Название: Отторжение
Автор: команда Shinsengumi forever
Бета: команда Shinsengumi forever
Размер: 13 500 слов
Пейринг: Хиджиката/Окита, Кондо, Генгай, Гинтоки
Тема: драма
Жанр: слэш, драма, фантастика, AU
Рейтинг: R
Саммари: по мотивам заявки: Сого/кто угодно в ER. По каким-то причинам внешность Сого сильно изменена, возможно вмешательство Генгая. Кинк на привыкании, внешне Сого – практически другой человек.
Предупреждение: ER, очень много мата
Примечания: Гото – позади, Арата – новый
Кондо-сан плакал, как мальчишка. Съёжился в углу дивана, зажал глаза ладонью, а из-под неё лились слёзы. Ночью Сого попал в аварию. Машина всмятку, он – ещё хуже. Врачи сказали, не выживет. Идиот, никогда не пристёгивался. Идиот. Хиджиката смотрел на Кондо-сана и понимал: всё. Мимолётно подумал: хорошо, что Мицуба уже мертва.
Сого лежал в реанимации. Мозг пока ещё был жив, всё остальное… Он не мог сам дышать. Кровь качал какой-то аппарат. Разрыв диафрагмы, болевой шок, смещение органов, внутреннее кровотечение и другие диагнозы, много всяких диагнозов, которые перечислил врач, глядя не на них с Кондо-саном, а в свою папку. Единственное, сказал врач, и они с Кондо-саном замерли, затаили дыхание, мозг не пострадал.
У них было несколько часов, чтобы проститься с Сого.
– Вы же понимаете, – сказал врач, – сейчас он жив, но только благодаря аппаратам жизнеобеспечения.
Они понимали: растягивать такую жизнь – жестоко.
От Сого мало что осталось. Он не потерял руки и ноги, но его тело было похоже на фарш, лица не различить.
– Какой кошмар, – сказал Кондо-сан. – Бедный мальчик. Он же вылетел через лобовое стекло. А там столько машин…
Он говорил отстранённо, как будто не о Сого. Как будто вообще не он говорил.
В коридоре толпился первый отряд, остальные собрались в холле – потому, что врачам и так негде было ступить. В палату пустили только их двоих. Правила есть правила, даже смерть не может отменить их.
– Я не верю, – сказал Кондо-сан. Он стоял около кровати и не притрагивался к Сого. Аппараты монотонно пикали, имитируя сердцебиение, заменяя сердце.
– Да, хреново, – сказал Хиджиката каким-то охрипшим не своим голосом.
Хреново. Проститься никогда не получается по-человечески. А потом думаешь, чёрт возьми, я столько не сказал – столько не почувствовал. Сейчас просто нужно, и деваться некуда. Бери за руку, гладь по голове, смотри в сжатые веки, думай, говори – всё, о чём не подумал и не сказал прежде. Прощайся, пока он здесь, пусть и не услышит ничего.
– Ещё немного, – сказал Хиджиката. – Недолго. Мне нужно покурить.
Кондо-сан снова заплакал.
Во дворе больницы было безлюдно. Раннее утро, небо только-только начало светлеть. В ярко-жёлтых окнах туда-сюда бодро ходили врачи, медсёстры, санитарки. Пациенты, которые уже проснулись, ходили медленней: кто-то держался за капельницу, кто-то опирался на палку, у кого-то была перебинтована голова. Сого умрёт через несколько минут. Одна сигарета, две, три, десять – всё равно.
Я не верю, сказал Кондо-сан.
– Йо, – раздалось за спиной. Хиджиката не стал оглядываться. – Совсем никакой надежды?
Гинтоки присел рядом на скамейку, закинул ногу на ногу, облокотился на спинку.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Хиджиката.
– Ну, мне сказали…
– Нет. Что ты делаешь здесь? Какого хрена ты не там? – Хиджиката вскинул руку в направлении окон.
Всё было как должно было быть. Кто-то тысячу раз до этого всё уже сделал и сказал, и им теперь нужно только повторить. Очень удобно в такие моменты говорить, не думая.
– Я пойду, не волнуйся, – ответил Гинтоки. – Кагура и Шинпачи уже там, а я заметил тебя и… Куришь?
Хиджиката затянулся.
– Курю.
– Слушай, нет, правда, совсем ничего? Медицина же…
– Какая нахер медицина? Ты видел его?
Там нет живого места. К чёрту. К чёрту, блядь!
– Но ты же знаешь, Хиджиката-кун…
«Вы же понимаете…»
– …что пока мозг жив, тем более если он не пострадал…
– Да только мозг и не пострадал, понимаешь?!
– Ну так это…
– Заткнись. Заткнись, блядь!
Хиджиката уткнулся лбом в руку и выдохнул. Сигарета нахер стлела вся, пока они тут языками мололи. Вот урод. Хиджиката кинул окурок в урну.
– Ты закончил? – спросил Гинтоки.
Хиджиката глянул на пачку сигарет. Он купил её в автомате, когда шёл сюда, совсем новая, ещё девятнадцать штук. Сого ещё не исполнилось девятнадцать лет. Блядь.
– Да, – ответил он. – Да.
И встал.
– Если ты выпустил весь пар, то послушай, – сказал Гинтоки, задев сапогом его штанину. – Когда люди вешаются, знаешь, верёвка на шею, даже если их спасают, у них умирает мозг из-за нехватки кислорода. А его никаким аппаратом нельзя поддержать, это же мозг, сам понимаешь.
Хиджиката пнул шприц, который валялся у скамейки.
– И что?
– Так вот, если мозг нормально функционирует, то остальные органы можно…
– Серьёзно? – Хиджиката оглянулся. – Ты совсем долбанутый? Думаешь, мы не пытались? Кондо-сан бы и мозг свой отдал. Но мы не смогли бы помочь даже с переливанием крови, потому что группа не та.
– Извини, Хиджиката-кун. А ты бы отдал свой мозг?
Хиджиката прикрыл глаза и сел обратно.
– Извини, – сказал Гинтоки. – Но это прозвучало забавно.
– Забавно? Тебе, блядь, забавно?
– Можно кое-что сделать. Правда, я не знаю, будет ли это гуманней, чем то, что вы отключите Окиту-куна от аппарата, к которому он сейчас подключен.
– Не говори ерунды.
– Это не то, о чём ты подумал. Я не собираюсь жертвовать своими органами. Я понял, что всё это бесполезно, его тело сильно пострадало и не вынесет даже простой операции.
– Какого хера ты говоришь «тело»?
– Такого, что тело – кроме мозга, а не потому что труп.
– А мозг находится вне тела, значит?
– До чего же ты противный, Хиджиката-кун. У тебя есть время для болтовни? Нет у тебя времени, вот и заткнись. Лучше скажи, остались какие-то целые органы?
– Я тебе врач, что ли?
– А вам не сказали? Окита-кун мог бы стать донором, обычно спрашивают согласия родственников или близких.
– Мог бы стать донором, – сказал Хиджиката. Потрогал свои губы, нос, потёр между бровей. – Хрен знает, врач много болтал на своём уродском врачебном языке.
– А вам главное было услышать, выживет Окита-кун или нет, понимаю. Знаешь, сколько врачей этим пользуется? Тем, что родственники всё пропускают мимо ушей, кроме самого важного.
– Ты что, блядь, лекцию захотел мне прочитать?
– Думаю, тебе нужно перетереть за это с Кондо-саном, – сказал Гинтоки, вставая. Потянулся, размял кости. Урод. – Один мой знакомый может поднять вашего мальчика на ноги. Нашего мальчика. Но учти, Хиджиката-кун, если Окита-кун после этого возненавидит тебя сильнее, я ни при чём.
От Сого остался только мозг. Всё остальное было новое и почти не его – на девяносто процентов не его. Хирага Генгай, чокнутый сосед Гинтоки, использовал для создания нового тела кожу, кости и мышечные ткани Сого, которые можно было восстановить и медицинским путём. Но только как «добавочный ингредиент», потому что механические органы не прижились бы в человеческом теле. Грубо говоря, из Сого вынули мозг и поместили в робота. Только наполовину робота, тысячу раз повторил Кондо-сан. Да, конечно, мозг – самая важная часть человека, если смотреть с такой стороны. Воспоминания, характер, привычки, повадки, пристрастия, манера речи, мышление, интеллект – всё это сохранилось. Но внешне, хоть его и нельзя было отличить от человека, Сого стал другим. И чёрт бы с его новым лицом и всем остальным – Сого уже не был человеком. Не был.
Хирага Генгай сделал всё, что мог. Он сам так говорил, а Гинтоки кивал, поддакивал.
– Ты не видел его роботов, – сказал он. – Там и близко нет сходства с человеком. Он вам шедевр сваял.
У нового Сого были такие же светлые волосы, как у… как и раньше. Он разговаривал тем же голосом. Для такой идеальной имитации Хирага Генгай использовал аудио и видеозаписи – у Хиджикаты и Кондо-сана было достаточно, чтобы скопировать все интонации. Цвет глаз тоже остался прежним.
Главное, он жив, говорил Кондо-сан. И Хиджиката кивал. Что ещё он мог делать? Сого действительно был жив. Если разговаривать с ним, закрыв глаза, или через стенку, разницы не ощущалось никакой. Новая внешность – тоже сущая ерунда, и это необходимость, иначе Сого не смог бы показываться на людях и его жизнь замкнулась бы в его теле. Дохрена людей делают себе пластику и становятся неузнаваемыми. Но остаются людьми. Человек – это не только его мозг. Человек – это всё. Каждый его палец, каждая хренова родинка, шрам, вена, что просвечивает сквозь кожу. Человек уникален, как грёбаная снежинка. И если человек – уже не человек…
В размышлениях Хиджикаты было дохрена многоточий. И бесконечные сигареты. Он признавал, что не может признаться самому себе во многом – всего лишь в одном. Он презирал себя за это, за то, что его было больше в собственных мыслях, чем Сого, который теперь не умел испытывать ни физическую, ни психическую боль. Сого только анализировал и делал выводы – как вычислительная машина. Генгай сказал, что Сого нужно адаптироваться, что со временем он станет нормальным. «Нормальным», блядь. Кондо-сан сказал, что они подождут. Нихрена – нехрен им было ждать.
Когда Сого впервые открыл глаза, было видно, что он помнит всё. Было ясно, что он понимает, кто он сейчас, но не в состоянии понять, кем был раньше. Даже Генгай не смог внятно объяснить, как это – стать роботом, быть человеком в прошлом. И человеческий мозг Сого тоже не мог этого постичь. Его воспоминания не давали ему ничего – ни боли, ни радости. Только знание. А что такое знание, от которого нет толка? Для компьютера это – лишняя информация, мусор. Но у Сого была неограниченная память, никаких терабайтов, живой человеческий мозг, из которого он ничего не мог удалить, хоть и понимал, что ему это не нужно.
В некоторых религиях считается, что душа человека находится в мозгу. Сого стал доказательством того, что это чушь.
Гинтоки стребовал с Хиджикаты и Кондо-сана обещание, что Хирага Генгай останется неприкосновенным. Что никто и никогда не узнает об этой операции.
Официально – Сого умер. Было отпевание, похороны и всё остальное. В то утро Хиджиката и Кондо-сан попросили врачей отдать им Сого – чтобы проститься с ним дома. Врачи не возражали. Продали им всё необходимое оборудование и напоследок предупредили, что даже так Сого вряд ли доедет до дома живым. Им не нужно было до дома, только из ворот больницы. А там ожидал Хирага Генгай – со своим оборудованием. Получив Сого, он прогнал всех и через сорок минут уехал. Увидеть Сого он разрешил только спустя три недели.
Теперь Сого жил в квартире, которую Хиджиката купил подальше от центра города. Деньги на эту квартиру пришлось взять в долг у банка, потому что все сбережения Хиджикаты и Кондо-сана ушли на аппараты жизнеобеспечения для Сого. Там даже вечно нищий Гинтоки что-то предлагал. За одежду, мебель, бытовую технику и всё прочее заплатил Кондо-сан – тоже кредитом из банка.
– Ты не должен выходить отсюда, пока я не сделаю для тебя новые документы, – сказал Хиджиката.
– Ясно, – ответил Сого.
– Теперь ты – другой человек. У тебя будет новое имя, и ты не должен ни при ком никогда упоминать о том, что случилось.
– Хорошо.
Тогда, во дворе больницы, Гинтоки сказал, что Сого может возненавидеть Хиджикату сильнее. Сого не мог. Он помнил о своей неприязни, обо всём, что между ними было, но для него это не имело никакого значения, так же, как Хиджикате плевать, какого цвета чайник, в котором закипает вода для его чая. Никаких чувств, никаких побуждений. Сого просто был. Для Хиджикаты и Кондо-сана – не для себя. У Сого не было себя.
– Как он там? – спросил Кондо-сан, когда Хиджиката вернулся в штаб.
– Нормально.
– Почему ты не остался?
– Не знаю.
Это вырвалось первым и было правдой: Хиджиката не знал. Он не знал, что делать: как себя вести, что говорить. Как вообще жить с этим. Кондо-сан говорил о Сого так, будто тот был прежним собой и не умер. Почти не умер. По сути, Сого стал донором – для самого себя. Но донором головного мозга стать нельзя. Медицина пока не способна на такое чудо. В отличие от Хираги Генгая.
– Ты привыкнешь, Тоши, – сказал Кондо-сан.
Способности человека просто безграничны. Он цепляется за любую возможность, чтобы выжить. Кондо-сан зацепился за мозг Сого – за жизнь его мозга. И готов был мириться с чем угодно, только бы хоть какая-то часть Сого жила – не где-нибудь там, в памяти или в сердце, а здесь, среди людей, рядом с ним, воплощённая пусть даже в камень. Это противоречило религии – и было так свойственно человеку.
Хиджиката навещал Сого каждый день, забегал хоть на несколько минут. Тот смотрел телевизор, играл в дартс, читал газету, дремал – делал всё, что делает человек. Хиджиката стучал в дверь, слышал шаги и пытался понять, похожи ли они на шаги Сого. Каждый раз перед тем, как дверь открывалась, Хиджиката мимолётно, совсем чуть-чуть, надеялся, что увидит прежнего Сого. Но, конечно, его встречал другой. Не-человек.
– Здравствуйте, Хиджиката-сан, – изо дня в день одно и то же приветствие, как по уставу. Почему он не импровизировал, если мозг был человеческий, его, Сого?
Хиджиката отдал ему новые документы на имя Гото Араты и сказал, что теперь их нужно предъявлять в случае чего.
– Я знаю, – ответил Сого.
Конечно, он знал: он не был умственно отсталым или новорожденным.
Они мало общались. Их разговоры были о чём-то сугубо бытовом, например, всё ли в порядке, нужно ли что. Сого отвечал «в порядке» и «нет» или просил купить каких-то журналов, в основном игровых.
У него появились потребности и желания, он не лежал бревном на диване, но в общении с Хиджикатой он вообще никем не был. А Хиджиката не старался его расшевелить. Просто навещал кого-то, за кого был в ответе. Гинтоки тогда сказал: «Один мой знакомый может поставить на ноги вашего мальчика». Генгай поставил на ноги не Сого. Генгай никого не поставил на ноги, он создал совершенно новое существо. Сого не стал роботом и перестал быть человеком, Сого больше не было. Он умер тем утром. И пусть его гроб был пустой, как теперь навсегда была пустой урна для праха, они похоронили Сого, монах отпел его душу. Хиджиката понял это спустя полтора месяца. Перешёл к следующей стадии принятия смерти – к осознанию. На этой стадии начинался ад.
Хиджиката вспомнил всё в подробностях с самого начала, с того момента, когда Кондо-сан позвонил ему и сказал, что Сого попал в аварию. Больше он не сказал ни слова, но по голосу было ясно: авария не пустяковая. Хиджиката вспомнил, как ехал в больницу, глазел на дорогу, будто вот-вот мог увидеть место аварии и – Сого. Потом – часы ожидания. Неизвестности и полного ступора только с одной мыслью: «Нет». Вспомнил напряжённую спину Кондо-сана, прямую и деревянную. Его сухие глаза и парализованный взгляд. Как хотелось курить. Как рвались нервы, когда где-то хлопала дверь. Как прислушивался к шагам и испытывал облегчение и злость, когда они проносились мимо. Автомат с шоколадными батончиками, чипсами и лимонадом. Кожаный белый диван. Зелёную стрелку на стене, которая указывала направление выхода. Пыль на своих ботинках. Как наконец позволили увидеть Сого, а перед этим – «не выживет».
Кондо-сан плакал, как мальчишка.
Гинтоки подсел на скамейку.
Зелёный фургон во дворе. Сого на массивной кровати. Трубки, аппараты и снова – ступор. Изо дня в день.
