Беззащитный шипастый воин любви
Название: На мотороллере в «странное» будущее
Автор: Seliamar
Бета: Baragaki no Mayora-13 in Mayoland
Размер: 7500 слов
Пейринг/Персонажи: Хиджиката/Гинтоки
Жанр: романс, флафф, юмор
Рейтинг: R
Саммари: О рисках игры в «бутылочку».
Впрочем, когда старик Мацудайра вскидывал пистолет и говорил «один», возразить было трудно. Так что во всем был виноват старик Мацудайра. А еще весна и цветущая сакура, которой так захотел полюбоваться сёгун. И, конечно же, сакэ. И нахально ухмыляющийся Сого, и даже, хотя такие мысли в некоторой степени отдавали кощунством, Кондо-сан, первым упомянувший эту глупую игру, – видимо, в тщетной надежде на то, что бутылочка сыграет для него роль колеса фортуны, хотя Шимура Отаэ скорее разбила бы бутылочку о его голову.
Но больше всех был виноват Саката Гинтоки.
Хиджиката несколько секунд гипнотизировал взглядом злосчастную бутылку из-под сакэ, но та не двигалась, неумолимо указывая донышком на него самого, а горлышком – на этого кудрявого идиота, который ее и раскрутил. Еще бы немного – и радость привалила бы Кондо-сану. Тот был бы на седьмом небе от счастья; хотя эта мысль тоже казалась несколько кощунственной, но – к побоям ему не привыкать, зато какая-никакая, а все же удача. Ну и что, что вместо поцелуя ему достался бы хук правой…
Но от Гинтоки бесполезно было ждать чего-то путного, а Хиджиката никогда не был везунчиком.
Он поднял глаза. Гинтоки в этот момент сделал то же самое, и они принялись сверлить друг друга раздраженными взглядами. Наверное, примерно такое выражение Хиджиката увидел бы на своем лице, если бы посмотрел сейчас в зеркало.
Он уже открыл рот, чтобы заявить, что этот раз не считается, но Гинтоки его опередил:
– Давайте заново. У меня рука соскользнула. К тому же для мужиков это как-то…
– Ну уж нет, – перебил его Сого. – Игра есть игра, и неважно, мужики это или китайские монстры.
– Не хочу слышать это от садиста-недоделка, – фыркнула Кагура, отрываясь от закусок. – И вообще, научись сначала флиртовать как следует. Твои попытки жалки.
Хиджиката воспрял было духом, рассчитывая, что эти двое сейчас сцепятся и отвлекут внимание остальных, но его надежды пошли прахом, когда Кагура добавила:
– Но игра есть игра. Гин-чан, просто закрой глаза и представь, что это не майонезник, а Кецуно Ана.
– Не произноси ее имя в одном предложении со словом «майонез» и его производными! – запротестовал Гинтоки.
– Игра есть игра, – мягко улыбнулась Отаэ.
Хиджиката мог понять мотивацию Сого: тому всегда лишь бы поиздеваться. Но вот причина, по которой женщины так любят всякие двусмысленные ситуации вроде этой, для него оставалась загадкой.
– Игра есть игра, – подтвердил сёгун.
Хиджиката удивленно моргнул, но в случае сёгуна было как-то неловко задаваться вопросом «почему».
– Да кто в здравом уме поцелует этого придурка?! – скривился Гинтоки.
Услышав это, Хиджиката почему-то почувствовал себя слегка уязвленным.
– Какого хрена, Ёрозуя? – огрызнулся он. – Это моя фраза! Да ты наверняка даже если целовался с кем-нибудь, то разве что во сне!
– Не беспокойтесь, данна, – ехидно вклинился Сого. – Хиджиката-сан купит вам парфе. Он ни за что не упустит такого шанса. Не правда ли, Хиджиката-сан?
– Сого! – рявкнул Хиджиката.
– Данна, будьте с ним поласковее, хорошо? У него это впервые…
– Да не стану я его целовать, Окита-кун, – Гинтоки замотал головой для большей убедительности. – Я даже за парфе этого не сделаю, понятно? Даже за два парфе!
Услышав это, Хиджиката почему-то разозлился.
Вот сволочь. Да кем он себя возомнил? Неужели он считает, будто слишком хорош для Хиджикаты? Да это Хиджиката для него слишком хорош!
И кто вообще придумал игру в «бутылочку»? Злые демоны, не иначе. Демоны гребаной сакуры, несколько лепестков которой запуталось в лохматых белесых патлах, похожих на мочалку.
Все, что произошло потом, тоже было происками этих демонов, наславших на Хиджикату временное безумие. По крайней мере, он не мог объяснить того, что сделал в следующее мгновение, ничем другим.
– Гин-сан, – казалось, слова доносятся издалека, через плохое соединение и очень старый динамик, приглушенные и смазанные, – парфе нам не нужно, а вот стиральный порошок закончился, да и аренду скоро платить…
В сопровождении бормотания Шинпачи весь окружающий мир окончательно отступил на задний план, померк и разлетелся ворохом лепестков. Хиджиката наблюдал за собой будто со стороны. Вот он приподнялся, потянулся вперед, схватил Гинтоки за волосы, притянул его ближе; заметил, как распахнулись в недоумении странные вишневые глаза; почувствовал смутное злорадство: нечасто доводится видеть такое выражение на этом лице.
И поцеловал в губы.
А потом увернулся от удара в челюсть, торжествующе усмехнулся, сказал:
– Ну что, получил?..
И застыл.
На мгновение стало очень тихо. Хиджиката смотрел на Гинтоки, тот смотрел на Хиджикату, все остальные смотрели на них обоих.
– Как вам ваш первый поцелуй, Хиджиката-сан? – первым нарушил тишину Сого, и голос у него был нежный, как шелковая удавка. – Хорошо, что я успел сфотографировать. Расклею снимки по всему штабу… нет, лучше по всему городу, чтобы вы в любой момент могли оживить в памяти этот чудесный момент.
– Раз уж ты украл первый поцелуй Гин-чана, майонезник, то теперь просто обязан на нем жениться, – кивнула Кагура. – И так как я твоя будущая теща, то с этого момента будешь покупать мне все, что я захочу.
Отаэ загадочно улыбнулась, сёгун отвернулся и промокнул глаза салфеткой.
– Тьфу! – сказал наконец Хиджиката и принялся остервенело тереть губы рукавом; когда он случайно посмотрел на Гинтоки, оказалось, что они начали делать это синхронно. – Сого, немедленно удали фотографию!
– Ну уж нет, – тот любовно взглянул на свой телефон. – Сначала я выжму из этого все, что можно.
– …Холодильник с мороженым, десять бургеров, – перечисляла Кагура, – луна-парк, корм для Садахару…
– Тоши, – растроганно сказал Кондо-сан, – ты такой решительный. Пожертвовать первым поцелуем ради игры в «бутылочку»…
– Да что за ерунда про первый поцелуй? Сого, прибью когда-нибудь за дурацкие шутки, точно говорю!
– Хиджиката-сан, своей подозрительной реакцией вы делаете только хуже. Не правда, ли, Кондо-сан?
– Тоши, я действительно восхищен…
– Гин-чан, если он переедет к нам, то пусть спит под раковиной, шкаф я ему не отдам.
– Чайна, ты такая смешная. Если Хиджиката-сан переедет к данне, то естественно, что они будут спать вместе. Кстати, я тоже настаиваю на том, чтобы Хиджиката-сан переехал к данне. Предварительно уволившись из Шинсенгуми, разумеется.
