просроченный ультраспайс ждёт тебя снаружи.

[хрупкий мотылёк вселенского пиздеца]

Название: Терминал Автор: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Бета: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Размер: мини [1630 слов] Персонажи: Саката Гинтоки, Такасуги Шинске, Хиджиката Тоширо Тема: джен Жанр: общий Рейтинг: PG-13 Саммари: Второй лифт из четырёх пока ещё работает. Он останавливается на каждом этаже и долго думает, прежде чем со скрежетом закрыть двери, каждую секунду рискуя обвалиться вниз, навсегда похоронив Сакату под своими обломками. Гинтоки фальшиво бодро насвистывает одну из песен Теракадо Оцу и на каждом этаже надрывно кричит «Такасуги» в пустоту. Примечание: вдохновлено заявкой «В конце пути не найти в себе сил убить друг друга» Пылающий, словно факел, Терминал видно даже из тех трущоб, где Гинтоки ищет Кацуру. Котаро прячется так искусно, будто не хочет видеться со старым другом, но Гинтоки упорен: он распахивает одну дверь старого склада за другой, пока не замечает мелькнувшую вдали тень. – Зура, – негромко зовёт он, – Зура, мне необходимо с тобой поговорить. Это срочно. – Уходи, Гинтоки, мне не о чем с тобой говорить. Голос Котаро звучит глухо и надломленно. Голос Котаро звучит как голос человека, несколько дней назад попавшего в облаву и лишь чудом спасшегося; Гинтоки знает, что под светло-голубой сдержанной юкатой толстые слои бинтов, и это знание режет острее, чем обломки чужой катаны под сапогами. Он мысленно просит Кацуру хотя бы сейчас отбросить своё упрямство и просто, чёрт подери, выйти. – Я не хотел, чтобы тебе пришлось отсиживаться здесь, Зура, – Гинтоки делает шаг за шагом, пока его не останавливает свистнувшая пуля. Она оставляет тонкую борозду, из-под ног летит мелкое крошево, осыпая мыски сапог белесой пылью. – И это не я загнал тебя в угол. Дай мне поговорить с Такасуги. – С чего ты взял, что он здесь? Кацура сам выходит ему навстречу, придерживаясь слабо за чужое плечо. Бордовое кимоно щедро украшено потёками засохшей бурой крови, но револьверы в умелых руках всё ещё остаются грозным оружием. Киджима Матако смотрит Гинтоки в глаза и улыбается. – Господин Шинске захотел сделать всё сам, – она сжимает рукоять всё сильнее, костяшки её пальцев – сбитые, в ссадинах – белеют, – будь ты проклят, Саката, это всё из-за тебя, чёртов ублюдок. – Значит, и Кихейтай здесь? Позови Такасуги, Зура, позови сейчас же. Он игнорирует Матако, но она подходит ближе, поднимая пистолет на уровень лба Гинтоки, и повторяет по слогам, тщательно выговаривая каждый слог: – Это всё из-за тебя, Саката. Он затеял всё это только из-за тебя и твоего предательства. И сдохнет он только из-за тебя, чтобы ты жил в спокойном и безопасном мире. Ты трус, трус и самая настоящая мразь. Гинтоки, глядя в её перекошенное от гнева и безумия лицо, вспоминает, где он видел подобную гримасу: так улыбаются осуждённые на смертную казнь. Так улыбается сам Такасуги. Гинтоки разворачивается и срывается на бег под хриплый, переходящий в рыдания смех. Он ловит попутку: оранжевый скутер рекламной компании лавирует в плотном потоке автомобилей, тормозя на каждом светофоре. Чем ближе к центру, тем больше становится пробка, где-то слышны полицейские сирены; встречка забита беспрерывно сигналящими машинами, и Гинтоки это бесит. Он смотрит на табло над торговым центром: Кецуно Ана ведёт срочный репортаж, но её милое почти детское личико смотрится чересчур странно на фоне чёрных клубов дыма и груды горящего металла. Камера дрожит, смазанная картинка меняется, как узоры в калейдоскопе: с десяток казённых чёрно-белых тачек, бегущие люди, испуганная Кецуно, которую отпихивают с дороги в панике бегущие работники терминала. Ещё один взрыв; оператор кидает аппаратуру на землю, в кадре маячат его стоптанные шлёпки; милая девушка рекламирует средство для