе не зафиксировали ничего подозрительного, и он беспрепятственно достиг лифтов, где воспользовался электронной картой и поднялся на двадцать третий этаж. Там он снова применил карту и легко прошёл в апартаменты бывшего министра здравоохранения. На этом – ровно в девятнадцать сорок три – камеры слежения, отметившие и записавшие весь его путь, отключились.
Охранные дроиды попытались связаться с господином Токугавой, потом отправили запрос в службу безопасности, и получив подтверждение, вскрыли дверь. На всё это у них ушло десять минут. Когда дроиды попали в помещение, господин Токугава уже был мёртв – лежал в луже крови с перерезанным горлом. Преступник испарился, не оставив никаких следов, кроме чашки с недопитым чаем и куска торта на тарелке.
Хиджиката моргнул, возвращаясь в реальность, – после виртуальной рассылки он всегда чувствовал себя немного дезориентированным.
– Так куда же он делся? – Кондо подошёл к открытому окну и перегнулся через подоконник. – Альпинистское снаряжение?
– Сомневаюсь, – Сого помахал ложкой в воздухе. – Помните ограбление склада 11-BC?
Проникновение на склад Министерства здравоохранения было совершено пять дней назад. Исчезло несколько экспериментальных разработок – что именно, не знали даже они, специальный отдел безопасности, Шинсенгуми.
– Украл разработку министерства, чтобы убить бывшего министра? – Кондо покачал головой. – Этот парень чересчур наглый.
– Такасуги Шинске, – не выдержал Хиджиката. – Все мы прекрасно знаем, как его зовут.
Такасуги появился словно из ниоткуда, полгода назад, и провёл серию терактов, направленных исключительно на Министерство здравоохранения. Он не скрывал свои лицо и имя – он даже перчатки не носил, и у Шинсенгуми были его отпечатки пальцев, образцы ДНК и множество прекрасных чётких фотографий. К поимке дерзкого преступника их это не приблизило ни на шаг.
– Я всё-таки не понимаю, – сказал Кондо. – Он над нами издевается, это ясно. Но в этот раз… зачем он притащил с собой торт?
Хиджиката не ответил, хотя прекрасно знал: Такасуги сделал это для него.
Такасуги Шинске стоял перед двойными дверьми лифта, прямо под камерой. Узкие штаны, тёмная ветровка, капюшон накинут на голову. В левой руке он держал небольшой светло-коричневый пакет. В правой – пластиковую карту, с помощью которой так легко взломал систему безопасности элитного дома, охранявшегося ничуть не хуже здания Министерства. Очевидно, на него работал талантливый хакер, вполне возможно, не один. За всё время расследования Шинсенгуми так и не смогли установить личности его помощников или хотя бы их численность.
Хиджиката стоял под душем, прижавшись лбом к плитке, полностью расслабившись, подставив шею и спину под тугие струи горячей воды. Видео с камер слежения прокручивалось под веками.
Двери лифта раскрылись, но Такасуги не спешил входить, вместо этого он поднял голову, посмотрел прямо в камеру и улыбнулся.
Хиджиката медленно улыбнулся в ответ. Такасуги бросал вызов Шинсенгуми, издевался, играл с ними, но в какой-то момент это всё стало слишком личным. В какой-то момент – Хиджиката и сам не мог понять, когда, – Кондо, Сого и все остальные оказались где-то далеко позади, и борьба полицейского с преступником превратилась в поединок между ним и Такасуги.
Такасуги и не был обычным преступником – намного умнее и наглее любого из тех, кто переходил дорогу Шинсенгуми. Обычно все они – террористы и оппозиционеры, мошенники и энтузиасты – погибали или сдавались, легко и жалко. Но Такасуги был другим – он издевался, смеялся в лицо, держась в пределах видимости, но всегда на шаг впереди. Сначала его поимка была необходимостью, потом делом чести, а потом, и наедине с собой Хиджиката мог это признать, превратилась в навязчивую идею.
Он работал как проклятый, приближаясь к заветной цели, – Такасуги всё ещё был впереди, но уже на полшага, – чтобы поймать его, казалось, достаточно протянуть руку. И девятнадцать дней назад Хиджикате это почти удалось.
Девятнадцать дней назад он вычислил следующую цель Такасуги, опередил его и наконец встретился с ним лицом к лицу. И тогда всё изменилось. За секунду до взрыва, уничтожившего секретные лаборатории в западном офисе Министерства, он увидел в глазах Такасуги то выражение, которое видел каждое утро в зеркале.
Такасуги был одержим их поединком не меньше, чем сам Хиджиката.
И вот теперь – эта подсказка. Пакет, в котором он принёс торт, был фирменный, из кондитерской, туда уже съездили и всё проверили. Пустая трата времени: Хиджиката знал, что Такасуги будет ждать только его. Ведь это было свиданием, а свидания принято назначать на вечер.
