воскресенье, 18 ноября 2012
Название: Возвращение
Автор: КиноварьРазмер: 803 слова
Пейринг/Персонажи: Камуи|Сейта, Камуи|Гинтоки
Тема: слэш
Жанр: дарк
Рейтинг: NC-21
Саммари: Камуи вернулся забрать своё
Предупреждение: изувеченный персонаж, нелицеприятные описания, чудеса выживаемости, POV Сейты
Примечание: таймлайн спустя пятнадцать лет после Ёшиварской арки
Правильно сестричка Кагура не верила, что Харусаме ушли из Ёшивары просто так. Кому как не сестре знать повадки брата? Кому как не сестре углядеть в его взгляде обещание вернуться – и причинить вред куда больший, чем прежде?
Дурак Гин-сан от неё уже тогда отмахнулся, продолжил праздновать, будто ничего и не случилось, а зря. Тогда отмахнулся, теперь лежит в луже крови, намешанной с комьями мозгов и обломками костей; раскрытой грудной клеткой, ощетинившейся сколами рёбер, дышать не сможет.
А брат Кагуры стоит над ним, улыбается. Руки по локоть в крови испачкал.
Я вдруг вспоминаю, как он такими же окровавленными руками – будто перчатки надел, такой густой цвет получился – юкату поправил. На зелёном кровь казалась чёрной, и потом так и не отстиралась до конца, осталось ржавое пятнышко от большого пальца.
Пятнышко то было внутри, поэтому юкату оставили. Я её долго носил, привязался почему-то, и всё время оттягивал край, смотрел на пятно. Оно, хоть и ослабло со временем от стирок, о том моменте память хранило твёрдую.
И теперь подходит он ко мне, тянется своими окровавленными руками. Хватает белое кимоно на груди, и так всё в красных потёках, и щурится, глазами своими яркими смотрит сверху вниз.
– Высо-окий, – тянет, улыбаясь, жмётся к моей груди щекой. Слева, где сердце заполошно стучит, стучит, всё быстрее стучит – мне страшно.
Я молчу, не знаю, что сказать ему, чтобы тут же не убил. Умирать страшно, хоть и нехорошо так говорить, когда рядом лежит в луже крови Гин-сан со вскрытой грудной клеткой. Постаревший, обрюзгший – если уж хотел подраться как следует, не надо было столько лет ждать. Люди быстрее стареют, чем Ято.
Так ему и говорю, мол, раньше надо было приходить, если подраться решил. Я, говорю, на Гин-сана не похож совсем, хотя и пытаюсь, кимоно вот ношу эти дурацкие, белые с сине-зеленым узором по рукавам да подолу, их каждый день менять приходится. Говорю, а он смотрит на меня, будто впервые увидел, пальцем тычет в ткань, оставляя красный след.
– Нет, – отвечает, – не похож.
А потом мы как-то валимся в кровь, мозги и осколки костей – подножку он сделал, что ли. Нога у меня болит ниже колена и шея, в которую что-то острое тычется.
Камуи усаживается на мне, будто так и надо. Смотрит на меня, потом на Гин-сана – он рядом лежит, остекленевшие глаза в звёздное небо уставились, – смотрит, наклонив голову, сравнивает.
– Совсем не похож, – говорит.
Я уж не знаю, что делать, лежу и смотрю в небо тоже – звёзд-то почти не видно из-за яркого света, в Эдо вообще часто не видно звёзд. Чувствую, как Камуи кимоно моё поправлять лезет, лезет своими грязнющими ручищами.
Ну я ему и говорю убрать руки. Что они грязные, а кимоно белое. Рассказываю зачем-то о том пятне на зелёной юкате, и о том, что она до сих пор у меня в комнате под постелью лежит. Что кровь теперь коричневая, не чёрная, и никак её не отстирать.
Камуи смотрит на меня и глазами хлопает. Морг-морг, ресницы длиннющие, глаза голубые, лицо наивное, детское, хотя сколько там ему лет, много, больше, чем положено людям с такими лицами.
Смотрит и улыбается, погань, оглядывается.
Я его выше и шире в плечах, почти как Гин-сан, даже выше. Вымахал, как говорит мама (и тут я реву в голос, как в детстве, потому что не знаю, что с мамой, жива ли, больно ли ей, страшно ли ей) а он остался всё таким же, но никак не стряхнуть его, и сопротивляться не получится. Сидит у меня на животе, отдавливает кишки, больно тычет пяткой в печень. И будет сидеть, пока слезть не захочет.
Так вот, он оглядывается, и улыбка у него становится ещё противней, ещё шире. Суёт пальцы в рот, облизывает по одному, и мне к лицу другую руку проталкивает.
– Раз уж тебе не нра-авится, – говорит по новой этой своей привычке тянуть слова, худшей привычке на свете.
Я отворачиваю голову, чтобы он не тыкал мне в лицо грязной лапой, чувствую, как он меня за лицо хватает. А рядом-то Гин-сан, всё еще лежит, но голова повёрнута ко мне, и глаза стеклянные не в небо глядят, а на меня же.
Камуи смотрит на Гин-сана, окидывает взглядом лужу крови, комья мозгов и кости. Облизывает руку, чмокая, с удовольствием, а я чувствую животом, как у него твердеет член.
И страшно это, страшно, он смотрит и лижет и спускает штаны той рукой, которую об моё лицо вытирал. Сжимает ствол, пачкает кровью, но я всё равно вижу, что даже там у него шрамы.
Вижу и ору, потому что сбоку, где Гин-сан умер и повернул голову после смерти, шорох, треск и плещут в кровавой луже новые капли. Зажмуриваюсь, чтобы не смотреть, как он встаёт, встаёт с провалом в черепе и торчащими из разлома грудной клетки ребрами-сердцем-лёгкими.
– Да, так, – улыбается Камуи, двигая рукой на члене всё быстрее, оглаживая разрезанную пополам и кое-как сросшуюся головку. – Выживай, дядь, защищай!
Я гляжу Гин-сану в глаза – пустые, остекленевшие, страшные. А он встаёт, шатается, безоружный и мёртвый, безнадежно мёртвый.
И говорит, обращаясь ко мне, потому что не к кому больше:
– Беги.
Вопрос: Понравилось?
1. Да |
|
10 |
(100%) |
|
|
|
Всего: |
10 |
@темы:
фик: авторский,
Gintama: Joui Wars,
Йошивара,
Слэш