Голосование: романс

[Joui Wars]

Голосование открыто и продлится до 7-го декабря включительно.

В комментариях к этому посту читатели могут оставить сообщение, которое должно выглядеть следующим образом:
1. *Имя персонажа* — 3 балла
2. *Имя персонажа* — 2 балла
3. *Имя персонажа* — 1 балл
Если в комментарии будет меньше или больше 3-х пунктов, такой голос не засчитывается.

Голосовать необходимо со своего аккаунта.
К голосованию не допускаются: очевидные виртуалы вроде ников для кинк-фестов и командных челленджей, сообщества, а также пользователи, зарегистрированные после 14-го октября 2013 года.
Большая просьба писать имена персонажей правильно для облегчения подсчётов результата голосования. В противном случае ваш голос могут не засчитать.
Голосовать за свои команды и даже за собственные работы - можно.

Список команд, за которые можно голосовать:

Окита
Кагура
Хиджиката
Кацура
Такасуги
Цукуе
Ямазаки
Гинтоки
Тама
Сакамото
Нобуме

@темы: Романс, Голосование

---

[Ahahaman]

Название: Отправимся в небо вместе, юная леди?
Автор:  Ahahaman
Пейринг/Персонажи: Сакамото, Муцу
Тема: романс
Рейтинг: G

@темы: арт/коллаж, Joui Wars - 2013, Сакамото, Романс

---

[Shinsengumi spy]

Название: Чудесное 6 февраля
Автор: Kisayki
Переводчик:  Shinsengumi spy
Бета/Эдитор:  Shinsengumi spy
Оригинал: silver soul + chuutama
Язык оригинала: Японский (перевод с английского)
Персонажи: Хиджиката/Ямазаки
Тема: романс
Рейтинг: G
Количество страниц: 3
Скачать
Читать онлайн

Название: Тебе пора
Автор:  Shinsengumi spy
Бета:  Shinsengumi spy
Размер: 513 слов
Персонажи: Хиджиката/Ямазаки
Тема: романс
Жанр: PWP
Рейтинг: R

– Тебе пора, – говорит Хиджиката и, приподнявшись на локте, тянется за сигаретами.
Ямазаки послушно поднимается с футона, берет одежду. Хиджиката всякий раз объясняет, что если расставаться позже, то кто-то может заметить, как Ямазаки выходит из его комнаты. Поползут слухи, начнутся смешки и шушуканье за спиной…
Это лишь отговорки. Ямазаки знает наверняка: в такую рань все еще спят; никому и в голову не придет высовываться во двор, в холодные, мутные предрассветные сумерки. Можно уходить на час позже, не опасаясь чужих любопытных глаз. Но Ямазаки не спорит: если Хиджиката хочет, чтобы он ушел, значит, он уйдет. Значит, Хиджикате нужно оставаться одному в эти тоскливые утренние часы, полные болезненных воспоминаний и несбывшихся надежд.
Накинув китель на плечи, Ямазаки выходит на террасу. Прежде, чем задвинуть седзи, он бросает последний взгляд внутрь комнаты. Хиджиката курит и безразлично смотрит в стену.
С восходом солнца он становится иным – тем самым демоном-замкомом, которого боится и боготворит каждый в Шинсенгуми. Он полон энергии: проводит тренировку, встречает нескольких новичков, которые хотят вступить в отряд, привычно спорит с Кондо.
Ближе к вечеру Ямазаки попадает ему под горячую руку и получает нагоняй за не вовремя сделанный отчет. Гневные слова градом сыплются на голову, но Ямазаки давно привык и не принимает близко к сердцу. Хиджиката размахивает у него перед носом неровно подшитой стопкой листов и кричит, что в следующий раз за такую халтуру выставит его из Шинсенгуми, пусть идет к Сакате в Йорозую и там просится на работу. Ямазаки слушает отборную ругань и старается сдержать улыбку. Это просто маска. Хиджиката снимает ее вечером, после того, как молодой месяц вспарывает рогами бархатное небо, а штабквартира погружается в тихую сонную тьму.
Ямазаки приходит к нему, когда ночь перебирается за середину. Хиджиката, молчаливый и сосредоточенный, ждет, сидя на пятках и уперевшись руками в колени. Первые минуты после того, как Ямазаки прикрывает за собой седзи, он остается недвижим – а затем резко вскидывает руку, ловит за запястье, тянет к себе. Ямазаки закрывает глаза и чувствует на губах вкус поцелуев, таких же сосредоточенных и молчаливых. Он не знает, о ком думает Хиджиката, обнимая его по ночам – да это и неважно. Все, что имеет значение – это короткие жесткие волосы под пальцами и чужие руки на плечах. Хиджката стаскивает с Ямазаки рубашку, ласкает грудь, медленно спускает вниз, к поясу форменных брюк. Толкает на футон, подминает под себя. Кожа Хиджикаты – горячая и влажная; под ладонями Ямазаки перекатываются упругие мышцы фехтовальщика, в нос бьет острый солоноватый запах распаленного страстью тела. Уткнувшись лицом в изгиб шеи, Хиджиката глухо стонет от возбуждения. Ямазаки выгибается, прижимаясь крепче, и Хиджиката двигается все быстрее и быстрее…
Когда все заканчивается, они просто лежат рядом. Ямазаки осторожно поворачивает голову и видит профиль Хиджикаты: напряженные брови, чуть опущенные уголки губ. Он смотрит в потолок и думает о чем-то своем. Они не разговаривают – никогда не разговаривают. Секунда сбиваются в минуты, минуты превращаются в часы, и наконец Хиджиката говорит:
– Тебе пора. – И отворачивается, чтобы отыскать сигареты.
Ямазаки кивает и встает. Он не спорит – никогда не спорит. Тому есть причина. Так же верно, как и то, что сейчас весь отряд спит, так же верно, как и собственное имя, Ямазаки знает одно - рано или поздно Хиджиката скажет: «Останься».

Название: Хрен вам, а не лавстори как в Чобитах
Автор:  Shinsengumi spy
Персонажи: Ямазаки/Тама
Тема: несостоявшийся романс
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Саммари: Профессор Хаяши был человеком порядочным...

@темы: Ямазаки, арт/коллаж, фик: авторский, додзинси, Joui Wars - 2013, Романс

---

Гинтоки, романс

[World is Gin]

Название: Космические корабли чем-то схожи с обычными
Автор: Джонни Рождество
Бета: esplodio
Размер: драббл, 650 слов
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Сакамото
Тема: романс/флафф
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Саммари: Сакамото в очередной раз сбегает на Землю

— …А потом мне пришлось спасаться бегством! Это был настоящий лабиринт смерти! И повсюду были мехи, надувные шары и много-много пара! Представляешь, Кинтоки? А-ха-ха!
Кинтоки не представлял. Тьфу! В смысле, Гинтоки не представлял! С каждым разом истории Тацумы становились все больше похожими на сюжеты, слизанные с какой-либо манги. Гинтоки уже ловил его несколько раз на «Тригане» и «Ковбое Бибопе», но иногда Тацума заворачивал что-нибудь совсем этакое, что аж горели уши. Нет, не потому что похождения были пошлыми. Гинтоки просто чувствовал себя неловко: столько лет читал «Джамп», а до сих пор открывал что-то новое.
Вот что это сейчас было? «Дораэмон»? «Гандам»? Или «Легенда о героях Галактики»?! Больше всего смахивало на какой-то бездарный кроссовер. Рейтинговые додзи хиджигинов и то казались более осмысленными!
А Тацума продолжал говорить. Он всегда любил почесать языком, причем ему было совершенно неважно, слушали ли его или уже видели десятый сон. Когда-то давно Гинтоки часто просыпался под бормотание Тацумы, который увлеченно снова что-то рассказывал. Тогда это было как добрые сказки на ночь, сейчас — просто выдумки человека, не желающего кого-то беспокоить.
— У тебя своеобразные методы говорить, что все в порядке, — перебил его Гинтоки.
Тацума нахмурился: видимо, часть про горничных была его любимой. Чем лучше шло саке, тем больше истории съезжали на жанр этти и ему подобные.
— Приключения же гораздо интереснее, Кинтоки! — возмутился он. — Или ты хочешь, чтобы я рассказал скучнейшие истории в стиле «Тацумаписалотчет», «Тацумаскучал», «Тацумаспускаетсявтрюм»?
— «Тацумаопятьпил» зато я вижу с завидной регулярностью и в худшем случае потом тащу это на себе до корабля! И тебя это почему-то не смущает!
— А-ха-ха! Ну, по сравнению с Муцу ты как заботливая мамочка! — Тацума обнял его за плечи и толкнул в бок. — Она вот все углы и камни моей головой собирает.
Гинтоки толкнул его в ответ. Тот согнулся, но не отодвинулся. Наоборот — еще шире улыбнулся и легко увел из рук Гинтоки саке, опрокинув в себя.
— Мамочкам не вешаются так на шею. К мамочкам вообще-то уважение должно быть! — мрачно покосился на него Гинтоки. — Или мамочке достать свой ремень и пнуть тебя армейским сапогом?!
— Боевая какая! — умилился Тацума, гордо встречая кулак Гинтоки лицом.
— Твоя мамочка ждет тебя на корабле. Ей постоянно приходится искать такого безмозглого придурка, как ты, по всей галактике и прикрывать твои косяки.
— Знаешь, Муцу часто говорит, что из любого уголка вселенной я на автопилоте стремлюсь всегда в одну точку. А-ха-ха! Она знает, где меня искать. Но космос такой большой — каждый раз возвращаться все труднее и дольше. Иногда мне кажется, что однажды я вернусь слишком поздно. — Тацума подвинулся ближе и легко ткнулся лбом в висок Гинтоки. Его растрепанные кудрявые волосы защекотали кожу. — Меня ведь даже в последнем мувике не показали.
Гинтоки поежился, вспоминая весь тот кошмар, что ему пришлось увидеть.
— Наверняка ты стал большой шишкой с состоянием, которого хватило бы прикупить парочку тропических планеток.
— Вроде того, — глухо ответил Тацума. — Только я больше не возвращался.
— Остепенился с какой-нибудь гориллой и даже не позвал на свадьбу? Вот засранец.
— Управление космическими кораблями чем-то схоже с обычными. В космосе непонятно, куда ты двигаешься — вниз, вверх, назад или вперед. Можно ориентироваться только по звездам. Но в том мире, где не было тебя, я окончательно потерялся. — Гинтоки почувствовал, как пальцы Тацумы сжали его плечо. — Только когда ты появился из прошлого, я понял, что уже долгое время веду корабли прямо в черную дыру.
«Как будто я похож на путеводную звезду», — рассеянно подумал Гинтоки.
Он помедлил с ответом, обновляя каждому саке, а потом сказал:
— Ни о чем не волнуйся. Летай по своим галактикам сколько вздумается, собирай звезды и венерические болезни. Я всегда буду ждать тебя тут, идиот.
Гинтоки хотел было протянуть Тацуме чашку, но обнаружил, что тот уже спит у него на плече. Он казался таким умиротворенным.
— Во дает, — проворчал Гинтоки. — Столько ныть про недостаток эфирного времени, а потом отрубаться на самом драматичном моменте!


Название: Земля в иллюминаторе
Автор: Mozilla
Бета: esplodio
Размер: мини, 1513 слов
Пейринг/Персонажи: Хиджиката/Гинтоки
Тема: романс/флафф
Жанр: экшн, PWP
Рейтинг: R
Саммари: Гинтоки нашел новую работу

— Непыльная работенка, — бормотал Гинтоки, щелкая тумблером. — Всего лишь уборка мусора, — он с опаской потянул какой-то рычажок. — Один участок, — лампочки на приборной доске опасно замигали. — И очень щедрая оплата, — завыла сирена, забивая бормотание и оглушая. — Какого хрена никто не предупредил, что мусор находится на орбите Земли? — Гинтоки повысил голос, перекрикивая предупреждающий вой, и с силой врезал кулаком по панели управления. Сирена стихла, корабль слегка качнулся, и с нижней палубы раздался скрежет и лязг — силовой ковш пришел в движение и вывалился из обшивки корабля, повиснув, как огромная клешня краба.
Гинтоки откинулся в кресле, закинул ноги на какую-то фиговину, напоминающую велотренажер, еще раз ткнул в тумблер и с тоской уставился в иллюминатор. Корабль, подрагивая и грозя развалиться прямо на ходу, медленно пополз по забитому в память маршруту, загребая по пути весь мусор в ковш.
Самым обидным было даже не то, что увидев сумму, которую ему пообещали заплатить, Гинтоки подписал контракт, не глядя, и не прочел о подвохе насчет вахты и вообще космосе. А то, как довольно лыбились Кагура с Шинпачи, махая ему на прощанье. Их до работы не допустили из-за техники безопасности, потому что они были несовершеннолетними. Гинтоки очень бурно пытался это оспорить, аргументируя свои слова тем, что Кагура вообще на Землю на обшивке какого-то несчастного корабля прилетела, но его никто не слушал. Как бы он ни упирался, его погрузили на корабль, всучили потрепанную инструкцию и отправили на орбиту. Он даже Джамп не успел с собой захватить.
Все было плохо. За четыре дня, что Гинтоки болтался в космосе, он успел выспаться на месяц вперед, выучить инструкцию, понять, что она бесполезна, и что единственное, на что корабль реагирует — это пинки и удары. А еще он прочитал контракт и понял, что его вахта закончится только после того, как он полностью забьет трюм мусором. Он сразу почувствовал подвох в этом пункте. И не зря. Потому что в контейнере для мусора стоял анигилятор. К счастью, такой же старый, как и то корыто, которое наниматель гордо называл межгалактическим крейсером. Так что мусор расщеплялся не до атомов.
Гинтоки мрачно смотрел на тоненький ровный слой пыли, покрывающий пол трюма, и прикидывал, какую неустойку с него потребуют, если он вернется прямо сейчас. По самым скромным расчетам выходило, что даже продажа обоих почек эту неустойку не покроет.
А потом корабль тряхнуло особенно сильно, так, что Гинтоки сам чуть не свалился под анигилятор. И продолжало трясти до тех пор, пока он полз на четвереньках в рубку, сдержанно матерясь.
Оказалось, что ковш вцепился в огромную кучу мусора и пытался затянуть ее в трюм. Но куча почему-то сопротивлялась. А потом поступил входящий видеовызов. На экране появилось хмурое лицо Хиджикаты.
— Замкомандующего Шинсенгуми, приказываю вам отключить систему очистки и сменить маршрут. Вы мешаете проведению… — Хиджиката заткнулся и недоверчиво уставился на Гинтоки. — Какого хрена, Йорозуя? Почему даже за тысячу километров от Земли я вижу твою тупую рожу? — по экрану пробежала рябь, на нижней палубе что-то хрустнуло. — Вырубай свою хрень! — Хиджиката оглянулся назад. — У меня двигатели уже на пределе.
— Неа, — Гинтоки растянул губы в ухмылке. — Я на работе. Убираю мусор. А ты как раз мусор.
— Придурок, это маскировка! — рявкнул Хиджиката. — Я тоже на работе! Быстро отключай свою клешню!
— Какая маскировка, Хиджиката-кун? — Гинтоки задумчиво поковырял в ухе. — Ты всегда выглядишь, как мусор.
— Ты, скотина! — Хиджиката оскалился. — Я расхреначу твое корыто.
— Только того и жду, — пробормотал Гинтоки и вырубил связь на середине матерной тирады.
Потом мигнул свет, вновь заголосила сирена, раздался треск, и Гинтоки швырнуло на пол, где он чувствительно приложился головой о ту самую похожую на велотренажор хреновину.
Наступила тишина, только слышалось, как на пол падают капли из какого-то порванного шланга.
— Контракт прерван в связи с аварией. Банзай, — Гинтоки поднялся с пола и выпрямился. Он не успел толком оглядеться, как его сбило с ног мощным ударом.
— Йо-ро-зу-я, — прорычал Хиджиката, нависая над ним. — Ублюдок.
— Вот так доблестные Шинсенгуми обращаются с законопослушными гражданами в беде, да? — Гинтоки сел на полу. — Ты, как ответственный за эту аварию, теперь обязан спасти меня и отвезти на Землю. Вперед.
— Ты превратил мой корабль в груду мусора! И кто еще тут виновник, эй! — рявкнул Хиджиката. Потом вздохнул, успокаиваясь, и прикурил сигарету. — Я конфискую твою рухлядь.
— Эй-эй, твой корабль и так был грудой мусора, — возмутился Гинтоки. — И что значит конфискуешь? Это злоупотребление своими служебными полномочиям, знаешь ли!
— То и значит. Берешь спасательную шлюпку и валишь на Землю. А я остаюсь в засаде.
— Ты идиот? Скажи, ты действительно идиот? Какие спасательные шлюпки на мусоровозе? — Гинтоки встал и отряхнулся. Все по-прежнему было плохо. Точнее, все стало еще хуже. Потому что теперь в одном с ним пространстве, весьма небольшом, находился еще и этот придурок. Гинтоки-то надеялся вернуться на корабле Хиджикаты, кто же знал, что тот окажется еще древнее, чем та дрянь, на которой они сейчас находились.
— Значит, сидишь тихо в углу, — скрипнул зубами Хиджиката.
— Это мой корабль! Можешь валить в ту кучу мусора, откуда вылез, — план провалился, надо было проверить, что там с двигателем, подумать, как вернуться на Землю и избавиться от Хиджикаты.
— Тихо! — внезапно шикнул Хиджиката, уставившись в иллюминатор. — Вот они.
— Кто на этот раз? — Гинтоки тоже посмотрел в иллюминатор. Там плыл большой серебристый корабль без всяких опознавательных знаков.
— Поступила информация, что на Землю будет совершено нападение. С помощью наркотиков, распыленных в атмосфере. Неизвестно, что это за отрава и как она действует, — Хиджиката, не отрываясь, следил за чужим кораблем. — По всей орбите Земли были расставлены боевые звездолеты, чтобы поймать противника на подлете. Нам повезло. Осталось только связаться со штабом и сообщить им координаты.
— Тогда нам явно не повезло, — сказал Гинтоки, переводя взгляд на раздолбанный пульт управления. — И какого черта боевой звездолет рассыпался от столкновения с мусоровозом?!
— Что? — Хиджиката рванул к пульту, подергал рычаги на нем и застыл, мрачно пялясь в пустое пространство перед собой и что-то обдумывая. — Так, быстро, как управлять этой твоей клешней? Хватай их в поле!
— Ты охренел?! Они от нас пустого места не оставят!
— Трус! — Хиджиката со злостью врезал по панели управления кулаком. И силовой ковш пришел в движение. Пол под ними заходил ходуном, когда в поле «клешни» попал чужой корабль. Скрежет наполнил каюту, вокруг что-то искрило и мигало.
— Идиот! — завопил Гинтоки и вцепился в чертов велотренажер, чтобы удержаться на ногах. Расстояние между кораблями быстро сокращалось и через несколько секунд они на всей скорости врезались в чужую обшивку.
По вражескому кораблю прошла волна голубого свечения, и прямо перед ними открылся шлюз для стыковки.
— Какие гостеприимные захватчики, — скривился Гинтоки.
Они с Хиджикатой медленно вошли на чужой корабль. Он оказался не таким большим, как казался снаружи. И через пару секунд они поняли, что никаких захватчиков на нем нет. Звездолет был полностью автоматизирован. И, несмотря на тормозящий его мусоровоз, продолжал двигаться к Земле.
Хиджиката пытался разрубить дверь в рубку, а Гинтоки бродил по остальным помещениям. В одной из кают он обнаружил несколько подозрительных мешков. Он аккуратно разрезал один из них и на пол посыпался белый порошок.
— Вот эта отрава, — Хиджиката выступил из-за его спины. Он тяжело дышал от напрасных усилий по взламыванию двери. Рванув ворот рубашки, он присел рядом с мешком и потрогал порошок кончиком пальцев.
— Если ты сдохнешь, я не виноват, — сказал Гинтоки, чувствуя, что ему тоже становится жарко. Он как-то отстраненно следил за тем, как по шее Хиджикаты сползает капелька пота. А потом наклонился и слизнул ее.
Хиджиката повернулся и посмотрел на него расширенными глазами. Облизнулся и неуверенно провел рукой по шее.
— Надо уходить, — хрипло сказал он.
— Быстро, — кивнул Гинтоки и шагнул вплотную к Хиджикате.
— Эта дрянь… — остальная часть фразы потонула в стоне, когда Гинтоки прижался к его губам. Они целовались как сумасшедшие.
— В коридор, — простонал Гинтоки, и попятился, не выпуская Хиджикату из рук.
Они шли медленно, как слепые, натыкались на перегородки и стены, шатались и продолжали целоваться.
Гинтоки думал, что они не успеют покинуть корабль в здравом уме. Но каким-то образом они все-таки добрались до шлюза и ввалились в каюту мусоровоза. Хиджиката с силой грохнул дверью, запирая ее изнутри, и они повалились на пол.
Гинтоки рванул ширинку на брюках Хиджикаты и практически тут же почувствовал его руки на своем члене. Перед глазами вспыхивали разноцветные искры от каждого движения, в ушах шумело, а воздух казался таким плотным, что его можно было глотать, как воду. Гинтоки не заметил, когда успел кончить, потому что это было неважно. Возбуждение его по-прежнему не отпускало. Как и Хиджикату, судя по тому, как того трясло. В таком тумане они находились еще чертовски долгое время и только после третьего оргазма мозги начали хоть немного проясняться. Гинтоки откатился от Хиджикаты и уткнулся лбом в прохладную металлическую перегородку. Отдышавшись, он поднялся и на подгибающихся ногах добрел до иллюминатора. Они по-прежнему медленно, но верно приближались к Земле.
— Нам надо как-то остановить этот корабль, — голос у Хиджикаты еще подрагивал, но говорил он уверенно. — Нельзя, чтобы эта наркота попала на Землю.
— Ты знаешь, — Гинтоки повернулся к нему. — Я вспомнил. У меня есть анигилятор.