Высушив волосы, он надел футболку и джинсы, взглянул на часы и присел на диван, чтобы покурить перед выходом. Сигарета была электронной – его организм уже давно не нуждался в никотине, но привычка осталась. Забавно: никакая электроника не могла вытравить из человека инстинкты – бесполезный муляж во рту помогал успокоиться также как и настоящая сигарета.
Хиджиката прикрыл глаза, снова вспоминая их встречу.
Он висел на высоте восьмидесяти этажей, цепляясь за скользкий карниз, как назло шёл дождь, и тяжёлые капли били по лицу, заливали глаза. Такасуги стоял на карнизе, так близко, что носки его мокасин задевали пальцы Хиджикаты. Беснующееся позади него пламя подсвечивало силуэт алой каймой, и различить выражение его лица было невозможно.
А потом он вдруг присел на корточки – протянул руку – плавным, нарочито медленным движением – и вытащил сигарету у Хиджикаты изо рта. Повертел в пальцах, усмехнулся и бросил вниз.
– Эй! – возмутился Хиджиката.
Даже в такой ситуации, когда он сам в любой момент мог полететь следом, сигарету было жалко.
Такасуги тихо рассмеялся и сказал:
– Если тебе так нужно занять чем-нибудь рот, я могу предложить способы поинтереснее.
Он выпрямился, сделал шаг назад – теперь стало видно, что его глаза блестят азартом и злым весельем. Их взгляды столкнулись, как кликни, скользнули друг по другу, сцепились намертво. Такасуги мог попытаться сбросить его вниз, Хиджиката, уже нашедший опору под ногами, мог выбраться наверх и попытаться арестовать его. Но они просто смотрели друг на друга, а потом Такасуги сделал ещё один шаг и ещё, и пропал в темноте, слился с тенями, исчез без единого звука.
Всё ещё на шаг впереди, но теперь намного ближе.
Хиджиката открыл глаза, медленно выныривая из воспоминаний, взглянул на часы, взял пульт и выбрал для себя голограмму чёрного костюма-двойки с белой рубашкой без галстука – единственный вариант официальной одежды, который у него имелся. Пришла уже пора познакомиться с Такасуги Шинске поближе.
Такасуги сидел за столиком в летнем кафе и попивал чай с пирожным, как обыкновенный законопослушный гражданин.
Остановившись рядом с ним, Хиджиката понял, что это не пирожное, а Шварцвальд. Снова. Либо здесь крылся какой-то намёк, либо Такасуги просто был маньяком-сладкоежкой.
– О, – сказал Такасуги с прохладной вежливостью, – ты всё-таки пришёл.
Хиджиката не ответил. Он всматривался в его лицо – жадно, словно впервые увидел. Это и было впервые – не на снимке или в записи, при свете ярких ламп, а не пожарища. Хиджиката охватил его одним взглядом, впитывая мельчайшие детали от голубой жилки на виске до шоколадных крошек на губах. Взгляд Такасуги стал насмешливым, он приоткрыл рот, наверняка чтобы сказать какую-нибудь колкость.
Хиджиката быстро отвёл глаза и спросил:
– Вчера ты чай тоже с собой принёс?
Такасуги ядовито улыбнулся, но ответил.
– Нет, конечно, сделал на месте.
– Пьёшь и ешь в доме врага?
– Он не был врагом, – Такасуги повёл рукой. – Присаживайся.
– Зачем же ты его убил? – спросил Хиджиката, пододвигая себе стул.
– По личным причинам, – Такасуги усмехнулся, – но не из ненависти. Ведь ненависть – это гнев слабых.
«Автор цитаты Альфонс Доде, французский драматург второй половины девятнадцатого века. Полный текст…»
– Не люблю людей, которые разговаривают цитатами, – сказал Хиджиката сухо.
Он даже не успел подать запрос – только подумал, а из сети сразу пришёл ответ. Положа руку на сердце, в этом было что-то пугающее.
Такасуги слегка прищурился, потом сказал:
– А я не люблю людей, которые позволяют Министерству здравоохранения думать за них.
Хиджиката пропустил эту шпильку мимо ушей.
– Прямо сейчас я думаю о том, что сижу за одним столом с государственным преступником, которого обязан схватить живым или мёртвым.
Он многозначительно приподнял бровь, но Такасуги только тихо фыркнул.
– Полагаю, об этом ты думал до того, как пришёл сюда. Лучше расслабься... и попробуй.
Он отломил ложкой кусочек от своего торта и протянул Хиджикате.
– Я не хочу.
– Попробуй, это вкусно.
Хиджиката посмотрел на торт, потом на Такасуги, который слегка улыбался и выглядел совершенно безопасным. Можно было взять ложку из его рук, можно было просто отказаться.
Хиджиката наклонился, обхватил ложку губами, впуская её в рот, подхватил кусочек торта языком и не спеша отстранился. Такасуги наблюдал за ним с непроницаемым видом, потом спросил:
– Ну как, понравилось? Это Шварцвальд с малиной.