– Ну уж нет, мамочка не допустит разврата в своем доме. Чтобы какой-то майонезник спал вместе с нашим Гин-чаном – ха, еще чего не хватало. Правда, Шинпачи? И увольняться он не будет, а то где я возьму денег на луна-парк? Но он может у нас подрабатывать. Слугой Садахару, например.
– Выносить дерьмо? Слушай, а ведь неплохая идея… Кондо-сан, вот заявление Хиджикаты-сана об увольнении, подпишите, пожалуйста…
– Какое на хрен заявление? Сого, прекрати уже, серьезно… Нет, нет, Кондо-сан, не вздумайте подписывать! Уберите ручку… нет, лучше дайте ее сюда!
Хиджиката переломил ручку надвое, разорвал в клочья фальшивое заявление, снова цыкнул на Сого, выпил чашку сакэ, и ему стало легче. Правда, что-то все-таки было неправильно. Хиджиката достал сигарету, щелкнул зажигалкой и только потом понял, что именно: в какофонии голосов, которая уже успела чуть поутихнуть, голоса Гинтоки так и не прозвучало.
– Кажется, мы переборщили, – громким шепотом сказал Шинпачи и добавил громче: – Гин-сан, ты что, обиделся?
Тот, ни на кого не глядя, покачивал в руке чашку с сакэ, и вид у него был настолько хмурый, что Хиджиката даже разозлился: тоже мне, нашлась оскорбленная невинность. Да была бы воля Хиджикаты, он бы лучше поцеловал гадюку, чем этого… Он несколько секунд подбирал подходящее слово, которое достаточно красочно выразило бы его отношение к Гинтоки, но так и не подобрал, поэтому просто – этого. В любом случае Гинтоки сам виноват: даже бутылку не смог крутануть нормально.
– Гин-чан, не беспокойся! Если майонезник тебе настолько противен, я его и на пушечный выстрел не подпущу к нашему дому!
– Я? Беспокоюсь? – Гинтоки фыркнул и опрокинул чашку одним махом. – Я просто дезинфицировал рот.
– Тут сакэ не поможет, – сочувственно сказал Сого. – Разве что бензином прополоскать…
– Я тебе сейчас прополощу, – пообещал Хиджиката, правда, так до конца и не определившись, к кому обращается. – Я тебе сейчас так прополощу – мало не покажется.
Потом он еще раз случайно посмотрел на Гинтоки и увидел, что уши у того почти малиновые. Такие яркие, что вся сакура в сравнении с ними безнадежно меркнет и кажется совсем бледной.
В последнее время Хиджиката чувствовал себя странно. Если бы его спросили, когда это началось, он бы не смог ответить точно. Возможно, «странно» появилось в его жизни примерно в тот же момент, когда в ней слишком часто начал появляться Гинтоки. Как ни крути, все это была вина Гинтоки. Ну, появлялся бы и появлялся, шел бы дальше своей дорогой, но нет – каким-то образом он еще и заставлял обращать на себя внимание.
Да, это «странно» Хиджиката испытывал не просто так, а по отношению к Гинтоки. Когда волей судьбы, в роли которой чаще всего выступало расписание патрулей, Хиджикату заносило в Кабуки-чо, «странно» периодически поворачивало его голову в разные стороны и выискивало его глазами лохматую макушку, ослепительно белую в ярких солнечных лучах; и, если макушка все-таки оказывалась в поле зрения, «странно» сушило губы и сворачивалось тугим комком в глотке. Поначалу Хиджиката вполне успешно принимал «странно» за раздражение и желание пройтись кулаками по чьей-нибудь наглой морде. «Странно» – это просто такой способ признать чужое существование, говорил он себе, ведь их отношения не назовешь дружбой – по крайней мере, из них двоих точно никто не назовет, – но и враждой тоже не назовешь, и уж тем более равнодушием. Легче всего было так и говорить – «странно».
Придя к этому выводу, Хиджиката перестал думать про «странно». Но ненадолго, потому что однажды старик Мацудайра решил сводить сёгуна в караоке.
Видимо, карма у сёгуна была такая же тяжелая, как у самого Хиджикаты, так как спустя некоторое время в кабинке оказалась Ёрозуя почти в полном составе – хорошо, что хотя бы без пса. Пока Хиджиката пытался разобраться, откуда они там взялись и почему не уходят, Кагура успела смести со стола практически все стоявшие на нем закуски, а Шинпачи – разложить по контейнерам остатки.
Но вскоре Хиджиката отвлекся.
– Ка! То! Ке! Н! Самба! – воодушевленно выкрикивал Гинтоки, стоя перед экраном. Микрофон он держал слишком близко ко рту, и каждое «Ка! То! Ке! Н!» било по мозгам отбойным молотком.
– Ёрозуя, да по твоим ушам пробежалась сотня медведей как минимум! – заржал Хиджиката. – И все наверняка были в альпинистских ботинках с шипами!
Гинтоки его не услышал – продолжал петь, приплясывая, свисающий рукав мотался сзади, как хвост. Нос и щеки раскраснелись от алкоголя – как и почти на всех присутствовавших, на нем уже сказывалось отсутствие закусок. Вдобавок он нацепил на себя шапку из цветных перьев и держал в руке тамбурин, умудряясь мастерски не попадать в ритм и окончательно став похожим на клоуна.
– Ха-ха-ха!.. – давился смехом Хиджиката, пока его не прервали грубым и очень сильным тычком в бок.
– Ничего ты не понимаешь, – с назидательным видом говорила Кагура, пока он пытался отдышаться. – Неважно, как ты поешь. Песня в любом случае получится хорошей, если поешь с душой. А Гин-чану души не занимать.
В ее словах был какой-то смысл, Хиджиката и не сомневался в том, что душа у Гинтоки отчаянно фальшивая.
А «Като Кен самба» тем временем закончилась, и cёгун, отложив в сторону укулеле, захлопал в ладоши.
– Шинпачи, найди-ка «Тысячу ветров»! – распорядился Гинтоки, пьяно блестя глазами, и перья на его шапке всколыхнулись, наплыли на Хиджикату пестрой волной, заняли все его поле зрения и растворились в яркой подсветке потолка.
Хиджиката почувствовал себя «странно». В горле застрял ком – воздух преодолевал его с трудом, и сердце будто замерло на мгновение. Ну и кулаки у этой девчонки, так и дух вышибить недолго, и как Гинтоки живет с ней в одном доме и при этом до сих пор жив…
Хиджиката силой воли заставил себя вдохнуть и решил, что такое «странно», вызванное в основном насильственным путем, не считается. Хиджиката затолкал его в дальний уголок памяти и снова перестал о нем думать, и вроде бы жизнь покатилась дальше – своим чередом, по накатанной колее…
А потом был гокон. После гокона Хиджиката и заподозрил неладное.
На гокон его вынудил пойти Кондо-сан. Глядя с надеждой, сказал: поддержи ребят. «Ребята» в офицерских кителях смущенно топтались на месте и тоже всем своим видом выражали надежду – она сквозила в их взглядах и позах, а у Харады проглядывала даже в лысине. «Ребятам» Хиджиката отказал бы без проблем, снабдив заодно дисциплинарными взысканиями, но Кондо-сану – не смог.