блеска чешуи и рогов. – Дальше я не поеду, чувак, там копов до жопы, – оборачивается к Гинтоки прыщавый разносчик пиццы, тормозя у тротуара; оборачивается – и слетает с сиденья, получая кулаком под ребро. – Звиняй, друг, – машет ему на прощанье Гинтоки и жмёт на газ под негодующий вопль и свист пробуксовывающей на гладком асфальте шины. – Прив, Хиджиката, – Гинтоки тормозит в считанных сантиметрах у идеально вычищенных ботинок замкома. Тормозит – и спрыгивает со скутера, бросая кому-то в толпу ключи; обстановка накалена до предела, но Хиджиката умудряется держать всё под контролем даже сейчас.. – Скажи своим, чтобы пустили меня внутрь. – Ты совсем ёбнулся? – Хиджиката ловит Гинтоки за локоть и шипит, болезненно сжимая пальцы на плече. – Хочешь вместе с ним загреметь? У нас и так достаточно доказательств, чтобы засадить тебя до конца твоей никчёмной жизни. – А если и хочу? Они смотрят друг на друга сотые доли секунды, но этого хватает. Земля мелко подрагивает, сверху сыпятся смятые, дымящиеся обломки и комки полыхающей пластмассы. Тонко и фальшиво воет противопожарная сирена в стеклянном холе, но вскоре затихает и она, стёкшая куском почерневшей жижи по стене. Гинтоки кажется, что это сон и что он вот-вот проснётся. В своей постели. Вчера утром. Неспешно позавтракает сладкими блинчиками и позвонит в ближайший полицейский участок. «Эй», – скажет он в трубку хриплым со сна голосом, – «я знаю, где прячется Такасуги Шинске.» Но он не просыпается, а вокруг всё так же надрывно сигналят полицейские тачки. – У тебя есть пятнадцать минут. Если не сумеешь, через двадцать тут всё рванёт. Эй, пропустите его. Хиджиката спокойно отдаёт приказы, а Гинтоки всё не может отвести глаз от его распрямлённой спины. Только когда замком оборачивается и кидает ему смоченный из бутылки с минералкой платок, Гинтоки понимает, в какую жопу он попал. – Впрочем, через полчаса оно рванёт и само. Должен будешь, Саката. Второй лифт из четырёх пока ещё работает. Он останавливается на каждом этаже и долго думает, прежде чем со скрежетом закрыть двери, каждую секунду рискуя обвалиться вниз, навсегда похоронив Сакату под своими обломками. Гинтоки фальшиво бодро насвистывает одну из песен Теракадо Оцу и на каждом этаже надрывно кричит «Такасуги» в пустоту. Когда из глубины холла ему отзывается хриплый, с ленцой и пьяным весельем голос, Гинтоки уже готов плюнуть и вернуться обратно. Из отведённых пятнадцати минут остаётся только восемь. – Так и знал, что ты придёшь, Гинтоки, – выдыхает со струйкой терпкого дыма Такасуги, не удостаивая Гинтоки и взглядом. Сигарета в грязных пальцах смотрится едва ли не более нелепо, чем безликая униформа складского работника. – Спаситель Японии, какая прелесть. – Я здесь не для того, чтобы препираться, Такасуги. – Гинтоки прижимает почти высохшие платок ко рту, но кашель всё равно раздирает лёгкие. – О? – Такасуги в пару затягов докуривает дешёвый табак и выбрасывает окурок в разбитое окно. – Ты псих. Гинтоки чудом отпрыгивает назад, когда короткое танто со свистом рассекает воздух перед его лицом. Он и забыл о чудесной привычке старого друга прятать кинжалы по рукавам. – Ты чёртов псих, Такасуги, – повторяет Саката и шарит рукой у бедра. Пальцы зачерпывают пустоту, Гинтоки растерянно смотрит вниз: наверное, выронил, думает он, и тут же вспоминает, что сам оставил боккен дома. Короткий удар под дых выбивает остатки воздуха. Такасуги вновь заносит ногу для пинка: под тяжёлым ботинком хрустят рёбра, и Гинтоки сжимается, хватая губами раскалённый удушающий дым. Он пытается увернуться, но сильная затрещина опрокидывает его обратно. Во рту становится солоно от крови. Такасуги бьёт так, словно ставит точки: резко, скупо, безжалостно. Некогда красивое лицо искажено давней злостью и ненавистью, а сжатые в кулаки ладони заметно подрагивают. – Шинске, – хрипит