Нежная нотка малины действительно ощущалась – вместе со сладостью шоколада и сильным горьковатым вкусом ликёра. Хиджиката медленно жевал, размышляя.
Во всём этом был какой-то подвох – Такасуги не зря назначил ему встречу сегодня, и всё, что он говорил и делал, было неслучайным. Сукин сын разыгрывал очередной хитроумный спектакль, и всё, что мог сделать Хиджиката, – это попытаться сбить его с толку.
– Если сладости и есть твой способ занять мне рот, – сказал он хладнокровно, – то я разочарован.
Единственный видимый глаз Такасуги расширился в изумлении, губы шевельнулись – он выглядел растерянным впервые за всё время их знакомства. Хиджиката решил, что в этой их игре без правил он наконец-то может записать очко на свой счёт.
Он скомкал салфетку и встал.
– Пойдём отсюда.
Такасуги тоже поднялся с места. На нём был светло-серый, почти белый плащ, словно в пику чёрному костюму Хиджикаты. Это можно было бы принять за пародию на противостояние добра и зла – если бы только Хиджиката считал себя добром, а его – злом. Если бы он вообще думал сейчас о такой напыщенной чепухе.
– Расплатиться не хочешь?
– Пустяки, – Такасуги неопределённо махнул рукой. – У меня здесь… абонемент.
Хиджиката посмотрел на официантку, протиравшую соседний столик, – она даже не взглянула в их сторону.
– Ну же, – позвал Такасуги. – Тут недалеко есть подходящее место. Не пятизвёздочный отель, конечно, зато ни одной камеры в округе. Идеально нам подходит.
Он обернулся через плечо и улыбнулся тонкой резкой улыбкой. Это был вызов, очевидный только тому, кто мог его принять. От этой улыбки дыхание перехватывало, и волосы на затылке вставали дыбом. Хиджиката отбросил все лишние мысли и вышел следом за ним из кафе на улицу. Не имело значения, куда идти до тех пор, пока Такасуги шёл впереди.
– Это здесь, – Такасуги свернул в узкий переулок, и Хиджиката заглянул следом с некоторой опаской.
Узкая дверь была наглухо закрыта ролл-ставней, выключенная неоновая вывеска гласила: «Hot Night».
В последний год правительство, следуя рекомендациям Министерства здравоохранения, вытеснило увеселительные заведения почти из всех районов Токио. Теперь крепкие напитки, наркотики и проституток обоих полов можно было купить только в Роппонги. Но странно, что помещение осталось пустовать: в этой части города земля стоила дорого.
– Нравится? – спросил Такасуги, и Хиджиката тут же забыл о своих сомнениях.
Ничего не имело значения, кроме того, что здесь не было камер. А значит, он мог делать всё, что захочет. Всё. Что захочет.
– Нравится, – сказал Хиджиката и тут же ударил.
Такасуги пригнулся, скользнул под его рукой, быстрый и ловкий, как змея, целя в солнечное сплетение. Хиджиката блокировал предплечьем, качнулся назад и тут же вперёд, с силой оттолкнув противника. Он был выше, тяжелее – сильнее. Такасуги это, казалось, не заботило – вместо того чтобы сражаться, он вдруг шагнул назад, прижавшись плечами к стене, опустил руки, полностью расслабился. Идеальный момент, чтобы врезать ему под дых.
Вместо этого Хиджиката приблизился почти вплотную, зачем-то опёрся руками о стену. Такасуги запрокинул голову, глядя снизу вверх, облизнул губы быстрым движением. Как змея. Хиджиката почти физически чувствовал, как яд распространяется по крови, достигает сердца, туманит разум.
Не очень соображая, что делает, он наклонился к Такасуги, и в этот момент гладкая стена, на которую они опирались, вдруг разъехалась в стороны, так быстро, что Хиджиката не успел восстановить равновесие и полетел вперёд, в пустоту.
Они перекатились по полу, Хиджиката оказался сверху, подмял Такасуги под себя, пережал горло локтем и только после этого огляделся. Они оказались внутри клуба: помещение пустовало, барная стойка выступала из темноты у дальней стены, узкие окна под самым потолком обеспечивали скудное освещение.
Наверное, Такасуги нажал на какую-то потайную панель. Как и ожидалось, это место было его базой или одной из баз. Хиджиката с самого начала знал, что идёт в ловушку, но он предполагал, что зачем-то нужен Такасуги. Что тот хочет поговорить с ним, или переманить на свою сторону, или… Если он ошибся, то один из них сегодня умрёт.
Хиджиката сдёрнул с пояса электронные наручники, завёл руки Такасуги за голову, защёлкнул браслеты на запястьях, потом нажал большим пальцем на сенсорный экран. Теперь открыть наручники мог только он и никто больше.