Они сделали это с Сого. Его тело стало сырьём для того, к кому теперь приходил Хиджиката. Все его кости, поломанные и уцелевшие, волосы, ногти, зубы и глаза, кожу, мышцы, кровь – всё это Генгай использовал для изготовления Гото Араты. Ну и что, что Арата на десять процентов состоял из Сого, Арата не был на него похож и, конечно, не был им. Какого хрена Кондо-сан так цеплялся за него? Привозил ему игры, засиживался допоздна и возвращался счастливым. Кондо-сан ещё не вышел из ступора или действительно принял это? Невозможно. Скорее – сошёл с ума. И поэтому выбрал ему это имя.
Так его Хиджиката теперь и называл – Арата-кун.
Он заметил. Спросил:
– Почему вы перестали называть меня «Сого»? Это же моё настоящее имя, а Гото Арата – только для прикрытия.
Вопрос без интереса. Ему не стало обидно, его это не разозлило, он просто увидел изменения и спросил. Сработал человеческий рефлекс. Но механическая сущность не в состоянии испытывать человеческие эмоции. И, наверное, потому, что это был мозг Сого, Арата не стал их даже имитировать.
– Это – твоё имя, – ответил Хиджиката. – Настоящее.
– Но раньше вы называли меня «Сого».
– По привычке.
– Вы презираете меня.
Сого не сказал бы так.
– Я нормально к тебе отношусь.
– Я помню, что было между нами до аварии, но пока не знаю, что с этим делать. Я не люблю вас.
Так бы Сого тоже не сказал. Нихера. Какой характер, повадки, привычки – нихера не осталось. Это был их первый разговор, который касался не быта, и вот – такие дела.
– Вы из-за меня плачете?
– Что? Нет, я не плачу.
Он плакал. Блядь, даже не заметил. Он вытер глаза рукавом и опустил голову. Достал из кармана сигареты, лишь бы что-то сделать.
– Вы ошибаетесь, Хиджиката-сан, – сказал Арата. Чёрт, голос всё-таки точь-в-точь. – Вы считаете, что я полностью машина и не похож на себя. – Вот о чём они треплются с Кондо-саном. – И поэтому избегаете общения со мной. Но вы же знаете, как устроен мозг: какой-то отдел отвечает за какую-то эмоцию. И я могу испытывать все эмоции, которые испытывал раньше.
Какого хрена он говорил о себе, как о Сого. Он, блядь, не Сого.
– Можешь испытывать, – сказал Хиджиката, – а можешь и не испытывать.
– Я тоже не понимаю, как это работает. Если бы и мозг у меня был механическим, возможно, я смог бы это объяснить.
Хиджиката присел на край дивана и закурил, взглянул на Арату. Тот раскачивался на стуле. Что-то в ногах было похоже на Сого; немного в том, как болтались волосы, если не смотреть на лицо.
Это чудовищная ошибка. Они все сошли с ума – все, кто принимал в этом участие. Они должны были оставить Сого в покое, отпустить его по-человечески. «Правда, я не знаю, будет ли это гуманней…». Блядь.
– Генгай-сан говорит, – сказал Арата, – что всё проходит нормально, мозг приживается, и скоро сбои с эмоциями прекратятся. Я стану полноценным…
– Ты не человек и не станешь им, – резко сказал Хиджиката.
– Я хотел сказать: полноценным организмом.
Насрать. Хиджиката отвернулся.
Чокнутый старик сделал себе сыночка и теперь нянчился с ним несколько раз в неделю, называя эти встречи приёмами. Доктор Франкенштейн, блядь. Если бы кто-то узнал, что он способен на такое, его либо грохнули бы, либо засадили за решётку, а потом казнили, либо вознесли бы на пьедестал Бога. Но никакая слава ему была не нужна, он сделал то, чего не смог сделать с родным сыном – сохранил личность умершего – и, кажется, был счастлив. Он готовился к этому долгие годы, сидел в своей занюханной каморке и ставил опыты на животных, изобретал, ждал, пока появится возможность. И этой возможностью стал Сого. Первая практика с человеком – и сразу удачный результат.
Скоро сбои с эмоциями прекратятся – и что будет? Действительно ли он смог сохранить личность Сого? Пока это было сомнительно.
Сого сидел в углу комнаты и рассматривал что-то в своих руках. Хиджиката шагнул от двери, и тот поднял голову.
– Сого.
– Хиджиката-сан, ужасно выглядите. Вы совсем перестали бриться, постарели, мерзость какая.
Хиджиката тронул своё лицо – всего лишь двухдневная щетина. Он подошёл к Сого и сел напротив, увидел, что тот рассматривает грецкий орех в скорлупе, расколотый пополам.
– Что это? – спросил Хиджиката.
Сого быстро глянул на него, закатил глаза.
– Вы не знаете, как это называется? Ну вы даёте. Или уже склероз подкосил?
Хиджиката взял и обнял его. Проснулся с мокрым лицом, тяжело дыша.
– Сого, – сказал он шёпотом. – Чёрт.
Перевернулся на другой бок, но сна уже не было. Лёгкие болели, будто он долго кашлял.
Он попал под грёбаный дождь. Решил сегодня пройтись пешком, блядь. А когда с неба ливануло, не захотел торчать под крышей какой-нибудь остановки или киоска. К подъезду подошёл насквозь мокрый, но отчего-то не злился из-за этого. Самому стало удивительно, обычно такие ситуации бесили его, особенно если он шёл не домой, где можно быстро стащить с себя всю одежду и вытереться полотенцем. Он вызвал лифт. Подъездная дверь хлопнула, послышались лёгкие шаги на лестнице, и из-за угла вышел Арата.
– Здравствуйте, Хиджиката-сан.
– Тебе разве можно шляться под дождём?
Хиджиката хмуро оглядел его: сухой, с зонтом.
– Я был у Генгай-сана. Вы уже вызвали лифт?
– Вызвал.
Сейчас, не в квартире, голос казался другим. Как будто встретил обычного знакомого. Настроение упало в жопу. Не хотелось подниматься, заходить к нему. Зачем?
– Вы промокли.
– Я в курсе.
Где этот чёртов лифт? Хиджиката глянул вверх, хлопнул по кнопке вызова, что-то там урчало внутри, но нихрена не ехало сюда.
– Хотите чаю?
Иди в жопу. Ты бесишь меня. Ты, блядь, так меня бесишь. Не разговаривай со мной. Отъебись.
– Нет.
Наконец двери открылись. Из кабины вышел мужик с овчаркой, та кинулась к Арате, начала его обнюхивать.
– Фу! Фу! – гаркнул мужик, натягивая поводок. Псина ощерилась, засучила лапами.
Арата стоял столбом. Хиджиката поднял взгляд на его лицо и увидел, как дёргается его верхняя губа. Арата оскалился на собаку в ответ и секунду был похож на Сого один в один.
Арата всё-таки сделал Хиджикате чай. Сам он не питался человеческой едой, но какие-то запасы всегда были. Хиджиката курил за кухонным столом, накинув на плечи плед с дивана; вся его одежда сохла на батарее.
Что это было, у лифта? Как будто Сого проявился. Хиджикате не показалось, точно не показалось. Чёрт. Теперь он будет цепляться за это? За одну секунду, за вздёрнутую губу? Он покосился на Арату, который возил тряпкой по полу там, где были мокрые следы. Нихрена подобного.
Похлебав чаю, Хиджиката засобирался, одежда успела подсохнуть.
– Зачем вы сегодня пришли? – спросил Арата. Он всё это время сидел в комнате и пялился в телек.
– Не знаю, – ответил Хиджиката. – Пришёл и пришёл.
– Можете не приходить.
Разрешил, блядь.
– Обо мне не нужно заботиться, мне не скучно. Кондо-сан часто приходит, и данна за…
– Что? – Хиджиката уставился на него. – Ёрозуя?
– Кагу… Китайка и Очкарик тоже.
Да что с ними со всеми?!
– Вы единственный, кто приходит сюда, как на казнь. У вас страшное лицо. Думаю, я никогда не смогу полюбить вас заново.
Хиджиката отрывисто усмехнулся.
– Иди ты на хер, урод.
– Ты перестал видеться с Сого, – сказал Кондо-сан дня через три.
– Перестал.
– Что случилось?
Хиджиката не выдержал, заебало.
– Сого умер, – сказал он.
Кондо-сан весь обомлел.
– Сого умер два месяца назад, Кондо-сан.
– Тоши. Сого не умер.
– Этот, кто он там, – не Сого.
Кондо-сан мотнул головой. Столько осуждения Хиджиката никогда от него не получал.
– Ты неправ.
И всё. Разошлись.
В пятницу вечером нарисовался Гинтоки. Бывало, конечно, что выбор мест, где выпить или пожрать, у них совпадал, но в этот раз Хиджиката чувствовал, что Гинтоки здесь нарочно.
– Бутылку сакэ и чего-нибудь острого, – сказал он хозяину, устроив жопу на соседнем стуле. Глянул на Хиджикату. – Йо. И ты решил выпить после тяжёлой недели?
– У тебя-то она с хрена тяжёлая была?
– Я иногда работаю.
– Ага.
– Как жизнь?
– Отвали.
Гинтоки поковырял ногтем столешницу, вздохнул, будто шахту вырыл.
– До меня тут дошли слухи…
– Иди в жопу.
– Ты идиот.
– А ты кучерявый.
– Значит, ты признаёшь, что идиот?
– Иди в жопу.
Хозяин принёс выпивку и закуску – жареные анчоусы в кунжуте. Хиджиката стянул одного за хвост и съел.
– Это бы к пиву, – сказал он.
– Эй! – Гинтоки схватил тарелку. – Тебе кто разрешал? Сиди вон дальше напивайся без закуски.
Хиджиката закурил, Гинтоки поставил тарелку обратно.
– Да ладно, бери. Я тут слегка подзаработал, можно и гульнуть.
– Видно, ты очень слегка подзаработал, раз так гуляешь.
– Ты кстати об этом заговорил, – сказал Гинтоки. – Окита-кун хочет работать в Ёрозуе.
– А-а? – Хиджиката поперхнулся дымом. Откашлялся и уставился на Гинтоки. Тот водил чаркой с сакэ перед своим носом. – Работать? В Ёрозуе?
– Пару дней назад сказал об этом. – Гинтоки скосил на него глаза. – Ты против?
– А я тут при чём?
Хиджиката отвернулся, выпил залпом сакэ. Работать, значит, захотел?
– В Шинсенгуми-то он не может вернуться. И старик говорит, что уже можно. Я, конечно, буду присматривать за ним первое время.
– Зачем тебе лишний рот, когда ты своих прокормить не можешь?
– Ему не так-то часто надо питаться. Ты, кстати, знал, что он пьёт масло с вкусовыми добавками? Мята, карамель, петрушка. Потому что за вкусовые рецепторы отвечает мозг. Он вообще за всё отвечает, ты знал? Есть такое заболевание, не помню, как называется, короче, когда человек не чувствует боли. Представляешь, ему палец отхерачишь, а он и не заметит. Так это из-за каких-то отклонений в мозгу.
– И что?
Гинтоки выпил, сожрал сразу три анчоуса.
– Я уже сказал, Хиджиката-кун, ты – идиот. Твой Сого живёт в той квартире, а ты отшвыриваешь его от себя только потому, что он лицом не вышел.
– Он – грёбаный робот. И нихрена он не Сого. А вы все ебанулись.
– Ебанулся только ты. Вот скажи, ты много с ним разговаривал? Не о том, что у него в ванной подтекают трубы.
– У него подтекают трубы?
– Раньше подтекали, теперь уже нет. Видишь, ты даже об этом не знал. Что тебе вообще надо, я не пойму. Если ты такой шизанутый на внешности…
– Да при чём тут внешность, дебил? – Хиджиката дёрнулся в его сторону. – Срал я на внешность. Хоть бы он бабой был, хоть копией Сого, он всё равно не был бы Сого! Хрен знает, о чём вы там с ним говорите, но я слышал его – кроме голоса, ничего общего.
– Да потому что он пока не полностью пробудился! – Гинтоки тоже дёрнулся вперёд, и они столкнулись лбами. Как в старые добрые времена, блядь. – Ты же слышал, что говорил старик. Нужно время для адаптации. Или ты думал, что вживить человеческий мозг в механическое тело – просто, как плюнуть? Что сразу всё так заработает, и вы побежите трахаться?
Хиджиката схватил его за шею и дал в морду. У Гинтоки только слегка качнулась голова. Он утёр нос рукавом, по голубой кайме размазалась кровь.
– Обойдёшься, – сказал Гинтоки. – Я не стану с тобой драться. Пусть твоё говно остаётся здесь. – Он ткнул Хиджикату кулаком в грудь и развернулся к стойке. Налил сакэ в чарку, поболтал ей немного и выпил. Хиджиката посмотрел вниз, на пальцы своих ног. Херню он какую-то нёс, кучерявый ублюдок. Если Арата стеснялся Хиджикаты, это только подтверждало, что он нихрена не Сого. Будь он Сого, в первый же день начал бы выпендриваться, безо всякой там адаптации. Раз мозг отвечал за всё. Потому что в противном случае Арата вообще не должен двигаться и говорить. Мозг жив, а всё остальное – грёбаные фантазии. Они правда ебанулись, все – как сговорились.
– Я пошёл, – сказал Хиджиката. Вылил в чарку остатки сакэ, выпил, забрал со стойки сигареты и встал.
– Ты сегодня долго не сможешь заснуть, подумай обо всём об этом, может, наконец дойдёт.
– Иди ты.
Хиджиката поймал такси и, когда таксист уже задолбал с вопросом «Вам куда?», назвал адрес, где жил Арата. Он хотел проверить. Хотел и сомневался. Но всё-таки был тот момент у лифта.
Арата открыл дверь, поздоровался, как обычно.
– Не разбудил? – спросил Хиджиката.
– Нет.
И они, блядь, застыли друг перед другом. Почему он не приглашал войти? Не отошёл хотя бы в сторону, всегда же так делал?
– Может, впустишь меня? – спросил Хиджиката.
– Что вам нужно?
Вот зараза. Хиджиката стоял тут, в вонючем подъезде, опирался плечом о стену, хотел уже курить, сесть куда-нибудь, а этот хер вопросы задавал и держался за свою ебучую дверь, как будто Хиджиката не мог вынести её к чертям одним пинком.
– Я, блядь, – сказал Хиджиката, – пришёл к тебе в гости. На чашечку чая, поболтать, что там ещё?
– Что там ещё?
Хиджиката толкнул дверь, но она не сдвинулась с места.
– А глазами, случайно, ты стрелять не умеешь? – спросил он.
– Смотря что вы имеете ввиду.
Хиджиката снова толкнул, навалившись уже всем телом. Теперь дверь отползла немного в сторону, но недостаточно, чтобы протиснуться.
– Я вызову полицию, – сказал Арата.
– Сого, блядь…
Хиджиката прекратил толкать дверь и глянул на него. Арата смотрел свысока, будто на дерьмо.
– Сого умер, – сказал он.
– Заткнись.
– Уходите.
– Нет. – Хиджиката двинул ладонью по двери, и та поддалась, как по маслу. Он пошатнулся, выставил локоть и опёрся о стену. Раз, два – снял ботинки. В коридоре зажёгся свет. Арата ушёл в комнату. Босые ноги, шорты до колен. Сого надевал такие на пляж. Хиджиката сходил в туалет, потом в ванную, попялился там и там в стену. Из комнаты доносилось бормотание телека, какая-то вечерняя передача, что-то знакомое и тупое. Хиджиката прошёл на кухню, не включая свет. Снял с плиты чайник и болтнул им, на чашку чая хватало. Включил конфорку, достал с полки упаковку чая, чашку. Они бы с Сого никогда не жили в отдельной квартире. Не готовили бы сами, не убирались, не стирали – не было времени. Они только оставались на ночь друг у друга в комнатах. Такого уединения всегда хватало, им неплохо было даже в машине. Иногда они трахались прямо в ванной. Сого нравилось смотреть в зеркало: на Хиджикату, на себя, на них обоих. Он болтал всякую хрень, отвлекал, хихикал, а Хиджиката старался поскорее кончить, чтобы их не застукали. Идиоты.
Он снял чайник с плиты и плеснул воды в чашку. Размешал сахар, выключил конфорку и пошёл в комнату. В коридоре увидел, что на поверхности плавает пенка, значит, вода не закипела. Да и похер. Арата лежал на футоне, который был расстелен на полу перед диваном, и смотрел телек. Вот где он спал. Хиджиката сел на диван, хлебнул чаю. Сладкая хрень какая-то. По телеку шла «Музыка перед сном», тоже хрень. Хиджиката зевнул, так, что заслезились глаза. Со спины Арата было не отличить от Сого. Поза, цвет кожи, волосы. Старикан всё-таки постарался. Кондо-сан дал ему несколько фотографий, снятых на пляже, где Сого был в одних плавках.