– Как здорово, что фукучо пошел с нами… – шептали «ребята» друг другу в уши. – Девушки так улыбаются… Девушки так охотно разговаривают…
Кажется, тот факт, что улыбались они в основном Хиджикате и разговаривать пытались по большей части с ним же, их особенно не беспокоил. Зато он беспокоил самого Хиджикату, потому что не слишком-то это легко – выдерживать такой напор звонких голосов, переливчатого смеха и застенчиво-настойчивых улыбок. Он курил одну сигарету за другой и тоскливо смотрел на часы. Время шло невыносимо медленно.
– Хиджиката-сан, – она была похожа на райскую птицу, ворковала так же сладкоголосо, поглаживала пальчиком с аккуратным красным ноготком фарфоровую чашечку с чаем – при взгляде на нее никак не получалось думать «палец», «ноготь», «чашка», – вам больше нравятся высокие или не очень?
– Ну… – ответил Хиджиката, вкручивая окурок в пепельницу, – примерно… с меня ростом.
– О, – приподняла брови другая, с сережками «Хэлло Китти». – А что насчет волос? Покороче или подлиннее?
– Покороче, – сказал Хиджиката неожиданно быстро и уверенно даже для себя самого, – светлые и кудрявые.
– Кудрявые? – разочарованно протянула третья и закрутила идеально прямую прядь платиновых волос вокруг пальца.
– Мои вьются от природы, – вступила в разговор четвертая, помаргивая густо накрашенными ресницами-кружевом. – Хотя все думают, что это бигуди…
Остальные девушки захихикали – мол, ну и врунья, но Хиджиката этого уже не слышал, так как застрял в прошлом, на том моменте, когда закончил произносить слово «кудрявые». «Странно», вытолкнутое этим словом из дальнего уголка памяти, разливалось в груди неясным томлением. Хиджиката вспомнил торчащие во все стороны патлы Гинтоки, короткие, светлые и, черт возьми, кудрявые, кудрявее некуда, и ему стало душно. Почему Гинтоки? Он что, единственный кудрявый человек на свете? Потом он вспомнил наглую, дразнящую ухмылочку Гинтоки, шапку из перьев и то, как он выплясывал в караоке, вертя задницей, будто заправский стриптизер.
Потом раздался хруст.
– Фукучо, – зашептал сидевший рядом Харада, взволнованно сверкая глазами и лысиной, – потерпите еще немного, ну пожалуйста! Девушки…
Хиджиката опустил взгляд и обнаружил, что случайно сломал свои палочки. Кусок рыбы, так и не донесенный до рта, грустно лежал на его колене и пропитывал ткань юкаты жиром.
А духота все не отступала, и Хиджиката решил, что надо отлить.
– Сейчас вернусь, – сказал он, поднялся с места и пошел сначала в туалет, а затем на улицу.
Нет, не то чтобы он хотел сбежать с гокона…
Ладно, допустим, он все-таки хотел сбежать с гокона, но в тот момент Хиджиката попросту про него забыл. «Странно» устроило сумбур в его голове. Мысли метались подстреленными куропатками, память подло подсовывала внутреннему взору всякие дурацкие картинки: то рыбьи глаза, то торчащий из ноздри мизинец, то обтянутую белым кимоно задницу. На заднице Хиджиката окончательно рассвирепел, пнул мусорный бак, которому не повезло попасться по пути, распугал одним-единственным взглядом компанию подростков, стоявших на углу, дошел до кинотеатра и купил билет на «Возвращение Педоро». Несмотря на то что он ходил на этот фильм уже трижды, впечатление все равно было такое же, как после первого просмотра. Педоро всегда поддерживал его в сложные моменты жизни, не подвел и сейчас: к тому времени, как пошли финальные титры, Хиджиката более-менее успокоился. Потом он еще некоторое время побродил по городу, смутно надеясь встретить где-нибудь Гинтоки и хорошенько наподдать ему за то, что очередной выходной день пошел насмарку по вине «странно» – ну, и еще гокона. Черт, какое же хитрое оказалось это «странно» – мастерски делало вид, что прошло, а на самом деле засело в Хиджикате так же крепко, как ржавчина въедается в старую раковину.
Но Хиджиката с Гинтоки не встретился – еще один аргумент в пользу того, что корень всех проблем кроется именно в нем.
Правда, в чем конкретно заключался этот корень, Хиджиката пока не определился.
А потом случилось то злополучное любование сакурой, и кривые руки Гинтоки привели в движение бутылку и шестерни судьбы.
Увидев его малиновые уши, Хиджиката все понял. Их цвет был так ярок, что прожег дымчатую пелену, которая застилала и искажала реальность. Хиджиката смотрел на них, и осознание того, чем на самом деле является «странно» – эта назойливая ржавчина, окислившая металл его души, – захлестывало его с головой. Посмотрев на них, Хиджиката как бы взглянул в глаза правде.
И Хиджиката от нее не отвернулся. В конце концов, хотя у него и было несколько вредных привычек, вранье самому себе не входило в их число.
Да, в тот день Хиджиката понял, что влюбился.
Время для этого было не самое подходящее – весна, праздники, повышенная угроза терактов и насморка, дел невпроворот. А уж каким неподходящим был объект его чувства – словами не опишешь.
Ёрозуя.
Саката, блин, Гинтоки.
– …ши! Тоши!
Хиджиката поднял голову и спросил:
– А?
Кондо-сан смотрел встревоженно.
– Тоши, что-то случилось?
– Да нет, – соврал Хиджиката, – ничего. Просто задумался.
Так задумался, что даже не услышал сразу голос Кондо-сана. Это вызвало новый прилив раздражения, и Хиджиката выместил его на тосте – вгрызся в него зубами и принялся энергично пережевывать.
– Тоши, – повторил Кондо-сан. Теперь он смотрел еще и с укоризной, – что-то случилось, я же вижу.
Хиджиката и не думал, что он так легко поверит: в конце концов, в некоторых вопросах Кондо-сан все-таки был очень проницателен. Он вздохнул и уставился на тост в своей руке, думая, что сказать, – не признаваться же, что влюбился, точнее, что влюбился в какого-то лохматого, ковыряющего в носу, жрущего сахар килограммами и сутками просиживающего штаны в пачинко прощелыгу, – а Кондо-сан тем временем продолжал:
– Если все в порядке, почему ты завтракаешь без майонеза?
Вот это фейл, подумал Хиджиката, скрипя зубами.
За последние дни он докатился до того, что почти возненавидел свою зрительную память. Он раньше не осознавал, насколько она отменная. Малиновые уши Гинтоки постоянно всплывали перед глазами; они преследовали его во время патрулирования, ночного просиживания над бумагами и даже принятия душа. Хиджиката, конечно, мог заставить себя не думать о них, но они все равно маячили где-то на краю сознания, будто выжидали момент, когда он ослабит защиту. И когда этот момент наступал, они бросались в атаку с удвоенными силами. А если атаку удавалось отбить, на смену ушам приходили тонкая черная полоска ремня на белом фоне и нога в облегающей штанине, виднеющаяся между краями кимоно. Все это ужасно мешало. Надо было что-то делать, и желательно срочно.