– Так вот что тебе нравится, – Такасуги не выглядел ни испуганным, ни хотя бы растерянным. – Бондаж не в моём вкусе, но всегда можно попробовать что-нибудь новое.
– Могу предложить игру: я задаю вопросы, ты отвечаешь. Честно. Уверен, для тебя это будет новым ощущением.
Такасуги только улыбнулся уголками губ, как показалось Хиджикате, с нескрываемым презрением.
– Сколько у тебя людей? Какова твоя цель? Зачем ты убил бывшего министра?
– Это глупые вопросы, – сказал Такасуги, – я не стану на них отвечать.
Хиджиката и не ждал, что будет легко. Он завёл руку за спину, вытащил Ти-Экс из кобуры и приставил к челюсти Такасуги.
– Уверен?
– Ого, – протянул Такасуги, – Терминатор.
Так Ти-Экс прозвали газетчики. Хиджикату это раздражало: его Терминус-Х 14 заслуживал большего уважения.
Такасуги же продолжал ломать комедию.
– Никогда не видел Терминатор вблизи. Но знаешь, если ты спустишь курок, то запачкаешься в моих мозгах.
Хиджиката хмыкнул.
– Не беспокойся об этом, у Ти-Экс несколько режимов. Я могу отстреливать от тебя по кусочку так долго, сколько захочу. Отвечай: что ты украл на складе 11-BC.
– Уже теплее, – одобрил Такасуги. – Ещё немного, и ты поймёшь, какой вопрос я хочу от тебя услышать.
Он лежал под Хиджикатой со скованными руками и держался так, словно это он здесь проводит допрос с пристрастием. У кого-нибудь другого такая выдержка могла вызвать уважение, но Хиджиката давно прошёл эту стадию, давно признал Такасуги достойным противником. Поэтому он просто ткнул его дулом Ти-Экса в щёку. На коже остался розоватый след, но Такасуги даже не поморщился, только опустил веки, глянул из-под ресниц.
Яркая радужка матово блестела в полумраке, и что-то было в этом взгляде, наверное, что-то гипнотическое, потому что Хиджиката, вместо того чтобы продолжить допрос, провёл дулом по его скуле к подбородку и прижал к губам – с непонятной ему самому осторожностью. Такасуги покосился на него, едва заметно улыбнулся, а потом вдруг лизнул ствол. Хиджиката судорожно вдохнул и замер, не шевелясь и не дыша, Такасуги усмехнулся, уже не скрываясь, и обхватил ствол Ти-Экса губами.
Хиджиката вздрогнул, словно его прошило током, а Такасуги впустил Ти-Экс в рот, продолжая неотрывно смотреть глаза в глаза. Бледные губы скользили по вороненому стволу, то глубоко вбирая, то выталкивая его, влажный от слюны. Зрелище, от которого дух захватывало. Кондо любил говорить: «оружие – продолжение твоей руки», и теперь Хиджиката прочувствовал это на собственном опыте.
Такасуги тяжело сглотнул, и он сглотнул вместе с ним, потом сообразил, что ему тяжело, и отвёл Ти-Экс в сторону. Именно этого ублюдок и ждал – он оттолкнулся от пола скованными руками и с силой двинул ему головой в лоб. Перед глазами вспыхнули звёзды, мир перевернулся, и когда Хиджиката более-менее проморгался, Такасуги уже сидел на нём верхом. Его чёлка свесилась, открыв второй, искусственный глаз, – зрачок отсвечивал алым.
– Ну как, – спросил он, улыбаясь с сумасшедшим весельем, – мои способы занять рот тебя не разочаровали?
И ударил наотмашь.
Голова мотнулась в сторону – это не могло лишить сознания, но на время дезориентировало. Такасуги воспользовался моментом, чтобы схватить его руку и прижать к сенсорному экрану. Послышался тихий писк, и наручники раскрылись. Другой рукой Хиджиката потянулся к оружию, но Такасуги успел раньше – схватил Ти-Экс за ствол и с силой приложил рукоятью в висок.
В глазах потемнело, и Хиджиката прищурился, силясь прийти в себя.
– Я знаю, что мне с тобой не справиться, – силуэт Такасуги двоился и расплывался. – Ведь я обычный человек, а ты – боец Шинсенгуми, элиты, верных псов Министерства.
Даже сквозь гул крови в ушах Хиджиката различил сарказм в его голосе.
– Поэтому, – Такасуги чем-то зашуршал, потом наклонился ближе, – нужно уравнять шансы.
Шею кольнуло почти неощутимо, Хиджиката медленно поднял руку, чтобы оттолкнуть ублюдка, но тут же бессильно уронил её на пол. Такасуги отодвинулся сам.
– Разработка твоего драгоценного Министерства. Всего одна инъекция приводит к полной потере контроля над мышцами, при сохранении чувствительности и ясности рассудка. Очень удобно для проведения экспериментов на благо нации. Действие длится около двенадцати часов, твой организм справится за час или два. Но мне столько времени и не нужно.