– Если хотите остаться, – сказал Арата, – постельное бельё в шкафу.
Хиджиката быстро закрыл глаза и прислонился затылком к спинке дивана.
– Ладно, – ответил он. Помолчал и спросил: – Заведёшь будильник на шесть?
– Заводите сами.
Хиджиката поднёс чашку ко рту, подул и сделал глоток. Сладкая хрень.
Он проснулся от оргазма. Сунул руку под одеяло, но трусы были сухие, только член стоял. Вот чёрт, как некстати, он же остался ночевать у Араты. Что ему снилось, он не помнил, но вспомнил, как они с Сого тёрлись друг о друга членами, как Сого был в нём, как он был в Сого. Хиджиката взялся за член и начал дрочить. Похер. Пусть этот урод увидит, сам, наверное, ни разу не дрочил. Да, блядь, Сого. Хиджиката кончил, тряхнув бёдрами. Сжал пульсирующий член и мазнул костяшками по мокрому пятну. Покосился вниз, на пол. Арата лежал с закрытыми глазами, но хрен знает, спал ли он. Как там вообще со сном у роботов? Мозгу надо отдыхать, а сколько времени для этого хватает? Да насрать. Видел, не видел, его проблемы. Хиджиката отвернулся и закрыл глаза. Просто ни о чём не думать. После оргазма это легко.
На завтрак Арата заварил чай и положил в тарелку какой-то чахлый кекс. Сел за стол напротив и уставился на Хиджикату.
– Приятного аппетита.
Это в духе Сого. Но у Хиджикаты не было настроения, чтобы подыгрывать. Он отодвинул от себя тарелку, глянул в чашку и закурил.
– Кондо-сан сказал, что вы взяли под своё командование мой отряд. Почему не назначили кого-то капитаном?
– Потому.
– Не уработаетесь?
– Не уработаюсь.
Арата помахал рукой, разгоняя дым. Хиджикату слегка знобило с похмелья.
– Я видел, что вы делали ночью.
Хиджиката сжал губами фильтр.
– Вы всегда так быстро кончаете. Но помните, как мы дрочили друг перед другом? Тогда вы долго не могли кончить.
Хиджиката затянулся, выдохнул через нос. Арата подпёр подбородок ладонью.
– Вы хотели, чтобы я поцеловал вас. А я хотел вас подразнить. Засунул палец себе в рот. У вас было такое лицо. Как будто вы хотели стать моим пальцем. Вы всё никак не могли кончить. Наверное, вы немного стеснялись.
– Так, всё. – Хиджиката кинул сигарету в чашку. Уголёк тут же потух, бумага потемнела.
– Почему бы вам не закрыть глаза, как вчера вечером? Или, хотите, я буду носить на голове пакет?
Имитировал он или адаптация закончилась – это был перебор. Вылитый Сого. Блядь. Какой-то ёбаный сюрреализм.
Хиджиката выскочил из-за стола и пошёл в прихожую. Покрутился там, пнул свои ботинки, вернулся на кухню. Арата так же сидел за столом.
– Сого, это ты? – спросил Хиджиката.
Арата глянул на него исподлобья.
– Это я.
Хиджиката подошёл, вздёрнул его за плечи и обнял.
– Какой же вы тупой, Хиджиката-ублюдок.
– Тупой.
Он погладил Сого по спине. На ощупь не отличить: такая же крепкая и тёплая. Хиджиката провёл пальцами над воротом футболки.
– Что вы делаете? Ощупываете меня? Ну и как?
– Похоже. Ты что-нибудь чувствуешь?
– Чтобы чувствовать, нужно тренироваться.
– И?
– Да, я чувствую – как вяло у вас штанах, хотя вы обнимаете меня и гладите.
– Бля, Сого…
– Хотите сказать, вы расстроены, на эмоциях и так далее? Видимо, вы просто чудовищно расстроены.
– Подожди, мне нужно время.
– Чтобы прекратить думать о моих внутренностях? Вы, наверное, представляете всякие шестерёнки и молоточки, как они там вращаются, тук-тук, тик-так. Да? У меня совсем нет пульса. Когда вы подольше пообнимаете меня, почувствуете разницу. Вы можете приложить ухо к моей спине и не услышите сердцебиения, как раньше.
– Ну и что?
– Ой, только не говорите, что вам всё равно, что вы легко привыкнете и бла-бла-бла. Вы полтора месяца ебали мне мозг. Понимаете, буквально – ебали, он мог из-за вас не прижиться.
– Что? Как это?
– Потому что было отторжение. Не у механического тела, не у мозга – у вас. Не считая всей этой хрени с моей новой кожей, мозг – единственное, что осталось от меня в этом мире. Понимаете, когда я говорю «этот мир», я имею в виду не планету. Вы хоть раз видели мозг? Вообще представляете, как он выглядит? Не очень-то большой, если сравнивать со всем телом. И вот эта хреновинка должна была прижиться в этом мире. Кондо-сан, Генгай-сан, данна, Очкарик, даже Китайка – все они помогали мне приспособиться, выжить. Но только не вы. Почему-то именно не вы.
– Бля…
– Да, как-то так. И сейчас, когда уже всё в порядке, когда я такой, каким вы ожидали увидеть меня с самого начала, – только сейчас вы признаёте меня. Но по-прежнему отворачиваетесь и не смотрите мне в лицо. Неужели от стыда, или оно вам так же противно?
Хиджиката отворачивался, потому что это был пиздец.
– Вы сейчас уйдёте и где-то неделю будете жрать себя. И правильно. Сэппуку, конечно, вы вряд ли сделаете, не стоит и надеяться.
– Нет. Я не уйду.
– Хотите, чтобы я вас жрал? Ну знаете, это удовольствие я уступлю вам.
Хиджиката сел за стол и закурил. Да, уйти сейчас хотелось больше всего. Сэппуку тоже казалось неплохой идеей. Но настоящий выход был только здесь.
– Можно я посмотрю, как вы мучаетесь? – спросил Сого.
– Перестань. Ты не должен этого делать.
– Нет, я хочу, совсем немножко. Всё остальное вы сделаете сами, и я не стану вам помогать, я же уже сказал.
Хиджиката достал из кармана телефон, нажал на быстрый вызов.
– Кондо-сан, здравствуйте, – сказал он. – Я у Сого.
– Хорошо, Тоши, – ответил Кондо-сан. – Я справлюсь без тебя, сколько потребуется.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Кондо-сан отключился, и Хиджиката убрал телефон. Взглянул на Сого. Тот с интересом смотрел на размокшую сигарету в чайной чашке.
Днём Сого нужно было ехать к Генгаю. Хиджиката сказал, что поедет с ним.
– Это необязательно, – ответил Сого. – Кондо-сан и данна не так часто сопровождают меня.
– Обязательно, – сказал Хиджиката.
– Вы так резко стали на путь истинный, смотрите, не поломайте себе ничего.
Потом Сого открыл холодильник, и Хиджиката наконец увидел, чем он питается. Сверху донизу плотными рядами стояли стеклянные герметичные баночки с маслом. На этикетках были изображены фрукты, овощи и разные сладости.
– Представляете, стал вегетарианцем, – сказал Сого. – Со вкусом мяса и рыбы пить невозможно, такая мерзость.
Он достал баночку с малиновым вкусом, вскрыл её и глотнул.
– М-м-м, вкуснятинка. – Сунул Хиджикате под нос. – Хотите попробовать?
Хиджиката понюхал, пахло настоящей малиной и слегка – машинным маслом. Он взял баночку из руки Сого и отхлебнул. Сильно жирно, пресно, но, когда глотаешь, на языке ощущается яркий малиновый привкус.
– Вас вырвет.
Хиджиката сглотнул слюну. Не вырвет. Сого смотрел на него с иронией, большими глотками осушая баночку. Потом облизал блестящие губы, повозил пальцем по стенкам и слизнул с него остатки масла.
– Раз вы не спрашиваете, я сам расскажу. Это масло делает один знакомый Генгай-сана. Оно стоит дороже обычного машинного масла, но вы же знаете, как я люблю вкусно поесть. Поэтому Кондо-сан даёт Генгай-сану деньги именно на это масло. Я уже договорился с данной и со дня на день начну работать в Ёрозуе, сегодня на приёме Генгай-сан точно скажет, когда уже будет можно. Это, конечно, не самая престижная и высокооплачиваемая работа, так что долги отдавать буду очень постепенно. Но устроиться на другую работу нельзя. Меня не должны разоблачить, такой был уговор.
Сого рассказывал это почти что механическим голосом. И Хиджиката узнавал его – то, как он маскировал чувства: чем острее, тем равнодушней. Хиджиката начинал видеть все оттенки пиздеца, и Сого помогал ему, хотя пообещал, что не будет.
– Это покрытие, – сказал Сого и погладил себя по руке, – моя новая кожа, которая сделана из моих останков, – защищает мои внутренности. Какой-то хитрый состав, Генгай-сан сам изобрёл этот волшебный материал. Поэтому я могу спокойно гулять под дождём и даже купаться. Этим материалом покрыты полости рта и носа, глаза, анальное отверстие, так что, как видите, вода мне нестрашна. Этот материал очень прочный и эластичный, его сложно повредить. Но мне всё равно нужно быть осторожным, потому что он не может регенерировать, как человеческая кожа и плоть. Я никогда не постарею, – сказал Сого весело. – Вы вот совсем скоро станете стариканом, а мне всегда будет восемнадцать. Но когда-нибудь я тоже умру, мозг не бессмертен всё-таки. Зато я не могу заболеть – вообще ничем, даже раком мозга. Вы можете себе представить это противоречие, взрыв мозга, правда? А, я умею пи́сать. Мои внутренности работают так же, как человеческие, только ничуть не похожи на них. В неделю я выпиваю баночку масла – и один раз хожу в туалет. Получается, правда, очень мало, потому что выходят только излишки. Но, скажете вы, можно же писать в баночку и пить по новой. Нет, нельзя. Это масло уже непригодно для пищи, оно же прошло через все мои внутренности, всё там смазало, соприкоснулось со всеми моими шестерёнками, понимаете? Генгай-сан говорит, что ничего страшного не случится, если я пропущу одну неделю и поголодаю, но лучше не нарушать расписание, чтобы все механизмы работали слаженно. Теперь я слежу за своим питанием и не ем что попало. Смотрите, каким хорошим мальчиком я стал. Ещё вас, наверное, интересует сон: сколько мне нужно спать, нужно ли вообще. Конечно, нужно: мозг устаёт, и ему требуется хороший отдых. Четырёх часов в сутки достаточно, но вы же знаете, как я люблю поспать, – Сого подмигнул. – Вы ведь всё это не впервые слышите, правда? Генгай-сан подробно и несколько раз рассказывал, как меня правильно эксплуатировать.
– Да, я помню, – ответил Хиджиката.
– Но смутно. Не отнекивайтесь, Хиджиката-сан, мы же помирились и пообещали больше друг другу не врать, помните? Я вас не виню, не подумайте, я же понимаю. Прострация такое состояние – коварное очень: и хочешь, а не получается сосредоточиться. А вы очень скоро перестали хотеть. Увидели, что я получился бракованным, и перестали. – Сого повернул голову к окну и отстранённо закончил: – Даже не знаю, из какого там чувства долга вы приходили сюда.
По дороге в Кабуки-чо Сого продолжил рассказывать об особенностях своего нового тела. Они ехали в такси, Сого придвинулся поближе к Хиджикате и говорил почти шёпотом:
– А теперь самое интересное, вам уже, наверное, не терпится поскорее узнать. Утром я сказал, что нужно тренироваться, чтобы получалось чувствовать прикосновения, холод и жар, боль. Вы не можете себе представить, насколько это трудно, во мне же нет ни единого нерва. У вас сейчас снова случится взрыв мозга, у меня их было много, этих взрывов. В это невозможно поверить, но я могу чувствовать, теперь уже почти как настоящий человек. Мой мозг и моё тело стали единым организмом. Попробую объяснить так, чтобы вы поняли. Допустим, я схвачусь рукой за раскалённую сковороду. Я не почувствую абсолютно ничего. Но я же знаю, что это больно. Поэтому я, грубо говоря, прикажу своей руке испытать боль. Без человеческого мозга это невозможно было бы сделать, я имею в виду, если бы я был полностью роботом. Звучит просто, правда? Но чтобы чувствовать боль вовремя и вообще её чувствовать, мне приходилось вкалывать до седьмого пота. А вы, наверное, думали: сидит целыми днями на диване, смотрит телек да журналы листает. В общем, все эти ощущения в конце концов удались мне. Но осталось то, чего я не мог испытать. – Сого глянул на Хиджикату и сказал беззвучно: – Секс. Я не умел возбуждаться. Понимаете, я так устроен, что не могу кончить. У меня никогда не будет детей, представляете? Но чувствовать возбуждение и даже оргазм – это можно. Правда, одному тут не справиться, это вам не раскалённую сковородку хватать. Что вы так напряглись? Не волнуйтесь, я тренировался не с кем попало. Мне согласился помочь данна. Раньше я и не догадывался, как он хорош в этом деле. Да расслабьтесь, не сломайте челюсть, данна чисто по-дружески выручил меня. Вас же тогда не было рядом, если вы не забыли. Может, остановим такси, и вы сбегаете куда-нибудь проорётесь хоть? У вас нездоровый цвет лица, очень вредно держать такое в себе. Ну да ладно, на чём я там остановился? А, вот. Сначала мы поцеловались. Вы знали, что от данны всегда пахнет сладким? Может, он пользуется специальным парфюмом, как думаете?
Хиджиката прикрыл на секунду глаза, открыл. Сжал пальцы на рукояти катаны, расслабил. Медленно сказал:
– Сого, хватит.
– Как хватит? – спросил он, округлив глаза. – Уже?
– Я не хочу это слушать.
Сого склонил слегка голову и плавно улыбнулся. Его лицо, его настоящее лицо, снова на секунду проявилось.
– Нет, послушайте. Я только начал, дальше ещё интересней.
– Не надо.
– Да почему же? Ваше чистилище не будет таким прекрасным без рассказа о том, как я трахался с данной. А вообще, вы не находите оскорбительным то, что сильнее ревнуете моё тело, а не всё остальное? Когда я сказал, что данна помогал мне адаптироваться, ваше лицо не сияло всеми цветами радуги, как сейчас.
– Блядь, это другое.
– Неужели?
Сого отодвинулся от него и остаток пути смотрел в окно.
Генгай выбежал на улицу, когда такси остановилось у его каморки. Хиджиката расплатился и вышел следом за Сого.
– О, Тошидзо-сан! – сказал Генгай, раскрыв руки, будто собрался его обнять.
– Тоширо. Здравствуйте.
– Давненько ты не заглядывал. Работаешь всё, работаешь. – Он повернулся к Сого и заулыбался. – Со-кун, дай-ка я на тебя посмотрю. У тебя хорошее настроение.
– Да, отличное, – ответил Сого.
– Как мальчик похорошел, а? – Генгай радостно хлопнул Хиджикату по руке, потому что до плеча не доставал. – Всего два месяца, а он вон какой уже. Очень способный, трудолюбивый, послушный – просто золото. Ну ты-то лучше меня знаешь.
Когда они зашли внутрь, Генгай предложил чаю. Хиджиката хотел отказаться, но Сого зыркнул на него, и он согласился.
– Раздевайся пока, Со-кун, – сказал Генгай Сого.
– Зачем? – спросил Хиджиката.
Генгай похлопал глазами, ответил:
– Так я же три раза в неделю осматриваю его полностью, проверяю, нет ли каких мелких повреждений или ещё чего. Затем проверяю зрение и слух. Делаю рентген всего тела и головного мозга.
– Вредно же делать рентген так часто, – сказал Хиджиката.
Генгай снова поморгал и расхохотался, а Сого закатил глаза.
– Вредно, слышь, Со-кун?
Хиджикате стало жарко: в чистилище подкинули новых дров.
Он сел на какой-то тщедушный стульчик и посмотрел на Сого. Тот уже разделся. Заметив взгляд Хиджикаты, быстро исполнил несколько движений из танца робота, потом застыл с опустошёнными глазами, словно выключился. Хиджиката только второй раз видел нового Сого голым, но тогда не рассматривал его, а сейчас с трудом отводил взгляд, чтобы не казалось, будто он пялится. Так, короткими порциями, Хиджиката внимательно осмотрел его с головы до ног. Видно было, что Генгай старался скопировать линии тела Сого, сверяясь с фотографиями. Где-то у него это получилось идеально, где-то – более-менее, но в целом сходство, конечно, было очевидным. Хиджиката заметил, что и в чертах лица оно есть, а Генгай даже не художник. С его навыками сделать аккуратное нестрашное лицо – наверное, высшее мастерство.