— Недаром эта штука казалась мне подозрительной, — пропыхтел Гинтоки, крутя педали велотренажера.
— А я говорил, что должна быть спасательная шлюпка, придурок, — Хиджиката повернул руль и щелкнул переключателем скорости. — Давай ускоряйся.
Позади них в вакууме висело облако пыли — все, что осталось и от вражеского корабля, и от мусоровоза, и от мешков с афродизиаком.
— Пошел ты, — огрызнулся Гинтоки. Он раздумывал, как скоро эта отрава выветрится из его головы, потому что было практически невозможно смотреть на Хиджикату и не целовать его.
Кто же знал, что время действия этого наркотика не ограничено, а противоядия не существует?

Название: Цветение сакуры
Автор: Plug (Nagisa)
Переводчик:  Космоёж
Эдитор:  Космоёж
Язык оригинала: английский
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Хиджиката
Тема: романс
Рейтинг: G
Количество страниц: 7
Ссылка на скачивание: скачать
Саммари: по мотивам серии про пикник под цветущей сакурой

@темы: Гинтоки, фик: авторский, додзинси, Joui Wars - 2013, Романс

---

Тама, романс

[JW_tama_v.01]

Название: Сбой в системе
Автор: JW_tama_v.01
Бета: JW_tama_v.01
Размер: 1030 слов
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Тама
Тема: романс
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: Главный процессор подвисает на наносекунду — маленький сбой в системе, иногда случается.

Тама останавливается перед дверью, наживает на кнопку звонка и ждет несколько секунд. Изнутри не доносится ни звука. Но Тама знает, что Гинтоки дома: прибор сверхширокополосного сканирования выхватывает лежащую на диване фигуру.
В этот момент фигура как раз прикрывает голову рукой и переворачивается на другой бок. Тама представляет, как Гинтоки морщится, будто от зубной боли, как недовольно дергается уголок его рта. Она словно видит это собственными глазами – набором линз, предназначенных для создания действительного изображения.
– Гинтоки-сама, – произносит она и тянется к ручке двери, – я вхожу.
Встроенные в кожу датчики тепла тут же информируют Таму о том, что ручка прохладная. Потом дверь с легким скрипом отъезжает в сторону, Тама шагает через порог, и датчики запаха фиксируют слабый запах алкоголя. Слабый, правда, только в прихожей – в комнате он ощущается намного сильнее.
Гинтоки лежит лицом к спинке дивана, подложив руку под голову, и не шевелится.
Тама осматривается, замечает несколько пустых банок из-под пива на столе и под столом, последний выпуск «Джампа», смятые пакеты из-под чипсов, распечатанную коробку клубничного молока и протянувшуюся по столешнице дорожку светло-розовых капель. На телевизоре толстый слой пыли, только экран кое-как протерт – в углу четкий след от пятерни.
– Гинтоки-сама, – говорит Тама, но слова тонут в царящем вокруг беспорядке.
Ведро находится в ванной, тряпки – почти чистые, наверняка они чище одежды хозяина дома, – почему-то в подставке для зонтов.
Тама подвязывает рукава, поправляет бант фартука. Здесь давно надо было прибраться.
Она протирает мебель, собирает мусор, моет пол, ванну, сваленную в раковину посуду – весь следующий час. Гинтоки все это время дышит ровно, тихо, почти неслышно. Люди, которые спят, так не дышат. Только те, кто притворяется.
Тама могла бы закончить уборку намного быстрее. Она могла бы вообще не убираться: наведение порядка на втором этаже никогда не входило в ее обязанности, не входит и сейчас. Но она еще несколько раз проводит тряпкой по чистым подоконникам, окидывает помещение взглядом, выискивая притаившиеся пылинки и точно зная, что не пропустила ни одной.
Потом она идет в ванную мыть руки. Долго трет между ладонями маленький кусочек мыла – датчики запаха опознают абрикосовую отдушку, – человеческие руки покраснели бы от такого интенсивного мытья.
Когда она тянется за полотенцем, диван скрипит. В доме тихо, и она явственно слышит, как опускаются на пол босые ноги.

Отосэ-сама однажды вздохнула и заметила, что вылет птенцов из гнезда сказался на Гинтоки сильнее, чем он хочет это показать.
Один раз Тама видела, как он заглядывал в ящик для писем и какое у него было лицо, когда он обнаружил, что там пусто.
В тот момент главный процессор Тамы подвис на наносекунду.
Маленький сбой в системе, иногда случается.

– Привет, – говорит Гинтоки, когда она выходит.
У него под глазами набухли мешки, на щеке отпечаталась красноватая линия.
– Гинтоки-сама, – говорит Тама, – добрый день.
– Опять старуха прислала? – бесцветно интересуется он, с подвыванием зевает, трет лицо обеими ладонями.
Тама качает головой, опускается на край противоположного дивана, кладет руки на колени.
– Нет. Я сама пришла.
– Башка трещит, – жалуется Гинтоки. – Во рту, блин, как в пустыне. Что вчера было?
– Вы напились. Потом приставали к Катерине-сама. Когда она вас отвергла, ударили ее по лицу и сломали ей челюсть. Шинпачи-сама пытался вас остановить, но вы разбили бутылку о его голову.
Гинтоки моргает и ровно мгновение выглядит обескураженным, а потом с облегчением усмехается.
– Тьфу ты, Шинпачи с сопляками из додзё уже неделю как уехал на соревнования. А я уж было напугался. Если бы я начал приставать к Катерине, то это был бы конец… Нельзя же так, Тама.
– Вы много пьете в последние дни.
Он отводит глаза. Тама смотрит на короткую морщинку, залегшую в уголке его рта.
Гинтоки почти не изменился за те годы, что они знакомы – лишь эта морщинка, заметная только когда свет падает сбоку. А седину в его волосах все равно не различить – даже Таме.
– Я пошутила, – говорит она. – На самом деле вы танцевали на барной стойке. Не беспокойтесь, вашу одежду я собрала. Почти всю.
– Ну и шуточки у тебя, – Гинтоки снова хмыкает, продолжая смотреть в сторону; шумно скребет затылок. – Ааа, черт, мне срочно нужна таблетка от головной боли. Старею, старею, какая-то дурацкая головная боль превращает меня в развалину. Скоро единственной динамично развивающейся вещью в моей жизни станет пузо. И сколиоз еще. Кагура в последнем письме уже назвала меня стариком, зараза…
Продолжая бормотать под нос, он медленно поднимается и, шаркая, идет на кухню. Стучат дверцы шкафчиков, струя воды громко ударяет в раковину.
– Я пойду, – говорит Тама.
Рукава все еще подвязаны; она заводит руку за спину, распускает бант на придерживающей их ленте, аккуратно сматывает ее.
Она могла бы сначала развязать ленту, а потом сказать «я пойду». Или уйти с подвязанными рукавами.
Но Тама почему-то совершает один нерациональный поступок за другим. И при этом вспоминает – пустые банки из-под пива, тихое дыхание, морщинку у рта. И ничего не спрашивает.

А лента заканчивается.
Тама встает, поправляет фартук и идет к выходу.
– Подожди, – говорит Гинтоки, выворачивая из кухни.
По его лицу стекают капли, повлажневшая челка липнет ко лбу.
– Умылся, и сразу стало легче, – поясняет он и вытирает руки о свое кимоно. – Значит, тебя не старуха послала… Странно. Я ведь, кажется, опять просрочил арендную плату.
– Катерина-сама еще вчера выкрала ваш бумажник и вытащила оттуда все деньги.
– Не может быть!
Он растерянно моргает, лезет за пазуху, достает портмоне; капля с челки падает ему на нос.
– Точно! Черт! Черт-черт-черт! Хорошо, что я успел кое-что припрятать… Нет, ну это все-таки верх подлости.
Тама смотрит на него снизу вверх – на влажные волосы, на каплю, на морщинку в уголке рта, – говорит:
– До свидания, Гинтоки-сама, – и слышит в своем голосе что-то странное, не заложенное программой.
– Подожди, – повторяет Гинтоки. – Спасибо, что навела тут порядок.
Тама опускает голову и смотрит на свои руки – чистые-чистые. Руки, которые никогда не покраснеют, сколько ни три их с мылом.
– Гинтоки-сама, – произносит она наконец, – у вас все… в порядке?
Он несколько секунд молчит, а потом говорит:
– Прости, что заставил беспокоиться.
– Роботы не беспокоятся, – возражает Тама, потому что это ведь правда.
Роботы не беспокоятся. Просто иногда система сбоит, вот и все.
– Предрассудки, – отмахивается Гинтоки. – Что там обычно делают, когда хотят оправдаться перед красивой девушкой? Угощают алкоголем? Точно, алкоголем. Хочешь, угощу тебя стаканчиком какого-нибудь масла покрепче? Что скажешь? Я даже распакую свою заначку.
Потом он вдруг протягивает руку к ее лицу.
– Мыла-мыла, да не все отмылось, – он добродушно улыбается, и морщинка у рта превращается в ямочку. – У тебя какое-то пятно на щеке.
Датчики в коже тут же реагируют: касание мягкое, у Гинтоки теплые пальцы.
Она молчит, главный процессор подвисает на наносекунду.
Маленький сбой в системе, иногда случается.
Когда Гинтоки рядом.

Название: Romantic in the air
Автор: JW_tama_v.01
Персонажи: Король Лейкоцитов/Тама, Ямазаки/Тама, Кинтоки/Тама
Форма: арт
Тема: гет
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: G
Предупреждение: небольшой намек на Onepunch-man

Название: Синий экран смерти
Автор: JW_tama_v.01
Персонажи: Король Лейкоцитов/Тама
Форма: арт
Тема: гет
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: G

@темы: Тама, арт/коллаж, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Романс

---

Нобуме, романс

[Mukuro, Gintama edition]

Название: Mysterious
Автор: Mukuro, Gintama edition
Форма: Гиф-коллаж
Пейринг: Окита/Нобуме
Категория: гет
Тема: Романс
Рейтинг: PG-13
Исходники: Исходник 1, Исходник 2, Исходник 3

@темы: арт/коллаж, Нобуме, Joui Wars - 2013, Романс

---

Кацура, романс

[Katsura-team]

Название: "Поцелуй меня здесь"
Автор: サクラバ
Переводчик: Katsura-team
Бета/Эдитор: Katsura-team
Оригинал: ここでキスして
Язык оригинала: японский
Форма: Додзинси
Пейринг: Такасуги/Кацура
Тема: романс
Жанр: АУ, романс
Рейтинг: R
Количество страниц: 6
Краткое содержание: Короткая зарисовка вселенной "Кинтама". Зура прощается с Шинскэ.
Ссылка на просмотр
Ссылка на скачивание (6,75 MB)




Название: Как в сериалах
Автор: Katsura-team
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: 842 слова
Персонажи: Кацура Котаро/Икумацу, Элизабет
Тема: романс
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Саммари: Кацура понимает, что испытывет к Икумацу высокие чувства. Но как их ей показать?

Как и положено настоящему самураю, Кацура был в быту скромным, неприхотливым и хотел от жизни немного. Разве что мира во всём мире, свободы для Эдо, потискать пушистых котиков и собачек... А также Икумацу. Осознание этого желания пришло к Кацуре не сразу. Но однажды вечером, когда он сидел в ресторане Икумацу и ел отличный рамен, он всё понял.

Это произошло так: один из посетителей ресторана начал отпускать плоские шуточки про то, что вдове, наверное, одиноко, и что он бы за рамен с удовольствием отплатил натурой.

– Да как ты смеешь!.. – гневно начал Кацура, поднимаясь из-за стола. Но тут Икумацу сама так отбрила грубияна, что тот покраснел, извинился и ушёл, не доев рамен.

"Какая женщина!" – подумал Кацура. "Вот, даже меня заставила рамен есть, а ведь я собу люблю". И тут он понял – за великим лидером революции, коим он, конечно, является, должна стоять великая женщина. А лучше Икумацу на эту роль никого не найти.

Что делать с новоприобретённым знанием, Кацура понимал. Он видел достаточно много корейских сериалов, чтобы представлять всю схему. Сначала конфеты и букеты, потом свидания, затем дорогие подарки, а уж потом женщина готова падать к нему на заботливо протянутые руки. По крайней мере, в сериалах именно так всё и было.

– Телевизор – орудие воспитания будущего поколения, он плохого не посоветует! Ведь так, Элизабет? – размышлял Кацура. Элизабет была посвящена в его планы, и с её молчаливого одобрения Кацура начал кампанию по завоеванию Икумацу. Следовало только опасаться её привлекательного, одинокого друга детства, который внезапно решил вернуться в родной город – именно эти типы обычно мешали планам главного героя. Кацура не знал точно, были ли у Икумацу друзья детства, но на всякий случай решил действовать смело.

Первым делом – цветы и сладости. Тут Кацура призадумался.
– Элизабет, а ведь Икумацу-доно не из тех легкомысленных красоток, которые тратят деньги на фривольные глупости. Она, наверное, совсем не хочет букетов и шоколада!
Элизабет благоразумно промолчала.
– Решено, я подарю Икумацу-доно то, что ей действительно нужно!

На следующий день Кацура принёс в ресторан Икумацу связку зелени и мешок муки.
– Это что? – с подозрением осведомилась Икумацу.
– Это вам! Вы же такую муку для лапши используете? – уточнил Кацура.
Икумацу придирчиво осмотрела мешок и даже попробовала на вкус щепотку муки. И правда, такое же качество.
"Откуда он только знает?" – удивилась Икумацу осведомлённости Кацуры об ингредиентах её блюд. Но главный вопрос в том, где Кацура это взял. Если он ограбил склад Шинсенгуми, то у неё будут проблемы.
– Спасибо, – твёрдо сказала она, – но у меня уже есть постоянный поставщик продуктов, так что не нужно мне ничего приносить.
Ей показалось, что Кацура выглядел немного расстроенным. А может просто голодным – после миски рамена он опять повеселел.

Икумацу была совершенно права – её неэмоциональная реакция на заменители цветов и шоколада Кацуру опечалила. Но пока он обедал, ему в голову пришла очередная гениальная мысль. Нужно пригласить Икумацу на свидание! Он даже место подходящее выбрал – конечно, в зоопарк! Любой женщине понравится смотреть на умилительные пушистых комочки!

– Икумацу-доно, а не хотите ли... – начал Кацура, но тут его воображение одолели видения мягоньких кроликов, шелковистых грив пони, кудрявых лам...
– Мофу-мофу? – закончил он, делая руками характерные движения.
Икумацу стукнула его половником по голове, так что лидер революции упал без сознания и был позорно унесён под мышкой у Элизабет.

Через пару дней, когда шишка на голове зажила, Кацура был готов продолжать искусное обольщение.
– Я знаю, что пошло не так в прошлый раз, но теперь это не повторится, – заявил он Элизабет.
"Неужели?" – простая белая табличка Элизабет так и сочилась сарказмом, но Кацура, как всегда, этого не заметил.
– Теперь настало время дорогого подарка! – провозгласил Кацура и отправился опять в ресторан Икумацу.

– Икумацу-доно, в качестве извинения за недопонимание в прошлый раз, примите от меня скромный дар! – с порога заявил Кацура. Он подошёл к стойке и дал Икумацу конверт.
– О-о. Брошюра "Курс молодого бойца Джои", – протянула она, заглядывая внутрь.
– И купоны на мой курс лекций о патриотическом воспитании! – с гордостью добавил Кацура. – Самое дорогое, что у меня есть!
– Спасибо, я найду им применение, – пообещала Икумацу.
И только через неделю, когда ему пришлось зайти в раменную Икумацу, чтобы ответить на зов природы, Кацура узнал, какое именно применение – в отхожем месте кипой лежали его купоны и брошюра.
– Она просто её тут читала, я уверен, – пробормотал Кацура. Зачем там лежали и купоны, он думать не хотел.

Но факт оставался фактом – на лекциях Икумацу так и не появилась.
"Просто скажи ей, что хочешь быть с ней всегда. И хочешь проводить много времени вместе. Женщины это любят!" – сжалилась наконец Элизабет.
– Всегда? – задумался Кацура. – Да, я это могу.
Они опять отправились к Икумацу. После хорошего обеда Кацура почувствовал, что настало время обсудить серьёзные темы.
– Икумацу-доно! Я хочу проводить с вами больше времени. Фактически, я хочу быть с вами всегда. Так что вступайте в Джои!
– У меня есть идея получше, – отрезала Икумацу и дёрнула Кацуру на себя так, что разделяющая их стойка больно ткнулась ему в рёбра, и поцеловала. – Давай лучше ты поступишь на работу в мой ресторан - так мы точно сможем всегда быть вместе.
– Я думаю, у меня получится работать тут по совместительству, – ответил слегка ошалевший от поворота событий Кацура.
Икумацу улыбнулась и пошла на кухню мыть посуду.
"Какая женщина!" – в очередной раз подумал Кацура, - "Даже лучше, чем в сериалах!"

@темы: Кацура, фик: авторский, додзинси, Joui Wars - 2013, Романс

---

Кагура, романс

[Леди с зонтиком]

Название: Язык цветов
Автор: Леди с зонтиком
Бета: Леди с зонтиком
Размер: драббл (987 слов)
Пейринг/Персонажи: Окита/Кагура/Соё
Тема: романс
Жанр: прегет, префем, романс, юмор
Рейтинг: G
Саммари: все началось с ромашек
Примечание: основано на японском языке цветов,

значение тех цветов, которые приводятся в тексте

значение тех цветов, которые приводятся в тексте:
Ромашки - честность, обещание.
Красная камелия - влюбленность.
Кактус - страсть, вожделение.
Цинния - верность, преданность.
Незабудки - постоянная, настоящая любовь.
Оранжевая лилия - ненависть, соперничество, угроза.
Вербена - сотрудничество

Всё началось с ромашек.
Кагура постучалась Соё в окно ночью — по ее меркам это было даже тихо. Соё открыла сразу — кто же еще это мог быть — и отшатнулась, когда охапка ромашек, за которой Кагуру даже не было видно, уткнулась ей в лицо. Кагура никогда не делала ничего наполовину, так что ромашками оказался завален весь пол.
— Это секрет, — шепнула Кагура напоследок, заговорщически подмигнула и исчезла в темноте. Соё рассмеялась: скрыть такую кучу цветов не представлялось возможным, да и, добираясь до ее окна, Кагура наверняка наделала много шума, но все равно это было приятно. От цветов пахло свежестью и свободой.

Секретом это ни для кого во дворце не стало, но, как об этом узнал Окита, оставалось только догадываться. Он появился, когда Кагура пришла к Соё в гости — вполне легально на этот раз — и теперь лежала на полу, рассказывая небылицы, а ромашки стояли в вазах по всему периметру комнаты.
— Ну и безвкусица, — не здороваясь, протянул Окита, будто не было ничего необычного в том, чтобы вот так вламываться в комнату к сестре Сегуна, и Соё уже хотела было возмутиться. Но тот неожиданно подошел к ней, приложил руку к груди и произнес тоном бывалого ловеласа. – Я принес кое-что получше, принцесса.
И вытащил из-за пазухи ярко-красную камелию. Соё охнула, прикладывая руки к щекам, и залилась краской.
— Ха! Что это? Один жалкий цветок? — подала голос Кагура. Она уже поднялась на ноги и выглядела раздосадованной. — Неужели денег налогоплательщиков не хватило на что-нибудь покруче?
Окита нехотя обернулся к ней, явно делая вид, что только что ее заметил.
— А, это ты, — пробормотал он. — Для тебя у меня тоже есть подарок.
Кагура подозрительно прищурилась, и не зря: он вытащил что-то из-за пазухи и буквально кинул ей в руки. Соё не успела заметить движения, но Кагура ойкнула, держа это что-то на вытянутых от себя руках. И только тогда Соё заметила покрытый колючками зеленый бок.
— Это еще что?! — взвилась Кагура. — Я тебе им сейчас всю рожу располосую!
Соё вдруг стало жарко — она чувствовала, как приливает кровь к щекам, и не могла ничего сказать. С усилием она подвинулась к Кагуре и тихо заметила:
— Это совсем не то, Кагура-чан.
— А? — и Окита, и Кагура повернулись к ней на удивление синхронно. Соё откашлялась. — Это символика. И, Окита-сан, вы не должны дарить девушке кактус, даже не сводив её на свидание.
В комнате повисла тишина, и Соё уже успела пожалеть о том, что сказала: по лицу Окиты прочитать было ничего нельзя, но даже так было заметно, что он совершенно об этом не думал; лицо Кагуры выражало тяжелейшую мыслительную деятельность. Она же отмерла первой.
— Так этот садист что, подарил мне что-то извращенное? — уточнила она. Соё твердо кивнула, и Окита начал быстро разворачиваться к дверям. — А ну стой, засранец! — было последним, что Соё услышала, прежде чем оба вылетели в коридор.