Придя к такому выводу и сходив на «Возвращение Педоро» еще раз, Хиджиката успокоился окончательно. Досада, разумеется, еще оставалась: в конце концов, неужели во всем Эдо ему больше не в кого было влюбиться? Но он рассудил здраво – хотя Хиджиката вообще всегда рассуждал здраво – и решил принять свою влюбленность как свершившийся факт. Что теперь делать, раз уж так получилось. Страдать из-за какого-то придурка Хиджиката не собирался. Тем более, как он с прискорбием признал после некоторых размышлений, во всем Эдо действительно больше не в кого было влюбиться. С женщинами он предпочитал иметь сугубо деловые отношения, не выходившие за пределы чайных домиков, а о мужчинах никогда раньше не задумывался. Задумавшись, представил себя влюбленным, например, в Кондо-сана или Сого – и ужаснулся. Действительно, Хиджиката ведь почти и не общался с людьми, которые не состояли в Шинсенгуми. Ну, были еще те, с кем он беседовал на допросах, но они тем более не шли в расчет.
В общем, Хиджиката смог принять этот удар судьбы, лишивший его свободы выбора, с достоинством. И так как он был человеком рациональным, то сразу начал думать над тем, что делать дальше.
На первый взгляд ситуация казалась довольно безнадежной. Гинтоки никогда не делал поползновений в эту сторону – не подмигивал, не облизывал губы нарочито медленно, не ел бананы, томно закатывая глаза, – по крайней мере, в присутствии Хиджикаты. В присутствии Хиджикаты он только отвешивал дурацкие шуточки, пил сакэ и блевал возле мусорных баков. И могло бы показаться, что все так и останется на этом этапе, если бы не одно «но».
Малиновые уши Гинтоки.
Если подумать, то в тот день Гинтоки повел себя довольно странно. Хиджиката вспоминал его молчание, хмурое лицо и эти малиновые уши, думал, анализировал и в итоге решил, что больше всего Гинтоки походил на примерную школьницу, которую потрогал за грудь одноклассник-хулиган. С чего бы ему так реагировать? Ладно, допустим, уши могли покраснеть и от злости, но почему он тогда молчал?
Ясно было, что ему не все равно.
Если так посмотреть, Гинтоки очень повезло, что Хиджиката в него влюбился. Практически как выиграть в лотерею: Хиджиката красивый, пользуется успехом, хорошо зарабатывает. В конце концов, на нем здорово сидит форма – поначалу она казалась Хиджикате немного чересчур претенциозной, но это не отменяло того факта, что она классная.
– …та-сан. Хиджиката-сан.
Он едва увернулся от пепельницы – та пролетела над его головой и громко ударилась о дверцу стенного шкафа.
– Сого, черт тебя дери!
– В последнее время вы так часто витаете в облаках, – невозмутимо сказал тот, стоя на пороге его кабинета. – Вон, даже пепел с сигареты стряхиваете прямо на стол. Так нельзя, Хиджиката-сан, нужно быть аккуратнее.
– Кто бы говорил.
– Осторожнее. А то ведь умрете ненароком…
– Сого, иди куда шел, а.
– …и никаких больше поцелуев.
Хиджиката подобрал пепельницу и швырнул ее обратно, но Сого уже исчез из дверного проема, и казалось, что только его насмешливая улыбочка осталась висеть в воздухе…
А потом, когда Хиджиката, разозлившись, выгнал всех, кого нашел в штабе, на дополнительную тренировку, – Сого уже успел слинять, паршивец, – на стволе стоявшего во дворе клена обнаружилось несколько таинственных символов, выцарапанных ножом: «Х», знак плюс, «Г», знак равенства и какая-то странная фигура – то ли облачко, то ли амеба.
– Это еще что? – нахмурился Хиджиката.
– Х плюс Г равно… – начал было оказавшийся ближе всех Ямазаки, но осекся.
– Ну, – Хиджиката перебросил сигарету из одного угла рта в другой, – дальше.
– Ну… Это… – ответил Ямазаки и снова замолчал.
– Дальше, – Хиджиката добавил в голос несколько процентов угрозы свыше нормы.
– Сердечко, – замирающим тоном сказал Ямазаки и вжал голову в плечи.
– И что это значит? – не понял Хиджиката.
– Э-э… – Ямазаки натужно улыбнулся, – может, это реклама свадебных кредитов от какого-нибудь нового банка… Совместного банка… ну, например, Хаякавы и Гушикена… Новые банки сейчас ведь чуть ли не каждый день…
– Кто испортил дерево из-за такой чуши, – пробормотал Хиджиката, а потом вспомнил улыбочку Сого, посмотрел на надпись еще раз, выругался и понял, что дальше так продолжаться не может.
– А ну не отлынивать! – рявкнул он. – Еще тысяча хая-субури!
Проблема была обозначена, и теперь пришло время эту проблему решать.
Гинтоки обнаружился, как обычно, в кабаке. Он был уже в некотором подпитии; увидев Хиджикату, сначала демонстративно поморщился, потом не менее демонстративно отвернулся.
Хиджиката невольно уставился на его уши. Зрительная память за невостребованностью отступила на задний план, уступив место воображению. Впрочем, если начистоту, то воображение приходило и раньше – особенно во время принятия душа. Хиджиката слегка прикусил щеку, чтобы отвлечься от зуда в кончиках пальцев. Слишком уж ярко встала перед глазами картина того, как он дергает, выкручивает эти уши – неожиданно аккуратной, красивой формы, – чтобы кровь прилила, чтобы помалиновели…
«Странно», которому теперь уже было подобрано подходящее название, всколыхнулось с новой силой и потребовало немедленных действий. Ну, или хотя предпосылок к ним. На языке упорно вертелась фраза «Ёрозуятуттакоеделовобщемпошли», но Хиджиката не был бы Хиджикатой, если бы не умел держать себя в руках, когда это необходимо.
– Опять пропиваешь деньги на детское питание, – поздоровался Хиджиката.
Да, все-таки надо было хоть как-то подготовить почву, чтобы подойти к закономерному итогу постепенно. А то бывает ведь и такое, что вместе с джекпотом люди получают инфаркт миокарда.
– Тебя забыл спросить, – отозвался Гинтоки.
Хиджиката сел рядом и заказал выпивку.
Пока он шел из штаба, то успел продумать подводящий к вышесказанной фразе сценарий от и до, но теперь все вылетело из головы внезапно, резко и полностью: эти проклятые уши его деморализовали. Но, опять же, Хиджиката не был бы Хиджикатой, если бы не умел собраться, когда это необходимо.
– Слышь, Ёрозуя, – сказал он.
Тот скосил на него глаза. Взгляд ничего не выражал – дохлая рыба как есть, во всей ее красе. Хиджиката поморщился – нет, совершенно непонятно, как его угораздило втюриться в… в это.
Так, что там дальше-то было запланировано…
Ах да, точно, заезженная и, значит, испытанная временем тема – «мой знакомый испытывает чувства».
Хиджиката прикурил сигарету, выдохнул дым и начал:
– Что сейчас в кино хорошего идет?
– А? – моргнул Гинтоки.
– Глухой? В кино, говорю, что хорошего.
– «Возвращение Педоро», – ответил Гинтоки и, помедлив, добавил: – Я уже раз пять сходил, и все время как первый.
– Да, – кивнул Хиджиката. – Особенно тот момент про «это не котобус, детка, это мотороллер».
– «Мотороллер не мой, я просто разместил объяву», – закончил Гинтоки и засмеялся.
Все-таки «Педоро» – это не просто фильм. Это шедевр, а шедевры объединяют, помогают людям находить общий язык.