Хиджиката не ответил. Его мутило, по телу расползалась отвратительная слабость. Он попробовал поднять руку, но не смог пошевелить даже пальцами. Положение не из лучших.
Такасуги сунул руку в карман и вытащил продолговатый футляр, встряхнул, и он раскрылся, обнажив длинное и узкое лезвие, похожее на хирургический скальпель.
– Что… это… – губы едва слушались, слова вырывались с хрипом, но Такасуги понял.
– Опасная бритва. Ими не пользуются уже пару веков.
Хиджиката посмотрел на светлое, острое даже на вид лезвие и попытался представить, как проводит им по своему горлу.
– Да здравствует… лазерная… эпиляция, – говорить было уже значительно легче.
– Да здравствует, – согласился Такасуги. – Охранные дроиды не рассматривают бритву как оружие, для них она – вроде канцелярского ножа. Это очень удобно.
– Вот как ты убил бывшего министра.
Мышцы лица снова двигались, тошнота прошла, и он чувствовал себя нормально – если забыть о сидящем на нём верхом государственном преступнике.
Такасуги кивнул.
– И меня убьёшь?
Казалось, вопрос застал Такасуги врасплох – ответил он не сразу:
– Это было бы глупо – учитывая, сколько времени я на тебя потратил. Я позвал тебя сюда, чтобы поговорить, но сначала нужно принять кое-какие меры безопасности.
– Ты о чём?
Такасуги ухмыльнулся.
– Не бойся, сначала будет больно, но тебе понравится, обещаю.
– Псих, – сказал Хиджиката, поджимая губы.
Несмотря на его незавидное положение, тело отреагировало на двусмысленные слова вполне определённым образом. И Такасуги, устроившийся на его бёдрах, не мог этого не заметить. Его ухмылка стала отвратительно самодовольной.
– В чём-то я тебя понимаю. Но, к сожалению…
Он наклонился вперёд, почти лёг на Хиджикату, нежно провёл кончиками пальцев по щеке, по волосам, завёл прядь за ухо и безошибочно надавил на уплотнение коммуникатора.
– …я имел в виду это.
– Комм?
Такасуги кивнул.
– Помнишь, когда ты последний раз пользовался телефоном? А компьютером? Когда посещал кинотеатр? Коммуникаторы, которые разрабатывает и рекомендует Министерство здравоохранения, вытеснили все другие средства связи. Действительно, что может быть лучше и надёжнее, чем информация, передаваемая напрямую в мозг? Всё – от корпоративной рассылки до видео из сети – сразу в твоей голове. Чертовски удобно.
– Ты коммом не пользуешься, – сказал Хиджиката без вопроса.
– Нет. Не люблю пускать посторонних в свою голову.
Хиджиката прищурился.
– Хочешь сказать, правительство нас… – он задумался, подбирая слова, и виртуальный словарь тут же выдал несколько подходящих вариантов, – зомбирует?
– Кто знает, – Такасуги приложил лезвие плашмя к его лицу, медленно провёл по щеке. – Даже если нет, ты поручишься, что никто другой не воспользуется этой возможностью?
Хиджиката бы даже порассуждал на эту тему, но не тогда, когда лезвие обвело его ухо и прижалось к коже уже остриём.
– Используй ту часть мозга, которая пока принадлежит тебе, – шепнул Такасуги, – и запомни две вещи: во-первых, Министерство вам врёт, и, во-вторых, торт Шварцвальд бывает только с вишней.
И, прежде чем Хиджиката успел спросить, что он, чёрт возьми, имеет в виду, полоснул бритвой.
Боль была резкой и острой, но незначительной. Сначала стало горячо, потом потекла кровь, неприятно щекоча кожу.
– Между прочим, Садасада не пользовался коммуникатором, – сказал Такасуги, – бережно относился к своему разуму. К несчастью для него, мне его знания были ни к чему.
Хиджиката не мог повернуть голову и наблюдал за ним, скосив глаза. Разрезав кожу над коммом, Такасуги делал что-то ещё. Выглядел он напряжённым и сосредоточенным, один раз отвлёкся, чтобы смахнуть чёлку с лица, так что стал виден искусственный глаз – в темноте он слегка светился.
– Что это за имплантат?
Такасуги рассеянно взглянул в его сторону, потом снова отвернулся.
– Я отвечу на твои вопросы чуть позже, а сейчас… – он положил руку ему на шею. – Сейчас будет больно.
И стало больно. Хиджиката не помнил, когда ещё испытывал такую боль – сквозь тело словно пропустили высокое напряжение, он ослеп и онемел, не в силах даже кричать. Его выгнуло дугой, а потом он наконец потерял сознание.
Первое, что он услышал, придя в себя, это голос Такасуги:
– И полминуты не прошло. Чем же Министерство вас накачивает?
– Покари нового поколения, – через силу пробормотал Хиджиката.