Член Сого стоял, прижатый к животу. Он всегда находился в возбуждённом состоянии, точнее, это состояние было вообще единственным. По форме он мало напоминал член Сого и по размеру выглядел чуть больше. Фотографий с членом Сого ни у кого не было, Хиджиката нарисовал, как смог, и вот что вышло.
– Любуетесь? – спросил Сого, и Хиджиката слегка дёрнулся. Пока рассматривал его, ушёл в раздумья глубже, чем казалось. – Можно сказать, это ваш совместный с Генгай-саном проект. Но я не пойму, это вы так бездарно рисуете или не помните, как выглядит мой член?
– Ну что! – К Сого подошёл Генгай, и Хиджиката прикусил язык. – Пока чай настаивается, я осмотрю твою голову.
Сого сел на низкий металлический стол, наклонил голову вперёд. Волосы закрыли глаза, Хиджиката пригляделся к его профилю и нашёл ещё пару схожих черт: в скулах, переносице. Но потом отвернулся. Это идиотизм – искать сходства, он должен привыкать к тому, что видит, а не к своим ебанутым фантазиям и желаниям.
Генгай осматривал шустро. Перебирал пальцами волосы Сого; крутил, наклонял его голову в разные стороны, прощупывал что-то, простукивал, а напоследок сжал ладонями его щёки и посмотрел, как отец смотрит на сына. Увидев это, Хиджиката ясно, трезво осознал, чего стоит Генгаю делиться Сого с ними. Возможно, такие частые доскональные осмотры были не нужны.
– Вот и чай подоспел, – сказал Генгай и пошёл в дальний угол каморки, где у него располагалась маленькая кухня. Сого покосился на Хиджикату, приподнял брови. Видимо, у Хиджикаты было что-то не так с лицом. Он быстро мотнул головой, и Сого отвёл взгляд.
Генгай вернулся с жестяной чашкой чая и таким же жестяным блюдцем, на котором лежало два кусочка фруктового рулета. Вручил всё это Хиджикате и поспешил к Сого. Возможно, Хиджиката здесь был не таким уж приятным гостем, как показалось вначале.
Дальше Генгай осмотрел руки Сого. Погнул, повертел туда-сюда суставы, прощупал пальцы, прошёлся ладонями от плеч к запястьям. Потом занялся грудной клеткой, спустился к животу, попросил Сого встать, обследовал паховую область и ноги, спину. Выглядело это всё так, будто он делает массаж. Он нажимал на какие-то определённые точки, где-то поглаживал, где-то проходился резкими движениями. Он наизусть знал, что и в каком месте находится внутри Сого. Знал его насквозь.
– Всё отлично, – сказал он, когда закончил. – Со-кун, ты молодец.
Как он гордился.
– А теперь, – Генгай развернулся к Хиджикате, – мы уединимся вон в той кабине, – махнул рукой в сторону контейнера, похожего на гигантский холодильник, – сделаем рентген.
Хиджиката подумал, что тоже мог бы пойти, надеть фартук и что ещё надо для защиты, но не стал напрашиваться: было очевидно, каким лишним он там будет.
Когда они вошли в контейнер и Генгай закрыл дверь, сразу послышался его приглушённый голос. Сого что-то ответил, и следом раздалось гудение: заработал рентгеновский аппарат. Хиджиката вышел на улицу покурить. Генгай уже однажды слетел с катушек, устроив фейерверки на фестивале. Жизнь Сого была в его руках. Только он знал, что и как устроено. Мог починить Сого, если что, а мог и… не сломать, конечно, но забрать. У него самого в голове шестерёнки работали совсем не так слаженно. Нужно за ним приглядывать.
Они вышли минут через пятнадцать. Оба улыбались: видимо, о чём-то приятном разговаривали до этого. Хиджиката вспомнил о чае, ни к нему, ни к рулету он так и не прикоснулся. Что ж, попьёт сейчас, пока они будут проверять зрение и слух.
Это оказалось быстрее, чем Хиджиката думал. Генгай всего лишь посветил тонким фонариком в оба глаза Сого, а потом – в уши. Наверное, проверил, не засорились ли они.
Сого начал одеваться, и Генгай пошёл в другой угол каморки, где был его рабочий стол или что-то вроде того. Здесь повсюду валялись детали и инструменты, сложно было что-то разобрать. Сложно было поверить, что в таком бардаке получился такой аккуратный Сого, без отвёртки вместо члена, например.
– Генгай-сан, мы пошли, – сказал Сого, когда оделся.
Генгай только голову поднял от своих винтиков и гаек, даже не оглянулся.
– Да-да. Увидимся на следующем приёме. Береги себя, Со-кун.
Он просто не хотел его отпускать. Три раза в неделю. Всегда.
– Прогуляемся? – спросил Сого.
– Только в Ёрозую заходить не будем.
– А что? Боитесь убить данну?
– Что старик тебе там светил фонарём?
– Смотрел, нет ли засоров.
– Почему он сделал это не сразу, когда проверял руки-ноги?
– Он всегда делает это в последнюю очередь, такой порядок.
Ритуал.
Они вышли на главную улицу. Поток людей здесь был такой же дикий, как поток машин в центре города.
– Сейчас бы мороженого, – сказал Сого. – Жарища.
Хиджиката глянул на него.
– Ты заставляешь себя чувствовать это пекло?
– Я чувствую всё, что чувствовал раньше. И я бы не сказал, что заставляю себя, сейчас мне это ничего не стоит.
Он жмурился от солнца и слегка улыбался. Но вроде бы без злорадства.
– Что он сказал насчёт работы? – спросил Хиджиката.
– Да, кстати. Могу приступать хоть сейчас. Как придём домой, позвоню данне.
Хиджиката помолчал, глотая желчь. Потом спросил:
– Как вы собираетесь всё это устроить? Откроете филиал?
– Нет, все звонки будут по-прежнему поступать в Ёрозую, а данна уже сам будет связываться со мной.
– Они же вечно на мели.
– Да, он сильно меня выручает.
Взгляд Сого стал жёстким. Он зависел от них всех, был им всем должен. Вряд ли он радовался, что выжил, и на самом деле они были должны ему, но он, конечно, так не считал. Если он будет работать в Ёрозуе, никогда не расплатится.
– Ты мог бы помогать Генгаю, – сказал Хиджиката.
– Думаете, он зарабатывает больше данны? Он продаёт свои игрушки почти задаром, ему не нужны деньги.
– Но они нужны тебе.
– И что? Предлагаете сделать бизнес из хобби Генгай-сана? Вы понимаете, что вообще несёте?
– Ёрозуя – херня.
– Ёрозуя – мой единственный шанс, а херня – это то, что вы говорите.
– Ты, блядь, лучший мечник в Шинсенгуми и будешь снимать с деревьев котов и искать пропавших мужей?
– Я умер. Лучший мечник в Шинсенгуми теперь кто-то другой. А вы поздновато спохватились, молчали бы уже. Все мои навыки канули в жопу вместе с моим телом.
Сого замолчал до автобусной остановки, и всё время, что они тряслись в тесном соседстве с потными телами, тоже не сказал ни слова. Хиджиката неплохо подпортил ему настроение, так держать, блядь.
Дома Сого, как и собирался, сразу позвонил Гинтоки. Ушёл в ванную с ним разговаривать. Хиджиката злился, курил на кухне и старался не подслушивать. Если бы Сого действительно переключился на Гинтоки, это было бы справедливо. Но у Хиджикаты трещали лёгкие, стоило подумать, что такое возможно. Нельзя быть ещё большим куском собачьего дерьма.
Когда Сого вышел из ванной, в блюдце, которое Хиджиката использовал как пепельницу, не осталось свободного места.
– Купите сюда уже нормальную пепельницу, – сказал Сого. – Или лучше – ведро.
– Как поговорили?
– Хорошо. Хорошо поговорили. Данна вам передаёт привет.
– Ты сказал ему, что я здесь?!
– Да, а что? Вы хотели это скрыть ото всех? Мы теперь встречаемся тайно? Мне вешать на окно красную занавеску, когда у меня будут гости? А как вы будете стучать в дверь, уже придумали шифр?
– Ладно, что он тебе сказал?
– Почему я должен вам рассказывать?
– Бля.
– Да-да. – Сого стукнул телефонной трубкой Хиджикату по лбу и вышел из кухни.
Хиджиката подкурил новую сигарету.
До самого вечера Сого рубился в какую-то тупую стрелялку и не разговаривал. Хиджиката сходил в магазин через дорогу, купил зубную щётку с пастой и рыбных котлет. Когда начал жарить, вспомнил, что теперь Сого питается одними овощами и фруктами. Выкидывать, конечно, не стал, съел, но подумал, какого хрена не купил что-то менее вонючее. Ещё подумал, насколько чуткое у Сого обоняние, отключил ли он его, как учуял запах.
– Завтра вы уже можете выйти на работу, – сказал Сого перед сном.
Хиджиката стелил себе на диване и собирался потом пойти в душ.
– Нет, – ответил он. – Помозолю тебе глаза ещё пару деньков.
– Смотрю, вы приободрились, начали шутить. Всё, казнь закончилась? Не нужны вы мне тут ещё пару деньков, я, может, завтра сам буду работать. Да и к тому же – что вы хотите этим продемонстрировать? Свою заботу? Готовность поддержать меня, если что? Так вы опоздали на пару месяцев, Хиджиката-сан.
– Нет, и что, блядь, теперь?! – Он швырнул полотенце на пол и рывком наклонился к Сого. Тот приподнялся на локтях ему навстречу.
– Ну что вы сразу ругаетесь-то? Ненадолго вас хватило, даже суток ещё не прошло. Но вы ведь сами этого хотели, искупить свою вину и так далее.
– Чёрт, Сого, я понимаю…
– Неужели вы что-то понимаете?
– …понимаю, что нихрена уже не исправлю. Что могу хоть с потрохами сожрать себя, и всё будет без толку. Но если ты… бля, если ты…
– Что я? Почему вам с таким трудом даются простые слова? У вас что, загорится язык, если вы это скажете? – Сого лёг обратно, завёл руки за голову и кивнул. – Давайте. Я не стану вам помогать.
Хиджиката провёл ладонями по лицу, выдохнул.
– Как вас перекосило-то.
Да блядь.
– Если ты не откажешься от меня…
– Вы бракованный миксер, чтобы я от вас отказывался?
Хиджиката зажмурился до искр из глаз.
– Если ты всё ещё хочешь…
– Мечтаю просто.
– Да ёб твою мать!
– У вас осталась последняя попытка.
Он открыл глаза, опустился на корточки.
– Ещё на одно колено встаньте.
– Если ты согласен и дальше иметь со мной дело…
– Поздравляю, вы провалились.
Сого повернулся на бок, накрылся одеялом и подоткнул его под спину. Что, блядь, он хотел? Чтобы Хиджиката размазывал сопли по роже и просил снова полюбить его? И так же всё ясно, нахрена устраивать эти сцены? Они что, парочка из сёдзё-манги, блядь? Или Сого изобрёл новый способ помучить его, пользуясь тем, что Хиджиката сейчас не в том положении, чтобы послать его? Нет, он правда должен был это сказать?!
Хиджиката прислонился спиной к дивану, вытянул ноги. Мрачно оглядел комнату. Так на первый взгляд и не скажешь, кто здесь живёт. До этого Хиджиката не задумывался, почему все вещи стандартные, никакие. Журнальный стол – доска на четырёх ножках; диван – спинка, сидение, подлокотники, бежевый, однотонный; шкаф – три доски и полки, самый упрощённый вариант, без двери. Сого неровно дышал к интересным вещам и всяким цацкам. Его маска для сна, сотовый, выходные футболки, трусы – всё это было из ряда вон. И если бы вдруг он стал жить в отдельной квартире, обставил бы её так, что глаза слезились бы или кровоточили. А этот интерьер скорее подошёл бы ему, Хиджикате. Лишь бы было удобно и как можно меньше вещей.
Сого не хотел здесь жить. Он вообще не хотел жить. А если бы Хиджиката спросил, ответил бы, что купил самую дешёвую мебель, ведь это были деньги Кондо-сана. Как будто неординарно – обязательно дорого.
– Что-то вы притихли, – сказал Сого из-под одеяла.
– Я всегда ем молча.
– Пошли на второй круг? Ну счастливого пути.
Он так и не сходил в душ, заснул на полу у дивана.
Утром его разбудил телефонный звонок.
– Да, – ответил Сого. – О, правда? Сейчас буду, спасибо.
– Ёрозуя? – спросил Хиджиката. Поднялся на ноги. Тело всё затекло, шею как будто выворачивали.
Сого бросил телефонную трубку на стол и начал быстро собираться. Свалил на пол половину одежды из шкафа, подбирая что-то подходящее. Все его рубашки и футболки тоже были никакими, и ни одной юкаты. Словно Сого подчёркивал своё отличие от остальных людей.
– Если перестанете телиться, успеете на работу, – сказал он.
– А у тебя что за работа?
– Грузчик. Данна соврал, что у него болит спина.
– Не надорви свою.
– Вы издеваетесь?
– Я серьёзно. Ты ничего об этом не говорил.
Сого высунул голову из ворота футболки и посмотрел на Хиджикату, как на говно.
– Я сделан не из фарфора, а из металла. Уйдите уже, пожалуйста, отвлекаете.
Хиджиката пошёл в ванную. В зеркале его ждал сюрприз – разрисованное красным маркером лицо.
– Со… – он выдохнул и закрыл рот. Стало противно от этих попыток вести себя, как раньше.
– Я ушёл! – крикнул Сого. Хлопнула дверь.
– Удачи, – сказал Хиджиката своей уродской роже. На лбу даже хер был нарисован, наверное, Сого намекал на его кривые руки.
Кондо-сан удивился, когда встретил в коридоре Хиджикату.
– Тоши, ты обгорел или у тебя аллергия? – спросил он.
– Я был у Сого, – ответил Хиджиката.
Кондо-сан моргнул. Его лицо слегка вытянулось, а потом на нём появилась счастливая улыбка.
– Молодцы, – сказал он. Обнял Хиджикату и расцеловал бы, если бы тот не уклонился.
– Ладно вам, ладно.
– И что, ты уже вернулся на работу?
– Да, вернулся. Сого сегодня тоже работает.
– Ёрозуя что-то подкинул? – Кондо-сан возвёл глаза к потолку. – Замечательный человек.
Все вокруг просто, блядь, сияли от своей замечательности.
– Я сегодня приду к вам, отметим, а, Тоши?
– К нам?
– К вам.
– Мы не живём вместе.
– Как не живёте?!
Хиджиката оглянулся назад, порылся в карманах. Чёрт, он что, забыл сигареты у Сого?
Кондо-сан ждал ответа, на его лице уже начало проявляться сочувствие.
– Я не хочу об этом говорить, хорошо? – сказал Хиджиката.
– Конечно, не будем. Но вечером всё равно поедем к Сого, нам есть что отметить, да и я уже целых три дня у него не был, заработался что-то.
– Он будет вам рад.
– Он будет рад нам, Тоши. Ты к себе слишком жесток.
– Думаю, мне не хватает жестокости. – Он же не хотел говорить об этом. – Ладно.
Он развернулся и пошёл к автомату с сигаретами. Перед глазами стояло лицо Кондо-сана. За два месяца тот ни разу не полез к Хиджикате: ни с откровенными разговорами, ни чтобы дать по башке. Ждал, когда Хиджиката сам разгребёт своё дерьмо, но сам он так и не смог. И по башке ему дал этот кудрявый гондон.
«Почему-то именно не вы», – так сказал Сого. Почему-то, блядь.
Автор: команда Shinsengumi forever
Бета: команда Shinsengumi forever
Размер: 13 500 слов
Пейринг: Хиджиката/Окита, Кондо, Генгай, Гинтоки
Тема: драма
Жанр: слэш, драма, фантастика, AU
Рейтинг: R
Саммари: по мотивам заявки: Сого/кто угодно в ER. По каким-то причинам внешность Сого сильно изменена, возможно вмешательство Генгая. Кинк на привыкании, внешне Сого – практически другой человек.
Предупреждение: ER, очень много мата
Примечания: Гото – позади, Арата – новый
Кондо-сан плакал, как мальчишка. Съёжился в углу дивана, зажал глаза ладонью, а из-под неё лились слёзы. Ночью Сого попал в аварию. Машина всмятку, он – ещё хуже. Врачи сказали, не выживет. Идиот, никогда не пристёгивался. Идиот. Хиджиката смотрел на Кондо-сана и понимал: всё. Мимолётно подумал: хорошо, что Мицуба уже мертва. Сого лежал в реанимации. Мозг пока ещё был жив, всё остальное… Он не мог сам дышать. Кровь качал какой-то аппарат. Разрыв диафрагмы, болевой шок, смещение органов, внутреннее кровотечение и другие диагнозы, много всяких диагнозов, которые перечислил врач, глядя не на них с Кондо-саном, а в свою папку. Единственное, сказал врач, и они с Кондо-саном замерли, затаили дыхание, мозг не пострадал.