В следующий раз они снова пришли на пару, но выглядели они так, будто собирались дать важнейший в своей жизни бой.
— Ты здесь лишний, садист. Мы с Соё-чан как Ромео и Джульетта, и, если ты будешь стоять у нас на пути, будешь заколот моим клинком!
— Эти два идиота в конце умерли, а мы будем жить долго и счастливо, — возразил Окита.
— Мечтай, садист!
Соё прочистила горло, натянуто улыбаясь. Едва они вошли, сложилось впечатление, что они вовсе её не замечают. Окита среагировал мгновенно: сделал шаг вперед и склонил голову.
— Прошу простить её невежество, принцесса.
— Чего?! Теперь я виновата? — обиделась Кагура и подскочила к Соё, взяв ее за руку. — Не слушай этого садиста, он только и думает над тем, как мне досадить, — она раздраженно фыркнула и заговорила быстрее. — Но все будет в порядке, я избавлюсь от него, скину труп в реку, и мы заживем счастливо, как и полагается настоящим влюбленным! Ведь мы с Соё-чан всегда были вместе, — она демонстративно всхлипнула, покосилась на Окиту и вытащила из кармана помятый букет незабудок. — Вот, эти цветы демонстрируют мою искреннюю любовь!
На этот раз она, кажется, подготовилась и теперь смотрела на Окиту победоносно. Тот, однако, не растерялся.
— О чем ты? Это прошлый век. И не слишком ли это просто? — он медленно опустился на одно колено и вынул из-за спины букет. Соё охнула: ярко-розовые циннии в золотистой обертке, обвязанные красной ленточкой, смотрелись потрясающе. — Принцесса, я хотел продемонстрировать вам свою верность. Что бы ни случилось, я останусь предан вам до самой смерти.
— Вот… ублюдок, — прошипела рядом Кагура. Соё вновь и ответить ничего не успела, а та рванула вперед и сунула Оките под нос ярко-оранжевый цветок. – Ха! Почувствуй, что хочу продемонстрировать я!
Окита вытащил точно такой же:
— Я был готов к этому!
— Ребята… — начала Соё, но её уже никто не слушал. Кагура вцепилась Оките в волосы, тот шипел что-то сквозь зубы, а Соё смотрела на них и думала, что этим договориться никакой язык цветов не поможет. Лепестки растерзанных в драке лилий летали по комнате, Соё подобрала один и вздохнула: совсем не этого она хотела.

В последующие дни они только и делали, что наведывались к ней с цветами. В комнате те уже не помещались, и Соё увлеченно украшала дворец. Цветы были красивые, яркие, всех цветов и размеров, но и Окита, и Кагура дарили совершенно разное. Кагура приносила цветы мельче и в больших количествах, они были проще, но казались куда искренней. Окита приносил цветы с крупными бутонами, красивые, яркие, и от одного взгляда на них захватывало дух. Пару раз во дворце появлялись даже цветы аманто, и Соё могла смотреть на них часами. И все же её не отпускало ощущение, что было во всем этом что-то неправильное.
Что-то… ненастоящее.
А еще в своей бесполезной гонке «выразись цветком круче» эти двое, кажется, напрочь забыли про саму Соё — сама схватка приносила им какое-то особое удовольствие.
— Вы такие смешные, — улыбнулась Соё во время их новой встречи, и Окита с Кагурой подняли на нее головы, наконец забыв про свои споры. — Я тоже хочу вам кое-что подарить.
Букетики вербены, нарванной в саду, в ее руках смотрелись очень скромно, но она поспешно вручила оба и заложила руку за спину.
— Давайте больше не будет ссориться, — попросила она, и те растерянно переглянулись, будто такая мысль даже не приходила им в голову.
Но Соё почему-то знала, что ей не откажут.


Название: Be married
Автор: Леди с зонтиком
Форма: коллаж
Пейринг: Окита/Кагура
Тема: романс
Жанр: гет, AU
Рейтинг: PG-13
Исходники: Исходник 1, Исходник 2, Исходник 3, Исходник 4
Примечание: Автор предполагал 3Z АУ, где персонажи учатся в одном классе, что значит, у них примерно одинаковый возраст.

@темы: арт/коллаж, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Романс, Кагура

---

контроль твоих молитв с 3% скидкой.

[хрупкий мотылёк вселенского пиздеца]

Название: Обострение Переводчик: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Ридер и эдитор: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Оригинал: Escalation of the Situation © Mikawaya Toufuten [Harumaki Tokiko] Пейринг: Сакамото Тацума/Такасуги Шинске Тема: романс Рейтинг: R Количество страниц: 20 Саммари: «...он явно потерял контроль». © Скачать архив | 7.3 МБ Название: Без названия Переводчик: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Ридер и эдитор: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Оригинал: Mudai © Hakurakuten [Muta] Пейринг: Такасуги Шинске|Каваками Бансай, Саката Гинтоки/Такасуги Шинске Тема: романс Рейтинг: R Количество страниц: 13 Саммари: «...он видел меня». © Скачать архив | 3.59 МБ Название: Молясь цветам Переводчик: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Ридер и эдитор: хрупкий мотылёк вселенского пиздеца Оригинал: Hana ni Sasagu Inori no Kotoba © Rei no Mono [Inoue Masato] Пейринг: Каваками Бансай/Такасуги Шинске Тема: романс Рейтинг: PG Количество страниц: 20 Саммари: «...как же красиво». © Скачать архив | 10.69 МБ

@темы: Такасуги, додзинси, Joui Wars - 2013, Романс

---

Цукуё, романс

[Moon of Yoshiwara]

Название: Фонарики
Автор:  Moon of Yoshiwara
Бета:  Moon of Yoshiwara
Размер: драббл, 567 слов
Пейринг/Персонажи: Цукуё/Кьюбей
Тема: романс
Жанр: фемслеш, романс, флафф
Рейтинг: G
Саммари: Кьюбей остается в Ёшиваре на ночь
Примечание: ООС

В тот вечер Цукуё ее поцеловала – быстро, почти нечаянно, урвала поцелуй, не подумав, словно ребенок, вздумавший подшутить. А смех потом встал поперек горла.
Перед этим Кьюбей сказала:
– Вот бы Таэ-чан была здесь. – Она смотрела в небо, вспышки света отражались у нее на лице, и Кьюбей казалась расслабленной и по-детски невинной, совсем не такой, как обычно. В Ёшиваре, пропахшей похотью и ложью, она казалась просто чужеродной. Цукуё перехватила пляшущее на языке «зачем?», затянулась сухим горячим дымом, от которого повело еще сильнее, и кивнула:
– Ей бы тут понравилось.
А потом наклонилась и поцеловала – потому что ей было любопытно, потому что Кьюбей была близко, потому что вечер был странный и звезды висели слишком низко – бесконечная куча «потому что», которые ничего не объясняли, но вопросов добавляли изрядно.

В тот вечер кто-то запускал небесные фонарики.
Кажется, это был какой-то праздник, Хинова говорила ей об этом, но Цукуё совершенно забыла. Теперь хьякка прекрасно справлялись и без нее – пару раз они прибегали с отчетами, но личного присутствия не требовали, так что она предпочла смотреть издалека: взобралась на крышу собственного дома и набила трубку табаком. Кьюбей примостилась рядом с ней, молчаливая, почти незаметная, но от ее присутствия все равно становилось теплее на душе.
В темноте бесконечное множество этих фонариков взлетело в воздух и зависло над Ёшиварой вторым звездным небом – куда ярче, куда живописнее настоящего, а Цукуё все равно смотрела не на них, а вбок – на Кьюбей. Та казалась маленькой и хрупкой, как этот самый фонарик, и Цукуё все ждала, когда же она вспыхнет и улетит. Кьюбей не вспыхнула.

В тот вечер Кьюбей осталась в Ёшиваре, потому что торопливая проститутка облила ее саке с ног до головы. Этот сладковатый терпкий запах не смывался и не выветривался, а у Цукуё кружило голову, когда Кьюбей подсаживалась ближе. Цукуё не взяла в этот вечер в рот ни капли, но все равно чувствовала себя совершенно пьяной.
– Все в порядке, Цукуё-доно, – спокойно заметила Кьюбей. – Вам не стоит об этом переживать.
Одежда сохла на улице, Кьюбей сидела рядом – в халате Цукуё, с влажными после ванны волосами и легким, едва уловимым запахом саке. Так она казалась мягче и беззащитнее – совсем ребенок.
Красивая.
Потом они разбирали старые бумаги: планы зданий, редкие записи о происшествиях, письма. Цукуё не вышла на улицы, не посмев оставить столь нежданную гостью, и заняться ей было больше нечем, и Кьюбей было скучно.
– Я иногда помогаю отцу, – пояснила Кьюбей. – Порой нам слишком много приходится связываться с политикой.
В голосе ее слышалась неприязнь, и Цукуё могла это понять. Кьюбей, с ее порывистостью и прямотой, была создана для битв, а не возни с бумагами и целой тучи формальностей в общении с людьми. Цукуё понимала, потому что и сама была в ситуации не лучше этой. Поэтому и хватило ее ненадолго.
– Хватит на сегодня, – заметила она, хотя не прошло и часа, но бумаги рассыпались в руках, читать их было трудно, и это все больше и больше казалось задачей бессмысленной. – Пойдем со мной.
Хьякка тогда прибежали в первый раз.

В тот вечер Кьюбей пришла в Ёшивару как клиент, но, заметив Цукуё еще издали, растерялась. Встретить кого-то из знакомых не хотелось, а Цукуё еще и смотрела так, что Кьюбей почувствовала себя нерадивым ребенком. Она попятилась, врезалась в кого-то спиной и почти задохнулась от запаха саке.
– Прошу прощения, – Цукуё поспешила к ней, и захотелось уйти немедленно, так быстро, как только возможно. Но Цукуё смотрела прямо, и Кьюбей отвечала ей тем же, не находя в себе сил пошевелиться. – Мы позаботимся о твоей одежде, можешь остаться здесь сегодня.
Кьюбей осталась.

@темы: Цукуё, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Романс

---

Хиджиката, романс - 3

[Baragaki no Mayora-13 in Mayoland]

Название: Миссия Тамуры
Автор: Seliamar
Бета: Baragaki no Mayora-13 in Mayoland
Размер: 7400 слов
Пейринг/Персонажи: Хиджиката/Гинтоки
Жанр: романс
Рейтинг: R
Саммари: Все дело в том, что Хиджиката плохо спит.
Примечание/предупреждение: вдохновлено заявками со сквиков

Гинтоки сидит на кровати, скрестив ноги. Из одежды на нем только чулки, черные, нейлоновые, на ажурных резинках, тонкие, как паутинка. По правому протянулась стрелка. Непрактичная штука эти чулки, их никогда не хватает больше чем на один раз: стоит зацепить обломанным ногтем или даже просто мозолью – и все, дурацкий нейлон сразу расходится, нитки ползут в стороны, кожа в получившемся просвете кажется бледной – бледнее, чем на самом деле.
Хиджикату заводят чулки.
Гинтоки в чулках похож на шлюху, особенно с этими бесформенными хвостиками на голове. Хвостики напоминают ободранные мочалки, один съехал и вот-вот упадет.
Хиджиката курит. Смотрит на экран телевизора, на лежащее у ножки кровати дешевое женское кимоно в розовый цветочек, на просвечивающие сквозь чулки-паутинку волосы.
Почему-то в ночных ток-шоу у всех серьезные и до тошноты одухотворенные лица.
Кровать скрипучая.
На бедрах красные пятна, а рядом синеватые.
Гинтоки тоже курит – так он похож на шлюху еще сильнее. Розовая помада смазалась на щеку, под глазами темные точки – пятна от туши; веки приспущены, и сами глаза тоже темные. Если глаза – это зеркало души, то можно подумать, что там, где должна быть душа, у него пустота, черная дыра вместо души; но Хиджиката за свою жизнь успел увидеть много глаз, не всегда в глазницах, и ему все равно.
Торговые автоматы с бельем часто стоят возле тех, в которых продаются сигареты. Хиджиката каждый раз покупает черные, потому что черные чулки подходят шлюхам больше, чем телесные, или серые, или кофейные; Гинтоки натягивает их медленно и аккуратно. Сгибает ногу в колене, всегда сначала левую, наклоняется, распределяет нейлон по лодыжке, голени, бедру. Хиджиката смотрит, и у него встает. У Гинтоки тоже встает от того, что он смотрит.
Только шлюхи надевают чулки перед тем, как заняться сексом. Только шлюхи потом сидят в постели в одних чулках, перемазанные спермой, и курят, оставляя на сигаретном фильтре розовые следы помады.
– Ты вылитая шлюха, – говорит Хиджиката и выпускает в потолок кольцо дыма.
Чулки заводят Хиджикату еще и потому, что они хороший повод произнести эту фразу.
У помады мерзкий приторно-синтетический привкус, даже «Майоборо» его не перебивает.
– Ты часто онанировал, когда был подростком? – спрашивает Гинтоки и стряхивает пепел в пивную банку.
Хвостик все-таки падает. Гинтоки не обращает внимания.
– Передача про онанизм, – говорит он и кивает на телевизор. – Ты часто это делал? Сколько раз в день?
«Мой сын постоянно мастурбирует», – жалуется какая-то женщина, у нее хиросимский акцент. «Это нормально», – хором отвечают ей.
– Закрой рот, – говорит Хиджиката.
«Но он делает это так, чтобы я заметила», – продолжает женщина. «Такое иногда происходит, – отзывается кто-то. – Это ваша вина. Все дело в том, что вы выказываете отвращение к естественному процессу».
– Тебе же нравится, когда я его открываю.
– Остроумно, – хмыкает Хиджиката. – Как угол в сто двадцать градусов.
– А что? – удивляется Гинтоки и задумчиво чешет колено. Стрелка на чулке становится все шире. – Разве нет?
Хиджиката не возражает: он очень занят – достает новую сигарету.
«Извините, конечно, но возникает такое чувство, словно вы считаете, что это проблема вашего сына, – говорят из динамика. – Но основная причина-то в вас. Признайтесь, наверняка вы говорили ему что-нибудь вроде «будешь мастурбировать – ослепнешь». Кстати, сколько лет вашему сыну?»
«Двадцать два», – спокойно отвечает женщина.
Гинтоки ржет, отставляет банку и вытягивает ноги, носками упираясь Хиджикате в бедро. Кровать здесь не самая широкая в мире.
«Вполне логично, что вашим сыном овладело чувство протеста. Вы должны принять это. Возможно, стоит сводить его к профессионалу, который поможет ему справиться с напряжением».
– К шлюхам? – уточняет Гинтоки и трет слезящиеся глаза.
«Вот я, к примеру, столько мастурбировал, что до сих пор не могу… ну, с человеком. Но я ведь не ослеп, даже очки не ношу…»
Гинтоки сгибается пополам от смеха.
– Нет, он правда имел в виду шлюх, – говорит он.
– Переключи, – бросает Хиджиката.
– Весело же.
– Тупо.
– Мне нравится, что тупо. Хочу послушать дальше.
«Первое, что я делаю, когда просыпаюсь – мастурбирую. Я не могу это контролировать, понимаете, между моей головой и членом будто перекрыли канал сообщения. Когда я был подростком, моя мать говорила, что после секса женщина сразу беременеет. Мне кажется, в этом вся проблема…»
– Ну так занимайся сексом с мужчиной, – советует Гинтоки. – Тоже мне проблема.
После того как он поменял позу, пальцы его ног непрерывно шевелятся.
– Тупо, – повторяет Хиджиката. – Только и знают: было то, было се. Думают, что все на свете можно решить ворошением прошлого. Мол, это прошлое виновато, я тут не при чем. Придурки.
Лицо Гинтоки скучнеет, но шевелить пальцами он не прекращает.
У экрана странные настройки цвета: слишком много красного, режет глаза; дрянной телевизор, в дешевых гостиницах всегда такие. У Гинтоки дома стоит похожий.
А может быть, глаза режет не от настроек цвета. Может быть, просто хочется спать.
– Выключи, – говорит Хиджиката. – Помастурбируй, а я буду смотреть. А потом ты мне отсосешь.
Спать не выйдет.

Да, все дело в том, что Хиджиката плохо спит.
– Не хотите ли застрелиться? – участливо интересуется Сого по утрам и громко зевает.
Хиджиката бреется, глядя на темные мешки под глазами Хиджикаты-из-зазеркалья. Тот смотрит в ответ, морщится и дергает рукой, на подбородке остается порез.
– Есть хорошее средство от бессонницы, – продолжает Сого. – Называется цианид. Раздобыть вам пузырек?
На самом деле Хиджиката вообще не спит – только дремлет. Он слышит каждый шорох, каждый стон Кондо-сана, под утро возвращающегося из бара «Улыбка», и как тот прихрамывает, загребая ногой пыль во дворе, и как свистит ветер в его пустом бумажнике, и как Сого считает мертвых Хиджикат – то ли чтобы уснуть, то ли уже во сне. Иногда Хиджиката открывает глаза и тоже считает – красные цифры на электронных часах сменяют друг друга медленно, словно уставшие. Иногда они меняются не по порядку, например, после 3.39 сразу 4.10. В такие моменты Хиджиката думает: неужели я так долго моргал.
Днем он об этом не думает – днем есть работа, патруль, документы, а думать о разных вещах одновременно глупо, надо выбрать самое важное и думать о нем.
– Опять стрижете ногти? – спрашивает Сого, с любопытством глядя на кусачки в его руке. – Ваша подружка так любит работу пальцами? По-другому не получается? Это все сигареты.
Хиджиката от раздражения отхватывает кусочек кожи, кривится и говорит:
– Пошел ты.
– На вашем месте я сделал бы сэппуку, – хмыкает Сого.
Утро просачивается через оконные стекла зыбкими белесыми полосами. Попавшие в одну из них кусачки серебристо поблескивают. Палец болит, ранка сочится кровью.
Раньше можно было напиться. Напившись, он всегда спал. Литр сакэ в желудок – и все вокруг начинало казаться преувеличенно ярким и оттого ненастоящим, и тело будто вдавливало в футон невидимой бетонной плитой весом под тонну. Сейчас почему-то не срабатывает, но Хиджиката все равно бродит по забегаловкам – минимум три за вечер, как и положено в Эдо. В каждой он оставляет несколько тысячных купюр и получает сдачу в монетках по сто иен. Иногда смотрит на дисплей телефона – 23.15, 23.16, 23.17, 23.59.