Выдохнул с хрипом и открыл слезящиеся глаза. Во рту стоял сильный привкус крови, по потолку и по лицу Такасуги прыгали цветные пятна, но боль уже отступила, собралась где-то в затылке свинцовой тяжестью. Машинально он попытался поднять руку, чтобы пощупать за ухом, но, конечно же, не смог. Только пальцы слегка пошевелились – так или иначе, действие инъекции постепенно сходило на нет.
Такасуги сидел на нём верхом с самодовольным видом.
– Я не могу вырезать его или отключить, только ненадолго вывести из строя. Но теперь, когда у нас есть немного времени, можешь задавать свои вопросы. Обещаю, что отвечу, – он хмыкнул. – Если они мне понравятся.
Хиджиката задумался. О чём спросить? Дела Министерства его не касались – он был солдатом, а солдатам необязательно знать о планах генералов. Спросить про склад 11-BC? Прямо сейчас Хиджиката плевать хотел на то, что Такасуги украл там. Он бы спросил про торт Шварцвальд, но и это было не настолько важно. Что по-настоящему его волновало…
– Почему я?
Такого вопроса Такасуги явно не ожидал: он замер, напрягшись всем телом, – Хиджиката не столько увидел это, сколько почувствовал. Но надо отдать ему должное, Такасуги пришёл в себя быстро.
– Шинсенгуми, – сказал он с ядовитой ухмылкой, – после всех экспериментов Министерства вы больше похожи на киборгов, чем на людей. Вы сильнее, выносливее нас, почти нечувствительны к боли, наркотики и психотропные вещества на вас не действуют. Элитные солдаты, маленькая армия. Ты никогда не думал, зачем армия Министерству здравоохранения?
Хиджикате было всё равно, но он промолчал, внимательно слушая.
– Я не собираюсь разговаривать с такими, как Садасада или нынешний министр, – продолжил Такасуги. – Но я подумал, что смогу найти союзника среди вас. Кого-то, чьи разум и волю ещё не заменили электроникой. Ты больше похож на человека, чем другие.
Хиджиката вспомнил Сого, лопавшего улики на месте преступления, Кондо, который рассказывал о своих любовных неудачах с неизменным оптимизмом, Ямазаки, умудрившегося втрескаться в девушку-робота из Министерства связи, Хараду, который рыдал на двадцать четвёртой части «Якудза против Пришельца» как ребёнок. Что бы там ни говорил Такасуги, или оппозиционные сми, или обыватели, они всё ещё оставались людьми – все они.
– Враньё, – сказал Хиджиката.
Секунду Такасуги молчал, сверля его пристальным взглядом, а потом как будто что-то решил для себя, склонил голову к плечу и раздвинул губы в неприятной улыбке.
– И ещё, ты в моём вкусе.
«А ты в моём», – подумал Хиджиката, но вслух сказал:
– С этого надо было начинать.
Такасуги нахмурился, словно это его оскорбило. Хотелось приложить его спиной о пол, подмять под себя, удержать силой. Хотелось запустить руки в его волосы – такие мягкие, – их должно быть приятно пропускать сквозь пальцы. Ничего из этого Хиджиката сделать не мог. Поэтому он просто смотрел, лаская Такасуги взглядом, удерживая взглядом, и улыбался, бросая ему вызов. Вызов, понятный только тому, кто способен его принять.
Такасуги понял.
Его взгляд изменился, поплыл, он быстро облизнул губы, а потом наклонился вперёд, так что его лицо оказало близко-близко, загородив весь обзор. Длинная чёлка коснулась щеки Хиджикаты.
– Я хотел просто поговорить с тобой, – сказал он тихо, – но раз это всё, что тебя интересует, то… сам напросился.
Он целовался напористо и жёстко, проталкивая язык в рот. Впивался в губы так, словно хотел сожрать его целиком. Кусался до тех пор, пока Хиджиката не почувствовал солёный привкус во рту. Не поцелуй, а попытка подчинить, сделать своим. Хиджиката попытался вытолкнуть чужой язык и перехватить инициативу, но почувствовал холодок на шее и замер.
– Даже не думай, – сказал Такасуги.
Он выглядел как безумец – с сияющими глазами и искривлённым в ухмылке ртом.
– Ты проиграл сегодня, поэтому я буду делать всё, что захочу.
Это было честно, да и если бы Хиджиката захотел поспорить – бритва у горла не располагала.
Не получив ответа, Такасуги широко улыбнулся – верхняя губа вздёрнулась, обнажив зубы, – и снова набросился на него. Поцеловал, прикрывая глаза, потом лизнул в шею. Хиджиката почувствовал, как лезвие прорезает кожу – тонкая, почти незаметная боль. Такасуги приник к порезу губами, потом зубами, впился в него, словно вампир из старых сказок. Его трясло, Хиджиката чувствовал эту дрожь всем телом. Руки сами потянулись обнять его, в последний момент он вспомнил, что не может этого сделать, и тут Такасуги отстранился.