Все, теперь, когда настроение задано, точно можно переходить к знакомому, решил Хиджиката, но потом принесли сакэ, и разговор естественным образом перерос в попойку.
Вечер уже катился к ночи, а к сценарию вернуться все не получалось. Хиджиката смотрел на Гинтоки и в какой-то момент поймал себя на том, что сказал «да», не успев понять вопроса. Он напрягся было, ожидая подвоха, но вопрос, видимо, был риторическим, потому что Гинтоки не обратил на это «да» никакого внимания. Продолжал говорить… о чем?
– И Хасегава-сан… Скидка… Мыльный массаж…
Ерунда сплошная, как обычно. Но Хиджиката все равно слушал – голос, не слова.
Может, его действительно зацепил голос? Да нет, обыкновенный голос. К тому же стоит только вспомнить, как Гинтоки поет, и сразу тянет заржать. И лицо у него самое обыкновенное. Приятное, конечно, но не больше, на красавца не тянет. Лоб, нос и щеки вспотели от выпитого, и он зачем-то без конца промокал их скомканной салфеткой. Абсолютно бесполезно: как только он стирал один слой, пленка почти сразу появлялась снова – летом он, скорее всего, и вовсе потеет как свинья. А на рукаве у него красовалось огромное жирное пятно, наверняка какой-нибудь заварной крем.
Ничего в Гинтоки не было такого, чем Хиджиката мог бы объяснить возникавшее при взгляде на него теплое щекотное шевеление в своей груди.
– Что это ты на меня так смотришь? – настороженно спросил Гинтоки.
– А? – не сразу отреагировал Хиджиката.
– Не надо так на меня смотреть, – пояснил Гинтоки. – А то у меня сейчас включится инстинкт самосохранения. Я ничего противозаконного не делал… Ну, в последнее время.
– Да кому ты нужен, – фыркнул Хиджиката, – смотреть еще на тебя. Насмешил.
В доказательство он принялся смотреть не на Гинтоки, а на стол. На столе стояли тарелки, бутылки, пепельница. А еще на нем лежала ладонь Гинтоки, который в этот момент дернул рукой как-то так, что рукав кимоно сполз до локтя. Волоски на его предплечье были светлые и почти незаметные, но когда на них падал свет вот так, как сейчас, сверху и немного сбоку, то они будто мерцали, и казалось, что Гинтоки просыпал на себя жемчужную пудру. Это… заводило.
Черт, что за мысли, хоть лбом об стену бейся. Или бей Гинтоки лбом об стену: в конце концов, это же он во всем виноват.
– В чем это я виноват? – переспросил тот с раздражением: кажется, последнюю фразу Хиджиката произнес вслух.
Впрочем, он не смутился – это ведь была правда – и ответил:
– Да во всем.
Гинтоки стукнул стаканом о столешницу. Хиджиката оторвал взгляд от волосков на его руке, снова посмотрел на него прямо и увидел, что его глаза из вишневых превратились в почти черные.
– В чем – во всем? Слушай, я же не знал, что эта чертова бутылка окажется такой подлой тварью.
– Чего? – спросил Хиджиката. Беседа, перепрыгнув этап со знакомым, как-то слишком резко свернула в ту сторону, куда он хотел направить ее изначально, и это оказалось слегка неожиданно.
– Если хочешь на кого-то катить бочку, то кати ее на своего начальника.
– При чем тут Кондо-сан? – нахмурился Хиджиката. – Не трогай его!
– И вообще, это ведь ты ко мне полез целоваться, а не я к тебе. Так что сам виноват, понял?
– Я? Я виноват? Не сваливай на меня вину за свой плохой глазомер!
– Блин, я только-только смог про это забыть… И нечего пялиться на меня, как на убийцу женщин, детей и котят! Если хочешь подраться, так и скажи!
«Так и скажи», – эхом отозвалось в голове, и Хиджиката наконец вспомнил, что пришел все-таки не драться. И даже не разговаривать про Педоро. Он пришел сюда с продуманным, взвешенным решением, которое теперь было подкреплено еще и хорошей порцией алкоголя.
– Слышь, Ёрозуя, – сказал он, – в общем, тут такое дело.
– Ладно, – кивнул тот, – подраться так подраться, пойдем выйдем…
– Да заткнись, – Хиджиката поморщился, – дай договорить. Тут такое дело, Ёрозуя. Я, это самое, влюбился. Что скажешь?
Тот удивленно моргнул, замолчал и застыл – будто кто-то приостановил воспроизведение шумного видео. Пауза длилась несколько секунд. Потом он начал:
– И при чем тут… – и снова замолчал.
– Ну да, – ответил Хиджиката. – В тебя.
– Дай угадаю, – Гинтоки улыбнулся, вышло криво и натянуто, – ты проспорил желание Оките-куну, да?
– Нет.
– Вот как.
Гинтоки положил палочки для еды сначала справа от тарелки, потом слева, потом над тарелкой, а Хиджиката все это время смотрел на его ухо, проглядывающее из-под волос. Оно было ярко-красное – казалось, что если поднесешь спичку, то она загорится.
– Ну так что? – спросил Хиджиката.
– Я на минуту, – ответил Гинтоки, поднимаясь с места, – в туалет надо.
Он не вернулся ни через минуту, ни через пять, и Хиджиката понял: что-то не так.
Гинтоки в туалете не было – только прохладный вечерний воздух тянулся в распахнутую форточку.
Вот же сволочь!
– Стой, падла! – крикнул Хиджиката и тоже полез в форточку.
Оказавшись снаружи, он встал посреди улицы, огляделся и убедился в том, что Гинтоки и след простыл.
– Стой, падла! – донеслось из-за спины: это хозяин закусочной, обнаружив пропажу посетителей, выскочил следом, размахивая неоплаченным счетом.
Не то чтобы Хиджиката не понимал Гинтоки. Может быть, Хиджиката и сам поступил бы точно так же, если бы оказался на его месте. Но, во-первых, Хиджиката не оказался на его месте, а во-вторых, все это не отменяло того факта, что Гинтоки, разбудив в нем чувства, наглым образом смылся.
Вот же сволочь.
Обидно, черт побери. Хиджиката, значит, вывернул перед ним душу, а Гинтоки попросту взял и похерил всю его искренность. Да еще и заставил лезть в форточку.
Нет, ну сволочь же.
– Тоши, – Кондо-сан опять смотрел встревоженно, – что-то случилось?
Хиджиката отвлекся от внутреннего монолога и посмотрел в свою тарелку. Майонез в ней был – полностью прикрывал еду толстым слоем, как положено.
– Фукучо, – шепотом подсказал Ямазаки, – у вас мундир… наизнанку.
Хиджиката скрежетнул зубами.
– Не беспокойтесь, Кондо-сан, – произнес Сого, – просто Хиджикату-сана отбрили, вот он и бесится.
– Тоши, – глаза Кондо-сана влажно заблестели, – я как никто понимаю, насколько это тяжело…
– Никто меня не отбривал, – отрезал Хиджиката.
– …Но это еще не повод сдаваться! – Кондо-сан воодушевленно схватил его за руку и затряс. – Любовь, Тоши, она преодолеет все границы! Главное – бери с собой денег побольше и заказывай только «Дом Периньон»… И цветы, цветы не забывай! Ну и что, что они сразу отправятся на помойку! Да, не сдаваться – это самое главное!