Однажды он так и столкнулся с Гинтоки – в очередные 23.59.
– Паста тут стала даже лучше, чем раньше, – сказал тот. – Как думаешь?
– Паста? – переспросил Хиджиката. – Разве не соба?
– Соба была через квартал отсюда, – ответил Гинтоки. – Слушай, ты, кажется, уже нажрался.
Да, точно, соба уже была, Хиджиката тоже вспомнил. Гинтоки еще сказал что-то про майонез, вот откуда взялась ссадина у его рта, вот почему у Хиджикаты ощутимо ныла челюсть.
– Что лучше, – спросил Хиджиката, поудобнее располагая щеку на салфетке, – жить эффектно или жить эффективно?
– Ты бы еще про погоду заговорил, – фыркнул Гинтоки.
– Обещали дождь, а дождя не было. Чертовы прогнозы погоды.
– Не трогай прогнозы погоды. Ты наверняка слышал это по радио, а прогноз погоды надо смотреть по телевизору, Хиджиката-кун. Иначе протаскаешь с собой зонт почем зря.
– У меня нет зонта.
– Тем более. Кстати, я тут подумал.
– Да ну.
– Если ты живешь в таком месте, которое находится точно на границе, допустим, Канагавы и Яманаши, то какому прогнозу верить – тому, что из Яманаши, или канагавскому?
Хиджиката тоже подумал.
– Можно открыть букмекерскую контору и принимать ставки.
– Да, – согласился Гинтоки. – Сиди себе в офисе, и никакой дождь тебе не указ.
Хиджиката закрыл глаза, а когда открыл, Гинтоки уже заказал еще сакэ.
– …и знаешь, что за баба там жила?
Хиджиката с некоторым усилием вспомнил, что Гинтоки рассказывал что-то про клиента, измену и тайную квартиру для любовницы.
– Резиновая! – ответил тот сам себе, не дожидаясь реакции, и рассмеялся. – Нет, ты прикинь. Этот мужик снял отдельную квартиру, чтобы трахать там резиновую куклу. Наверное, несладко ему с женой приходилось, шутка ли – до такого дойти.
Губы Гинтоки были измараны соусом. Кажется, вдобавок к своей он умял и порцию Хиджикаты.
Не то чтобы Хиджикате хотелось есть, но сам факт возмутил. Такие вещи не спускают на тормозах. Но мозг сконцентрировался на слове «трахать» и с трудом генерировал другие, и Хиджиката вдруг явственно осознал, что у него давно не было секса.
Приехали.
– Там были даже фотографии, он и эта кукла, обряженная в красивые шмотки, ужин при свечах и все такое… – Гинтоки прервался и пригубил чашку с сакэ. – Бывают же у людей закидоны, а.
Хиджикате потребовалось время, чтобы сформулировать в голове фразу «Какого хрена ты сожрал мою пасту», но почему-то он ее не произнес. Может быть, потому что Гинтоки все болтал и болтал, не оставляя места ответным репликам, да и риторическим паузам тоже. А может быть, потому что Хиджиката ни с того ни с сего начал представлять, как трое здоровых мужиков в латексных костюмах сдирают с Гинтоки одежду и приковывают его к трубе.
– Спишь? – спросил Гинтоки. – А еще полицейским называешься. Вот так вы и спите с открытыми глазами, а народ страдает. Вдруг меня сейчас начнут грабить?
В воображении Хиджикаты его начали не грабить, а привязывать к кровати – так, чтобы ноги были широко раздвинуты.
Хиджиката не понимал, откуда берутся эти картинки. Казалось, кто-то нарочно подсовывает их в его голову. Может быть, аманто давно вживили всем в мозг разъемы для флэшек, чтобы устанавливать в людей всякие программы, а никто и не заметил. А в Хиджикату попал вирус, и поэтому он стал плохо спать и представлять, как трое… нет, уже четверо мужиков подвешивают голого Гинтоки к потолку на цепях, а тот старательно делает вид, что сопротивляется, и охает, когда кто-то из этих четверых грубо сжимает его стоящий член.
А может, это все была вина Хиджикаты-из-зазеркалья, с темными мешками под глазами и порезом от бритвы на подбородке. Он вполне способен придумать что-то подобное – на лице написано.
Но это было несущественно. Существенно было то, что представлять Гинтоки в таком антураже оказалось до странного легко.
– И что ты сказал? – спросил Хиджиката.
– А?
– Жене его что сказал.
– Я же не семейный психолог, в конце концов, – он пожал плечами. – Ничего.
Хиджиката прислушался к его голосу, пытаясь прикинуть, как бы он звучал в виде стона – боли, стыда, удовольствия или всего сразу.
И правда, приехали. Точнее, съехала, если говорить о крыше.
– Ёрозуя, – сказал Хиджиката, – я хочу тебя трахнуть.
Гинтоки отставил чашку, подпер голову рукой. С лица на секунду слетело всякое выражение.
«Пошел», «ты», «нахуй», «долбоеб» – по логике вещей он должен был бы собрать ответ из этих слов.
Но он сказал другое:
– Я всегда знал, что ты ко мне неровно дышишь.
А потом добавил:
– Давай. Почему бы и нет.

Тогда это было неожиданно и внезапно, как резинка от трусов, которую натянули, а потом резко отпустили.
Все оказалось очень просто.
Есть такие люди, которым нравится, когда их нагибают и трахают, а потом спускают сперму им в рот и заставляют глотать; Гинтоки как раз из них. По жизни я «эс», сказал он тогда, в отеле, через двадцать минут после того, как сказал «давай»; по жизни я «эс», но в сексе предпочитаю быть немного «эм», не сдерживайся, только не туши об меня окурки, по крайней мере, в видимых местах. Дети не поймут. А синяки они и сами часто ставят, синяки – нормально.
Вылитая шлюха, думает Хиджиката, глядя, как он ложится на спину и раздвигает затянутые в чулки ноги. Отличный ракурс, хоть доставай телефон и снимай, а потом выкладывай на платный сайт и с удовлетворением следи за тем, как неуклонно растет количество просмотров. Любительское видео в последнее время пользуется спросом. Гинтоки ничего не скажет, напротив, ему это даже понравится, он ведь извращенец, только о том и мечтает, чтобы его драли, как сучку. Действительно, ему бы сниматься в порно, таком, что пожестче, чтобы в зад его имели сразу двое, а в рот вставляли воронку и сливали туда сперму еще с троих. Занимайся любимым делом да к тому же получай за это деньги – возможно, он действительно снимается в порно, кто знает. Хиджикате все равно. Когда у Гинтоки есть деньги, он наверняка ходит в клуб для таких же извращенцев и сидит там на деревянном коне связанный, и какая-нибудь Госпожа в кожаном корсете бьет его плеткой. А может быть, и Господин – хотя нет, даже не может быть, а скорее всего. Когда денег нет, он ходит по подворотням с потасканными мужиками вроде того бомжа в черных очках, который живет в парке. Подставляет им задницу просто так, бесплатно, потому что хочет секса и при этом не усложнять себе жизнь какими-то обязательствами. Ему без разницы, с кем это делать – со старым или молодым, с красивым или страшным. Да, точно, для него важен сам факт, что с кем-то можно перепихнуться. Шлюхи – они такие, если с человеком нельзя перепихнуться, то он для них ничего не стоит. А если совсем никого нет под рукой, Гинтоки наверняка трахает себя… да хоть ручкой швабры. Да, ручкой швабры. С него станется.
Гинтоки медленно ведет ладонью по груди, животу, но не спешит притрагиваться к члену, хотя у него уже стоит. У них обоих уже стоит. Хиджиката облизывает губы и наблюдает за тем, как он чуть приподнимается, просовывая под себя руку. Хиджикате все отлично видно, все три пальца, которые он в себя проталкивает. Лица только не видно – лишь задранный подбородок; шея напряжена, каждое сухожилие – резкой, четкой линией.
Неудобным бугром свернувшееся покрывало давит на бедро, но Хиджиката не шевелится, сидит намеренно неподвижно, не отрывает взгляда от его запястья. Запястье движется намеренно резко, но при этом равномерно, и тяжелые выдохи Гинтоки тоже равномерно всколыхивают наступившую тишину.
Потом, кончив и размазав по животу сперму, Гинтоки как-то очень быстро меняет позу: только что лежал на спине, выгнувшись всем телом и вздрагивая, и вдруг уже прижимается щекой к колену Хиджикаты, целует, скользит выше, щекоча волосами. С одним хвостиком он выглядит еще глупее, чем с двумя. У него теплое дыхание и горячий язык.
А лица все не поднимает. Кладет руки Хиджикате на бедра, поглаживает. Ладони жесткие, мозоли чуть царапают – как он умудряется натянуть на себя чулки, не порвав? Чулки всегда рвет Хиджиката, хотя мозоли у них одинаковые.
Хиджиката вертит эту мысль в голове, а пальцы Гинтоки уже вытащили его член из трусов и сжимают мягко и непреклонно, так и должны сжимать пальцы убийцы. Потом следует невесомый поцелуй в уздечку, потом губы смыкаются вокруг головки – теперь Хиджиката видит опущенные ресницы. Гладкое шелковистое нёбо. Жарко. Гинтоки не открывает глаз, и выражение лица из-за этого какое-то странное. Нежное? Нет. Просто хорошо, что он молчит. С ним вообще хорошо трахаться, он очень здорово умеет сосать и подмахивать. Особенно сосать. Наверное, много практики. Наверное, он работает в каком-нибудь борделе – делает минет через дырку в стене, ртом надевая презервативы на чужие члены, пряча зубы губами и мерно двигая головой.
Ресницы дрожат – слиплись и стали похожи на длинные колючки, кое-где еще осталась тушь, и черные колючки перемешались с грязно-серыми. Хиджиката смотрит на них, и ему хочется сделать что-нибудь плохое. Например, затушить о Гинтоки сигарету. Где-нибудь в паховой области, и никто не увидит под одеждой. Никто, кроме Хиджикаты. И бомжей из парков, и персонала клуба для извращенцев. И Хиджикаты. Но сигареты в руке нет, и Хиджиката просто дергает его за волосы. Тот послушно заглатывает глубже, но в какой-то момент закашливается, подается назад. Его спина блестит от пота.
В ушах нарастает тонкий звон, налившаяся в основании члена тяжесть вдруг вспучивается, ощетинивается раскаленными иглами, а потом плавится и жжет, пробиваясь к точке выхода. Сперма заливает губы Гинтоки, течет по подбородку. Хиджиката бросает еще один взгляд на его ресницы, так и оставшиеся спущенными, и сам закрывает глаза, бедром ощущая тяжесть его головы.
Спустя мгновение тяжесть исчезает, и Хиджиката лениво приподнимает веки. Они скребут по глазным яблокам, будто изнутри стали наждачными.
– Такие короткие юбки, – говорит Гинтоки, подбрасывая пульт на ладони. – Здорово.
В телевизоре танцуют и поют. Хиджиката тянется к сигаретной пачке и обнаруживает, что она пуста. Гинтоки уже в трусах, без чулок, хвостика и размазанной помады; он лежит, подсунув под затылок сбитую в ком подушку, и с сосредоточенным любопытством надавливает на шикарный синяк, браслетом обхватывающий предплечье.
– Больно? – интересуется Хиджиката, хотя на самом деле ему неинтересно.
– А? – Гинтоки поворачивает голову. Взгляд у него отсутствующий. – Нет, конечно. Больно – это когда внутренности пулей разворачивает. Да ты и сам знаешь.
Хиджиката знает, но вместо ответа начинает одеваться. Ему нужны сигареты. Когда он застегивает брюки, Гинтоки уже спит.
Он всегда засыпает резко, как другие хлопают дверью.
Хиджиката смотрит в окно. Лиловое утро иногда так трудно отличить от лилового вечера.

Эдо. Осень.
Дождливая серость, солнце – расплывчатое светлое пятно, как затянутый бельмом глаз.
Сыро. Сырость заполнила салон патрульного автомобиля, пропитала стельки ботинок, и ноги мерзнут. По оконным стеклам петляют дорожки, собирающиеся из капель.
Хиджиката сидит, скрестив руки на груди, и смотрит наружу, на машины, неторопливо рассекающие текущую по дороге воду, и людей, похожих на ходячие грибы с черными шляпками-зонтами. Радио изредка потрескивает помехами. Только что началась программа, где зачитывают письма слушателей в прямом эфире и ставят песни по заказам.
В уши словно набили ваты, в глаза – бросили пригоршню песка. Но Хиджиката уже привык к такому состоянию и почти не ощущает дискомфорта.
В конце концов, живут же люди без рук или ног. Без сна тоже можно обойтись.
«…Она стояла возле меня, – зачитывает диктор, – благоухая лавандой, чистая, невинная и блистательная, как снег, и я понял, что…»
Хиджиката думает о том, что скоро наступит зима, выпадет снег, и будет слякотно, грязно и скользко.
– …Контрабандисты в последнее время стали какие-то тупые, – вздыхает Сого, уткнувшись в телефон. Опять играет. – Любой дурак понял бы, что они упрячут оружие в ящиках с надписью «навоз». Все же знают, что такие надписи чаще всего навешивают на что-то ценное.
– Тебе не нравится, что они тупые? – отзывается Хиджиката. – Если бы они стали еще и мертвые, было бы вообще хорошо.
– Нет, с мертвыми неинтересно. Кого я тогда буду убивать? Вас-то хватит только на один раз… Ух ты, этот уровень такой сложный.
Хиджиката думает, что ответить – «заткнись», «достал» или «завязывай пялиться в телефон», – и понимает, что огрызаться надоело.
Значит, пора выпить кофе.
– Я сейчас, – говорит Хиджиката. – Бросишь пост – пеняй на себя.
– Да-да. Не забудьте промочить ноги.
Хиджиката выходит под дождь и идет прямо, не петляя между лужами. Штанины сзади тут же напитываются влагой, тяжелеют. День становится гуще и совсем скоро перетечет в вечер. Кажется, будто серые коробки домов сдвигаются ближе друг к другу, как замерзшие собаки; кое-где уже горит свет – желтоватые квадраты окон напоминают кроссворды. Терминал едва виднеется – он словно растворился, став частью дождливой завесы, раскинувшейся над городом.
Призрачно.
Если бы не холодные капли, стекающие за шиворот, Хиджиката решил бы, что все-таки спит, а бессонница – это всего лишь сон.
Но холодные капли стекают за шиворот и заставляют ежиться.
Хиджиката останавливается под карнизом у входа в небольшой супермаркет, выпятивший крыльцо слишком далеко на тротуар, и прячет огонек зажигалки в сложенных ладонях. Напротив по диагонали тускло мерцает вывеска гостиницы «Минога». Четыре тысячи пятьсот двадцать иен за ночь, покрывала в аляповатый цветочек, в душевой перепутаны местами подводы горячей и холодной воды. Простыни пахнут порошком, в спину впивается пружина, а на полу пустая бутылка.
В метре от его ботинка выбоина в асфальте, и поверхность заполнившей ее воды, расцвеченная бензиновой пленкой, расходится частыми кругами. Хиджиката вглядывается в них, пока глаза не начинает жечь от напряжения.
Чуть поодаль стоит автомат с напитками.
Точно, он ведь хотел купить кофе.
Когда он возвращается, Сого уже нет. Есть Гинтоки.
– Что ты забыл в моей машине? – бросает Хиджиката, усаживаясь на водительское сидение. Оно успело остыть – значит, Сого ушел давно.
– Разве это твоя машина? – с его волос капает вода. Вымокшие пряди облепили голову и кажутся такими же серыми, как небо. – Она куплена на наши налоги. Я имею на нее не меньше прав, чем ты.
– Еще чего, – Хиджиката протягивает ему банку с кофе, которую взял для Сого.
Гинтоки кладет ее на колени и сжимает в ладонях. Кимоно сегодня надето на оба плеча, так он выглядит непривычно. Белая ткань тоже потемнела, насквозь пропитавшись влагой, и липнет к телу.
– Шел мимо, – говорит он. – Стоит машина. Двери были не заперты, а я не взял зонт.
Хиджиката открывает свою банку.
– Что с твоими хвалеными прогнозами погоды?
– Проспал.
Вчера они долго сидели в баре. Потом Гинтоки ржал над названием гостиницы – мол, оно больше подходит для лавки морепродуктов – и сказал, что понял намек. Миноги – они ведь только тем и занимаются, что сосут, всю жизнь сосут, а значит, умеют делать это хорошо, но кто-то может и лучше.
– Для чего эта кнопка?
– Подогрев сиденья.
Гинтоки надавливает на нее, некоторое время не двигается, видимо, ожидая результата, а потом ерзает, откидывается на спинку.
– Интересное ощущение. Забавное.
– Не трать бензин зря.
– Я замерз. Это ты тратишь зря – вон, радио слушаешь.
Хиджиката смотрит на однообразный серый мир по ту сторону стекла, укрытый дождем, затем, бросив взгляд на встроенные в приборную панель часы, замечает, что они опять скакнули на семь минут вперед.
Такое чувство, что время бодро бежит куда-то, а Хиджиката уныло плетется следом. Куда-то.
Из переулка выворачивает хмырь в полосатом костюме. Зонтик у него красный в светлую крапину, и среди других прохожих с черными он кажется мухомором на толстой ножке. Остановившись возле машины, он загораживает собой обзор из окна почти полностью, роется в карманах. Хиджиката подозрительно щурится, но тот всего лишь достает сигарету.
Радио продолжает бормотать вполголоса.
– Люблю этот город, – говорит Гинтоки. – Весело, всегда есть куда сходить. Жизнь кипит.
Если судить по его тону, такому же бесцветному, как вид за окнами автомобиля, то его жизнь больше напоминает застывающий цемент.
– Слышал, вы задержали контрабандную партию навоза, и там что-то взорвалось. Но я знал, что тебе хоть бы хны. Ты ведь привык марать руки.
– Заткнись. На себя посмотри – сам-то вообще привык держать в руках члены. И это был не навоз.
«Мужчина, с которым я состою в отношениях, редкостный грубиян, очень ревнив и постоянно пропадает на работе. У него тяга к рукоприкладству, много вредных привычек и странные вкусовые пристрастия. Он бьет меня и отказывается оплачивать больничные счета. Кроме того, он, возможно, маньяк. Я живу в постоянном страхе…»
– С таким надо не на радио, а в полицейский участок, – бормочет Хиджиката.
– А вдруг у них любовь.
– Избиения – это уголовная статья, а не любовь.
– Откуда ты знаешь? Может, ей это нравится, а письмо она написала, только чтобы его прочитали в прямом эфире. Может, она хотела проверить, вправду ли они читают эти письма или сами сочиняют.
– Кому это надо? Пустая трата времени. Не все такие бездельники, как ты.
– Я не бездельник. Я много работаю.
Хиджиката знает, что иногда Гинтоки действительно работает. Хотя, может быть, и не работает. Но периодически он исчезает на неделю, две или три, а потом снова появляется в какой-нибудь раменной. Бывает, что в бинтах. У него дома большой запас бинтов и йода – в комоде под это отведен целый ящик. Иногда перед появлением Гинтоки в раменной Ямазаки кладет перед Хиджикатой очередной отчет – о конфликтах в рядах Джои или о стычках в порту. Хиджиката всегда внимательно прочитывает каждую строчку, прежде чем убрать отчет на край стола к бумагам, которые потом отправит в архив.
Хиджиката не бывает невнимательным.
– Ага. Вкалываешь не покладая рук, я смотрю.
«…Что мне делать? Узнаю ли я когда-нибудь, что такое счастье?»
– Не на панели случаем?
Гинтоки качает головой.
– Не хочу, чтобы хобби превращалось в работу.
– Расскажи, с кем еще ты трахаешься.
Гинтоки задумчиво водит пальцем по нижней кромке стекла.
– Есть один парень. Он каждое утро ходит мимо моего дома. Разносит газеты. Еще есть молочник. И мужик, который торгует фенами. Ну, знаешь, сетевой маркетинг и все такое. Мы с ним играем в парикмахерскую.
«Вы сейчас в непростой жизненной ситуации, но мы уверены, что все наладится. Ваша душа обязательно когда-нибудь запоет от счастья, а пока мы поставим для вас композицию…»
– А, – продолжает Гинтоки. – И еще с Садахару, да.
– Мудак.
– Ну вот. Я ничего плохого не сказал, а ты уже даешь сдачи. Как всегда.
Гинтоки окончательно растекается по сиденью, на губах – иней шелушащейся кожи; Хиджиката вдруг понимает, что рычаг коробки передач и ручник – слишком хлипкие преграды между его рукой и чужим воротником.
А за окном зажигаются выстроившиеся вдоль тротуара фонари. У одного не получается: он вспыхивает, несколько раз мигает и гаснет окончательно. Желтоватые круги света стынут в пелене дождя, которая постепенно переходит из серого цвета в сизый.
– Представь себе, – Гинтоки продолжает держать банку обеими руками, когда подносит ее ко рту, – сидишь себе спокойно, пьешь, допустим, кофе – и вдруг внутри тебя кто-то начинает петь. Что будешь делать?
– Прислали к нам однажды такого парня, – говорит Хиджиката после небольшой паузы. – Поначалу был нормальный, а потом у него тоже запело. С такими надо осторожно. Сначала кто-то там запоет, затем скажет: возьми нож, покромсай тут всех, и будет тебе… счастье.
– Да, – соглашается Гинтоки. – С пением надо быть осторожней… Когда там у тебя заканчивается рабочий день? Перекусим где-нибудь.
Хиджиката смотрит на рычаг коробки передач, на ручник, на часы.