– Нет времени на всё это, – пояснил он, слегка задыхаясь.
Приподнялся, скинул плащ, взялся за ремень брюк. Белья он не носил, и уже от одного этого Хиджиката чуть не кончил. Он зажмурился, чтобы не видеть, чтобы не возбудиться ещё сильнее, а Такасуги – сволочь! – положил руки ему на ширинку.
– Голограмма? – он зашарил ладонями, так что Хиджиката едва не взвыл.
Вжикнула молния, ткань проскользила по напряжённому члену, воздух показался холодным по сравнению с разгорячённым телом.
– Это настоящее, – сказал Хиджиката невнятно и открыл глаза.
И тут же пожалел об этом. Зрелище Такасуги, сидевшего на нём с расстёгнутыми штанами, лишило его последних остатков самоконтроля.
– Вижу, – ответил Такасуги.
Улыбнулся, медленно, изогнув губы, сжал свой член в кулаке, не спеша провёл по стволу. Хиджиката едва не застонал от разочарования. С ублюдка сталось бы отдрочить себе у него на глазах. «Прикончу», – решил Хиджиката.
Наверное, у него всё на лице было написано, потому что Такасуги тихо фыркнул и обхватил его член ладонью другой руки. Хиджиката откинул голову назад, стукнувшись затылком и даже не заметив этого. Такасуги поёрзал, устраиваясь удобнее, и начал дрочить им обоим.
До сих пор Хиджиката не думал, что обычная дрочка может доставить столько удовольствия. Наверное, дело было в Такасуги, дело с самого начала было в Такасуги. Он двигал кулаком быстро и небрежно, сжимал слишком сильно, порою задевая нежную кожу ногтями, порою причиняя боль, но, как ни странно, это только подстёгивало. Хиджиката дышал с трудом, закусывая губы, чтобы не стонать, елозил головой по полу, не думая о том, как выглядит со стороны, – вообще не думая. Если бы он мог, то подавался бы бёдрами вверх, толкаясь в чужой кулак, как ошалевший подросток.
– Хиджиката.
Впервые за всё время Такасуги назвал его по имени, и он распахнул глаза, бестолково смаргивая.
– Смотри на меня.
Мало каким приказам Хиджиката подчинялся с таким удовольствием.
Конечно, он предпочёл бы касаться Такасуги, направлять его, подчинить своей воле. Надавить ему на затылок, заставляя опустить голову ниже и взять в рот. Если при одном только воспоминании о том, как он облизывал ствол Ти-Экса, бросало в жар, то каково же будет, когда его губы коснутся члена?
Хиджиката был уверен, что однажды узнает это, а пока он мог только смотреть, и он смотрел. На длинные пальцы, двигавшиеся вверх-вниз, на видневшуюся между краем брюк и полой рубашки полоску кожи. Она была на тон светлее его собственной, и это почему-то возбуждало.
В Такасуги возбуждало всё. Хиджиката скользил взглядом выше – к длинной шее в распахнутом вороте рубашки, к влажному от испарины горлу, по которому так хотелось провести языком. Чёлка свесилась, закрывая почти всё лицо Такасуги, виден был только рот, искривлённый, с закушенной нижней губой. Хиджиката сам хотел бы кусать эти губы, потемневшие, припухшие, ощущать вкус его крови на языке.
Он упорно смотрел на Такасуги, и тот, словно почувствовав, вдруг вскинул голову. Их взгляды столкнулись, переплелись, настоящий глаз Такасуги расширился, как будто он понял, о чём сейчас думает Хиджиката. Догадаться было нетрудно. Такасуги мерзко ухмыльнулся и сказал с нескрываемым сарказмом:
– Я бы и рад провести с тобой всю ночь, но время поджимает.
И сжал пальцы сильнее, задвигал рукой резче, быстрее. Это было болезненно, и почти неприятно, и невозможно хорошо. Оргазм накатил, сильный, почти нежеланный, неудержимый, – Хиджиката вскрикнул, жмурясь до боли, мышцы свело напряжением. Как будто огненная пружина внутри него резко распрямилась, заставляя вскинуть бёдра и кончить в чужую ладонь. А потом его отпустило, и он обмяк, с трудом выдыхая, чувствуя, как сердце бешено колотится где-то в горле.
На глазах выступили слёзы, сквозь них фигура Такасуги казалась размытой и сияющей в лунном свете. Он дрочил себе, выгнувшись всем телом, запрокинув голову так, что видно было только белое, судорожно сокращающееся горло. От одного только этого зрелища Хиджиката снова почувствовал возбуждение.
Пальцы Такасуги сжались на члене, он кончил без звука, вздрогнув всем телом, и повалился на Хиджикату как подкошенный, растёкся по нему, тяжело дыша, безвольный и слабый. Рука дёрнулась придержать за спину, Хиджиката едва себя пересилил.