Гинтоки, привставая на локтях и пытаясь ухватиться за что-нибудь, рывком поднимая ставшее непослушным тело, но очередной замах валит его навзничь. Лезвие маслянисто поблёскивает, отражая чёрно-оранжевые всполохи огня; Гинтоки понимает, что через пару секунд Такасуги перережет ему глотку и оставит тут – что-то заставляет Гинтоки вскинуться и хрипло кашлянуть, поднимая руку, силясь коснуться ноги старого друга, силясь сжать тонкую лодыжку, годы спустя безмолвно прося остановиться. Такасуги замирает, в его движениях читается сомнение и нерешительность, и именно это спасает Гинтоки жизнь. Балка над их головами жалобно трещит, объятая пламенем, и со стоном рушится вниз. В самый последний момент Такасуги пытается прикрыться руками, но груда обломков погребает его под собой. Слабовольно глядя, как пламя медленно заходится на серой прорезиненной ткани, Гинтоки пытается встать на ноги; раз за разом, покачиваясь, оседает обратно. Он хочет хотя бы отползти, как замирает и зажимает уши ладонями, готовый убедить себя, что ему послышалось: слабый глухой стон трогает в душе то, что сам Саката несколько лет заливал в дешёвых барах дешёвым пойлом. Оставить Такасуги здесь – лишить мир одной большой занозы, однако что-то внутри сопротивляется. И пусть кожа на ладонях лопается от жара, Гинтоки упрямо откапывает Такасуги и тянет его за воротник, сбивая пламя своим кимоно. В воздухе пахнет палёной плотью и волосами, только это – последнее, что волнует сейчас Сакату. – Ну давай же, мать твою, – рычит он сквозь зубы, готовый грызть заевшую молнию куртки, но ткань поддаётся и рвётся под дрожащими от боли пальцами. – Давай, Такасуги, поднимайся же. Он рывком закидывает тяжёлое тело на плечо и, шатаясь, на коленях ползёт к лифту, молясь, чтобы двери открылись. В шахте слышится негромкое гудение, а за спиной плотной стеной заходится огонь, пожирая то немногое, что не сгорело раньше. Он лижет гипсокартонные стены с той ненасытной жаждой, готовой похоронить их здесь навсегда. И тут Гинтоки по-настоящему становится страшно. Он кричит, лихорадочно стуча кулаком по мигающей кнопке: умирать сейчас ему кажется бесконечно глупым, как бесконечно глупой ощущается и дурацкая попытка спасти того, кто раньше не раз спасал твою собственную шкуру. Гинтоки гонит эти предательские мысли прочь и вталкивает бесчувственное тело в закоптившуюся кабину лифта, едва только над ними раздаётся когда-то мелодичный звонок. Милый женский голос хрипит неразборчиво, и толстые стальные пластины отрезают их от бушующего на этаже кошмара. Он вываливается из дверей в окружении дрянной пены и первым делом хватает разбитыми губами воздух. Хиджиката разворачивается и смотрит, кажется, с укором. – Иди к чёрту, – сипло выдыхает Гинтоки, отталкивая от себя чьи-то настойчивые руки, и, шатаясь словно пьяный, бредёт дальше; тяжёлая ноша на плечах тянет к земле, но Гинтоки упрямо шагает мимо Хиджикаты, мимо Сого, плечом отталкивает с дороги Кондо. Кто-то кричит, их окружают. – Саката, – холодно произносит Хиджиката и сжимает зубами прогоревшую до фильтра сигарету, – пятнадцать минут давно прошли. – Отвянь, замком, и дай нам пройти. – Чёрта с два, Саката, – Хиджиката толкает его в плечо, – сейчас я отдам приказ открыть огонь и не посмотрю, что ты мой приятель. Мы бегали за ни... – Не отдашь. Гинтоки тяжело смотрит исподлобья, и Хиджиката отводит взгляд первым. – Пропустите их. Сого, убедись, чтобы этот придурок доехал до своей конуры целым. Он отворачивается и заталкивает пистолет обратно в кобуру. – Эй, Саката. Сейчас я закрою глаза и досчитаю до десяти, и если ты всё ещё будешь здесь, когда я обернусь, засажу за решётку вместе с твоим дружком. Гинтоки не отвечает, с трудом опуская пришедшего в себя Такасуги на заднее сиденье ближайшей полицейской тачки, и улыбается. – Можешь начинать считать. Машину