– Вы хорошие, – сосед по скамье сосредоточенно тянет гласные, как все люди, которые очень пьяны и изо всех сил хотят казаться трезвыми. – Хорошие друзья, да? Кажется, вы часто тут бываете.
Гинтоки сидит между ним и Хиджикатой. Гласные он тянет точно так же, распластывает голосом по воздуху:
– Друзья? Да ты что.
Будто воздух – хлеб, а гласные – клубничный джем.
Хиджиката не тянет гласные, только сакэ.
– Вот, значит, как видится со стороны. Нет, на самом деле мы не друзья. Мы любовники.
Сосед по скамье смеется, словно услышал отличную шутку.
– Ну да, ну да.
– Не веришь? Но это правда.
Дождь недавно прекратился, но сырость так и висит в воздухе. Здесь их только четверо, включая хозяина: в такую погоду мало кто сидит в закусочных без стен.
– И как так получилось?
– Судьба. Знаешь, перст судьбы – он как кол. Всегда через жопу.
– Значит, вы геи? А что ж вы не ходите в одинаковых футболках с котиками?
– Ну, понимаешь, мы жесткие геи. Эй, Хиджиката-кун, скажи, это же правда.
– А? – говорит Хиджиката. – Пошел ты.
– Он не очень коммуникабельный, не обращай внимания. Знаешь, сколько сил я потратил, чтобы до него достучаться. Но, как видишь, все было не зря, и я смог завоевать его сердце.
– Эх, что-то не похож ты на сердцееда, братец.
– Ты меня недооцениваешь. Я могу быть совершенно очаровательным и неотразимым, если захочу. Показывать, правда, не буду, а то он рассердится и изобьет тебя. На самом деле он очень темпераментный и жуткий собственник. Не веришь? Он заставил меня сделать татуировку с его инициалами. Прямо на заднице.
Сосед по скамье похрюкивает от смеха.
Рука Гинтоки лежит на столешнице – широкая, с жилистыми пальцами, резким рисунком вен и звездочками шрамов на костяшках. На внутренней стороне ладони тоже есть шрамы – один, самый заметный, прорезает линию жизни пополам.
– А кто кого? – для большей наглядности сосед жестами показывает, что имеет в виду. Сломать бы ему пальцы.
В голове такой же зыбкий туман, как на улице, и Хиджиката откладывает момент опорожнения следующей чашки на некоторое время, на сигарету или хотя бы на полсигареты.
– Ты про постель, что ли? – отзывается Гинтоки. – Это неважно. Без разницы, кто от чего кончит.
Да, абсолютно без разницы. Это же всего лишь секс.
– Нет, вы действительно хорошие друзья, – сосед растроганно вздыхает. – На его месте я бы давно тебя осадил. Ах, но друг-то у тебя все-таки такой красавец! Был бы я женщиной – точно сразу упал бы к ногам. Хотя у него наверняка и без того хватает поклонниц.
– Да, и то правда. Только ты все-таки осторожнее на него смотри. А то встретишься с ним глазами – и тебе станет все равно, женщина ты или нет. Наше с ним гейское приключение так и началось.
Смех слышен будто издалека. На дисплее телефона высвечиваются очередные угловатые 23.59.
– Старик, – говорит Хиджиката, – дай-ка счет.
Потом они с Гинтоки петляют по переулкам, усыпанным размокшими в коричневую жижу окурками, кусками картонных коробок, скомканными газетами, фантиками – рвань и грязь, столько грязи, – между домами, бетонными заборами, мусорными баками и прикрытыми брезентом грудами досок. Под ногами всплескивают лужи и хрустит битое стекло.
Останавливаются в каком-то тупике – нависшие выступы карнизов, гора ящиков у стены и очень тихо, будто где-то здесь началось другое измерение. Только доносится шум машин, но он кажется таким далеким, что впечатление от этого только усиливается.
– Лицом к стене, – говорит Хиджиката. – Руки на затылок.
Лица Гинтоки не видно: здесь практически нет света и слишком темно, почти до черноты. Над головой размытая пятнами-проплешинами густота ночного неба, затянутого тучами; в одном месте ее перечерчивает протянувшийся между крышами трос, с которого свисает какая-то тряпка. Темнота и туман приглушают и словно бы притормаживают слова – кажется, будто они отстают от движений губ и языка.
– Эй-эй, Хиджиката-кун, ты же так впечатаешь меня носом в кирпичи, – отвечает Гинтоки.
А сам поворачивается, медленно поднимает руки, заводит их за голову, сцепляет в замок; ждет.
Хиджиката стоит боком, закуривает, растягивая время, смотрит в черноту, потом швыряет в нее окурок – оранжевая точка тут же гаснет, приземлившись, – и стукает носком ботинка по его щиколотке.
– Ноги на ширину плеч.
– Если я не хочу, это будет сочтено сопротивлением представителю власти, – его голос звучит мягко и ровно, только в конце фразы едва заметно срывается. – Знаем, проходили. Между прочим, сила без правил – уже насилие.
А сам переступает, отставляя ногу в сторону, и выдыхает, когда Хиджиката трется пахом о его зад. Не хочет он, как же. Уже готов – ему много не надо. Задери кимоно, сдерни штаны и бери. Если бы он не хотел, его трудно было бы заставить: попробуй просто так нагнуть парня, который вполне может выдрать у кого-нибудь яйца через глотку и без особых усилий сломать ногами не самую тонкую шею.
Но он хочет, и Хиджиката тоже хочет: трахаться всяко интереснее, чем всю ночь пялиться на часы. К тому же Гинтоки сегодня слишком много говорит – как всегда. Перст судьбы, татуировка, постель, кончить. Хиджиката трогает мочку его уха, висок, губы, касаясь едва-едва.
Кончики пальцев обдает теплым полушепотом:
– Что на этот раз, офицер?
– Подозрение в сношениях, – говорит Хиджиката, скользя ладонью по его боку, – с террористами.
– Сношения? – с интересом повторяет Гинтоки, чуть выгибается под его рукой. – Да вы что. Я законопослушный гражданин. Прозрачен, как стекло.
Хиджиката повторяет прикосновение.
– Стекло легко бьется.
– Ну, тогда как пуленепробиваемое стекло.
Стекло. В солнечные дни окна «Ёрозуи Гин-чана» блестят так ярко, что приходится щуриться.
Эта мысль злит до зубовного скрежета.
– Дал бы тому кретину?
Хиджиката крепко обхватывает Гинтоки за талию, нащупывает застежку на его штанах.
– Кажется, я не в его вкусе, – бормочет Гинтоки. – Черт, у меня задница мерзнет. – Кожа под рукой покрывается мурашками. – Ох… Он же назвал меня страшным. А вот ты ему понравился.
– Заткнись уже, – бросает Хиджиката и вталкивает внутрь него головку члена – сначала идет легко, почти без сопротивления, потом обволакивает плотным, тесным жаром.
Зачем шлюхе быть красивой? Шлюхе достаточно хорошо работать ртом и бедрами. Просто дырка, привычная к быстрому сексу.
– Тебе бы имя поменять, – говорит Хиджиката, – на Сасэко*.
Гинтоки расцепляет руки, упирается ими в стену, прогибает поясницу и молчит, только тяжело дышит в такт его движениям. Спина у него теплая, почти горячая, и покрылась влажной пленкой, мышцы напряглись, гладкие и твердые, как морская галька. Хиджикату тоже переполняет напряжение, тяжелое и приятное, оно обволакивает ноги, обхватывает живот, сжимает диафрагму; стоит только упустить контроль – и оно превратится в дрожь.
Но что-то раздражает его, что-то ему мешает, и Хиджиката ругается сквозь зубы.
Может быть, воспоминания о взглядах, которые бросает на него Гинтоки, когда Хиджиката называет его шлюхой – так мамаши смотрят на умственно отсталых сынков. Снисходительно-нежно.
Красивый, некрасивый – черт его знает. Притягательный, как бензиновая радуга в мутной луже.
Губам щекотно от его волос, пахнут они едой и сигаретным дымом.

Всю следующую неделю город так и стоит, подернутый тонкой серой пряжей дождя, а Гинтоки где-то пропадает – по крайней мере, за эту неделю Хиджиката нигде его не встретил, ни на улице во время патруля, ни в баре после.
– Да плевать.
Хиджиката не сразу понимает, что это сказал не он, а сидящий рядом толстяк в вытертом полосатом костюме. Кроме костюма, у толстяка есть щетина, залысины на лбу и легкомысленный галстук – розовые сердца на красном фоне. Сутенер?
– Какая гадость эта ваша любовь, – продолжает толстяк. – Достало уже.
Заметив на себе взгляд Хиджикаты, толстяк кивает. На его лице смесь угрюмости и уныния.
– Вечер добрый, – говорит он. – Я Амур.
– Тамура? – повторяет Хиджиката и показывает своим видом «отвали». На кой ему сдался этот Тамура?
– Купидон, – продолжает тот.
Купи что?
– Не интересует, – отрезает Хиджиката и поворачивается к бутылке. Достали эти сетевики.
– Тяжело нести любовь в этот мир, – бормочет Тамура.
Хиджиката настораживается. Разговоры о несении в мир любви часто заканчиваются плачевно. При желании в Эдо можно достать такие вещества, от которых начинаешь любить весь мир, а потом, страстно любя, варганишь бомбу из подручных материалов и несешь, например, в мэрию – чтобы сделать мир лучше, разумеется. А те, кто эти вещества продает, удовлетворенно потирают руки, убив несколько зайцев сразу.
– Почему так мало людей, которые в состоянии сами разбираться со своими проблемами? – сетует Тамура и с каждым словом распаляется все больше. – Неужели всем так нравится преодолевать трудности? Причем до такой степени, что даже если никаких трудностей нет, то их создают самостоятельно! Устроили бардак, а я потом должен разгребать!
Нет, этого Тамуру нельзя игнорировать. Да и пиджак у него топорщится как-то подозрительно.
Хиджиката решает прощупать почву:
– Ты о чем вообще, мужик?
– Ну вот смотри, – начинает объяснять тот. – Жили-были два идиота. Они любили друг друга. Но так как они были не просто идиотами, а полными и безнадежными идиотами, из этого ничего путного не выходило. Бардак, говорю же. А я разгребаю. Эх…
Потом Хиджиката моргает и, видимо, снова перескакивает во времени, потому что, когда он открывает глаза, толстяка уже нет.
В ушах звучит насмешливый голос Сого: «Ну ты даешь, Хиджиката. А вдруг это был опасный преступник?»
Вот же тварь. Пиранья, мелкая и кровожадная.
Если этот Тамура действительно преступник, то Хиджиката обязательно его поймает.
– Привет, – доносится из-за спины.
Гинтоки усаживается как раз на то место, где сидел толстяк, и заказывает кацудон и теплого сакэ.
– Давно не виделись, – добавляет он. – Критические дни, голова болела, все такое. Шутка, на самом деле я работал. Устал.
Хиджиката смотрит на него – в прикрытых глазах действительно проступает усталость; веко подчеркнуто голубоватой венкой.
– И много заработал?
– Итог все равно по нулям, – вздыхает Гинтоки. – Тяжело кормить детей, особенно рыжих, особенно тех, которые любят больших собак. Слушай, а у тебя не бывает так, что кажется, будто ты не живешь, а снимаешься в кино? Или еще хлеще – что ты персонаж аниме?
– Что за чушь, – Хиджиката пожимает плечами.
– Блин, временами разговаривать с тобой это как жрать, сидя на унитазе, – вздыхает Гинтоки. – Можно, но неприятно.
После обмена пинками под столом он продолжает говорить: про то, что старуха требует заплатить аренду в течение трех дней, – кажется, неделю назад он говорил то же самое, – про то, что собачий корм подорожал, про гребаные трубы в ванной, которые протекают.
Хиджиката что-то отвечает, курит, смотрит на полную пепельницу, опрокинутую бутылку, стену, увешанную пожелтевшими картинками из журналов, но на часы – нет, а потом вдруг замечает, что все столики вокруг уже опустели. В небольшой закусочной не осталось других посетителей, кроме них. То есть, кроме него и Гинтоки, который все болтает и болтает.
– …Так что все-таки лучше, дивиди или блюрей?
– Откуда мне знать, блин.
– Ты же отаку… Ай! Подожди, Хиджиката-кун, не распускай руки, это же все-таки общественное место… Про что я говорил? Дивиди и блюрей – не понимаю я всех этих штук. Главное все-таки содержание – чтобы никаких колодцев в кадре… Ну вот, допустим, если бы мы действительно были персонажами аниме, то это аниме выпускали бы на дивиди или на блюрей, как думаешь?
– Ни на чем. Такое аниме никому на хрен не сдалось бы.
– Пожалуй, ты прав. Тогда что насчет порно? Порно вышло бы неплохое, согласись…
– Извините, – говорит разносчик, собирая грязную посуду. – Мы закрываемся.
Гинтоки поднимается и идет в сторону туалета, немного шаркая и почесывая одновременно затылок и задницу. Хиджиката достает бумажник и краем глаза замечает, как он шагает через порог.
Потом Хиджиката замечает нечто полосатое.
Кто-то выходит из туалета спустя полминуты после того, как туда зашел Гинтоки. Полосатое – это костюм. Хиджиката узнает этот костюм и дурацкий галстук в красные сердца. Тот толстяк!..
– Эй! – окликает Хиджиката, но толстяк очень шустро для своего телосложения пробирается между столами и стульями прямиком к выходу. Руку держит за пазухой, и Хиджиката вдруг вспоминает, как подозрительно топорщился его пиджак.
Нож? Пистолет?
– Стой!
Но толстяк уже выскочил на улицу. Хиджиката бросается следом, но останавливается на полпути – сейчас не время для погони, сначала надо…
Он вдруг понимает, что дышит едва-едва: глотку забило горьким комком, будто пучком грязной травы. Тонкая струйка воды из крана разбивается о фаянсовую поверхность раковины с дробным плеском. Гинтоки лежит на полу лицом вниз – руки раскинуты, одна нога согнута в колене, другая упирается в стену. Для полноты картины не хватает только обводки мелом.
Иногда не нужна вода, чтобы почувствовать, как тонешь.
– Эй, – говорит Хиджиката, переворачивая его. Ран как будто нет, белое нигде не заляпано красным. Пульс сильный, пальцы чуть не подбрасывает. Или это не от пульса? Надо проверить черное. – Посмотри на меня. Помер, что ли?
Тормошит, хлопает по щекам.
– Ёрозуя, смотри на меня, говорю.
– М-м-м, – отвечает тот и приоткрывает глаза. – Ты красивый, Хиджиката-кун. Знаешь? Знаешь, не отрицай…
Удар тяжелым предметом по голове?
– Что случилось?
Гинтоки снова закрывает глаза и что-то бормочет. Хиджиката не может различить.
– Подожди, – говорит он и лезет в карман за телефоном. – Скорую вызову.
Гинтоки подрагивает и издает булькающие звуки. Внутреннее кровотечение?
– …ха-ха! – прорывается наконец из бульканья. – Не, скорой не надо. Набухался я в жопу, вот что случилось. Черт… Помоги встать.
– Блядь, – говорит Хиджиката и замахивается, чтобы отвесить оплеуху потяжелее.
Но не бьет: Гинтоки, пытаясь подняться, хватается за его локоть. Хватка крепкая, совсем не для подобной ситуации; такая крепкая, будто он тонет, а Хиджиката внезапно превратился в спасательный круг. Не так-то просто высвободить руку, а ударить другой тоже не получится: почему-то ею Хиджиката придерживает Гинтоки под спину.
Помогает встать, да.
Это все так нелепо, что голова идет кругом.
– Здесь был еще кто-нибудь, когда ты зашел? – спрашивает Хиджиката, глядя куда-то мимо его лица. – Мужик в полосатом костюме. Я видел, как он выходил.
– Думаешь, мы успели так быстро? – отзывается Гинтоки. – Нет, с таким я бы не связался… Кажется, был кто-то. Нудел про работу, я не слушал.
Потом он прислоняется виском к плечу Хиджикаты и бормочет:
– Голова идет кругом…

Остаток ночи Хиджиката запомнил не слишком отчетливо. В конце концов, выпил-то он не меньше Гинтоки.
Запомнил, что они заходили в два магазина. В одном взяли сигарет, в другом кофе. В перерыве поморозили задницы на парковой скамье. Фонари были яркие, как настурции. Мимо шли патрульные; они взглянули странно, но из-за формы Хиджикаты не подошли и не окликнули. Потом стало пусто и тихо, и Хиджиката посмотрел на Гинтоки. Тот молчал, и это почему-то раздражало – хотя обычно раздражала именно его болтовня. Многое было обычно – Гинтоки первым шел на контакт, нес всякую чушь про онанизм, про миног, которые сосут, про то, что он сосет лучше миног. А теперь он молчал, спокойно и задумчиво смотрел куда-то перед собой, словно его ничто не заботило, не тревожило. Словно ничего не было.
А потом Гинтоки заметил его взгляд и сказал: «Выглядишь утомленным».
Когда Гинтоки потянулся к нему, чтобы поцеловать, Хиджиката разомкнул губы по привычке медленно, будто вовсе и не хотел этого делать.

А ноги он все-таки промочил.
– Вы так громко чихаете! – восхищается Сого. – Аж стекла звенят.
Свалил бы ты куда-нибудь в водоемы Южной Америки, огрызается Хиджиката мысленно, там тебе самое место.
В голове будто жарят попкорн – трещит и как будто вот-вот начнет лопаться.
Вслух говорить не хочется: горло болит.
Гинтоки берет трубку не сразу. Спрашивает:
– Ты в курсе, который час? И как холодно на улице? Что у тебя с голосом, заболел?
Да, да, да.
– Встретимся.
– Ладно.
Хиджиката снова сидит на той же самой скамейке, что и вчера, и дышит через рот, потому что нос заложен. Чужие подошвы гулко стучат по плиткам, которыми выложены парковые дорожки.
– Ёрозуя, – говорит он.
– Вообще-то нет, – отвечает Гинтоки. – Я твоя галлюцинация.
Он садится рядом, крепко уперев в землю ноги и разведя колени, и откидывается на спинку.
Хиджиката протягивает руку – слишком тепло для галлюцинации.
– Прямо здесь завалю.
– Ладно, – соглашается Гинтоки. – Ну у тебя и манера – вести себя так, что не хочется возражать. Иногда бесит. Это я в целом, не про секс, если что.
Затем он тоже протягивает руку и добавляет:
– А у тебя температура, знаешь? С тобой сейчас только в лежачего полицейского играть. Какая жалость, у меня ведь было такое подходящее настроение для оргазма.
– Нормально я себя чувствую, – говорит Хиджиката.
– Пойдем ко мне, у меня никого, кроме котацу.
– Котацу – не «кто».
– Неправда. Котацу произошли от котов, поэтому они такие теплые.
Пальцы Гинтоки скользят по его щеке вниз, задевают воротник, зарываются в волосы на затылке.
– Еще можно поиграть в больницу, – добавляет он. – Я заверну тебя в одеяло и буду беречь.
Лицо у него серьезное, а говорит он тихо и как-то… проникновенно, и по спине Хиджикаты бегут мурашки – от прохлады, или от пальцев, или от голоса. Или от слов.
– Буду поить тебя чаем, – продолжает Гинтоки, – кормить с ложки, ставить укольчики. Что думаешь?
Теперь его голос звучит обычно, и Хиджиката стряхивает его руку и морщится.
– В жопу все твои идеи вместе с укольчиками.
– А куда же еще? – ухмыляется тот.
Свою руку Хиджиката не убрал и чувствует большим пальцем ямочку на его щеке, и близость Гинтоки вдруг накрывает его теплой тяжестью. Будто кто-то набросил на плечи шерстяное одеяло – от таких на темной ткани остаются назойливые волоски, которые потом хрен стряхнешь.
А потом Гинтоки чуть поворачивает голову, мгновение смотрит прямо в глаза и ловит его запястье губами.

Хиджиката вспоминает, как однажды у него заболел зуб. Справа, нижний.
Он старательно не обращал на это внимания, потому что от мысли о стоматологе неприятно сосало под ложечкой. Заедал тайком анальгетиками и делал вид, что все в порядке. Скоро пройдет, говорил он себе, просто у меня зубы чувствительные, реагируют на температуру, это все чай, он был слишком горячий.
Даже когда кожа на нижней челюсти стала слегка отдавать синевой, Хиджиката сказал себе, что это игра света и тени, и продолжал делать вид, что все в порядке. Наверное, со стороны это выглядело смешно. Хиджиката многое знал о боли: переломы, вывихи, раны рваные, колотые, резаные, огнестрельные, какие угодно – по истории шрамов на его теле можно было бы написать отличный справочник по травматологической хирургии.
Но от мыслей о стоматологическом кабинете его подташнивало, и Хиджиката упрямо терпел. К тому же через некоторое время боль действительно почти прекратилась. Изредка она возвращалась, но ненадолго и уже не такая сильная, как поначалу.
Но радовался он недолго. Однажды, проснувшись от боли посреди ночи, он поднял руку, поднес к лицу и слишком быстро наткнулся на щеку. За несколько часов правая сторона лица распухла до такой степени, что глаз толком не открывался – «Хиджиката-сан, какой вы страшный, вам бы сейчас в фильм ужасов или прямиком на тот свет жарить грешников».
Врач сказал: инфекция, воспаление уже дошло до кости, доигрались, а ведь так и помереть недолго.
Хиджиката вспоминает это, а еще то, как иногда, сидя рядом с Гинтоки в каком-нибудь баре, расставлял шире ноги и касался его колена своим. Так и сидел, ожидая реакции.
Гинтоки не отодвигался.
Странно, а ведь Хиджиката будто бы забыл про это. Утопил в призрачности дней, превратил в сон, в упрямство, в нежелание уступать. Будто это вышло случайно.
Какого хрена я буду отодвигаться, сижу как хочу, если ему надо, пускай сам отодвинется.
Вот что он говорил себе, а на самом деле проверял, сколько времени можно так сидеть и можно ли вообще; напряженно и, пожалуй, опасливо нащупывал согласие.
Хиджиката вспоминает разговоры – глупые, смазанные, ни о чем.
Они не говорят друг другу ничего важного. Все как-то ускользает, заблудившееся в переплетениях грязных улиц, растворенное в чашке с сакэ, прячущееся за дверями номеров в маленьких безликих гостиницах. Все как-то остается внутри, скрытое опущенными веками.
Еще Хиджиката вспоминает, как во время секса Гинтоки подается навстречу, цепляется за него, позволяет стискивать пальцы на своем горле, искусывать шею в багровые пятна. И как сам держит, не давая отстраниться, и целует – крепко, до боли.
Хиджиката все понимает и не знает, куда теперь деться от этого понимания. И он ничего не может поделать – точно так же, как не мог ничего поделать, когда у него болел зуб. Наверное, он действительно опасался того, что когда-нибудь обнимет Гинтоки, а убрать с него руки уже не сможет – точно так же, как опасался стоматологического кабинета. Но в итоге все равно получается, что если не можешь ничего поделать, то остается только один вариант – смириться. Принять.
И Хиджиката принимает.