– Я в тебе ошибся, – сказал Такасуги, – ты ничем не отличаешься от остальных.
Говорил он хрипло, тяжело выдыхая.
– Пусть ты и в моём вкусе, но это не то, ради чего стоит рисковать жизнью и своей целью. Сегодня я не стану тебя убивать, но в следующий раз… лучше не становись у меня на пути.
Его дыхание восстановилось, но он всё ещё лежал неподвижно, зарывшись лицом в шею Хиджикаты. Тёплые губы щекотали горло, отвлекая от того, что он говорил, лишая его слова смысла. В этом было что-то детское, почти трогательное, и Хиджиката даже не успел подумать, когда поднял руку и погладил Такасуги по голове. Тот замер, словно его ударили, даже дышать перестал. Кажется, это была самая серьёзная ошибка за сегодняшний полный ошибок вечер.
Уже понимая, что облажался, Хиджиката позволил себе пропустить его волосы сквозь пальцы – мягкие прохладные пряди шёлком скользили по коже. Как он и думал, это было приятно.
Такасуги сбросил его руку и выпрямился. Его лицо закаменело, а в глазах было какое-то странное выражение: злость и ещё что-то, чему Хиджиката не мог подобрать названия. И виртуальный словарь, как назло, был недоступен.
– А ты не так прост, – процедил Такасуги, сквозь зубы.
Хиджиката мысленно обозвал себя болваном. Ещё пять минут, и мышцы пришли бы в норму; сейчас он мог двигаться, но едва-едва.
– Я не собираюсь оставлять тебя в покое, – сказал он быстро, пока ещё мог. – И не собираюсь отступать. Вздумаешь недооценивать меня – проиграешь.
Губы Такасуги скривились, то ли в улыбке, то ли в гримасе.
– Посмотрим, – ответил он.
Хиджиката прочёл движение в его взгляде и вскинул руку, пытаясь защититься, – слишком медленно, на пять минут медленнее, чем нужно. Такасуги схватил его за волосы и с силой приложил затылком о пол.
Сознание мигнуло и вернулось – железным обручем, стянувшим голову, кровью, наполнившей рот. Сквозь мутное марево перед глазами Хиджиката видел, как Такасуги встаёт, оправляет одежду, подбирает плащ, уходит. Нет, не уходит.
Такасуги остановился, глядя на него сверху вниз. Лунный свет подсвечивал часть его лица, шею в распахнутом вороте рубашки, запястье небрежно заложенной в карман руки.
– Не думаю, что тебе под силу поймать меня, – сказал он спокойно. – Но если всё-таки сумеешь…
Он тихо рассмеялся.
– Тогда сможешь делать, что хочешь.
Отступил назад в темноту и исчез. Хиджиката пытался услышать звук шагов, шорох разъезжающихся сворок потайной двери, но кровь молоточками стучала в висках, заглушая все звуки.
Он полежал ещё несколько минут, приходя в себя, потом сел, пощупал за ухом, скривился от неприятных ощущений. Комм постепенно оживал – мозг уже царапала информация о трёх пропущенных вызовах. Нужно было убираться отсюда, пока его местоположение не засекли.
Хиджиката не собирался ни с кем делиться тем, что узнал сегодня. Всё случившееся между ним и Такасуги – всё, что случится ещё, – было их личным делом, не имеющим отношения к Министерству. Такасуги совершил ошибку, когда не убил его, и серьёзно заблуждался, не принимая его в расчёт.
Хиджиката сел и начал приводить одежду в порядок. Пусть сегодня он позволил ситуации выйти из-под контроля – он не утратил способности соображать. Тем более что Такасуги оставил слишком много подсказок. Может быть, он тоже потерял контроль?
Хиджиката подобрал Ти-Экс и бесполезные электронные наручники. Нужно потрясти прежние связи и раздобыть старые добрые стальные браслеты.
Торт Шварцвальд был главной подсказкой. Бывает только с вишней, значит? Он до сих пор помнил отчётливый вкус малины, слишком отчётливый, словно напоказ. Если приплюсовать к этому официантку, не обратившую внимания на уход клиентов, и все случаи, когда Такасуги проникал незамеченным на тщательно охраняемые территории, то… Хиджиката азартно оскалился. Интуиция подсказывала, что он находится на верном пути. Пути, который приведёт его к Такасуги.
Как он сказал: «Сможешь делать, что хочешь»? У Хиджикаты была пара-тройка идей, не имеющих никакого отношения к борьбе с терроризмом. Но сейчас всё, чего он хотел, – это вернуться домой, принять душ и завалиться спать. Заняться изучением принципа работы коммуникатора и способов воздействия на них он сможет и завтра.
Хиджиката вышел на улицу, весело насвистывая, – настроение было отличным. Пусть он слил первый раунд, но не проиграл и не собирался сдаваться.
Поединок продолжался.