потом верну. Название: Две стороны одной медали Автор: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Бета: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Размер: драббл [533 слова] Персонажи: Такасуги Шинске, Камуи Тема: джен Жанр: общий Рейтинг: G Саммари: есть вещи, неизменные для каждого Ни для кого не секрет, что ято – сильнейшая раса во Вселенной. Их родная планета – планета серых бескрайних равнин и чёрных свинцовых туч над головами её обитателей. В ходе эволюции ято пришлось побеждать, чтобы выжить. Будь то вечно ненастная погода, естественные природные противники, междоусобные битвы за власть над территорией, водой и едой. Борьба входит в их жизнь так же естественно, как воздух входит в лёгкие. Ято развивались, сражаясь. Становились сильнее, сражаясь. Побеждали и умирали, сражаясь. Их кости и ткани научились быстро срастаться, чтобы тело могло сразу же прийти в норму и служить главным оружием в битве. Природная эволюция регенерации тканей и костей дала им невообразимую силу. Они использовали своё тело как инструмент для борьбы и весьма преуспели в этом. Вынужденные жить на планете дождей и ненастной погоды, они превратили обычный зонт в оружие, которое всегда было с ними. Когда межгалактический союз решил захватить их планету, это было сделано не ради скудных ресурсов и территории, а чтобы использовать сильнейших воинов как источник силы. Ведь никто и ничто не мог победить ято. Ни для кого не секрет, что люди – самая загадочная раса во Вселенной. Их родная планета – планета огромных запасов воды, природных ископаемых и разнообразных ресурсов для нужд её обитателей. В ходе эволюции людям пришлось побеждать, чтобы выжить. Будь то вечные планетные катаклизмы, естественные природные противники, междоусобные битвы за власть над территорией, водой и едой. Борьба входит в их жизнь так же естественно, как воздух входит в легкие. Люди развивались, сражаясь. Становились сильнее, сражаясь. Побеждали и умирали, сражаясь. Их разум становится главным источником их силы, с его помощью они покорили землю, воду и воздух. Природная эволюция сознания принесла им огромную силу, которая могла помочь им справится с любым противником. Они использовали свой ум как инструмент для борьбы и весьма преуспели в этом. Вынужденные жить среди себе подобных, строить социальные и кастовые рамки, люди превратили силу духа в оружие, которое всегда было с ними. Когда межгалактический союз решил захватить их планету, расчет был на ресурсы, в частности, воду и запасы минералов. Людей даже не считали за противников и очень удивились, когда они на протяжении двадцати лет давали отпор аманто, сражаясь за то, что считали правым. Ведь никто и ничто не мог отнять у человека то, что он считал своим. ~ Камуи щурится, глядя на пузатый бок солнца. Белая ткань, порезанная на бинты, обвивает его с ног до головы, скрывая и лицо. Его глаза в прорезях ткани горят не менее ярко, чем земное солнце в самый пик рассвета. – Зонт забыл? – спрашивает Такасуги, выпуская в воздух струю дыма из кисэру. Камуи нетерпеливо дёргает плечом. – Ненавижу его. Это костыль. Зонт-костыль. Когда ято первый раз ступили под солнце на чужих планетах, оказалось, что есть что-то, перед чем они слабы, дети планеты, никогда не знавшей солнечных лучей. – Хочешь войти в историю, как первый ято с загаром? – улыбается Такасуги. Бинты на лице Камуи расступаются, обнажая рот, полный острых зубов, кривящийся в усмешке-оскале. – Уничтожу его. – Хо? Солнце? Неплохая идея для безумца. – А ты ведь хочешь уничтожить весь мир? – пожимает плечами Камуи, глядя, как солнце растёт на горизонте. – Неплохая идея для безумца. Когда человек теряет то, во что верит всей душой, он становится слаб и теряет надежду. Такасуги отвечает улыбкой, похожей на ту, которой его наградил Камуи. В чистом голубом небе ярко сияет солнце.