Они поднимаются по лестнице. Ступеньки скрипят, и это успокаивает – как доказательство того, что под ногами не пустота.
Потом Гинтоки ставит на плиту чайник, а перед Хиджикатой – лимон и говорит:
– На, обогащайся витамином С.
Хиджиката показывает ему фак, откидывается на спинку дивана и включает телевизор, а Гинтоки подсказывает:
– Котацу в спальне.
Когда Гинтоки расстегивает «молнию» на своей рубашке, то сначала показывается шрам поперек груди, потом шрам на животе, потом пупок.
Обычно, когда Гинтоки расстегивает «молнию» на своей рубашке, Хиджикате сразу хочется уложить его на спину, или поставить на колени и локти, или просто прижать к стене. Но Гинтоки, сняв рубашку, тут же просовывает руки в рукава пижамы.
И Хиджиката наконец признается:
– Я так хочу спать.
Гинтоки сосредоточенно ковыряет в ухе – мелькает шрам на ладони, тот самый, который перечеркнул линию жизни. У них обоих много шрамов – меток, оставленных зубастыми заигрываниями судьбы, а может быть, и удачи. Шрамы – значит «я выжил».
– Ну так спи, – говорит он.
Хиджиката смотрит на часы – 00.00 – и проваливается в сон.
Когда он просыпается, за окном едва-едва начинает светлеть.
Гинтоки мычит, приоткрывает глаза, бормочет:
– Если ты меня заразишь, то лечение за твой счет, – и придвигается ближе.
Когда Хиджиката просыпается во второй раз, он вытаскивает из-под подушки затекшую руку и обнаруживает в ней что-то розовое и разрисованное клубниками. И смотрит на Гинтоки, проверяя, не заметил ли тот, что Хиджиката спал, сжимая в пальцах его трусы.
Гинтоки лежит на животе, уткнувшись лицом в подушку, и прижимается к Хиджикате бедром.


Примечание:
Сасэко – имя, ставшее нарицательным; женщина, которая никому не откажет.

@темы: Хиджиката, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Романс

---

Хиджиката, романс - 2

[Baragaki no Mayora-13 in Mayoland]

Название: Границы дозволенного
Автор: Корю
Бета: Seliamar
Размер: 2537 слов
Пейринг: Сасаки/Хиджиката
Жанр: романс, флафф
Рейтинг: R
Саммари: Сасаки не привык действовать наобум.

Сасаки Исабуро был хорошо воспитанным человеком. Он соблюдал нормы вежливости, уважал частную собственность и личное пространство. Поэтому, прежде чем позвонить Хиджикате, он спросил разрешения.
– Хиджиката-сан, – сказал Сасаки, когда они вышли из кабинета Мацудайры, – ты мог бы дать мне свой номер телефона?
Хиджиката окинул его красноречивым взглядом, который Сасаки выдержал с непоколебимым спокойствием, и сказал с сарказмом:
– Спасибо, что спросил. Учитывая, что ты стащил мой мобильник со стола, пока я разговаривал со стариком.
Сасаки решил, что некоторые минусы – он был уверен, что подкинул мобильный обратно совершенно незаметно – искупаются главным плюсом: Хиджиката не сказал «нет».

Добытым номером он воспользовался уже на следующий день, с утра, как только проснулся. К сожалению, он забыл, что у Шинсенгуми был ночной рейд, поэтому пришлось выслушать много крайне нелестных, а порой совершенно новых и ранее неизвестных высказываний в свой адрес. Сасаки извинился, подождал до обеда и перезвонил.
– Хочу выразить восхищение твоей изобретательностью, Хиджиката-сан, – сказал он искренне. – Правда, некоторые из твоих фантазий показались мне чересчур изощрёнными. Боюсь, гуманоиду это не под силу.
Ответ Хиджикаты мог бы привести в восторг любого лингвиста. Или приверженца экстремальных видов секса.

Раз он не хотел, чтобы ему звонили, и высказал это более чем определённо, то оставался только один способ – переписка.
Это было очень удобно: электронные сообщения не отвлекали от важных дел, не будили по утрам, и, отправляя их, не надо было каждый раз извиняться и выслушивать ответные ругательства. К тому же Сасаки любил переписываться и буквально забросал Хиджикату сообщениями.
Тот ни разу ему не ответил, но, как здраво рассудил Сасаки, будь Хиджиката против, он мог бы сменить номер, или внести его в чёрный список, или перезвонить и потребовать, чтобы Сасаки прекратил.
Ничего из этого Хиджиката не сделал, и спустя неделю Сасаки решил, что пора переходить к более активным действиям.

– Добрый день, – сказал он, усаживаясь за столик, – какая приятная встреча.
Хиджиката смерил его убийственным взглядом.
– Только не говори, что случайно проходил мимо.
Именно это Сасаки и собирался сказать, поэтому промолчал.
– Ты что, сталкер?
Хиджиката не требовал, чтобы он немедленно убрался, не пытался уйти сам, и Сасаки решил, что это хороший знак.
– Как я уже говорил, – сказал он с достоинством, – я не сталкер, я – фанат.
Хиджиката только фыркнул. Ничего больше не говоря, он взял миску с рисом и майонезом в одну руку, палочки – в другую и приступил к еде. Смотреть, как кто-то ест, было бы неприлично, поэтому Сасаки раскрыл меню и скептически изучил список предлагаемых блюд. Кажется, без риска для здоровья он мог заказать здесь только чай.
– Фанат, как же, – сказал Хиджиката с набитым ртом. – Хочешь автограф?
Щёки у него округлились – в сочетании с нахмуренными бровями это придавало ему комический вид. В уголке рта осталась капелька майонеза. Хотелось протянуть руку и снять её медленным широким движением, задевая губы. Но их отношения ещё не зашли так далеко, поэтому Сасаки ответил:
– Автографы меня не интересуют. Вместо этого… – он достал из кармана телефон. – Можно тебя сфотографировать?
– Нет.
– А сфотографироваться вместе?
– Нет!
Телефон пришлось убрать. Сасаки это не расстроило: фотографий Хиджикаты у него уже набралось немало, сейчас же он просто прощупывал почву. Необходимо было выяснить границы дозволенного, рамки, в которых придётся действовать.
Он уже понял, что если Хиджиката говорит «нет», то спорить с ним бесполезно. А вот всё остальное: угрозы, ругательства, даже размахивание мечом – совсем не обязательно является отказом.
Принесли чай, и Сасаки с сомнением заглянул в чашку.
– Нет там мух, – усмехнулся Хиджиката, – можешь заказать что угодно, здесь хорошо кормят.
Это было почти похоже на мирную беседу, и Сасаки решил, что ситуация развивается с положительной динамикой.

Они просидели в кафе около часа, разговаривая. Большую часть их беседы можно было назвать вежливой перебранкой, но иногда им почти удавалось общаться нормально.
Из кафе они вышли вместе и остановились на крыльце – Хиджиката достал сигареты.
Их дороги лежали в разные стороны, и Сасаки решил не тянуть. Не терпелось проверить, как далеко ему позволят зайти в этот раз.
– Хиджиката-сан, – позвал он, и Хиджиката покосился в его сторону. – Пойдёшь со мной на свидание?
Хиджиката подавился дымом.
– Ничего себе! – выдавил он, кашляя и смаргивая слёзы. – Как тебе такое в голову пришло?
Он покачал головой, убрал зажигалку в рукав и повернулся, чтобы уходить.
– Так что насчёт следующих выходных? – не сдавался Сасаки.
– Ты не сталкер, а извращенец, – ответил Хиджиката и ушёл не прощаясь.
Он не сказал «нет».
Сасаки вызвал водителя и стал размышлять, где лучше устроить свидание. Хотелось, чтобы их первый раз был идеален.

– У нас не свидание, – сказал Хиджиката, усаживаясь. – Я просто люблю этот фильм.
– Эксклюзивный показ, – напомнил Сасаки с некоторым самодовольством.
Хиджиката огляделся.
– Почему мы тут одни?
– Билеты стоят дорого, – пожал плечами Сасаки, – не всем по карману.
Он даже не соврал – билеты действительно были недёшевы, а о том, что он выкупил все места на балконе, Хиджикате знать не стоило.
Здесь было очень уютно и, главное, уединённо – из партера доносился гул голосов, но когда свет потушили, и он стих. Хиджиката уставился на экран во все глаза: ещё шли титры, но на его лице уже появилось забавное, по-детски восторженное выражение. Сасаки смотрел на него неотрывно.
Было темно, диван, в отличие от кресел, позволял придвинуться ближе – почти интимная обстановка. Сасаки знал, что многие ходят на свидания в кино совсем не ради фильмов, но не был уверен, что их отношения достигли этой стадии.
На пробу он положил руку на спинку дивана так, что пальцы слегка касались чужого плеча. Подождал немного и придвинулся ближе. От Хиджикаты, казалось, исходил жар, ощутимый даже сквозь одежду. Или же это было игрой воображения.
Сасаки отодвинулся. Убрал руку со спинки и опёрся ладонью о сиденье – рядом с бедром Хиджикаты. Оставалось только слегка пошевелиться, чтобы коснуться его. Сасаки быстро облизнулся. Если окажется, что он вышел за рамки, всегда можно сделать вид, что произошла случайность.
– Ты достал.
Сасаки, полностью поглощённый своими манёврами, вздрогнул от неожиданности.
Хиджиката отвернулся от экрана и смотрел на него – левая часть лица тонула в темноте, правая, высвеченная неверным светом кинопроектора, казалась неживой, гротескной, как театральная маска. Только глаза блестели ярко, по-настоящему.
– Ведёшь себя, как подросток, – сказал Хиджиката.
Потом потянулся вперёд и поцеловал его – коротко, почти не размыкая губ. Отодвинулся. Но не отвернулся.
Сасаки задумался. Кажется, определённые им границы оказались ложными – ошибка в расчётах, неверные координаты. Сасаки не любил действовать вслепую, поэтому наклонился, взял Хиджикату за плечи и поцеловал уже по-настоящему, заставляя раскрыть губы, проникая языком в горячий, влажный рот.
– Обжиматься в кинотеатре, – пробормотал Хиджиката, – ты точно извращенец.
Сасаки не ответил: он был слишком занят, проверяя границы дозволенного. Они оказались на удивление широки.

– Из-за тебя я пропустил фильм, – сказал Хиджиката позднее.
– Сходим ещё раз.
– Ты планировал это с самого начала, верно? Даже номер в отеле забронировал.
– Я всё-таки не подросток, – с достоинством ответил Сасаки.
Хиджиката посмотрел на него странно, то ли с презрением, то ли с весельем.
– Я одного в толк не возьму: ты мог снять номер в любой гостинице, так какого чёрта ты выбрал лав-отель?
Сасаки не нашёлся с ответом, и Хиджиката насмешливо фыркнул.
– Как я и говорил – извращенец.
Это прозвучало бы внушительнее, если бы он при этом не прижимался к Сасаки всем телом, вдавливая его в стенку лифта. Можно было указать ему на расхождение слов и дела, но Сасаки не стал. В конце концов, у него сейчас были более приятные способы занять рот.

Они вывалились из лифта на своём этаже, целуясь, сталкиваясь зубами, сплетаясь языками, вдыхая и задыхаясь.
Сасаки мог сбить муху пулей и затушить свечу взмахом меча, но попасть ключом в замочную скважину сумел только с пятой попытки.
Хиджиката был как пожар, как лихорадка – Сасаки сгорал в нём, болел им и не смог бы расцепиться с ним даже ради спасения жизни.
Хиджиката разрушал все границы и нарушал все правила. Он первым освободился от одежды, рванув оби так, что ткань затрещала. Юката распахнулась, обнажив гладкие мышцы груди и подтянутый живот. Сасаки успел взглянуть только раз, а Хиджиката уже схватился за ворот его юкаты, потянул в стороны, почти стягивая с плеч, прижался к нему голой грудью, потёрся затвердевшими сосками. В голове ослепительно вспыхнуло, в глазах потемнело. Хиджиката был как кровоизлияние в мозг – самый приятный инсульт в мире.
До постели они добрались случайно: Хиджиката пятился, пока не упёрся в неё ногами, и просто повалился на спину, увлекая его за собой. Сасаки едва успел упереться руками в матрас, чтобы не рухнуть на него всем весом.
В комнате царил полумрак, а хотелось включить светильники и лампы, хотелось не упустить ни одной подробности. Но для этого пришлось бы встать с кровати. Хиджиката усмехнулся, сверкнув зубами, и Сасаки понял, что не в состоянии отодвинуться – Хиджиката был как смерть, от которой не спасёшься.
И он позволял так много, что в это трудно было поверить. Сасаки бы решил, что просто спит, но ему никогда не снились настолько откровенные сны. Хиджиката был прямо под его руками, почти обнажённый, доступный – казалось, с ним можно делать что угодно. Сасаки знал, что это не так. Что есть рамки, и если он их нарушит, то всё испортит. Поэтому он не спешил.
Он целовал Хиджикату – в уже припухшие губы, подставленную шею, голые плечи, острые ключицы, чертил языком узоры на гладкой коже, прикусывал зубами бугристые шрамы. Слушал тихие рваные выдохи над головой, слушал частый стук сердца под пальцами. Можно. Это было можно.
Он ласкал его тело руками – вслепую. Оглаживал вздымающиеся рёбра, разминал каменные мускулы на пояснице, сжимал твёрдые соски – то нежно, то грубо. Касался живота невесомо, кончиками пальцев, обрисовывая пупок, спускаясь ниже, к густым жёстким волосам, дразня прикосновениями. Хиджиката бессильно и бессвязно ругался, но позволял.
Он проводил губами по внутренней поверхности бедра, прижимаясь щекой к нежной коже, осторожно надавливал на колени, заставляя раскрыться. Сердце билось где-то в горле, пальцы дрожали от волнения, но Хиджиката только шумно, протяжно выдохнул и развёл ноги – сам.
Время неслось вскачь, пожирая реальность: только что Сасаки думал о смазке, а в другой момент уже размазывал по ладони вязкую, пошло пахнущую клубникой субстанцию. Время растягивалось, тянулось невыносимо: Сасаки показалось, что прошла вечность, пока Хиджиката не перестал хмуриться и не расслабился, впуская его в себя.
Он старался двигаться медленно, осторожно, давая Хиджикате время привыкнуть. Давая время себе. Сасаки не любил действовать поспешно, наобум, Сасаки слишком хорошо знал, что одна ошибка может разрушить тщательно продуманные планы. Поэтому он сдерживал себя, прислушиваясь к реакциям Хиджикаты, подстраиваясь под него, чтобы не сделать ненароком того, чего делать не должен. И когда Хиджиката вдруг замер под ним, Сасаки замер тоже, неуверенный в том, что не переступил черту.
– Хватит осторожничать, – сказал Хиджиката.
Он толкнул Сасаки, заставляя отстраниться, и сел, обхватил его за плечи, прижимаясь всем телом, насаживаясь до упора, двинул бёдрами. Сасаки невольно охнул, и Хиджиката улыбнулся так ярко и насмешливо, что удержаться было просто невозможно: Сасаки притянул его к себе, целуя, и границ не стало.

Когда всё кончилось, Хиджиката резко выдохнул и как-то разом расслабился. Толкнул его в плечо и сказал:
– Слезь.
Сасаки отодвинулся, сел на кровати, провёл рукой по волосам, потом потянулся к тумбочке и включил светильник. Комнату залило тусклым красноватым светом.
В лав-отеле он был впервые и сейчас оглядывался с брезгливым интересом, отмечая пошлость интерьера, который, наверное, был призван создать интимную атмосферу. Впрочем, даже будь стены покрашены в белый цвет, он изучал бы их с не меньшим вниманием – всё, что угодно, лишь бы не смотреть на Хиджикату. В груди разрасталось какое-то неприятное, странное чувство.
– Я спать, – сказал Хиджиката за его спиной.
Пришлось обернуться.
– Ты не пойдёшь в душ?
– Потом.
Хиджиката зевнул и потянулся всем телом – простыня, которая и так едва прикрывала бёдра, сползла окончательно.
– Если хочешь, иди первым.
Он повернулся спиной, просунул руку под подушку, согнул одну ногу в колене. Сасаки смотрел, скользил взглядом по взъерошенным волосам на затылке, красноватым пятнам на шее и плечах, линиям шрамов на спине, блестящей от пота ложбинке над ягодицами, родинке под коленом. Когда просто смотреть стало невыносимо, он сказал:
– Всё-таки у нас было свидание.
Хиджиката дёрнул плечом.
– У нас был секс, – поправил он с насмешкой.
Сасаки промолчал, не уверенный в том, какой ответ будет уместен. Он знал, как вести себя с Хиджикатой – тем, который не отвечал на электронные письма и огрызался на любое слово. Он интуитивно чувствовал, как вести себя с Хиджикатой – тем, который плавился под руками, жарко выдыхая, подаваясь навстречу.
Как вести себя с этим Хиджикатой – спокойным и равнодушным – он не представлял.
Сначала были определённые, хорошо изученные рамки, потом они рухнули, открыв бесконечные просторы возможностей, а теперь ему казалось, что вокруг воздвиглись высокие, увитые колючей проволокой, стены – так близко, что нечем дышать.
Сасаки не любил действовать вслепую, ему всегда был нужен план и чёткая карта местности. И если он не знал новых границ в их отношениях, он собирался определить их заново.

Он придвинулся к Хиджикате и аккуратно коснулся его плеча – а ведь совсем недавно он вцеплялся в это тело с такой силой, что наверняка должны были остаться синяки.
– Хиджиката-сан?
– Ммм?..
Похоже, он успел задремать. Сасаки заглянул ему в лицо – спокойное, немного утомлённое, – взмокшие волосы прилипли к щекам, на припухших, темных губах явственно проступали следы зубов. Сасаки тихо выдохнул.
– Можно я тебя поцелую?
Хиджиката приподнял брови, не открывая глаз.
– Ну ты даёшь, – пробормотал он с лёгким удивлением.
Это не был ответ, но это не был и отказ. Сасаки склонился к нему и поцеловал. Не так, как они целовались до этого – яростно, словно пытаясь сожрать друг друга, – медленно, нежно, зализывая отметины на губах, пробуя на вкус, как в первый раз. Хиджиката не отвечал на поцелуй, но повернул голову, чтобы ему было удобнее. Очередной не-отказ. Сасаки подхватил его под плечо, развернул, не прерывая поцелуя. На ощупь провёл пальцами по гладкой скуле, придержал за подбородок. Время застыло и растянулось, в груди кололо, словно от нехватки воздуха, а потом мягкие искусанные губы всё-таки шевельнулись, отвечая, и Сасаки почувствовал прикосновение языка – ленивое, невесомое. А потом Хиджиката отстранился.
– Ну хватит, – сказал он, облизываясь. – Если ты хочешь второй раунд, то ладно. Но не думай, что я буду снизу два раза подряд.
Сасаки не думал, вообще не задумывался о таких мелочах. Его волновало другое. Да, они занялись сексом, и это было прекрасно. Но этого было недостаточно.
Поцелуй закончился, но Хиджиката не отстранился, наоборот – он подвинулся, упёршись затылком ему в плечо, прижимаясь спиной к груди. Сасаки смотрел на его лицо сверху вниз. В этом ракурсе можно было увидеть только прямую линию носа, густые, на редкость длинные ресницы и едва заметные тёмные круги под ними.
– Хиджиката-сан.
– Что?
– Теперь я могу тебя сфотографировать?
– Нет, – сказал Хиджиката резко, совсем не сонно.
– А звать тебя «Тоши»?
– Точно, нет!
Хиджиката повернулся и посмотрел ему в лицо.
– Только попробуй, – сказал он, хмурясь, – убью.
Глаза у него в таком освещении казались чёрными – Сасаки засмотрелся и почти не расстроился.
– Короче, – сказал Хиджиката всё ещё недовольным тоном, – я собираюсь немного поспать. И если ты вздумаешь меня фотографировать или… даже не знаю, что может прийти тебе в голову! В любом случае – ничего не делай.
– И в мыслях не было, – примирительно отозвался Сасаки.
Он выдержал пронзительный взгляд, дождался, когда Хиджиката отвернётся, и спросил:
– Хиджиката-сан…
– Ну что ещё?
– Ты будешь со мной встречаться?
Хиджиката помолчал, как будто обдумывая его вопрос, а потом фыркнул.
– Охренеть, – пробормотал он и рассмеялся.
– Так да или нет?
– Сдурел? – Хиджиката сполз по его груди, устраиваясь поудобнее. – Я тебе что – девчонка? Будешь дарить мне цветы, заезжать после работы и – что там ещё делают? – держаться за руки?
Сасаки задумался на секунду.
– Если ты этого хочешь, то…
– Я не это имел в виду!
Хиджиката зевнул, пробормотал что-то вроде «встречаться, надо же!» и отвернулся. Его дыхание почти сразу выровнялось, стало совсем неслышным, и он заснул.
Сасаки потребовалось некоторое время, чтобы понять это: Хиджиката спал в его объятиях.
И он не сказал «нет».