У них было несколько часов, чтобы проститься с Сого.
– Вы же понимаете, – сказал врач, – сейчас он жив, но только благодаря аппаратам жизнеобеспечения.
Они понимали: растягивать такую жизнь – жестоко.
От Сого мало что осталось. Он не потерял руки и ноги, но его тело было похоже на фарш, лица не различить.
– Какой кошмар, – сказал Кондо-сан. – Бедный мальчик. Он же вылетел через лобовое стекло. А там столько машин…
Он говорил отстранённо, как будто не о Сого. Как будто вообще не он говорил.
В коридоре толпился первый отряд, остальные собрались в холле – потому, что врачам и так негде было ступить. В палату пустили только их двоих. Правила есть правила, даже смерть не может отменить их.
– Я не верю, – сказал Кондо-сан. Он стоял около кровати и не притрагивался к Сого. Аппараты монотонно пикали, имитируя сердцебиение, заменяя сердце.
– Да, хреново, – сказал Хиджиката каким-то охрипшим не своим голосом.
Хреново. Проститься никогда не получается по-человечески. А потом думаешь, чёрт возьми, я столько не сказал – столько не почувствовал. Сейчас просто нужно, и деваться некуда. Бери за руку, гладь по голове, смотри в сжатые веки, думай, говори – всё, о чём не подумал и не сказал прежде. Прощайся, пока он здесь, пусть и не услышит ничего.
– Ещё немного, – сказал Хиджиката. – Недолго. Мне нужно покурить.
Кондо-сан снова заплакал.
Во дворе больницы было безлюдно. Раннее утро, небо только-только начало светлеть. В ярко-жёлтых окнах туда-сюда бодро ходили врачи, медсёстры, санитарки. Пациенты, которые уже проснулись, ходили медленней: кто-то держался за капельницу, кто-то опирался на палку, у кого-то была перебинтована голова. Сого умрёт через несколько минут. Одна сигарета, две, три, десять – всё равно.
Я не верю, сказал Кондо-сан.
– Йо, – раздалось за спиной. Хиджиката не стал оглядываться. – Совсем никакой надежды?
Гинтоки присел рядом на скамейку, закинул ногу на ногу, облокотился на спинку.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Хиджиката.
– Ну, мне сказали…
– Нет. Что ты делаешь здесь? Какого хрена ты не там? – Хиджиката вскинул руку в направлении окон.
Всё было как должно было быть. Кто-то тысячу раз до этого всё уже сделал и сказал, и им теперь нужно только повторить. Очень удобно в такие моменты говорить, не думая.
– Я пойду, не волнуйся, – ответил Гинтоки. – Кагура и Шинпачи уже там, а я заметил тебя и… Куришь?
Хиджиката затянулся.
– Курю.
– Слушай, нет, правда, совсем ничего? Медицина же…
– Какая нахер медицина? Ты видел его?
Там нет живого места. К чёрту. К чёрту, блядь!
– Но ты же знаешь, Хиджиката-кун…
«Вы же понимаете…»
– …что пока мозг жив, тем более если он не пострадал…
– Да только мозг и не пострадал, понимаешь?!
– Ну так это…
– Заткнись. Заткнись, блядь!
Хиджиката уткнулся лбом в руку и выдохнул. Сигарета нахер стлела вся, пока они тут языками мололи. Вот урод. Хиджиката кинул окурок в урну.
– Ты закончил? – спросил Гинтоки.
Хиджиката глянул на пачку сигарет. Он купил её в автомате, когда шёл сюда, совсем новая, ещё девятнадцать штук. Сого ещё не исполнилось девятнадцать лет. Блядь.
– Да, – ответил он. – Да.
И встал.
– Если ты выпустил весь пар, то послушай, – сказал Гинтоки, задев сапогом его штанину. – Когда люди вешаются, знаешь, верёвка на шею, даже если их спасают, у них умирает мозг из-за нехватки кислорода. А его никаким аппаратом нельзя поддержать, это же мозг, сам понимаешь.
Хиджиката пнул шприц, который валялся у скамейки.
– И что?
– Так вот, если мозг нормально функционирует, то остальные органы можно…
– Серьёзно? – Хиджиката оглянулся. – Ты совсем долбанутый? Думаешь, мы не пытались? Кондо-сан бы и мозг свой отдал. Но мы не смогли бы помочь даже с переливанием крови, потому что группа не та.
– Извини, Хиджиката-кун. А ты бы отдал свой мозг?
Хиджиката прикрыл глаза и сел обратно.
– Извини, – сказал Гинтоки. – Но это прозвучало забавно.
– Забавно? Тебе, блядь, забавно?
– Можно кое-что сделать. Правда, я не знаю, будет ли это гуманней, чем то, что вы отключите Окиту-куна от аппарата, к которому он сейчас подключен.
– Не говори ерунды.
– Это не то, о чём ты подумал. Я не собираюсь жертвовать своими органами. Я понял, что всё это бесполезно, его тело сильно пострадало и не вынесет даже простой операции.
– Какого хера ты говоришь «тело»?
– Такого, что тело – кроме мозга, а не потому что труп.
– А мозг находится вне тела, значит?
– До чего же ты противный, Хиджиката-кун. У тебя есть время для болтовни? Нет у тебя времени, вот и заткнись. Лучше скажи, остались какие-то целые органы?
– Я тебе врач, что ли?
– А вам не сказали? Окита-кун мог бы стать донором, обычно спрашивают согласия родственников или близких.
– Мог бы стать донором, – сказал Хиджиката. Потрогал свои губы, нос, потёр между бровей. – Хрен знает, врач много болтал на своём уродском врачебном языке.
– А вам главное было услышать, выживет Окита-кун или нет, понимаю. Знаешь, сколько врачей этим пользуется? Тем, что родственники всё пропускают мимо ушей, кроме самого важного.
– Ты что, блядь, лекцию захотел мне прочитать?
– Думаю, тебе нужно перетереть за это с Кондо-саном, – сказал Гинтоки, вставая. Потянулся, размял кости. Урод. – Один мой знакомый может поднять вашего мальчика на ноги. Нашего мальчика. Но учти, Хиджиката-кун, если Окита-кун после этого возненавидит тебя сильнее, я ни при чём.
***
От Сого остался только мозг. Всё остальное было новое и почти не его – на девяносто процентов не его. Хирага Генгай, чокнутый сосед Гинтоки, использовал для создания нового тела кожу, кости и мышечные ткани Сого, которые можно было восстановить и медицинским путём. Но только как «добавочный ингредиент», потому что механические органы не прижились бы в человеческом теле. Грубо говоря, из Сого вынули мозг и поместили в робота. Только наполовину робота, тысячу раз повторил Кондо-сан. Да, конечно, мозг – самая важная часть человека, если смотреть с такой стороны. Воспоминания, характер, привычки, повадки, пристрастия, манера речи, мышление, интеллект – всё это сохранилось. Но внешне, хоть его и нельзя было отличить от человека, Сого стал другим. И чёрт бы с его новым лицом и всем остальным – Сого уже не был человеком. Не был.
Хирага Генгай сделал всё, что мог. Он сам так говорил, а Гинтоки кивал, поддакивал.
– Ты не видел его роботов, – сказал он. – Там и близко нет сходства с человеком. Он вам шедевр сваял.
У нового Сого были такие же светлые волосы, как у… как и раньше. Он разговаривал тем же голосом. Для такой идеальной имитации Хирага Генгай использовал аудио и видеозаписи – у Хиджикаты и Кондо-сана было достаточно, чтобы скопировать все интонации. Цвет глаз тоже остался прежним.
Главное, он жив, говорил Кондо-сан. И Хиджиката кивал. Что ещё он мог делать? Сого действительно был жив. Если разговаривать с ним, закрыв глаза, или через стенку, разницы не ощущалось никакой. Новая внешность – тоже сущая ерунда, и это необходимость, иначе Сого не смог бы показываться на людях и его жизнь замкнулась бы в его теле. Дохрена людей делают себе пластику и становятся неузнаваемыми. Но остаются людьми. Человек – это не только его мозг. Человек – это всё. Каждый его палец, каждая хренова родинка, шрам, вена, что просвечивает сквозь кожу. Человек уникален, как грёбаная снежинка. И если человек – уже не человек…
В размышлениях Хиджикаты было дохрена многоточий. И бесконечные сигареты. Он признавал, что не может признаться самому себе во многом – всего лишь в одном. Он презирал себя за это, за то, что его было больше в собственных мыслях, чем Сого, который теперь не умел испытывать ни физическую, ни психическую боль. Сого только анализировал и делал выводы – как вычислительная машина. Генгай сказал, что Сого нужно адаптироваться, что со временем он станет нормальным. «Нормальным», блядь. Кондо-сан сказал, что они подождут. Нихрена – нехрен им было ждать.
Когда Сого впервые открыл глаза, было видно, что он помнит всё. Было ясно, что он понимает, кто он сейчас, но не в состоянии понять, кем был раньше. Даже Генгай не смог внятно объяснить, как это – стать роботом, быть человеком в прошлом. И человеческий мозг Сого тоже не мог этого постичь. Его воспоминания не давали ему ничего – ни боли, ни радости. Только знание. А что такое знание, от которого нет толка? Для компьютера это – лишняя информация, мусор. Но у Сого была неограниченная память, никаких терабайтов, живой человеческий мозг, из которого он ничего не мог удалить, хоть и понимал, что ему это не нужно.
В некоторых религиях считается, что душа человека находится в мозгу. Сого стал доказательством того, что это чушь.
Гинтоки стребовал с Хиджикаты и Кондо-сана обещание, что Хирага Генгай останется неприкосновенным. Что никто и никогда не узнает об этой операции.
Официально – Сого умер. Было отпевание, похороны и всё остальное. В то утро Хиджиката и Кондо-сан попросили врачей отдать им Сого – чтобы проститься с ним дома. Врачи не возражали. Продали им всё необходимое оборудование и напоследок предупредили, что даже так Сого вряд ли доедет до дома живым. Им не нужно было до дома, только из ворот больницы. А там ожидал Хирага Генгай – со своим оборудованием. Получив Сого, он прогнал всех и через сорок минут уехал. Увидеть Сого он разрешил только спустя три недели.
Теперь Сого жил в квартире, которую Хиджиката купил подальше от центра города. Деньги на эту квартиру пришлось взять в долг у банка, потому что все сбережения Хиджикаты и Кондо-сана ушли на аппараты жизнеобеспечения для Сого. Там даже вечно нищий Гинтоки что-то предлагал. За одежду, мебель, бытовую технику и всё прочее заплатил Кондо-сан – тоже кредитом из банка.
– Ты не должен выходить отсюда, пока я не сделаю для тебя новые документы, – сказал Хиджиката.
– Ясно, – ответил Сого.
– Теперь ты – другой человек. У тебя будет новое имя, и ты не должен ни при ком никогда упоминать о том, что случилось.
– Хорошо.
Тогда, во дворе больницы, Гинтоки сказал, что Сого может возненавидеть Хиджикату сильнее. Сого не мог. Он помнил о своей неприязни, обо всём, что между ними было, но для него это не имело никакого значения, так же, как Хиджикате плевать, какого цвета чайник, в котором закипает вода для его чая. Никаких чувств, никаких побуждений. Сого просто был. Для Хиджикаты и Кондо-сана – не для себя. У Сого не было себя.
– Как он там? – спросил Кондо-сан, когда Хиджиката вернулся в штаб.
– Нормально.
– Почему ты не остался?
– Не знаю.
Это вырвалось первым и было правдой: Хиджиката не знал. Он не знал, что делать: как себя вести, что говорить. Как вообще жить с этим. Кондо-сан говорил о Сого так, будто тот был прежним собой и не умер. Почти не умер. По сути, Сого стал донором – для самого себя. Но донором головного мозга стать нельзя. Медицина пока не способна на такое чудо. В отличие от Хираги Генгая.
– Ты привыкнешь, Тоши, – сказал Кондо-сан.
Способности человека просто безграничны. Он цепляется за любую возможность, чтобы выжить. Кондо-сан зацепился за мозг Сого – за жизнь его мозга. И готов был мириться с чем угодно, только бы хоть какая-то часть Сого жила – не где-нибудь там, в памяти или в сердце, а здесь, среди людей, рядом с ним, воплощённая пусть даже в камень. Это противоречило религии – и было так свойственно человеку.
***
Хиджиката навещал Сого каждый день, забегал хоть на несколько минут. Тот смотрел телевизор, играл в дартс, читал газету, дремал – делал всё, что делает человек. Хиджиката стучал в дверь, слышал шаги и пытался понять, похожи ли они на шаги Сого. Каждый раз перед тем, как дверь открывалась, Хиджиката мимолётно, совсем чуть-чуть, надеялся, что увидит прежнего Сого. Но, конечно, его встречал другой. Не-человек.
– Здравствуйте, Хиджиката-сан, – изо дня в день одно и то же приветствие, как по уставу. Почему он не импровизировал, если мозг был человеческий, его, Сого?
Хиджиката отдал ему новые документы на имя Гото Араты и сказал, что теперь их нужно предъявлять в случае чего.
– Я знаю, – ответил Сого.
Конечно, он знал: он не был умственно отсталым или новорожденным.
Они мало общались. Их разговоры были о чём-то сугубо бытовом, например, всё ли в порядке, нужно ли что. Сого отвечал «в порядке» и «нет» или просил купить каких-то журналов, в основном игровых.
У него появились потребности и желания, он не лежал бревном на диване, но в общении с Хиджикатой он вообще никем не был. А Хиджиката не старался его расшевелить. Просто навещал кого-то, за кого был в ответе. Гинтоки тогда сказал: «Один мой знакомый может поставить на ноги вашего мальчика». Генгай поставил на ноги не Сого. Генгай никого не поставил на ноги, он создал совершенно новое существо. Сого не стал роботом и перестал быть человеком, Сого больше не было. Он умер тем утром. И пусть его гроб был пустой, как теперь навсегда была пустой урна для праха, они похоронили Сого, монах отпел его душу. Хиджиката понял это спустя полтора месяца. Перешёл к следующей стадии принятия смерти – к осознанию. На этой стадии начинался ад.
Хиджиката вспомнил всё в подробностях с самого начала, с того момента, когда Кондо-сан позвонил ему и сказал, что Сого попал в аварию. Больше он не сказал ни слова, но по голосу было ясно: авария не пустяковая. Хиджиката вспомнил, как ехал в больницу, глазел на дорогу, будто вот-вот мог увидеть место аварии и – Сого. Потом – часы ожидания. Неизвестности и полного ступора только с одной мыслью: «Нет». Вспомнил напряжённую спину Кондо-сана, прямую и деревянную. Его сухие глаза и парализованный взгляд. Как хотелось курить. Как рвались нервы, когда где-то хлопала дверь. Как прислушивался к шагам и испытывал облегчение и злость, когда они проносились мимо. Автомат с шоколадными батончиками, чипсами и лимонадом. Кожаный белый диван. Зелёную стрелку на стене, которая указывала направление выхода. Пыль на своих ботинках. Как наконец позволили увидеть Сого, а перед этим – «не выживет».
Кондо-сан плакал, как мальчишка.
Гинтоки подсел на скамейку.
Зелёный фургон во дворе. Сого на массивной кровати. Трубки, аппараты и снова – ступор. Изо дня в день.
Они сделали это с Сого. Его тело стало сырьём для того, к кому теперь приходил Хиджиката. Все его кости, поломанные и уцелевшие, волосы, ногти, зубы и глаза, кожу, мышцы, кровь – всё это Генгай использовал для изготовления Гото Араты. Ну и что, что Арата на десять процентов состоял из Сого, Арата не был на него похож и, конечно, не был им. Какого хрена Кондо-сан так цеплялся за него? Привозил ему игры, засиживался допоздна и возвращался счастливым. Кондо-сан ещё не вышел из ступора или действительно принял это? Невозможно. Скорее – сошёл с ума. И поэтому выбрал ему это имя.
Так его Хиджиката теперь и называл – Арата-кун.
Он заметил. Спросил:
– Почему вы перестали называть меня «Сого»? Это же моё настоящее имя, а Гото Арата – только для прикрытия.
Вопрос без интереса. Ему не стало обидно, его это не разозлило, он просто увидел изменения и спросил. Сработал человеческий рефлекс. Но механическая сущность не в состоянии испытывать человеческие эмоции. И, наверное, потому, что это был мозг Сого, Арата не стал их даже имитировать.