@темы: Такасуги, Джен, фик: авторский, Joui Wars - 2013, внеконкурс

Comments

[Мэй_Чен]

У вас невероятно красивая вёрстка.

Терминал
Гинтоки такой Гинтоки) Не очень верится в Хиджикату, который отпускает Такасуги, но написано очень бодро.

Две стороны одной медали
Интересно перекликаются сравнения людей и ято, отношения Камуи с Такасуги такие интересные)

[Автор ДВ]

Мэй_Чен,
Спасибо!

один из

[Domo-kun]

Терминал

Драйвовый текст, я с восторгом его прочла, правда, мату многовату

Две стороны одной медали

Очень понравились описания ято как расы и людей

Ведь никто и ничто не мог отнять у человека то, что он считал своим.

очень зацепило

[хрупкий мотылёк вселенского пиздеца]

Мэй_Чен, Domo-kun, спасибо за отзывы)

[Корю]

Терминал - прочитала с интересом, написано хорошо и бодро. Но возникла масса вопросов. Почему Кацура сотрудничает с Кихейтай и враждебно настроен по отношению к Гинтоки? Мотивация Такасуги интересная, но откуда об этом знать Матако?
Поверить в Гинтоки, который оставил боккен дома, крайне трудно. Концовка и вовсе вынесла дисбиливом. Хиджиката мог бы отпустить Гинтоки. Охотно верю, что он отпустил бы его, даже застав над горой трупов - потому что к Гинтоки есть кредит доверия. Отпустить Такасуги (и ладно бы ещё у того образовалась какая-то высокая цель, так нет же) невозможно. И Гинтоки, уверенно требующий этого, и все вокруг, даже не пытающиеся возразить (напоминаю, что не Хиджиката командир Шинсенгуми), это что-то из области фантастики.
Этому тексту не хватает ещё пары десятков тысяч слов обоснуя) А задумка очень интересная, цепляющая.

[Автор ДВ]

Корю, на самом деле, у меня честно не хватило хитрости на придумывание, почему именно так, когда я писал его, а придумывать что-то тяжеловесное показалось кощунством, но после ваших слов я понял, и почему Кацура ранен и так относится к Гинтоки, и почему Хиджиката их обоих отпустил. После окончания конкурса я, пожалуй, допишу это, потому что теперь всё ложится в ритм текста) Большое вам спасибо за отзыв, вы мне подсказали действительно очень интересную идею

Мэй_Чен, Domo-kun, благодарю за хорошие слова, я рад, что вам понравилось)

Domo-kun, мат - это личный кинк личная беда автора

[Корю]

Автор ДВ, о, ну я рада, если помогла.

После окончания конкурса я, пожалуй, допишу это,
Буду ждать)

[Vins Flo]

Терминал

да, есть моменты, которые требуют отдельных объяснений) примерно так на макси Гинтоки понравился в тексте

Две стороны одной медали

сложно что-то говорить, когда любишь обоих персонажей текста
диалог в конце вообще прекрасен как и начало про расы))