@темы: Хиджиката, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Романс

---

Хиджиката, романс - 1

[Baragaki no Mayora-13 in Mayoland]

Название: Как в диснеевском мультфильме
Автор: твикстер
Персонажи: Хиджиката/Мицуба
Форма: арт
Тема: романс
Рейтинг: G

@темы: Хиджиката, арт/коллаж, Joui Wars - 2013, Романс

---

Окита, романс

[Sougo Sadistic Fan]

Название: Бесценно и бесплатно
Автор: команда Sougo Sadistic Fan
Размер: мини, 3 295 слов
Пейринг: Сого Окита/Саката Гинтоки
Тема: романс
Жанр: любовный роман/драма/UST/флафф
Рейтинг: R
Саммари: у Сого проблема, у Гинтоки тоже
Предупреждения: мат

В комнате Гинтоки уютно и бардак. Нужно быть талантливым, чтобы так непринуждённо захламить комнату, в которой кроме футона и зеркала в полный рост ничего нет.

У них полчаса — столько времени Шинпачи и Кагура будут ходить по магазинам и гулять с Садахару. Полчаса в неделю — за столько времени платит Сого. Полчаса, с половины второго до двух, каждый четверг — в это время Сого обедает, а Шинпачи и Кагура отправляются за недельным запасом продуктов и бытовой химии. Покупают они всё это на деньги, которые Сого платит Гинтоки.

— Я подозревал, что ты извращенец, — эту заурядную фразу сказал Гинтоки, когда Сого пришёл в Ёрозую и предложил ему нехитрую работу со стабильным заработком.
— Вы ещё больший извращенец, данна, — сказал Сого через три недели. — Тратите все деньги на то, чтобы выкроить для меня полчаса. Вы работаете задаром.
— Не называй это работой, — скривился Гинтоки. — Я оказываю тебе услугу.
— С чего бы?
— Потому что я добрый и помогаю людям, которые нуждаются в помощи.
Сого рассмеялся.

Кимоно Сого купил сам, простое, без крикливых узоров, матово-синее, в пол.
— Зачем такое длинное? — удивился Гинтоки в первый четверг.
— У вас кривые ноги. Не обижайтесь, данна.
— С чего бы, — усмехнулся Гинтоки, но было видно, что его обидело это замечание.
Занятно, Гинтоки вечно жалуется на кудрявость своих волос и не сказать, чтобы он следил за собой, но стоит согласиться, что да, кудрявые волосы — это не круто, или заметить какой-то изъян, как он сразу встаёт на дыбы. Нетипичное для мужчины кокетство. Сого это нравится, его привлекают маленькие слабости сильных людей. У Гинтоки их много, критических кнопок, на которые если как следует нажать, он сломается. Но Сого не собирается его ломать, ему достаточно знать, что он имеет доступ к этим кнопкам. Пока достаточно.

Гинтоки переодевается перед зеркалом — одно из условий договора. Сого сидит на футоне и смотрит; ещё одно условие — не обращать на него внимания и вести себя естественно. В случае с Гинтоки — излучать отвращение.
Первые три четверга Гинтоки отлично справлялся, а потом Сого уловил нарочитость в его взглядах и движениях.
— Вы паршивый актёр, данна, — сказал тогда Сого.
— Я прекрасный актёр, — ответил Гинтоки и глянул на Сого через зеркало.
— Вы сейчас нарушили сразу два условия.
— Чего? Хочешь сказать, я должен игнорировать тебя, даже если ты разговариваешь со мной?
— Не хочу, уже сказал, когда нанимал вас.
— Ой, прекрати уже употреблять эти слова: «работа», «нанимал»... бесит.
— Данна, вы как ребенок, — Сого улыбнулся, но не стал сильнее давить на критическую кнопку: время нельзя поставить на паузу, а они могут сплестись языками надолго.
Гинтоки помолчал, ожидая продолжения, и когда понял, что его не будет, вернулся к началу их перепалки:
— Почему это я плохой актёр?
Его это волновало, так неприкрыто. Нет, он хотел, чтобы Сого знал.
Сого снова улыбнулся и согласился поиграть в капитана Очевидность.
— Вам больше не противно то, чем вы занимаетесь. Но вы продолжаете выполнять моё условие. Быть может, потому что не хотите лишиться дополнительного заработка (хотя, о чём это я, он же у вас единственный), или не можете признаться даже себе, что вам это доставляет удовольствие.
— Вот, вот! — победоносно воскликнул Гинтоки и повернулся к Сого. — Мой актёрский талант настолько велик, что я могу сыграть притворство, которое выглядит фальшиво.
— Да вы просто гениальный аферист, данна!
Они оба рассмеялись, оба — фальшиво.

Гинтоки всегда начинает с одежды, лицо и волосы остаются под занавес — это тоже обязательное условие.
После того разговора он перестал изображать неприязнь, Сого запретил: естественность важнее всего, естественность и искренность.
Ещё до того, как прийти в Ёрозую, Сого был готов к любым отклонениям от задуманного сценария. Он не стремится к ним и не провоцирует, но не будет возражать, если придётся импровизировать.

— Зачем тебе это? — спросил Гинтоки во второй четверг, а Сого подумал: почему не в первый, и пожал плечами:
— Нравится. Так же, как вам сладкое.
— Ну а если серьёзно? Это же... странно? — судя по вопросительной интонации, Гинтоки сомневался, на самом ли деле это странно. Возможно, он подразумевал что-то более грубое, но обычно Гинтоки не стесняется обижать людей, даже близких.
— Детская травма? — впрочем, в тот раз тоже не постеснялся.
— Как вы себе это представляете? — вежливо спросил Сого.
— Нет, спасибо, я не хочу это представлять.

Шёлк, как вода, срывается вниз по рукам, когда Гинтоки засовывает их в просторные рукава. Складки закруглённые, мягкие, ни одного острого угла, если провести пальцем, складка раздвоится, качнувшись словно волны на глади озера.
Сого не дотрагивается до кимоно, но знает, каково оно наощупь, и мурашки бегут по спине и рукам, когда Гинтоки надевает его — на голое тело.

— Ты точно извращенец, — паскудно усмехнулся Гинтоки, услышав очередное условие.
После третьего четверга, вспомнив эту усмешку, Сого подумал, что, возможно, ошибся и Гинтоки действительно прекрасный актёр.

Оби, однотонный и узкий, Гинтоки завязывает поперечным бантом, как на подарочной упаковке. Не очень аккуратно, но Сого не придирается.
В белых таби и простеньких гэта ступни Гинтоки кажутся на пару размеров меньше и, глядя на них, можно легко дорисовать вверх стройные голени, мягкие бёдра, гладкий упругий живот, дородную грудь и плавные круглые плечи.
— А лицо? — спрашивает Гинтоки, уверенно черкнув по веку кисточкой с фиолетовыми тенями.
Сого бросает на него строгий взгляд.
— Данна, вам нельзя со мной разговаривать.
— А, да-да, забыл, — кивает Гинтоки в притворном покаянии. Кисточка уже порхает над вторым веком.
— Лицо вполне сойдёт и ваше, — Сого внимательно следит за реакцией, но Гинтоки безответен, не замечает его присутствия, следуя указаниям как никогда. Что ж, это тоже интересная реакция.

Красный блеск помады, жирный и хищный, слепит глаза будто солнце. Хотя нет, это действительно солнце — врезалось лучом в зеркало. Но Сого нравится мысль о том, что у Гинтоки ослепительные губы. Он неслышно проговаривает её, и слово «губы» касается его собственных губ — и словно губы целуют...
Гинтоки матерится, когда расчёска застревает в строптивых кудрях.
— Нужно расчёсываться каждый день, а не раз в неделю, — беззлобно замечает Сого.
Гинтоки дёргает расчёску, шипит, снова матерится.
— А толку. Они как крючки цепляются друг за друга, хоть расчёсывай, хоть нет.
Он заводит руки назад и пристёгивает шиньон к затылку невидимками, которые держит в зубах. Бросает расчёску на пол и разворачивается. Сого смотрит на часы, слегка отодвинув манжету рубашки, потом смотрит на Гинтоки.
— Вы сегодня быстро. Наловчились уже.
Гинтоки в ответ только приподнимает бровь, и в этом жесте больше гордости, чем было бы в произнесённом вслух «а то!».
Сого встаёт с футона, потягивается, разминает шею и плечи, хрустит пальцами, сомкнув их в замок и вытянув руки перед собой, — Сого предвкушает несколько минут удовольствия, ради которого весь этот цирк. Длинная прелюдия — и быстрая кульминация. Но прелюдия тоже важна и приятна, без неё удовольствие было бы ущербным, без неё Сого не насытился бы одним результатом, как если бы проглотил кусок мяса не разжевав.
Сого обходит Гинтоки по кругу, вдыхает щекотный запах косметики, запутывается взглядом как расчёской в упрямых кудрях, нажимает взглядом на румяную скулу, приподнимает взглядом подбородок, ныряет взглядом за отворот кимоно и гладит — шёлковую ткань, изрезанную шрамами кожу.
Гинтоки ровный и неподвижный, будто стоит на взрывчатке. Дышит спокойно, смотрит мимо — следует указаниям как никогда. А Сого хочет импровизировать.

— Я доплачу, — говорит он быстро и сдёргивает шиньон, обходя Гинтоки сзади.
— Удвою, — касается пальцами губ, ведёт жирный помадный след до мочки уха.
— Сколько захотите, — тянет конец неаккуратного банта.
— Аннулирую, — говорит, когда распахивает кимоно и видит недвусмысленно твёрдый член Гинтоки.
— Но первую зарплату всё-таки оставь, иначе как я избавлюсь от спиногрызов?
Сого тягуче моргает.
— Всё-таки продаётесь, данна?
— Забочусь о детях.

Гинтоки не наклоняет голову, когда Сого подаётся вперёд и вверх, и приходится запутаться пальцами как расчёской в упрямых кудрях, надавить ладонью на затылок, чтобы лизнуть верхнюю губу изнутри, а потом протолкнуть язык между зубами. Помадный вкус и запах марают кожу, шрамы ощущаются даже сквозь жилетку и рубашку, шрамы возбуждают ярче, чем вдавленный в живот член.
Рот у Гинтоки пресный, равнодушный, как и его глаза большую часть времени. Гинтоки пресыщен поцелуями, избалован ими, и язык Сого не впечатляет его. Критическая кнопка Сого вжата до предела.
Сого понимает, что это будет не быстрый разнузданный секс, как он рассчитывал, и даже не соревнование: Гинтоки не намерен ублажать его в ответ, это будет борьба — между Сого и безымянными партнёрами Гинтоки.
Сого закусывает нижнюю губу Гинтоки, фиксирует, опускает руку, спускается пальцами по шрамам, отмечая каждый чётким нажатием, охватывает член, чуть сдавливает, едва уловимым движением оглаживает влажно-скользкую головку, сдавливает сильнее и отпускает — губу и член.
— Полчаса истекли, — говорит Сого, стирая платком помаду с губ, мокрых от дыхания Гинтоки. — Спасибо, данна, это было занятно. — Он достаёт из кармана деньги, вкладывает их в раскрытую ладонь Гинтоки и уходит, не поднимая головы. Фусума съезжаются за спиной под аккомпанемент падающих на пол купюр.

***

Вечерами, когда нет ночных смен, Сого ходит в зал игровых автоматов, в парк аттракционов, в бар, в караоке, на последние сеансы ужастиков, на каток и в другие развлекательные места. Стирает ладони, виртуально гоняясь за преступниками, срывает горло, катаясь на всяких сумасшедших каруселях, напивается и орёт любимые песни, ест попкорн пятилитровыми ведрами и обстреливает им сидящих впереди, выделывает на льду пируэты — короче говоря, очень весело проводит время. Иногда ему составляют компанию Хиджиката или Кондо-сан, и тогда время проводится ещё веселей.
К утру впечатления гаснут, как фонари на улицах города, и прошедший вечер кажется потраченным впустую. Сого охватывает безосновательное раздражение и чувство, что он посещает все эти места для галочки. Надо сходить туда-то и туда-то, вот список, Сого сверяется с ним и вычёркивает пункты с названиями заведений, где уже был. Так, списком, и запоминаются все развлечения. И гадкое послевкусие четверга не проходит ни через день, ни через два, ни через пять дней. Работа не отвлекает, а только досаждает больше прежнего. Работа унылая и однообразная, даже Кацура не всплывает ни в каких делах и переулках. Ответы на просьбы и придирки Хиджикаты тоже унылы и однообразны — без вдохновения, на отъебись.
Сого чувствует себя странно: как будто он не весь ушёл из комнаты Гинтоки.

***

Ветер толкает Сого в грудь, тянет за волосы назад, когда он идёт в Ёрозую.
У входа в бар Отосэ отметает от порога мусор, который нашвырял ветер. Сого хочет сказать ей, что это абсолютно бесполезное занятие, но лишь кивает и молча поднимается на второй этаж.
Время — 13:28, Сого подходит к дверям, заносит руку, чтобы постучать, и слышит лай Садахару и рявканье Кагуры. Сого всё равно стучит, как потом ему подумается, на автомате. Выходит Шинпачи — все в сборе — и смотрит на него со смесью удивления и беспокойства, здоровается, но не спешит впускать внутрь. Двери распахнуты наполовину, как для почтальона, который может вручить письмо и через тонкую щель, но было бы невежливо через неё с ним здороваться. Для желанного гостя двери распахивают полностью и сразу отходят в сторону, чтобы он ни секунды не стоял на пороге.
Гинтоки не сказал своим спиногрызам, что должен прийти Сого, что ждёт его.
Сого становится неприятно, как при просмотре эпизода, в котором симпатичный ему персонаж вдруг начинает вести себя вусмерть глупо, словно его подменили.

— У вашего босса проблемы, — говорит Сого. Он отдаёт себе отчёт в том, что угрожает, а не сообщает плохую новость. Шинпачи тоже понимает это, и беспокойство во взгляде сменяется суровостью.
— В чём дело? — голос звучит уже по-другому, твёрже и взрослее. Сого не может не улыбнуться.
— Ваш босс, — он наклоняется к Шинпачи, чтобы на ухо зловещим шёпотом рассказать о жутком преступлении, которое совершил Гинтоки, но не успевает, потому что Гинтоки выходит в коридор.
— А, ты, — он бросает на Сого пустой взгляд, такой же взгляд он бросает на всё, что навевает на него скуку, например, на грязные полотенца в ванной. — Сейчас вернусь, — это он говорит Шинпачи, на Сого уже не смотрит. Надевает сапоги и выходит, ему хватает места, чтобы не задеть плечом ни Сого, ни дверь.
Шинпачи что-то верещит вслед, Сого не вслушивается, он спускается по лестнице.

— Я с самого начала знал, что это не кончится добром, — говорит Гинтоки, догнав его.
— Вы о чём? — Сого становится противно. Это уже не просто эпизод с подурневшим персонажем, это уже какой-то чудовищный пиздец, разочарование по всем фронтам.
— В прошлый четверг меня спалила старуха. Припёрлась, ведьма, как к себе домой, бля! Хоть бы постучалась, голос подала, ходит же, как шпион, крадётся всё, вот и нарвалась. Я там разукрашенный, в кимоно, и... в общем, зрелище не для её глаз.
— И как вы отмазались?
— Не заставляй меня переживать этот кошмар заново!
Сого поворачивает голову к Гинтоки, тот кривит рот и передёргивает плечами. Нет, симпатичный персонаж не подурнел, просто Сого невнимательно смотрит это кино.
Теперь ветер толкает в спину, тянет за волосы вперёд.
— И что — наши четверги?
«Наши» вылетело изо рта случайно, просто прилипло к четвергам. Сого хочет и не хочет их возобновлять: это будут уже другие четверги, а прошлый ему не понравился.
Гинтоки косится на Сого, его глаз почти не видно из-за пенящихся у лица кудряшек. Гинтоки молчит, и Сого снова чувствует неприязнь: будто он предложил девушке встречаться, а она ломается. По сути, так оно и есть, только сомнения не к лицу Гинтоки, он в них нелеп и неприятен. О существовании этой критической кнопки Сого предпочёл бы не знать. Лучше бы её и вовсе не было, но безупречных людей не существует, с этим приходится мириться.
— Понимаешь, Окита-кун, — наконец снисходит Гинтоки до ответа и обнимает Сого за плечи, — есть проблема.
Сого знакомо это чувство — когда земля под ногами и дерево за спиной вдруг становятся жидкими, как вода. И рука Гинтоки на плечах — тяжёлая и дружеская.
Ветер резко затихает, словно его поймали в сети, и Сого кажется, что они стоят — они стоят, а мимо проносятся вагоны магазинов и кафе.
— Понимаю, данна, понимаю. Ну, счастливо, — Сого распрямляет плечи, и рука Гинтоки соскальзывает с них. — Постарайтесь больше не попадаться. Лучше всего дрочить в ванной, и перед этим обязательно проверьте исправность замка.
Сого засовывает руки в карманы и поворачивает к кафе: он ещё успеет пообедать. На плече — выемка, заполненная пустотой.
Гинтоки окликает его:
— Эй, что значит «счастливо»?! Эй, бессовестная задница, я тебе душу открыл, а ты мне — «ну счастливо»?!
Сого оборачивается, люди, проходящие мимо, тоже.
— Ну, данна, я, как вы выразились, тоже открыл вам душу, мы квиты. А теперь я закрываю её и вам советую, а то и простудить можете.
Всё понарошку: и возмущения Гинтоки на публику, такие в его стиле, и ветреность Сого, такая — в его стиле. Всё, как всегда, и это хорошо. И хорошо — тоже понарошку. Потому что взгляд Гинтоки по-настоящему серьёзный.
Сого понимает, что не понял, поторопился — не поднял головы, не обернулся, договорил и додумал сам, чтобы снова не услышать «меня это не волнует». Сого считал, что с Гинтоки просто, с полуслова — и ошибся.
— Данна, хотите есть? Я угощаю.

Гинтоки всегда хочет есть и никогда не откажется от халявной выпивки. За услуги с ним можно расплачиваться парфе или любым другим лакомством, он не прихотлив, главное, чтобы это лакомство было ему по душе.
Сейчас Сого не расплачивается с Гинтоки, а просто его угощает. Хотя, как посмотреть: возможно, Сого платит Гинтоки за его откровенность.
— Я впадаю в ступор, — невнятно говорит Гинтоки, пытаясь прожевать слишком большой кусок ананаса в шоколаде.
— Хотите сказать, у вас столбняк? — Сого палочками размазывает по дну пиалы грибной соус, а взглядом — шоколад по губам Гинтоки.
— Что-то вроде того.
— Разве вам не должны были в детстве поставить прививку? Кхм. И как часто вы впадаете в ступор?
— Очень редко.
— М-м-м, вот как. Получается, я особенный.
Гинтоки пристально смотрит на свою тарелку, на которой остался последний кусок ананаса, и бормочет, снова невнятно, хотя рот уже не занят:
— Ты здесь ни при чём. У меня просто очень редко бывает секс.
— Вы шутите.
— Тебе смешно?
— Нет, если это правда, мне не смешно. — По правде, Сого неловко. И немного стыдно за то, что он обвинил Гинтоки в ведении бурной половой жизни. — Может быть, вы впадаете в ступор как раз потому, что редко занимаетесь сексом с живыми людьми. — Сого протягивает руку через стол, как в низкопробных мелодрамах, и прочувствованно сжимает ладонь Гинтоки: — Данна, это очень просто лечится. Обещаю, я буду нежен.
— А ты так умеешь? — гадко усмехается Гинтоки, глянув на него исподлобья.
— Теоритически. Нам обоим нужна практика, поможем друг другу?

***

— Да вы просто ленитесь. Хотите, чтобы я тут ползал вокруг вас и облизывал, а вы бы лежали и только получали удовольствие.
— Моя лень слегка преувеличена. Я правда в ступоре.
— Но у вас же стоит член.
— Он тоже в ступоре.
— Знаете, данна, я совсем не так представлял наш первый секс.
— А я вообще не представлял наш первый секс, и что с того?
— Языком молоть у вас получается отлично, может, займёте его более полезным делом, и ступор тогда сразу пройдет?
— Может, для начала разденемся и ляжем в постель?
— Ну, думаю, это будет немного проблематично, если вы хотите именно в таком порядке: до ближайшей постели целый квартал. И хоть это и Кабуки-чо, здесь тоже живут дети.
— Слушай, Окита-кун, хватит, слезай с меня, я подниму свои палочки и надо выбираться отсюда, а то на нас уже другие посетители недобро косятся.
— Откуда вам знать, что они на нас косятся, вы же не видите их лиц.
— Но я чувствую их взгляды! Они прожигают.
Сого несколько раз коротко и крепко целует Гинтоки в губы, а потом вылезает из-под стола. Поправляет форму и катану, невозмутимо оглядывает посетителей, которые, кажется, забыли, что пришли в кафе, а не в кино, и говорит, повысив голос:
— Без паники, я поймал его — вора палочек, который наводил на город страх и ужас последние пару месяцев.
Посетители явно впервые слышат о таинственном воре, но тем не менее, шумно и с облегчением выдыхают в один голос.
— Возвращайтесь к трапезе, больше он вас не побеспокоит.
Сого наклоняется, чтобы с позором вытащить Гинтоки на глаза осуждающей публики.
— Ты что учудил, засранец?! — озлобленно шипит Гинтоки.
— Не сопротивляйтесь, данна, — быстро шепчет Сого. — Я, как блюститель порядка и пример для подражания, не могу себе позволить кувыркаться под столом в общественном месте. Это первое, что пришло в голову, просто послушно вылезайте, я надену на вас наручники и мы по-тихому уберёмся отсюда.
— По-тихому, говоришь? Да ты вмиг разрушил мою репутацию, которую я трепетно создавал годами, задница такая!
— Данна, не смешите, — нежно усмехается Сого, — какая репутация, вы же известный неудачник Кабуки-чо.
— Ты ответишь за это, живодёр мелкий.
— Да, и я хочу поскорее за это ответить, поэтому вылезайте уже, — Сого протягивает руку, и когда Гинтоки хватается за неё, дёргает так, что тот чуть не пробивает макушкой стол.
Наручники смыкаются на запястьях в мгновение ока, Сого и Гинтоки покидают кафе под обстрелом враждебных взглядов, кто-то бросает им вслед обглоданный рыбий хвост. На пороге Гинтоки оборачивается и кричит во всю глотку:
— У меня трое детей, они голодные и больные, вы не имеете права осуждать меня!
— Теперь они вас точно запомнят, — укоризненно говорит Сого, подталкивая Гинтоки, не в спину, а гораздо ниже. — И, кстати, зачем вы соврали, ваша карма и так чернее некуда?
— Вообще-то я преуменьшил: Кагура и Садахару жрут за пятерых — каждый. Я многодетный отец на самом деле.