– Это – твоё имя, – ответил Хиджиката. – Настоящее.
– Но раньше вы называли меня «Сого».
– По привычке.
– Вы презираете меня.
Сого не сказал бы так.
– Я нормально к тебе отношусь.
– Я помню, что было между нами до аварии, но пока не знаю, что с этим делать. Я не люблю вас.
Так бы Сого тоже не сказал. Нихера. Какой характер, повадки, привычки – нихера не осталось. Это был их первый разговор, который касался не быта, и вот – такие дела.
– Вы из-за меня плачете?
– Что? Нет, я не плачу.
Он плакал. Блядь, даже не заметил. Он вытер глаза рукавом и опустил голову. Достал из кармана сигареты, лишь бы что-то сделать.
– Вы ошибаетесь, Хиджиката-сан, – сказал Арата. Чёрт, голос всё-таки точь-в-точь. – Вы считаете, что я полностью машина и не похож на себя. – Вот о чём они треплются с Кондо-саном. – И поэтому избегаете общения со мной. Но вы же знаете, как устроен мозг: какой-то отдел отвечает за какую-то эмоцию. И я могу испытывать все эмоции, которые испытывал раньше.
Какого хрена он говорил о себе, как о Сого. Он, блядь, не Сого.
– Можешь испытывать, – сказал Хиджиката, – а можешь и не испытывать.
– Я тоже не понимаю, как это работает. Если бы и мозг у меня был механическим, возможно, я смог бы это объяснить.
Хиджиката присел на край дивана и закурил, взглянул на Арату. Тот раскачивался на стуле. Что-то в ногах было похоже на Сого; немного в том, как болтались волосы, если не смотреть на лицо.
Это чудовищная ошибка. Они все сошли с ума – все, кто принимал в этом участие. Они должны были оставить Сого в покое, отпустить его по-человечески. «Правда, я не знаю, будет ли это гуманней…». Блядь.
– Генгай-сан говорит, – сказал Арата, – что всё проходит нормально, мозг приживается, и скоро сбои с эмоциями прекратятся. Я стану полноценным…
– Ты не человек и не станешь им, – резко сказал Хиджиката.
– Я хотел сказать: полноценным организмом.
Насрать. Хиджиката отвернулся.
Чокнутый старик сделал себе сыночка и теперь нянчился с ним несколько раз в неделю, называя эти встречи приёмами. Доктор Франкенштейн, блядь. Если бы кто-то узнал, что он способен на такое, его либо грохнули бы, либо засадили за решётку, а потом казнили, либо вознесли бы на пьедестал Бога. Но никакая слава ему была не нужна, он сделал то, чего не смог сделать с родным сыном – сохранил личность умершего – и, кажется, был счастлив. Он готовился к этому долгие годы, сидел в своей занюханной каморке и ставил опыты на животных, изобретал, ждал, пока появится возможность. И этой возможностью стал Сого. Первая практика с человеком – и сразу удачный результат.
Скоро сбои с эмоциями прекратятся – и что будет? Действительно ли он смог сохранить личность Сого? Пока это было сомнительно.
***
Сого сидел в углу комнаты и рассматривал что-то в своих руках. Хиджиката шагнул от двери, и тот поднял голову.
– Сого.
– Хиджиката-сан, ужасно выглядите. Вы совсем перестали бриться, постарели, мерзость какая.
Хиджиката тронул своё лицо – всего лишь двухдневная щетина. Он подошёл к Сого и сел напротив, увидел, что тот рассматривает грецкий орех в скорлупе, расколотый пополам.
– Что это? – спросил Хиджиката.
Сого быстро глянул на него, закатил глаза.
– Вы не знаете, как это называется? Ну вы даёте. Или уже склероз подкосил?
Хиджиката взял и обнял его. Проснулся с мокрым лицом, тяжело дыша.
– Сого, – сказал он шёпотом. – Чёрт.
Перевернулся на другой бок, но сна уже не было. Лёгкие болели, будто он долго кашлял.
***
Он попал под грёбаный дождь. Решил сегодня пройтись пешком, блядь. А когда с неба ливануло, не захотел торчать под крышей какой-нибудь остановки или киоска. К подъезду подошёл насквозь мокрый, но отчего-то не злился из-за этого. Самому стало удивительно, обычно такие ситуации бесили его, особенно если он шёл не домой, где можно быстро стащить с себя всю одежду и вытереться полотенцем. Он вызвал лифт. Подъездная дверь хлопнула, послышались лёгкие шаги на лестнице, и из-за угла вышел Арата.
– Здравствуйте, Хиджиката-сан.
– Тебе разве можно шляться под дождём?
Хиджиката хмуро оглядел его: сухой, с зонтом.
– Я был у Генгай-сана. Вы уже вызвали лифт?
– Вызвал.
Сейчас, не в квартире, голос казался другим. Как будто встретил обычного знакомого. Настроение упало в жопу. Не хотелось подниматься, заходить к нему. Зачем?
– Вы промокли.
– Я в курсе.
Где этот чёртов лифт? Хиджиката глянул вверх, хлопнул по кнопке вызова, что-то там урчало внутри, но нихрена не ехало сюда.
– Хотите чаю?
Иди в жопу. Ты бесишь меня. Ты, блядь, так меня бесишь. Не разговаривай со мной. Отъебись.
– Нет.
Наконец двери открылись. Из кабины вышел мужик с овчаркой, та кинулась к Арате, начала его обнюхивать.
– Фу! Фу! – гаркнул мужик, натягивая поводок. Псина ощерилась, засучила лапами.
Арата стоял столбом. Хиджиката поднял взгляд на его лицо и увидел, как дёргается его верхняя губа. Арата оскалился на собаку в ответ и секунду был похож на Сого один в один.
Арата всё-таки сделал Хиджикате чай. Сам он не питался человеческой едой, но какие-то запасы всегда были. Хиджиката курил за кухонным столом, накинув на плечи плед с дивана; вся его одежда сохла на батарее.
Что это было, у лифта? Как будто Сого проявился. Хиджикате не показалось, точно не показалось. Чёрт. Теперь он будет цепляться за это? За одну секунду, за вздёрнутую губу? Он покосился на Арату, который возил тряпкой по полу там, где были мокрые следы. Нихрена подобного.
Похлебав чаю, Хиджиката засобирался, одежда успела подсохнуть.
– Зачем вы сегодня пришли? – спросил Арата. Он всё это время сидел в комнате и пялился в телек.
– Не знаю, – ответил Хиджиката. – Пришёл и пришёл.
– Можете не приходить.
Разрешил, блядь.
– Обо мне не нужно заботиться, мне не скучно. Кондо-сан часто приходит, и данна за…
– Что? – Хиджиката уставился на него. – Ёрозуя?
– Кагу… Китайка и Очкарик тоже.
Да что с ними со всеми?!
– Вы единственный, кто приходит сюда, как на казнь. У вас страшное лицо. Думаю, я никогда не смогу полюбить вас заново.
Хиджиката отрывисто усмехнулся.
– Иди ты на хер, урод.
***
– Ты перестал видеться с Сого, – сказал Кондо-сан дня через три.
– Перестал.
– Что случилось?
Хиджиката не выдержал, заебало.
– Сого умер, – сказал он.
Кондо-сан весь обомлел.
– Сого умер два месяца назад, Кондо-сан.
– Тоши. Сого не умер.
– Этот, кто он там, – не Сого.
Кондо-сан мотнул головой. Столько осуждения Хиджиката никогда от него не получал.
– Ты неправ.
И всё. Разошлись.
В пятницу вечером нарисовался Гинтоки. Бывало, конечно, что выбор мест, где выпить или пожрать, у них совпадал, но в этот раз Хиджиката чувствовал, что Гинтоки здесь нарочно.
– Бутылку сакэ и чего-нибудь острого, – сказал он хозяину, устроив жопу на соседнем стуле. Глянул на Хиджикату. – Йо. И ты решил выпить после тяжёлой недели?
– У тебя-то она с хрена тяжёлая была?
– Я иногда работаю.
– Ага.
– Как жизнь?
– Отвали.
Гинтоки поковырял ногтем столешницу, вздохнул, будто шахту вырыл.
– До меня тут дошли слухи…
– Иди в жопу.
– Ты идиот.
– А ты кучерявый.
– Значит, ты признаёшь, что идиот?
– Иди в жопу.
Хозяин принёс выпивку и закуску – жареные анчоусы в кунжуте. Хиджиката стянул одного за хвост и съел.
– Это бы к пиву, – сказал он.
– Эй! – Гинтоки схватил тарелку. – Тебе кто разрешал? Сиди вон дальше напивайся без закуски.
Хиджиката закурил, Гинтоки поставил тарелку обратно.
– Да ладно, бери. Я тут слегка подзаработал, можно и гульнуть.
– Видно, ты очень слегка подзаработал, раз так гуляешь.
– Ты кстати об этом заговорил, – сказал Гинтоки. – Окита-кун хочет работать в Ёрозуе.
– А-а? – Хиджиката поперхнулся дымом. Откашлялся и уставился на Гинтоки. Тот водил чаркой с сакэ перед своим носом. – Работать? В Ёрозуе?
– Пару дней назад сказал об этом. – Гинтоки скосил на него глаза. – Ты против?
– А я тут при чём?
Хиджиката отвернулся, выпил залпом сакэ. Работать, значит, захотел?
– В Шинсенгуми-то он не может вернуться. И старик говорит, что уже можно. Я, конечно, буду присматривать за ним первое время.
– Зачем тебе лишний рот, когда ты своих прокормить не можешь?
– Ему не так-то часто надо питаться. Ты, кстати, знал, что он пьёт масло с вкусовыми добавками? Мята, карамель, петрушка. Потому что за вкусовые рецепторы отвечает мозг. Он вообще за всё отвечает, ты знал? Есть такое заболевание, не помню, как называется, короче, когда человек не чувствует боли. Представляешь, ему палец отхерачишь, а он и не заметит. Так это из-за каких-то отклонений в мозгу.
– И что?
Гинтоки выпил, сожрал сразу три анчоуса.
– Я уже сказал, Хиджиката-кун, ты – идиот. Твой Сого живёт в той квартире, а ты отшвыриваешь его от себя только потому, что он лицом не вышел.
– Он – грёбаный робот. И нихрена он не Сого. А вы все ебанулись.
– Ебанулся только ты. Вот скажи, ты много с ним разговаривал? Не о том, что у него в ванной подтекают трубы.
– У него подтекают трубы?
– Раньше подтекали, теперь уже нет. Видишь, ты даже об этом не знал. Что тебе вообще надо, я не пойму. Если ты такой шизанутый на внешности…
– Да при чём тут внешность, дебил? – Хиджиката дёрнулся в его сторону. – Срал я на внешность. Хоть бы он бабой был, хоть копией Сого, он всё равно не был бы Сого! Хрен знает, о чём вы там с ним говорите, но я слышал его – кроме голоса, ничего общего.
– Да потому что он пока не полностью пробудился! – Гинтоки тоже дёрнулся вперёд, и они столкнулись лбами. Как в старые добрые времена, блядь. – Ты же слышал, что говорил старик. Нужно время для адаптации. Или ты думал, что вживить человеческий мозг в механическое тело – просто, как плюнуть? Что сразу всё так заработает, и вы побежите трахаться?
Хиджиката схватил его за шею и дал в морду. У Гинтоки только слегка качнулась голова. Он утёр нос рукавом, по голубой кайме размазалась кровь.
– Обойдёшься, – сказал Гинтоки. – Я не стану с тобой драться. Пусть твоё говно остаётся здесь. – Он ткнул Хиджикату кулаком в грудь и развернулся к стойке. Налил сакэ в чарку, поболтал ей немного и выпил. Хиджиката посмотрел вниз, на пальцы своих ног. Херню он какую-то нёс, кучерявый ублюдок. Если Арата стеснялся Хиджикаты, это только подтверждало, что он нихрена не Сого. Будь он Сого, в первый же день начал бы выпендриваться, безо всякой там адаптации. Раз мозг отвечал за всё. Потому что в противном случае Арата вообще не должен двигаться и говорить. Мозг жив, а всё остальное – грёбаные фантазии. Они правда ебанулись, все – как сговорились.
– Я пошёл, – сказал Хиджиката. Вылил в чарку остатки сакэ, выпил, забрал со стойки сигареты и встал.
– Ты сегодня долго не сможешь заснуть, подумай обо всём об этом, может, наконец дойдёт.
– Иди ты.
Хиджиката поймал такси и, когда таксист уже задолбал с вопросом «Вам куда?», назвал адрес, где жил Арата. Он хотел проверить. Хотел и сомневался. Но всё-таки был тот момент у лифта.
Арата открыл дверь, поздоровался, как обычно.
– Не разбудил? – спросил Хиджиката.
– Нет.
И они, блядь, застыли друг перед другом. Почему он не приглашал войти? Не отошёл хотя бы в сторону, всегда же так делал?
– Может, впустишь меня? – спросил Хиджиката.
– Что вам нужно?
Вот зараза. Хиджиката стоял тут, в вонючем подъезде, опирался плечом о стену, хотел уже курить, сесть куда-нибудь, а этот хер вопросы задавал и держался за свою ебучую дверь, как будто Хиджиката не мог вынести её к чертям одним пинком.
– Я, блядь, – сказал Хиджиката, – пришёл к тебе в гости. На чашечку чая, поболтать, что там ещё?
– Что там ещё?
Хиджиката толкнул дверь, но она не сдвинулась с места.
– А глазами, случайно, ты стрелять не умеешь? – спросил он.
– Смотря что вы имеете ввиду.
Хиджиката снова толкнул, навалившись уже всем телом. Теперь дверь отползла немного в сторону, но недостаточно, чтобы протиснуться.
– Я вызову полицию, – сказал Арата.
– Сого, блядь…
Хиджиката прекратил толкать дверь и глянул на него. Арата смотрел свысока, будто на дерьмо.
– Сого умер, – сказал он.
– Заткнись.
– Уходите.
– Нет. – Хиджиката двинул ладонью по двери, и та поддалась, как по маслу. Он пошатнулся, выставил локоть и опёрся о стену. Раз, два – снял ботинки. В коридоре зажёгся свет. Арата ушёл в комнату. Босые ноги, шорты до колен. Сого надевал такие на пляж. Хиджиката сходил в туалет, потом в ванную, попялился там и там в стену. Из комнаты доносилось бормотание телека, какая-то вечерняя передача, что-то знакомое и тупое. Хиджиката прошёл на кухню, не включая свет. Снял с плиты чайник и болтнул им, на чашку чая хватало. Включил конфорку, достал с полки упаковку чая, чашку. Они бы с Сого никогда не жили в отдельной квартире. Не готовили бы сами, не убирались, не стирали – не было времени. Они только оставались на ночь друг у друга в комнатах. Такого уединения всегда хватало, им неплохо было даже в машине. Иногда они трахались прямо в ванной. Сого нравилось смотреть в зеркало: на Хиджикату, на себя, на них обоих. Он болтал всякую хрень, отвлекал, хихикал, а Хиджиката старался поскорее кончить, чтобы их не застукали. Идиоты.
Он снял чайник с плиты и плеснул воды в чашку. Размешал сахар, выключил конфорку и пошёл в комнату. В коридоре увидел, что на поверхности плавает пенка, значит, вода не закипела. Да и похер. Арата лежал на футоне, который был расстелен на полу перед диваном, и смотрел телек. Вот где он спал. Хиджиката сел на диван, хлебнул чаю. Сладкая хрень какая-то. По телеку шла «Музыка перед сном», тоже хрень. Хиджиката зевнул, так, что заслезились глаза. Со спины Арата было не отличить от Сого. Поза, цвет кожи, волосы. Старикан всё-таки постарался. Кондо-сан дал ему несколько фотографий, снятых на пляже, где Сого был в одних плавках.
– Если хотите остаться, – сказал Арата, – постельное бельё в шкафу.
Хиджиката быстро закрыл глаза и прислонился затылком к спинке дивана.
– Ладно, – ответил он. Помолчал и спросил: – Заведёшь будильник на шесть?
– Заводите сами.
Хиджиката поднёс чашку ко рту, подул и сделал глоток. Сладкая хрень.
Он проснулся от оргазма. Сунул руку под одеяло, но трусы были сухие, только член стоял. Вот чёрт, как некстати, он же остался ночевать у Араты. Что ему снилось, он не помнил, но вспомнил, как они с Сого тёрлись друг о друга членами, как Сого был в нём, как он был в Сого. Хиджиката взялся за член и начал дрочить. Похер. Пусть этот урод увидит, сам, наверное, ни разу не дрочил. Да, блядь, Сого. Хиджиката кончил, тряхнув бёдрами. Сжал пульсирующий член и мазнул костяшками по мокрому пятну. Покосился вниз, на пол. Арата лежал с закрытыми глазами, но хрен знает, спал ли он. Как там вообще со сном у роботов? Мозгу надо отдыхать, а сколько времени для этого хватает? Да насрать. Видел, не видел, его проблемы. Хиджиката отвернулся и закрыл глаза. Просто ни о чём не думать. После оргазма это легко.