– Кондо-сан, – вздохнул Хиджиката – и замолчал.
А ведь и правда, его не отбрили. С ним даже не подрались.
Эта мысль была как удар.
Таким образом, некоторое время спустя Хиджиката подходил к «Ёрозуе Гин-чана».
И все замедлял, замедлял шаг.
Метров за десять он окончательно остановился и посмотрел вверх, на закрытый балкон. Провел рукой по волосам, поправил узел шейного платка, сам не понимая, с какой целью, ведь при любом раскладе он выглядел бы хорошо, даже отлично. И вообще, зачем ему напрягаться из-за такого, как Гинтоки?
Но в голове абсолютно некстати всплыли слова Кондо-сана про цветы. Хиджиката остановил взгляд на виднеющейся в конце улицы вывеске цветочного павильона и подумал: ну уж нет, еще чего не хватало.
– Хиджиката-сан, здравствуйте, – раздался из-за спины бодрый голос.
Хиджиката обернулся и увидел Шинпачи – тот, судя по пакетам в его руках, шел из магазина.
– А, – ответил Хиджиката. – Ага.
Шинпачи моргнул и спросил:
– С вами все в порядке? Вы такой красный.
– Нормально все, – буркнул Хиджиката. – Мне нужно поговорить с вашим боссом.
– Гин-сан? Его нет. Он со вчерашнего вечера не возвращался. Наверное, опять проиграл в пачинко все деньги, а сегодня ведь надо было платить аренду, – Шинпачи вздохнул и покачал головой, будто мамаша, жалующаяся на сына-двоечника. – А что вы хотели? Я передам.
– Нет. Это не срочно.
Видимо, Гинтоки догадывался, что он придет, потому и не вернулся.
– Трус, – пробормотал Хиджиката и ушел.
Вернулся он вечером того же дня и в этот раз наткнулся на Кагуру.
– Гин-чан? – переспросила она. – Его нет. И не будет. Он записался добровольцем во Вселенский Союз Мелиораторов и улетел осваивать целину куда-то в Туманность Андромеды.
– Чего? – слегка опешил Хиджиката.
– Вселенский Союз Мелиораторов, говорю, – нетерпеливо повторила Кагура. – Купи мне суконбу, майонезник.
– Прекрати называть меня так, – поморщился Хиджиката.
Вселенский Союз Мелиораторов? Что, серьезно? Он представил Гинтоки в рабочем комбинезоне и на тракторе. Мелиорация – это ведь надо пахать и пахать, причем в буквальном смысле, и то, что Гинтоки подался пахать добровольно, не укладывалось в голове.
– И когда он вернется? – через силу спросил Хиджиката.
Кагура пожала плечами.
– Не знаю. Наверное, когда выйдет на пенсию. Но он ничего про это не говорил.
Что, неужели и форточка, и Вселенский Союз Мелиораторов – все это только для того, чтобы не встречаться с Хиджикатой?
– Купи суконбу, майонезник, – сказала Кагура, но Хиджиката не стал огрызаться, потому что не услышал.
Он представлял себе Гинтоки, заводящего трактор где-то в Туманности Андромеды, и ему было не по себе, будто он надел носок с дыркой на большом пальце. Гинтоки улетел, и это значило, что Хиджиката больше не увидит его ни в баре, ни в бане, ни в очереди за билетами на «Педоро». Гинтоки улетел, и собственная злость на него за то, что пришлось лезть в форточку, показалась чем-то мелким и не стоящим внимания.
Гинтоки – улетел. И не обещал вернуться.
Хиджиката задумчиво жевал сигаретный фильтр, устремив взгляд в окрашенное закатом небо.
Хотя Туманность Андромеды – это ведь не настолько далеко. Если взять отпуск на недельку… Нет, сейчас никак.
– Эй, я пошутила про Вселенский Союз Мелиораторов, – сказала Кагура. – Если купишь мне суконбу, я скажу, где сейчас Гин-чан.
Смотрела она насмешливо-снисходительно – все-таки не зря они с Сого так хорошо спелись. Хиджиката нахмурился, раздраженно поджал губы, поиграл желваками и сказал:
– Ладно.
Как ни странно, Кагура его не обманула.
Гинтоки действительно был в парке. Он развалился на скамье, в одной руке у него был «Джамп», в другой – коробка с клубничным молоком. Возле него сидел какой-то мадао, но, увидев Хиджикату, побледнел и отсел на две скамьи в сторону.
– Эй, Хиджиката-кун, – произнес Гинтоки, не отрывая взгляда от «Джампа», – ты в курсе, что распугиваешь простых людей одним своим видом?
– Я полицейский, – буркнул Хиджиката, садясь рядом, – так и должно быть.
– Да? Ну, я догадывался, что полицейские и головорезы в наше время стали одним и тем же.
– Не меняй тему, Ёрозуя.
– Где-то тут была тема? Я и не заметил.
– Я про вчера. Почему ты сбежал?
Гинтоки перевернул страницу.
– Забыл деньги, нечем было платить.
Город накрывало сумерками, только самый край неба еще теплился оранжевым. Хиджиката помолчал, потом спросил:
– Не темновато для чтения?
– Норма, – невозмутимо ответил Гинтоки и снова перевернул страницу.
Хиджиката скосил глаза.
– Ты в курсе, что держишь «Джамп» вверх ногами?
Гинтоки кашлянул, подавившись молоком. Кашлянул еще, и еще, и еще. Наконец ответил:
– Я с детства так привык. Как научили, так и читаю. Ты не имеешь права вторгаться в мою частную жизнь и указывать мне, как надо читать.
В таком освещении цвет его ушей было не разглядеть.
– Ну, – сказал Хиджиката.
– Что – ну? – раздраженно отозвался Гинтоки. – Деньги за выпивку потом отдам. Запиши на мой счет.
– Я про другое, – Хиджиката пожевал губы, повертел зажигалку – непонятно, когда успел вытащить – и наконец закончил: – Давно ты в меня втрескался?
– Что? Это кто еще… – начал было Гинтоки, но потом замолк, вздохнул и отложил «Джамп». – Не знаю, откуда мне знать.
– Ясно, – Хиджиката убрал зажигалку обратно в карман, посмотрел на качели, на турник, на сгорбленную фигуру мадао. – То, что я вчера сказал… Короче, я серьезно.
– Да я понял. Ты же всегда серьезно.
– Твоя рыжуха сказала, что ты сбежал во Вселенский Союз Мелиораторов. Знаешь, обидно стало.
Гинтоки как-то невесело засмеялся.
– Не понимаю, в чем дело. У нас и общение-то никогда особенно не складывалось, а тут.
– Ага, – согласился Хиджиката.
– Что будем делать? – Гинтоки смял коробку из-под молока и запустил в урну.
Хиджиката задумался.
И, разумеется, ничего не придумал.
Облетевшие лепестки сакуры покрыли Эдо розоватым снегом, и потом его убрали дворники, а у Хиджикаты и Гинтоки все было по-прежнему.
Никто из них так ничего и не придумал.
Ладно, хватит лукавить, одернул себя Хиджиката. Кое-что, конечно, придумывалось. Оно включало в себя различные горизонтальные поверхности, много голой кожи и майонез. Вот только то, как это «кое-что» осуществить и вообще с какого боку к нему подступиться, не придумывалось совсем.
– Слушай, так мы это, встречаемся, да? – спросил Гинтоки.