На завтрак Арата заварил чай и положил в тарелку какой-то чахлый кекс. Сел за стол напротив и уставился на Хиджикату.
– Приятного аппетита.
Это в духе Сого. Но у Хиджикаты не было настроения, чтобы подыгрывать. Он отодвинул от себя тарелку, глянул в чашку и закурил.
– Кондо-сан сказал, что вы взяли под своё командование мой отряд. Почему не назначили кого-то капитаном?
– Потому.
– Не уработаетесь?
– Не уработаюсь.
Арата помахал рукой, разгоняя дым. Хиджикату слегка знобило с похмелья.
– Я видел, что вы делали ночью.
Хиджиката сжал губами фильтр.
– Вы всегда так быстро кончаете. Но помните, как мы дрочили друг перед другом? Тогда вы долго не могли кончить.
Хиджиката затянулся, выдохнул через нос. Арата подпёр подбородок ладонью.
– Вы хотели, чтобы я поцеловал вас. А я хотел вас подразнить. Засунул палец себе в рот. У вас было такое лицо. Как будто вы хотели стать моим пальцем. Вы всё никак не могли кончить. Наверное, вы немного стеснялись.
– Так, всё. – Хиджиката кинул сигарету в чашку. Уголёк тут же потух, бумага потемнела.
– Почему бы вам не закрыть глаза, как вчера вечером? Или, хотите, я буду носить на голове пакет?
Имитировал он или адаптация закончилась – это был перебор. Вылитый Сого. Блядь. Какой-то ёбаный сюрреализм.
Хиджиката выскочил из-за стола и пошёл в прихожую. Покрутился там, пнул свои ботинки, вернулся на кухню. Арата так же сидел за столом.
– Сого, это ты? – спросил Хиджиката.
Арата глянул на него исподлобья.
– Это я.
Хиджиката подошёл, вздёрнул его за плечи и обнял.
– Какой же вы тупой, Хиджиката-ублюдок.
– Тупой.
Он погладил Сого по спине. На ощупь не отличить: такая же крепкая и тёплая. Хиджиката провёл пальцами над воротом футболки.
– Что вы делаете? Ощупываете меня? Ну и как?
– Похоже. Ты что-нибудь чувствуешь?
– Чтобы чувствовать, нужно тренироваться.
– И?
– Да, я чувствую – как вяло у вас штанах, хотя вы обнимаете меня и гладите.
– Бля, Сого…
– Хотите сказать, вы расстроены, на эмоциях и так далее? Видимо, вы просто чудовищно расстроены.
– Подожди, мне нужно время.
– Чтобы прекратить думать о моих внутренностях? Вы, наверное, представляете всякие шестерёнки и молоточки, как они там вращаются, тук-тук, тик-так. Да? У меня совсем нет пульса. Когда вы подольше пообнимаете меня, почувствуете разницу. Вы можете приложить ухо к моей спине и не услышите сердцебиения, как раньше.
– Ну и что?
– Ой, только не говорите, что вам всё равно, что вы легко привыкнете и бла-бла-бла. Вы полтора месяца ебали мне мозг. Понимаете, буквально – ебали, он мог из-за вас не прижиться.
– Что? Как это?
– Потому что было отторжение. Не у механического тела, не у мозга – у вас. Не считая всей этой хрени с моей новой кожей, мозг – единственное, что осталось от меня в этом мире. Понимаете, когда я говорю «этот мир», я имею в виду не планету. Вы хоть раз видели мозг? Вообще представляете, как он выглядит? Не очень-то большой, если сравнивать со всем телом. И вот эта хреновинка должна была прижиться в этом мире. Кондо-сан, Генгай-сан, данна, Очкарик, даже Китайка – все они помогали мне приспособиться, выжить. Но только не вы. Почему-то именно не вы.
– Бля…
– Да, как-то так. И сейчас, когда уже всё в порядке, когда я такой, каким вы ожидали увидеть меня с самого начала, – только сейчас вы признаёте меня. Но по-прежнему отворачиваетесь и не смотрите мне в лицо. Неужели от стыда, или оно вам так же противно?
Хиджиката отворачивался, потому что это был пиздец.
– Вы сейчас уйдёте и где-то неделю будете жрать себя. И правильно. Сэппуку, конечно, вы вряд ли сделаете, не стоит и надеяться.
– Нет. Я не уйду.
– Хотите, чтобы я вас жрал? Ну знаете, это удовольствие я уступлю вам.
Хиджиката сел за стол и закурил. Да, уйти сейчас хотелось больше всего. Сэппуку тоже казалось неплохой идеей. Но настоящий выход был только здесь.
– Можно я посмотрю, как вы мучаетесь? – спросил Сого.
– Перестань. Ты не должен этого делать.
– Нет, я хочу, совсем немножко. Всё остальное вы сделаете сами, и я не стану вам помогать, я же уже сказал.
Хиджиката достал из кармана телефон, нажал на быстрый вызов.
– Кондо-сан, здравствуйте, – сказал он. – Я у Сого.
– Хорошо, Тоши, – ответил Кондо-сан. – Я справлюсь без тебя, сколько потребуется.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Кондо-сан отключился, и Хиджиката убрал телефон. Взглянул на Сого. Тот с интересом смотрел на размокшую сигарету в чайной чашке.
Днём Сого нужно было ехать к Генгаю. Хиджиката сказал, что поедет с ним.
– Это необязательно, – ответил Сого. – Кондо-сан и данна не так часто сопровождают меня.
– Обязательно, – сказал Хиджиката.
– Вы так резко стали на путь истинный, смотрите, не поломайте себе ничего.
Потом Сого открыл холодильник, и Хиджиката наконец увидел, чем он питается. Сверху донизу плотными рядами стояли стеклянные герметичные баночки с маслом. На этикетках были изображены фрукты, овощи и разные сладости.
– Представляете, стал вегетарианцем, – сказал Сого. – Со вкусом мяса и рыбы пить невозможно, такая мерзость.
Он достал баночку с малиновым вкусом, вскрыл её и глотнул.
– М-м-м, вкуснятинка. – Сунул Хиджикате под нос. – Хотите попробовать?
Хиджиката понюхал, пахло настоящей малиной и слегка – машинным маслом. Он взял баночку из руки Сого и отхлебнул. Сильно жирно, пресно, но, когда глотаешь, на языке ощущается яркий малиновый привкус.
– Вас вырвет.
Хиджиката сглотнул слюну. Не вырвет. Сого смотрел на него с иронией, большими глотками осушая баночку. Потом облизал блестящие губы, повозил пальцем по стенкам и слизнул с него остатки масла.
– Раз вы не спрашиваете, я сам расскажу. Это масло делает один знакомый Генгай-сана. Оно стоит дороже обычного машинного масла, но вы же знаете, как я люблю вкусно поесть. Поэтому Кондо-сан даёт Генгай-сану деньги именно на это масло. Я уже договорился с данной и со дня на день начну работать в Ёрозуе, сегодня на приёме Генгай-сан точно скажет, когда уже будет можно. Это, конечно, не самая престижная и высокооплачиваемая работа, так что долги отдавать буду очень постепенно. Но устроиться на другую работу нельзя. Меня не должны разоблачить, такой был уговор.
Сого рассказывал это почти что механическим голосом. И Хиджиката узнавал его – то, как он маскировал чувства: чем острее, тем равнодушней. Хиджиката начинал видеть все оттенки пиздеца, и Сого помогал ему, хотя пообещал, что не будет.
– Это покрытие, – сказал Сого и погладил себя по руке, – моя новая кожа, которая сделана из моих останков, – защищает мои внутренности. Какой-то хитрый состав, Генгай-сан сам изобрёл этот волшебный материал. Поэтому я могу спокойно гулять под дождём и даже купаться. Этим материалом покрыты полости рта и носа, глаза, анальное отверстие, так что, как видите, вода мне нестрашна. Этот материал очень прочный и эластичный, его сложно повредить. Но мне всё равно нужно быть осторожным, потому что он не может регенерировать, как человеческая кожа и плоть. Я никогда не постарею, – сказал Сого весело. – Вы вот совсем скоро станете стариканом, а мне всегда будет восемнадцать. Но когда-нибудь я тоже умру, мозг не бессмертен всё-таки. Зато я не могу заболеть – вообще ничем, даже раком мозга. Вы можете себе представить это противоречие, взрыв мозга, правда? А, я умею пи́сать. Мои внутренности работают так же, как человеческие, только ничуть не похожи на них. В неделю я выпиваю баночку масла – и один раз хожу в туалет. Получается, правда, очень мало, потому что выходят только излишки. Но, скажете вы, можно же писать в баночку и пить по новой. Нет, нельзя. Это масло уже непригодно для пищи, оно же прошло через все мои внутренности, всё там смазало, соприкоснулось со всеми моими шестерёнками, понимаете? Генгай-сан говорит, что ничего страшного не случится, если я пропущу одну неделю и поголодаю, но лучше не нарушать расписание, чтобы все механизмы работали слаженно. Теперь я слежу за своим питанием и не ем что попало. Смотрите, каким хорошим мальчиком я стал. Ещё вас, наверное, интересует сон: сколько мне нужно спать, нужно ли вообще. Конечно, нужно: мозг устаёт, и ему требуется хороший отдых. Четырёх часов в сутки достаточно, но вы же знаете, как я люблю поспать, – Сого подмигнул. – Вы ведь всё это не впервые слышите, правда? Генгай-сан подробно и несколько раз рассказывал, как меня правильно эксплуатировать.
– Да, я помню, – ответил Хиджиката.
– Но смутно. Не отнекивайтесь, Хиджиката-сан, мы же помирились и пообещали больше друг другу не врать, помните? Я вас не виню, не подумайте, я же понимаю. Прострация такое состояние – коварное очень: и хочешь, а не получается сосредоточиться. А вы очень скоро перестали хотеть. Увидели, что я получился бракованным, и перестали. – Сого повернул голову к окну и отстранённо закончил: – Даже не знаю, из какого там чувства долга вы приходили сюда.
По дороге в Кабуки-чо Сого продолжил рассказывать об особенностях своего нового тела. Они ехали в такси, Сого придвинулся поближе к Хиджикате и говорил почти шёпотом:
– А теперь самое интересное, вам уже, наверное, не терпится поскорее узнать. Утром я сказал, что нужно тренироваться, чтобы получалось чувствовать прикосновения, холод и жар, боль. Вы не можете себе представить, насколько это трудно, во мне же нет ни единого нерва. У вас сейчас снова случится взрыв мозга, у меня их было много, этих взрывов. В это невозможно поверить, но я могу чувствовать, теперь уже почти как настоящий человек. Мой мозг и моё тело стали единым организмом. Попробую объяснить так, чтобы вы поняли. Допустим, я схвачусь рукой за раскалённую сковороду. Я не почувствую абсолютно ничего. Но я же знаю, что это больно. Поэтому я, грубо говоря, прикажу своей руке испытать боль. Без человеческого мозга это невозможно было бы сделать, я имею в виду, если бы я был полностью роботом. Звучит просто, правда? Но чтобы чувствовать боль вовремя и вообще её чувствовать, мне приходилось вкалывать до седьмого пота. А вы, наверное, думали: сидит целыми днями на диване, смотрит телек да журналы листает. В общем, все эти ощущения в конце концов удались мне. Но осталось то, чего я не мог испытать. – Сого глянул на Хиджикату и сказал беззвучно: – Секс. Я не умел возбуждаться. Понимаете, я так устроен, что не могу кончить. У меня никогда не будет детей, представляете? Но чувствовать возбуждение и даже оргазм – это можно. Правда, одному тут не справиться, это вам не раскалённую сковородку хватать. Что вы так напряглись? Не волнуйтесь, я тренировался не с кем попало. Мне согласился помочь данна. Раньше я и не догадывался, как он хорош в этом деле. Да расслабьтесь, не сломайте челюсть, данна чисто по-дружески выручил меня. Вас же тогда не было рядом, если вы не забыли. Может, остановим такси, и вы сбегаете куда-нибудь проорётесь хоть? У вас нездоровый цвет лица, очень вредно держать такое в себе. Ну да ладно, на чём я там остановился? А, вот. Сначала мы поцеловались. Вы знали, что от данны всегда пахнет сладким? Может, он пользуется специальным парфюмом, как думаете?
Хиджиката прикрыл на секунду глаза, открыл. Сжал пальцы на рукояти катаны, расслабил. Медленно сказал:
– Сого, хватит.
– Как хватит? – спросил он, округлив глаза. – Уже?
– Я не хочу это слушать.
Сого склонил слегка голову и плавно улыбнулся. Его лицо, его настоящее лицо, снова на секунду проявилось.
– Нет, послушайте. Я только начал, дальше ещё интересней.
– Не надо.
– Да почему же? Ваше чистилище не будет таким прекрасным без рассказа о том, как я трахался с данной. А вообще, вы не находите оскорбительным то, что сильнее ревнуете моё тело, а не всё остальное? Когда я сказал, что данна помогал мне адаптироваться, ваше лицо не сияло всеми цветами радуги, как сейчас.
– Блядь, это другое.
– Неужели?
Сого отодвинулся от него и остаток пути смотрел в окно.
Генгай выбежал на улицу, когда такси остановилось у его каморки. Хиджиката расплатился и вышел следом за Сого.
– О, Тошидзо-сан! – сказал Генгай, раскрыв руки, будто собрался его обнять.
– Тоширо. Здравствуйте.
– Давненько ты не заглядывал. Работаешь всё, работаешь. – Он повернулся к Сого и заулыбался. – Со-кун, дай-ка я на тебя посмотрю. У тебя хорошее настроение.
– Да, отличное, – ответил Сого.
– Как мальчик похорошел, а? – Генгай радостно хлопнул Хиджикату по руке, потому что до плеча не доставал. – Всего два месяца, а он вон какой уже. Очень способный, трудолюбивый, послушный – просто золото. Ну ты-то лучше меня знаешь.
Когда они зашли внутрь, Генгай предложил чаю. Хиджиката хотел отказаться, но Сого зыркнул на него, и он согласился.
– Раздевайся пока, Со-кун, – сказал Генгай Сого.
– Зачем? – спросил Хиджиката.
Генгай похлопал глазами, ответил:
– Так я же три раза в неделю осматриваю его полностью, проверяю, нет ли каких мелких повреждений или ещё чего. Затем проверяю зрение и слух. Делаю рентген всего тела и головного мозга.
– Вредно же делать рентген так часто, – сказал Хиджиката.
Генгай снова поморгал и расхохотался, а Сого закатил глаза.
– Вредно, слышь, Со-кун?
Хиджикате стало жарко: в чистилище подкинули новых дров.
Он сел на какой-то тщедушный стульчик и посмотрел на Сого. Тот уже разделся. Заметив взгляд Хиджикаты, быстро исполнил несколько движений из танца робота, потом застыл с опустошёнными глазами, словно выключился. Хиджиката только второй раз видел нового Сого голым, но тогда не рассматривал его, а сейчас с трудом отводил взгляд, чтобы не казалось, будто он пялится. Так, короткими порциями, Хиджиката внимательно осмотрел его с головы до ног. Видно было, что Генгай старался скопировать линии тела Сого, сверяясь с фотографиями. Где-то у него это получилось идеально, где-то – более-менее, но в целом сходство, конечно, было очевидным. Хиджиката заметил, что и в чертах лица оно есть, а Генгай даже не художник. С его навыками сделать аккуратное нестрашное лицо – наверное, высшее мастерство.
Член Сого стоял, прижатый к животу. Он всегда находился в возбуждённом состоянии, точнее, это состояние было вообще единственным. По форме он мало напоминал член Сого и по размеру выглядел чуть больше. Фотографий с членом Сого ни у кого не было, Хиджиката нарисовал, как смог, и вот что вышло.
– Любуетесь? – спросил Сого, и Хиджиката слегка дёрнулся. Пока рассматривал его, ушёл в раздумья глубже, чем казалось. – Можно сказать, это ваш совместный с Генгай-саном проект. Но я не пойму, это вы так бездарно рисуете или не помните, как выглядит мой член?
– Ну что! – К Сого подошёл Генгай, и Хиджиката прикусил язык. – Пока чай настаивается, я осмотрю твою голову.