Он разливал по зеленым стаканам какой-то алкоголь, а Хиджиката на это смотрел. Он мог позволить себе просто смотреть, в конце концов, деньги-то были его – опять.
– Да, – сказал он.
А потом была горизонтальная поверхность, по которой оказалось очень трудно передвигаться в вертикальном положении, и сквозь туман прорвался голос Гинтоки:
– Поползем?
Хиджиката возмутился – по большей части из-за того, что его самого так и подмывало предложить то же самое.
Вот так они и встречались.
Все было по-прежнему: работа, Кондо-сан и Сого, вкус «Майоборо» и майонеза, к счастью, тоже. Но Гинтоки был особенно по-прежнему – порой бесил так, что хоть кости ему ломай. В барах Хиджиката по-прежнему ронял ему на ноги окурки и столовые приборы. Хотя если Гинтоки решал бесить, то его никакими окурками и столовыми приборами было не достать.
По-прежнему хотелось выкрутить ему уши – так, чтобы помалиновели.
А временами, когда Хиджиката смотрел, как Гинтоки разливает алкоголь по стаканам, возникало желание взять его за руку и прижать к губам внутренней стороной запястья.
Все-таки Хиджиката где-то глубоко, очень глубоко внутри был закоренелым романтиком. Но как быть романтиком с Гинтоки – об этом он понятия не имел.
Он удивился, когда Гинтоки первым признал:
– Надо что-то делать, Хиджиката-кун. Нет, точно надо что-то делать.
Потом он начал бормотать про горизонтальные поверхности, много голой кожи и взбитые сливки.
– Нет! – рявкнул Хиджиката в ответ на «взбитые сливки».
– Как нет? – опешил Гинтоки. – Платонические отношения – это, конечно, хорошо, но блин, мы ж не пенсионеры, в конце концов…
Когда Хиджиката объяснил, почему нет, Гинтоки запротестовал: никогда, ни за что, ни за какие коврижки, даже речи быть не может; дыхание у него было горячее и пьяное. И сексуальное – такое же, как уши и как белесые волоски на руках.
На самом деле не так-то просто это оказалось – вот так взять и улечься в постель вместе. Поэтому они и пили – для храбрости.
Или просто тянули время.
Это все было так тупо.
– Как-то тупо, – сказал Гинтоки, сунул руку за резинку трусов и почесал задницу.
– Как-то тупо, – согласился Хиджиката.
Закрывшись в одной комнате тет-а-тет и раздевшись до трусов, они резко стали намного менее пьяными, чем за полчаса до этого в кабаке. Там у Хиджикаты все плыло перед глазами, а сейчас вдруг оказалось преувеличенно четким и ярким. Клубничины на семейниках Гинтоки, ровная дорожка из волосков на животе Гинтоки – от пупка вниз, губы Гинтоки, глаза Гинтоки.
– Надо что-то делать, – произнесли губы Гинтоки.
– Надо что-то делать, – согласился Хиджиката.
– У тебя когда-нибудь было с мужиками?
Хиджиката заторможенно покачал головой: не хотелось отводить взгляд.
– И у меня, – сказал Гинтоки.
– Жарко.
– Ага.
На некоторое время воцарилась тишина.
– Может, телик включим? – предложил Хиджиката.
Гинтоки вздохнул, раскинул руки, придвинулся и решительно полез обниматься. Прислонился лбом ко лбу – глаза были закрыты, – запустил пальцы в волосы, почесал за ушами.
– Блин, я тебе собака, что ли? – поморщился Хиджиката, из-за побежавших по спине мурашек вытягиваясь и приподнимая плечи.
Гинтоки прижался губами к щеке, подышал, обдавая теплом; чуть сполз, уткнулся носом в шею – Хиджиката вздрогнул и наконец очнулся от неподвижности: огладил его по спине, потерся виском о висок.
Гинтоки на ощупь был твердый и гладкий, как обкатанная морем галька. Его ухо маячило прямо перед глазами, и Хиджиката, не выдержав, чуть прикусил мочку, лизнул. Гинтоки в ответ зашипел и сжал в объятиях так, что аж больно стало. Правда, тут же расслабил руки, снова вздохнул, приподнял лицо и поцеловал в уголок рта.
Хиджиката, конечно, представлял себе, как все это будет, но теперь, когда дело дошло до действия, не сразу сообразил, как реагировать. Как целовать Гинтоки – так же, как женщину? Как обнимать Гинтоки? Как…
– Слушай, – хрипло сказал он, – а как…
Гинтоки тут же отстранился, скривился:
– Испортил всю романтику.
Но не переспросил, что именно «как». Значит, подумал о том же.
Наверное, нарочно обнимал, чесал и всячески отвлекал, чтобы застать врасплох, хитрожопый придурок.
– Я первый, – быстро сказал Хиджиката.
– Это почему? – возмутился Гинтоки.
– Потому что я первый сказал, что я первый.
Гинтоки нахмурился.
– Ну ты это, – сформулировал он претензию несколько секунд спустя, – вообще.
Хиджиката прикрыл глаза, чтобы не пялиться на клубничины, дорожку из волосков, губы и все остальное. Слишком оно все отвлекало от разговора.
Не то чтобы для него это было принципиально, просто уступать не хотелось.
– И про другое я тоже первый сказал, – добавил он. – Так что имею право.
– Ну и что, – возразил Гинтоки. – Это нечестно, а отношения, Хиджиката-кун, должны быть честными. Давай в карты.
– Долго, – ответил Хиджиката. – И ты всегда мухлюешь.
– Джанкен.
– Я же говорю, ты всегда мухлюешь.
– Как можно мухлевать в джанкен?
– Да ты просто трусишь, признайся. Если признаешься, то все окей. Уступлю очередь.
– Ну ты и гнида. Брать на слабо – это подлый, грязный прием.
– Ну так что? Слабо?
– Что, что. Продолжим.
Но с «продолжим» – это он, конечно, махнул.
– Хм, – сказал Хиджиката, глядя в потолок.
– Э-э, – отозвался Гинтоки, лежавший сбоку. Хиджиката чувствовал его тепло всей правой половиной тела, кожу будто покалывало мелкими искрами – приятно.
Или это горели следы от его пальцев, непонятно. Кстати, синяки точно останутся. Ну и клешни у него – сжал за плечи так, будто сплющить хотел. Хорошо, что Хиджиката успел откатиться в сторону прежде, чем тот добрался до шеи.
– Ну и на хрена было так орать? – поморщился Хиджиката. – Наверняка все, кто тут есть, решили, что я тебя убил и теперь расчленяю труп, чтобы вынести по частям.
– Посмотрим, как ты запоешь, когда окажешься на моем месте, – безрадостно усмехнулся Гинтоки. – Знаешь, с этим никакой запор не сравнится.
– Нашел, блин, с чем сравнивать.
– И вообще, предложил бы поменяться, как благородный человек.
– Значит, признаешь, что слабо?
– …Сука ты, – со вздохом сказал Гинтоки, но в сравнении с теми цветистыми многоэтажными конструкциями, которые он только что выплевывал Хиджикате в лицо, это прозвучало даже нежно.
Все-таки они были еще не готовы, и «продолжить» не получилось. Точнее, все шло более-менее гладко до того момента, пока Хиджиката не приступил к непосредственному покорению доселе неизведанной территории… Тьфу, что за дурацкие иносказания. Короче говоря, потрахаться не вышло. Да еще в ушах теперь звенело: матерные вопли Гинтоки наверняка разносились даже не на всю гостиницу, а на квартал как минимум.