Сого сел на низкий металлический стол, наклонил голову вперёд. Волосы закрыли глаза, Хиджиката пригляделся к его профилю и нашёл ещё пару схожих черт: в скулах, переносице. Но потом отвернулся. Это идиотизм – искать сходства, он должен привыкать к тому, что видит, а не к своим ебанутым фантазиям и желаниям.
Генгай осматривал шустро. Перебирал пальцами волосы Сого; крутил, наклонял его голову в разные стороны, прощупывал что-то, простукивал, а напоследок сжал ладонями его щёки и посмотрел, как отец смотрит на сына. Увидев это, Хиджиката ясно, трезво осознал, чего стоит Генгаю делиться Сого с ними. Возможно, такие частые доскональные осмотры были не нужны.
– Вот и чай подоспел, – сказал Генгай и пошёл в дальний угол каморки, где у него располагалась маленькая кухня. Сого покосился на Хиджикату, приподнял брови. Видимо, у Хиджикаты было что-то не так с лицом. Он быстро мотнул головой, и Сого отвёл взгляд.
Генгай вернулся с жестяной чашкой чая и таким же жестяным блюдцем, на котором лежало два кусочка фруктового рулета. Вручил всё это Хиджикате и поспешил к Сого. Возможно, Хиджиката здесь был не таким уж приятным гостем, как показалось вначале.
Дальше Генгай осмотрел руки Сого. Погнул, повертел туда-сюда суставы, прощупал пальцы, прошёлся ладонями от плеч к запястьям. Потом занялся грудной клеткой, спустился к животу, попросил Сого встать, обследовал паховую область и ноги, спину. Выглядело это всё так, будто он делает массаж. Он нажимал на какие-то определённые точки, где-то поглаживал, где-то проходился резкими движениями. Он наизусть знал, что и в каком месте находится внутри Сого. Знал его насквозь.
– Всё отлично, – сказал он, когда закончил. – Со-кун, ты молодец.
Как он гордился.
– А теперь, – Генгай развернулся к Хиджикате, – мы уединимся вон в той кабине, – махнул рукой в сторону контейнера, похожего на гигантский холодильник, – сделаем рентген.
Хиджиката подумал, что тоже мог бы пойти, надеть фартук и что ещё надо для защиты, но не стал напрашиваться: было очевидно, каким лишним он там будет.
Когда они вошли в контейнер и Генгай закрыл дверь, сразу послышался его приглушённый голос. Сого что-то ответил, и следом раздалось гудение: заработал рентгеновский аппарат. Хиджиката вышел на улицу покурить. Генгай уже однажды слетел с катушек, устроив фейерверки на фестивале. Жизнь Сого была в его руках. Только он знал, что и как устроено. Мог починить Сого, если что, а мог и… не сломать, конечно, но забрать. У него самого в голове шестерёнки работали совсем не так слаженно. Нужно за ним приглядывать.
Они вышли минут через пятнадцать. Оба улыбались: видимо, о чём-то приятном разговаривали до этого. Хиджиката вспомнил о чае, ни к нему, ни к рулету он так и не прикоснулся. Что ж, попьёт сейчас, пока они будут проверять зрение и слух.
Это оказалось быстрее, чем Хиджиката думал. Генгай всего лишь посветил тонким фонариком в оба глаза Сого, а потом – в уши. Наверное, проверил, не засорились ли они.
Сого начал одеваться, и Генгай пошёл в другой угол каморки, где был его рабочий стол или что-то вроде того. Здесь повсюду валялись детали и инструменты, сложно было что-то разобрать. Сложно было поверить, что в таком бардаке получился такой аккуратный Сого, без отвёртки вместо члена, например.
– Генгай-сан, мы пошли, – сказал Сого, когда оделся.
Генгай только голову поднял от своих винтиков и гаек, даже не оглянулся.
– Да-да. Увидимся на следующем приёме. Береги себя, Со-кун.
Он просто не хотел его отпускать. Три раза в неделю. Всегда.
– Прогуляемся? – спросил Сого.
– Только в Ёрозую заходить не будем.
– А что? Боитесь убить данну?
– Что старик тебе там светил фонарём?
– Смотрел, нет ли засоров.
– Почему он сделал это не сразу, когда проверял руки-ноги?
– Он всегда делает это в последнюю очередь, такой порядок.
Ритуал.
Они вышли на главную улицу. Поток людей здесь был такой же дикий, как поток машин в центре города.
– Сейчас бы мороженого, – сказал Сого. – Жарища.
Хиджиката глянул на него.
– Ты заставляешь себя чувствовать это пекло?
– Я чувствую всё, что чувствовал раньше. И я бы не сказал, что заставляю себя, сейчас мне это ничего не стоит.
Он жмурился от солнца и слегка улыбался. Но вроде бы без злорадства.
– Что он сказал насчёт работы? – спросил Хиджиката.
– Да, кстати. Могу приступать хоть сейчас. Как придём домой, позвоню данне.
Хиджиката помолчал, глотая желчь. Потом спросил:
– Как вы собираетесь всё это устроить? Откроете филиал?
– Нет, все звонки будут по-прежнему поступать в Ёрозую, а данна уже сам будет связываться со мной.
– Они же вечно на мели.
– Да, он сильно меня выручает.
Взгляд Сого стал жёстким. Он зависел от них всех, был им всем должен. Вряд ли он радовался, что выжил, и на самом деле они были должны ему, но он, конечно, так не считал. Если он будет работать в Ёрозуе, никогда не расплатится.
– Ты мог бы помогать Генгаю, – сказал Хиджиката.
– Думаете, он зарабатывает больше данны? Он продаёт свои игрушки почти задаром, ему не нужны деньги.
– Но они нужны тебе.
– И что? Предлагаете сделать бизнес из хобби Генгай-сана? Вы понимаете, что вообще несёте?
– Ёрозуя – херня.
– Ёрозуя – мой единственный шанс, а херня – это то, что вы говорите.
– Ты, блядь, лучший мечник в Шинсенгуми и будешь снимать с деревьев котов и искать пропавших мужей?
– Я умер. Лучший мечник в Шинсенгуми теперь кто-то другой. А вы поздновато спохватились, молчали бы уже. Все мои навыки канули в жопу вместе с моим телом.
Сого замолчал до автобусной остановки, и всё время, что они тряслись в тесном соседстве с потными телами, тоже не сказал ни слова. Хиджиката неплохо подпортил ему настроение, так держать, блядь.
Дома Сого, как и собирался, сразу позвонил Гинтоки. Ушёл в ванную с ним разговаривать. Хиджиката злился, курил на кухне и старался не подслушивать. Если бы Сого действительно переключился на Гинтоки, это было бы справедливо. Но у Хиджикаты трещали лёгкие, стоило подумать, что такое возможно. Нельзя быть ещё большим куском собачьего дерьма.
Когда Сого вышел из ванной, в блюдце, которое Хиджиката использовал как пепельницу, не осталось свободного места.
– Купите сюда уже нормальную пепельницу, – сказал Сого. – Или лучше – ведро.
– Как поговорили?
– Хорошо. Хорошо поговорили. Данна вам передаёт привет.
– Ты сказал ему, что я здесь?!
– Да, а что? Вы хотели это скрыть ото всех? Мы теперь встречаемся тайно? Мне вешать на окно красную занавеску, когда у меня будут гости? А как вы будете стучать в дверь, уже придумали шифр?
– Ладно, что он тебе сказал?
– Почему я должен вам рассказывать?
– Бля.
– Да-да. – Сого стукнул телефонной трубкой Хиджикату по лбу и вышел из кухни.
Хиджиката подкурил новую сигарету.
До самого вечера Сого рубился в какую-то тупую стрелялку и не разговаривал. Хиджиката сходил в магазин через дорогу, купил зубную щётку с пастой и рыбных котлет. Когда начал жарить, вспомнил, что теперь Сого питается одними овощами и фруктами. Выкидывать, конечно, не стал, съел, но подумал, какого хрена не купил что-то менее вонючее. Ещё подумал, насколько чуткое у Сого обоняние, отключил ли он его, как учуял запах.
– Завтра вы уже можете выйти на работу, – сказал Сого перед сном.
Хиджиката стелил себе на диване и собирался потом пойти в душ.
– Нет, – ответил он. – Помозолю тебе глаза ещё пару деньков.
– Смотрю, вы приободрились, начали шутить. Всё, казнь закончилась? Не нужны вы мне тут ещё пару деньков, я, может, завтра сам буду работать. Да и к тому же – что вы хотите этим продемонстрировать? Свою заботу? Готовность поддержать меня, если что? Так вы опоздали на пару месяцев, Хиджиката-сан.
– Нет, и что, блядь, теперь?! – Он швырнул полотенце на пол и рывком наклонился к Сого. Тот приподнялся на локтях ему навстречу.
– Ну что вы сразу ругаетесь-то? Ненадолго вас хватило, даже суток ещё не прошло. Но вы ведь сами этого хотели, искупить свою вину и так далее.
– Чёрт, Сого, я понимаю…
– Неужели вы что-то понимаете?
– …понимаю, что нихрена уже не исправлю. Что могу хоть с потрохами сожрать себя, и всё будет без толку. Но если ты… бля, если ты…
– Что я? Почему вам с таким трудом даются простые слова? У вас что, загорится язык, если вы это скажете? – Сого лёг обратно, завёл руки за голову и кивнул. – Давайте. Я не стану вам помогать.
Хиджиката провёл ладонями по лицу, выдохнул.
– Как вас перекосило-то.
Да блядь.
– Если ты не откажешься от меня…
– Вы бракованный миксер, чтобы я от вас отказывался?
Хиджиката зажмурился до искр из глаз.
– Если ты всё ещё хочешь…
– Мечтаю просто.
– Да ёб твою мать!
– У вас осталась последняя попытка.
Он открыл глаза, опустился на корточки.
– Ещё на одно колено встаньте.
– Если ты согласен и дальше иметь со мной дело…
– Поздравляю, вы провалились.
Сого повернулся на бок, накрылся одеялом и подоткнул его под спину. Что, блядь, он хотел? Чтобы Хиджиката размазывал сопли по роже и просил снова полюбить его? И так же всё ясно, нахрена устраивать эти сцены? Они что, парочка из сёдзё-манги, блядь? Или Сого изобрёл новый способ помучить его, пользуясь тем, что Хиджиката сейчас не в том положении, чтобы послать его? Нет, он правда должен был это сказать?!
Хиджиката прислонился спиной к дивану, вытянул ноги. Мрачно оглядел комнату. Так на первый взгляд и не скажешь, кто здесь живёт. До этого Хиджиката не задумывался, почему все вещи стандартные, никакие. Журнальный стол – доска на четырёх ножках; диван – спинка, сидение, подлокотники, бежевый, однотонный; шкаф – три доски и полки, самый упрощённый вариант, без двери. Сого неровно дышал к интересным вещам и всяким цацкам. Его маска для сна, сотовый, выходные футболки, трусы – всё это было из ряда вон. И если бы вдруг он стал жить в отдельной квартире, обставил бы её так, что глаза слезились бы или кровоточили. А этот интерьер скорее подошёл бы ему, Хиджикате. Лишь бы было удобно и как можно меньше вещей.
Сого не хотел здесь жить. Он вообще не хотел жить. А если бы Хиджиката спросил, ответил бы, что купил самую дешёвую мебель, ведь это были деньги Кондо-сана. Как будто неординарно – обязательно дорого.
– Что-то вы притихли, – сказал Сого из-под одеяла.
– Я всегда ем молча.
– Пошли на второй круг? Ну счастливого пути.
Он так и не сходил в душ, заснул на полу у дивана.
Утром его разбудил телефонный звонок.
– Да, – ответил Сого. – О, правда? Сейчас буду, спасибо.
– Ёрозуя? – спросил Хиджиката. Поднялся на ноги. Тело всё затекло, шею как будто выворачивали.
Сого бросил телефонную трубку на стол и начал быстро собираться. Свалил на пол половину одежды из шкафа, подбирая что-то подходящее. Все его рубашки и футболки тоже были никакими, и ни одной юкаты. Словно Сого подчёркивал своё отличие от остальных людей.
– Если перестанете телиться, успеете на работу, – сказал он.
– А у тебя что за работа?
– Грузчик. Данна соврал, что у него болит спина.
– Не надорви свою.
– Вы издеваетесь?
– Я серьёзно. Ты ничего об этом не говорил.
Сого высунул голову из ворота футболки и посмотрел на Хиджикату, как на говно.
– Я сделан не из фарфора, а из металла. Уйдите уже, пожалуйста, отвлекаете.
Хиджиката пошёл в ванную. В зеркале его ждал сюрприз – разрисованное красным маркером лицо.
– Со… – он выдохнул и закрыл рот. Стало противно от этих попыток вести себя, как раньше.
– Я ушёл! – крикнул Сого. Хлопнула дверь.
– Удачи, – сказал Хиджиката своей уродской роже. На лбу даже хер был нарисован, наверное, Сого намекал на его кривые руки.
Кондо-сан удивился, когда встретил в коридоре Хиджикату.
– Тоши, ты обгорел или у тебя аллергия? – спросил он.
– Я был у Сого, – ответил Хиджиката.
Кондо-сан моргнул. Его лицо слегка вытянулось, а потом на нём появилась счастливая улыбка.
– Молодцы, – сказал он. Обнял Хиджикату и расцеловал бы, если бы тот не уклонился.
– Ладно вам, ладно.
– И что, ты уже вернулся на работу?
– Да, вернулся. Сого сегодня тоже работает.
– Ёрозуя что-то подкинул? – Кондо-сан возвёл глаза к потолку. – Замечательный человек.
Все вокруг просто, блядь, сияли от своей замечательности.
– Я сегодня приду к вам, отметим, а, Тоши?
– К нам?
– К вам.
– Мы не живём вместе.
– Как не живёте?!
Хиджиката оглянулся назад, порылся в карманах. Чёрт, он что, забыл сигареты у Сого?
Кондо-сан ждал ответа, на его лице уже начало проявляться сочувствие.
– Я не хочу об этом говорить, хорошо? – сказал Хиджиката.
– Конечно, не будем. Но вечером всё равно поедем к Сого, нам есть что отметить, да и я уже целых три дня у него не был, заработался что-то.
– Он будет вам рад.
– Он будет рад нам, Тоши. Ты к себе слишком жесток.
– Думаю, мне не хватает жестокости. – Он же не хотел говорить об этом. – Ладно.
Он развернулся и пошёл к автомату с сигаретами. Перед глазами стояло лицо Кондо-сана. За два месяца тот ни разу не полез к Хиджикате: ни с откровенными разговорами, ни чтобы дать по башке. Ждал, когда Хиджиката сам разгребёт своё дерьмо, но сам он так и не смог. И по башке ему дал этот кудрявый гондон.
«Почему-то именно не вы», – так сказал Сого. Почему-то, блядь.
@темы: Шинсенгуми, Драма, фик: авторский, Joui Wars - 2015
-
-
09.09.2015 в 20:58-
-
09.09.2015 в 20:59-
-
09.09.2015 в 21:00-
-
09.09.2015 в 21:01-
-
10.09.2015 в 14:01Спасибо.
-
-
11.09.2015 в 08:49-
-
11.09.2015 в 16:15-
-
12.09.2015 в 22:41Какой Хиджиката идиот, но и как же он потом старается, не только для себя, но и для Сого. И какие они вдвоем, психуют, но все равно вместе
За намеки на гинокит подрочил отдельно, но если честно, Гинтоки тут получился очень клёвый, и Кондо-сан лапочка, и Генгай.
Спасибо за прекрасную историю!
-
-
15.09.2015 в 15:22Огромное спасибо
-
-
17.09.2015 в 04:39Rin-ne, я очень рада, спасибо.)))
-
-
17.09.2015 в 10:26Спасибо!
-
-
18.09.2015 в 10:32А то ж.
Спасибо за отзыв.)))
-
-
02.11.2015 в 23:26Я не фанат хиджиок (ну или не была до этого фанфика, как знать ахаха), но все равно пошла читать, как только увидела шапку. Очень интересная, действительно сюжетная заявка, очень хорошо, что ее исполнили вот так, большим текстом, а не просто горячим кинковым мини. Тринадцать с половиной тысяч слов ДРАМЫ, психологии, разговаривающего матом мудака Хиджикаты, разрушения его старого мира и привыкания к новому - миру и Сого - вместе с ним... что, матьмою, может быть лучше? Только все это с дополнительным кинком на неживое тело и приглашенной звездой в виде Гинтоки. Потому что все в этом мире - подкинк Гинтоки хд
Я сохранила этот фанфик и буду перечитывать, как только мне снова захочется упороться в сопли чем-нибудь тяжелым - наркотиками или вот такой атмосферой драмовых хиджиок
-
-
03.11.2015 в 13:25Потому что все в этом мире - подкинк Гинтоки хд
Совершенно нечего возразить.