– Расслабиться надо было, – буркнул Хиджиката.
– Какие мы умные, – ехидно отозвался Гинтоки, сел и принялся натягивать трусы.
Потом они заказали бухло, включили телевизор, и Педоро снова пришел на помощь: на одном из каналов как раз шли вступительные титры первого фильма.
В следующий раз Гинтоки приволок порнуху.
– Нужен же какой-то материал для изучения, – пояснил он.
Порнуха, правда, не пошла. Неужели этот придурок не мог найти что-нибудь без цепей и деревянных коней? Или хотя бы с двумя участниками, а не десятком.
– Да ты издеваешься, – проворчал Хиджиката.
– Ну и придумал бы что получше, – буркнул Гинтоки, повернулся спиной и принялся ожесточенно распечатывать контейнер с пудингом, выглядя при этом каким-то… грустным, пожалуй.
Грустный Гинтоки, как оказалось, раздражал сильнее обычного Гинтоки.
– Ладно, – отважно произнес Хиджиката, – давай сначала ты.
– Ага, а ты потом будешь мне постоянно это припоминать, – сказал Гинтоки, недовольно дернул плечом и начал есть.
А доев, сказал:
– Ложись.
Хиджиката подозрительно прищурился, но лег.
Гинтоки опустился следом, перекинул через него ногу, навис над ним на вытянутых руках и замер, а затем, зажмурившись, как и в прошлый раз, поцеловал.
И как-то очень резко оказался сразу везде.
Прижался щекой к щеке, сжал бедра коленями, запустил пальцы в волосы, – опять чешет, что за привычка? – прильнул грудью к груди, потерся, дохнул в шею, мимолетно мазнул губами. А эрогенная зона там такая, что будто оголенным проводом ткнули – Хиджиката застонал и дернулся, не выдержав, но Гинтоки убрал руки от его головы и прижал запястья. Белесые ресницы дрогнули, и между ними проглянула темнота, захлестнувшая по самую макушку и выбившая воздух из легких; Гинтоки снова поцеловал его, провел языком по губам, по зубам – неужели пульс может быть таким частым, черт возьми…
Потом Гинтоки начал сползать ниже, целуя, облизывая, прикусывая, – и Хиджиката перестал его видеть, выгнулся, потому что было все это запредельно хорошо. До того хорошо, что, казалось, он вот-вот начнет плавиться под теплыми губами и языком, и тогда Гинтоки просто выпьет его, как молочный коктейль, до самого дна. Он не знал, что такого было в манере Гинтоки, в конце концов, его и раньше облизывали, профессионально и со всякими изысками; но с Гинтоки это ощущалось совсем по-другому, хотелось взвыть и изо всех сил стукнуть кулаком по стене. Но стены под рукой не было, и пришлось просто сжать в пальцах простыню, напрягая мышцы до боли.
Добравшись до трусов, Гинтоки на несколько секунд замер, будто задумался.
А у Хиджикаты кружилась голова и перед глазами все плыло.
– Не останавливайся, – произнес он, едва двигая языком, и положил руку ему на затылок. – Пожалуйста.
– Так я и знал, – сказал Гинтоки и облизнул губы. – Тебе от меня нужен только секс, признайся.
– Не только, – хрипло признался Хиджиката. – Но нужен.
– Сука ты, говорю же, – заключил Гинтоки и потянул резинку трусов вниз. – Сплошь запрещенные приемы. Мы же условились: главное правило этого самого – не говорить об этом самом.
Он коснулся губами головки, осторожно лизнул и, решившись, провел языком по стволу – а потом еще раз, и еще, и еще. Затем раскрыл рот шире – Хиджиката почувствовал горячую, скользкую твердость его нёба и не сразу вспомнил, как дышать; в члене творился пожар, плавился металл и плясали черти.
А когда Гинтоки случайно задел его зубами, в Хиджикате словно фейерверк взорвался.
– Хоть предупредил бы, – проворчал Гинтоки, отплевываясь. – Черт, интересно, тут есть зубные щетки…
Он все бормотал и бормотал что-то недовольное, а потом потянулся было к паху, видимо, собираясь подрочить, но Хиджиката, отдышавшись за это время, сел на кровати, толкнул его на спину, высвободил из клубничных семейников его член и обхватил губами.
– Вау, – только и успел выдохнуть Гинтоки.
У него было очень глупое выражение лица, когда он кончал.
– Слышь, Ёрозуя, – сказал Хиджиката после, – необязательно же, чтобы «все включено». Можно и так обходиться, программой минимум.
Гинтоки задумался и ответил:
– Не-а.
В следующий раз Гинтоки приволок какой-то пакет.
– Я наконец-то придумал, – сказал он. – Офигеть, какой я все-таки умный.
– Опять порнуха? – подозрительно спросил Хиджиката.
Гинтоки покачал головой.
– Афродизиаки? – еще более подозрительно спросил Хиджиката.
Гинтоки покачал головой и осклабился.
– Нет, Хиджиката-кун. Все гораздо круче.
Он запустил руку в пакет и достал оттуда белые трикотажные трусы, синюю фуражку с желтой звездой, солнцезащитные очки и накладные усы.
– П… – сказал Хиджиката. – Пе…
– Ага, – кивнул Гинтоки. – Педоро. Надень все это, и тогда я, может быть, смогу довериться тебе до конца.
– Тоши, – Кондо-сан смотрел встревоженно, – что-то случилось?
Хиджиката очнулся от мыслей, заглянул в тарелку – майонез в ней присутствовал в положенном количестве. С мундиром тоже все было в порядке. Он искоса зыркнул на Ямазаки, но тот сидел неподвижно, замерев с не донесенными до рта палочками, и в его глазах был испуг напополам с удивлением.
– Тоши, ты так гримасничаешь, – добавил Кондо-сан, – у тебя что-то с лицевым нервом?
Сого смотрел с легким интересом.
– Кондо-сан, мне кажется, это он так улыбается, – сказал он.
Кондо-сан застыл, а потом, глядя еще более встревоженно, повторил:
– Тоши, что-то случилось?
– Да нет, – ответил Хиджиката. – Все хорошо.
Педоро действительно никогда не подводил.
@темы: Хиджиката, Юмор, фик: авторский, Joui Wars - 2013
-
-
22.11.2013 в 02:01-
-
22.11.2013 в 09:23-
-
22.11.2013 в 18:11-
-
23.11.2013 в 00:12честное слово, давно мне не было так хорошо
з.ы. Сого - Чеширский кот!!! я знала
-
-
23.11.2013 в 12:29-
-
23.11.2013 в 14:23– «Мотороллер не мой, я просто разместил объяву», – закончил Гинтоки и засмеялся.
о боже!111
текст понравился, спасибо.)
-
-
25.11.2013 в 00:09Сого - Чеширский кот!!!
Ему идет
ronron chat, Читатель ДВ, большое спасибо за отзывы)
-
-
25.11.2013 в 07:36Это уже драма какая-то, а не юмор
Отлично вышло, спасибо большое))) Флафф действительно беспощадный и оглушающий)
Педоро коннектинг пипл))
-
-
27.11.2013 в 21:32-
-
27.11.2013 в 22:23и правда славный фик, спасибо, с удовольствием прочитала
-
-
27.11.2013 в 22:42