Они доходят до ближайшего поворота, Гинтоки с головы до ног облеплен осуждающими взглядами. Сого это заводит.
— Снимай скорее. — Гинтоки нетерпеливо трясёт руками, а Сого толкает его к стене и налегает сверху.
— Не хочу.
— Что, очередная эротическая фантазия?
— Да. — Сого прижимается губами к уху Гинтоки. — Вы нравитесь мне в роли преступника.
— Ну, вор палочек — слабоватый преступник, — заторможенно говорит Гинтоки. У него мягкий голос и снова твёрдый член.
— Обещаю, я придумаю для вас идеальное преступление. Закую в кандалы, и вам не придётся двигаться.

@темы: Окита, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Романс

---

Садахару, внеконкурс, юмор

[завеса жалости]

Название: Семейные неурядицы
Автор: команда завеса жалости
Бета: команда завеса жалости
Размер: драббл (617 слов)
Пейринг/Персонажи: Шинпачи, Гинтоки, бородавка!Садахару/2YL!Кагура
Тема: юмор
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Примечание: и добавить здесь нечего


Шинпачи не успел переступить и порога Йорозуи, как что-то с огромной скоростью врезалось ему в лицо. Он попятился, стащил со лба кусок белой ткани и в ужасе уставился на него.
– Кагура-чан? – на грани истерики позвал он. Кагура, раскрасневшаяся и разъяренная, появилась на пороге, рявкнула "Я это не надену!" и захлопнула дверь прямо перед его носом.
– Эй! – Шинпачи подскочил, ворвался в дом и замер в оцепенении. Вся гостиная была засыпана цветами и белыми платьями, и Кагура крутилась среди них. Гинтоки пытался выпутать из волос заколку с белым цветком и ругался почем зря. Только Садахару сидел смирно, положив руки на колени, и помахивал хвостом.
– Какого черта тут творится?! – взвился Шинпачи. Кагура оторвалась от тряпок:
– О, Шинпачи. Можешь меня поздравить, я выхожу замуж!
– Что? Гин-сан!
Гинтоки поднял на него затравленный взгляд:
– Думаешь, я не пытался ее отговорить? Я всегда надеялся, что она выйдет за обеспеченного лысого дурака.
– Но мы с Садахару любим друг друга!
Шинпачи окаменел: он прекрасно слышал слова, но смысл их доходил до него неожиданно плохо.
– С Садахару? – звенящим в предвестии новой истерики голосом уточнил он. Кагура кивнула, выудила из груды тряпок одно из платьев и задумчиво покрутилась по комнате.
– Всегда мечтала выйти замуж за мужчину, который будет боготворить меня, как свою единственную госпожу, – пояснила она. Садахару покивал, пошевелил ушами и устремил на Кагуру взгляд, и его можно было описать только, как «обожающий».
– Ты шутишь! – взвился Шинпачи. – Ты не можешь выйти замуж за собственного пса!
Кагура остановилась и взглянула на Шинпачи, будто обещала ему все муки ада, но он стоял на ногах твердо.
– Могу и выйду, – ледяным тоном отчеканила она, отвернулась и вмиг превратилась обратно в восторженную предстоящим событием девушку. – О, когда Садахару стал человеком, я сразу решила, что это судьба! Ведь мы всегда-всегда были вместе, а муж должен быть в первую очередь верным! В то же время, если меня что-то не устроит, я всегда могу завести интрижку на стороне – мама говорила не зацикливаться на одном мужчине.
– Это не мужчина – это пес!
– Все мужчины – кобели по природе своей, – пожала плечами Кагура.
Шинпачи схватился за голову и в отчаянии прибегнул к последнему средству:
– Что скажет твой отец? Он точно не готов выдать тебя замуж за собаку баскервилей!
– О-о-о, на самом деле, готов, – подал голос Гинтоки. – Я написал ему, что ее будущий муж настоящий зверь. В ответном письме он просто обливался слезами гордости и сетовал, что не может приехать.
– Эй-эй, видишь ли, в чем проблема – у нас тут действительно сидит зверь, и именно за него мы выдаем Кагуру-чан замуж!
– Шинпачи-сама, – Шинпачи вздрогнул и не сразу понял, что низкий звучный голос доносится со стороны Садахару. Тот прокашлялся, смиренно опустил голову и продолжил. – Я действительно люблю Кагуру-сама – так же сильно, как безмерно уважаю вас и Гинтоки-сама. Для меня важно получить ваше одобрение.
Шинпачи окаменел. Кагура всхлипнула и в лучших традициях героинь тысячесезонных сериалов бросилась Садахару на шею.
– Не говори так! Никто – никто не сможет нас разлучить! Дурак, дурак-Шинпачи!
Кагура говорила что-то еще, но Шинпачи уже не слышал – в ушах у него звенело, а тело стало ватным. За доли секунды он вдруг почувствовал себя таким мерзавцем, что ему захотелось умереть на месте. Гинтоки поймал его взгляд и понимающе кивнул. Шинпачи прочистил горло, понимая, что надо что-то сказать, но простое «ладно» никак не хотело произноситься.
– Я… – начал он.
Что-то мокрое коснулось его щеки, и Шинпачи вздрогнул. Комната поплыла, растворяясь, – Шинпачи открыл глаза и уставился в белый потолок Йорозуи. Потом скосил взгляд: Садахару лизнул его еще раз и посмотрел так невинно, что хотелось протянуть руку и погладить его по большой глупой голове.
– Вот лентяй – валяется посреди бела дня, – бросила проходящая мимо Кагура, и Садахару повернулся к ней. Садахару смотрел на Кагуру, а Шинпачи смотрел на Садахару, и ледяной ужас тисками сжимал его виски.
– Даже не думай, – задыхаясь, прошипел Шинпачи.
Садахару издевательски мотнул хвостом.

@темы: Садахару, Юмор, фик: авторский, Joui Wars - 2013, внеконкурс

---

Голосование: юмор

[Joui Wars]

Голосование открыто и продлится до 7-го декабря включительно.

В комментариях к этому посту читатели могут оставить сообщение, которое должно выглядеть следующим образом:
1. *Имя персонажа* — 3 балла
2. *Имя персонажа* — 2 балла
3. *Имя персонажа* — 1 балл
Если в комментарии будет меньше или больше 3-х пунктов, такой голос не засчитывается.

Голосовать необходимо со своего аккаунта.
К голосованию не допускаются: очевидные виртуалы вроде ников для кинк-фестов и командных челленджей, сообщества, а также пользователи, зарегистрированные после 14-го октября 2013 года.
Большая просьба писать имена персонажей правильно для облегчения подсчётов результата голосования. В противном случае ваш голос могут не засчитать.
Голосовать за свои команды и даже за собственные работы - можно.

Список команд, за которые можно голосовать:
Кагура
Хиджиката
Сакамото
Нобуме
Кацура
Окита
Ямазаки
Такасуги
Гинтоки

@темы: Юмор, Голосование

---

Тама, А МЫ ОПОЗДАЛИ

[JW_tama_v.01]

Название: Не по сценарию
Автор: Tama lovers
Бета: Tama lovers
Размер: мини (1050 слов)
Пейринг: Гинтоки/Тама
Тема: юмор
Жанр: гет, юмор, романс
Рейтинг: PG-13
Саммари: Это был один из тех случаев, про который Гинтоки мог сказать "К такому жизнь меня не готовила".

– Гинтоки-сама, проанализировав свое странное состояние, я пришла к выводу, что влюбилась.
Гинтоки уставился на Таму с интересом. Будь он ученым, то предвкушал бы великое открытие, ведь до сих пор на Земле не было зафиксировано ни одного факта влюбленности робота. Но Гинтоки был просто Гинтоки, поэтому предвкушал лишь головную боль.
– В кого?
– Я тоже долго думала над этим вопросом. Выбор подходящих кандидатур оказался не так уж и велик. Это, несомненно, обязана была быть сильная личность с показателем альтруизма выше среднего и высоким болевым порогом. В список критериев еще входило количество взаимного общения и внешние характеристики предполагаемого субъекта. В конечном счете я пришла к выводу, что влюбилась в вас, Гинтоки-сама.
В закрытой комнате невесть откуда появился сквозняк – Гинтоки поёжился, как от холода.
– Да?
– Да.
Нельзя сказать, что Гинтоки за всю его жизнь ни разу не признавались в любви. Проблема заключалась в том, что ни разу это не была милая приятная девушка наподобие Кецуно Аны. Последнюю свою порцию признаний он получил вчера в ванной, куда умудрилась пробраться Саччан в купальнике. Да и то были отнюдь не романтичные признания, а вульгарные крики вроде «Возьми же меня!» После этого случая Гинтоки даже пустил скупую мужскую слезу от осознания того, что всем нужно только его тело.
– Слушай, может, ты на самом деле влюбилась в Шинпачи? Я знаю, что он не очень нравится обычным девушкам, но ты-то необычная. Да и его показатели альтруизма...
– Исключено.
– А этот тип, Ямазаки? Он еще что-то бегал за тобой...
– Исключено.
– Слушай, может, тогда Кагура? Она очень милая девочка... иногда. Я верю, что у вас все получится.
– Исключено.
Гинтоки вздохнул. Школа жизни многому его научила, да и в делах любовных он не был полным профаном, но с каждым новым днем он все больше уверялся в своей полной несостоятельности. Гинтоки умел отлично фехтовать, импровизировать на ходу сногсшибательные речи и выкручиваться из самых запутанных ситуаций. Он знал, как вести себя с влюбленными людьми, но понятия не имел, что делать с влюбленными роботами. Тут впору было сказать что-то вроде «К такому жизнь меня не готовила», но он только спросил:
– Ты там в критериях упомянула внешние характеристики. Тебе нравятся кудрявые?
Только после того, как он это сказал, Гинтоки осознал, что, возможно, нашел идеальную девушку. Где-то в глубине его грудной клетки что-то екнуло – не исключено, что это вспыхнул слабый огонек зарождающегося чувства.
– Мои критерии включали длинные прямые светлые волосы, синие раскосые глаза и заостренные уши.
– И каким местом я сюда попал? – огонек погас так же быстро, как и вспыхнул. Жизнь превратилась в одно сплошное мучение.
– Любят не за, любят – вопреки! – Тама на протяжении всего разговора ни разу не улыбнулась – серьёзность её намерений не вызывала никаких сомнений.
– И в какой же дораме ты это услышала?
– Кагура-чан на прошлой неделе сказала.
– Ах да, Кагура... великий знаток всего-всего-всего, – выдохнул Гинтоки и тут же решил осторожно прощупать обстановку: – Допустим, что будет, если я скажу «нет»?
– Исключено.
– Значит, ты не оставляешь мне выбора?
– Если дать мужчине выбор, то он сбежит при первой же возможности.
– Это тоже Кагура?
– Нет, это слова Отаэ-сама.
– Совсем не удивляюсь тому, что от нее сбе...
Тама не слушала – она схватила свою любовь на руки и унесла подальше от тесных стен.

Они сидели на берегу реки и любовались красными облаками заката. Едва ощутимый ветер легко трепал как аккуратно подстриженную траву, так и вихрастые волосы Гинтоки. Тот лежал, закинув руки за голову, и задумчиво жевал травинку. Стоило признать, что это было отнюдь не самое худшее времяпровождение в его жизни. Далеко не худшее.
– Гинтоки-сама, вам нравятся закаты? – Тама сидела рядом, обняв свои колени. Её вечная спутница – крайне опасная огнеметная швабра – лежала как раз между ними.
– Нет, никогда не нравились, – несмотря на свой ответ, Гинтоки ощущал редкостное умиротворение.
– Это неправильный ответ.
– Неправильный?
– Вы действуете не по сценарию.
– Какому еще сценарию? У тебя есть сценарий? – Гинтоки возмущенно приподнялся на локтях – а ведь свидание ему уже почти начинало нравиться.
– Перед нашим свиданием я тщательно проанализировала все фильмы, аниме и дорамы на романтическую тематику. Вы действуете не по сценарию среднестатистического любования закатом на берегу реки.
Гинтоки только обреченно повалился на траву и прикрыл глаза рукой.
– Хорошо, – выдохнул он, не меняя своего положения, – давай по сценарию. Ведь мне так нравятся закаты.
– Я тоже их люблю. Они напоминают мне о том дне, когда я шла домой из школы и увидела его. Это был невысокий мужчина средних лет со смешной козлиной бородкой. Он улыбался и медленно подходил ко мне, осторожно поглаживая остро заточенный нож...
– Слушай, это явно не тот сценарий. Что ты там вообще анализировала? – Гинтоки уже даже не хотел истерить: ситуация была одновременно и забавной, и несколько привычной. Будь все куда более типично и романтично, он бы в разы сильнее растерялся.
– Эту историю мне рассказала Катерина.
– Нашла кого слушать. Вот что я тебе скажу – давай отбросим все сценарии и проведем свое, оригинальное любование закатом у реки. Зачем проживать эпизоды из чужих жизней, когда можно написать свой собственный?
– Я это сохраню в своей базе данных, Гинтоки-сама, – Тама внимательно посмотрела ему в глаза и легко улыбнулась. – К тому же, думаю, нам не обязательно делать то, что делали до нас тысячи влюбленных. У меня есть идея для более оригинального времяпровождения.
Тама медленно поднялась, предварительно схватив швабру, и решительно уставилась куда-то вдаль.
– Учти, если ты предлагаешь интим, то менее оригинального занятия еще поискать нужно, – Гинтоки нехотя поднялся. – Впрочем, кто его знает, как там у роботов все происходит. Знаешь, мне тут даже интересно ста...
– Я думаю, этот вечер мы проведем в полетах над Эдо, – с этими словами Тама отпустила швабру, и та, внаглую игнорируя гравитацию, горизонтально зависла в метре от земли.
– Нет-нет-нет, у меня же после полетов на этом вся задница будет синей, – Гинтоки попятился: над шваброй явно поработал Генгай, что не внушало особого доверия.
– Не бойтесь, Гинтоки-сама, вашей заднице хуже уже все равно не будет.
– Ну да, в чем-то ты права. Но вот еще в чем загвоздка – меня немного укачивает. Не хочу в одиночку заблевать половину Эдо.
– На этот счет можете не переживать: в случае чего я буду блевать вместе с вами, – это была одна из самых красивых улыбок, когда-либо виденных Гинтоки. Он понимал, что уже просто физически не может сказать этой улыбке «нет».
– Отказ не принимается?
– Отказ невозможен, – Тама уверенно уселась на свою левитирующую швабру.
– Раз иного выбора у меня нет, – Гинтоки осторожно, боком уселся на широкую деревянную палку и одной рукой обхватил Таму за талию, – полетели!
И причудливой формы фигура – не так сразу в темноте сообразишь, что это не таинственный аманто, а два человека на летающей швабре – резко взмыла ввысь.

Название: Недельный отчёт о наблюдениях за окрестностями оперупоротоголномоченного Сагару Ямазаки
Автор: JW_tama_v.01
Персонажи: Тама (подразумевается Ямазаки/Тама)
Форма: арт
Тема: гет
Жанр: юмор, драма, психодел
Рейтинг: G
Предупреждение: где-то коварно затесался анпан
Примечание: при написании отчета ни один Ямазаки не пострадал

Название: Раки на миде
Автор: JW_tama_v.01
Персонажи: Король Лейкоцитов/Тама
Форма: арт
Тема: гет
Жанр: юмор
Рейтинг: G

@темы: Тама, Юмор, арт/коллаж, фик: авторский, Joui Wars - 2013, внеконкурс

---

[Shinsengumii spy]

Название: Брауни
Автор: команда Ямазаки
Бета: команда Ямазаки
Размер:1620 слов
Персонажи: Ямазаки Сагару, Кондо Исао, Хиджиката Тоширо, брауни
Тема: юмор
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Саммари: Под столом кто-то сидел. Кто-то маленький, круглый и плотный сопел и сверкал в полутьме глазами.

– …в таком случае, третий отряд стоит оставить в засаде, – рассуждал Хиджиката. Заложив руки за спину, он расхаживал туда-сюда по кабинету Кондо. Время от времени, когда мысль не шла, Хиджиката останавливался и постукивал каблуком по полу.
– Да, можно, – согласился Кондо и перелистнул страницу лежавшего перед ним донесения; хмыкнул и, задумчиво потерев подбородок, потянулся за карандашом. Ямазаки, стоявший за спиной командира, увидел, как тот ставит восклицательный знак напротив второго сверху абзаца.
– Тогда второй и десятый отряд окажутся под прикрытием, – Хиджиката дошел до окна, поправил штору и двинулся в обратный путь к противоположной стене, – и мы сможем… Ах ты дрянь!
Ямазаки и Кондо одновременно подняли головы от отчета: Хиджиката, гневно ругаясь, прыгал на одной ноге и отчаянно тряс второй, пытаясь стряхнуть с сапога липкие комья овсяной каши. Перевернутая мисочка валялась рядом на полу.
– Кондо-сан! Да что это такое?!
Сдавленно крякнув, Кондо прятался за донесением. Весь его вид говорил о том, как сильно командир Шинсенгуми погружен в работу. Ямазаки вздохнул. Похоже, отчитываться перед взбешенным Хиджикатой предстояло ему.
– Это угощение для брауни, Хиджиката-сан, – отрапортовал Ямазаки и на всякий случай сгруппировался, чтобы при атаке с воздуха быстро нырнуть под стол.
Хиджиката замер, балансируя на одной ноге.
– Угощение для брауни? – тихо и нарочито спокойно переспросил он. – Для брауни? Это еще что за хрень?!
– Это не хрень, Хиджиката-сан. – Ямазаки сглотнул и покосился на Кондо. Тот сосредоточенно разглядывал нумерацию страниц в докладе. – Брауни – это английские домовые… Ну, знаете, такие маленькие человечки. На дзасики-вараси похожи. Помогают по хозяйству, моют полы, стерегут кур… А взамен хозяева оставляют им угощение.
– Ямазаки, – перебил его Хиджиката, – ты за что жалование получаешь?
К счастью, на это Ямазаки было что ответить.
– За то, что исполняю ваши приказы и приказы Кондо-сана!
Хиджиката встал ровно. Одернул китель. Чеканным шагом подошел к столу, выхватил из рук Кондо отчет и пронзительно рявкнул:
– Кондо-сан! Это вы приказали расставлять по кабинету миски с кашей для какого-то проклятого брауни?!
– Тоши, – заискивающе улыбнулся Кондо, – не кипятись так. И не надо ругать брауни, он обидится.
Хиджика сперва побледнел, а затем медленно начал краснеть. Пальцы опасно дрогнули
и потянулась к рукояти катаны.
– Вот ты не заметил, – продолжал Конда, не замечая того, что его заместитель все больше напоминает булькающий чайник, – как в общих спальнях стало чисто? И посуда сама собой моется, это определенно не просто так.
– Ну да, – хрипло буркнул Хиджиката и оттянул воротник. – А еще все куры под присмотром. Конечно. Кондо-сан, у нас в порту орудуют контрабандисты, а вы носитесь с какой-то выдуманной нечистью?! Да как вы!..
Несколько секунд Хиджиката открывал и закрывал рот, а потом безнадежно махнул рукой и вылетел из кабинета. Звонко хлопнула дверь.
– Кажется, он не верит в брауни, – печально констатировал Кондо и подпер голову кулаком. – Ямазаки-кун, положи новой каши в миску, пожалуйста. А на ночь налей молочка?
Ямазаки чуть слышно вздохнул. Честно говоря, он и сам не особо верил в брауни. Уж если бы он что-то проверил, то скорее в очередного блудного аманто, который решил постоловаться немного в казармах – в конце концов, был же случай с теткой-комарихой… Но приказ был приказ, и Ямазаки поплелся на штабную кухню. За последние несколько дней он в совершенстве освоил искусство варить овсянку.
Через несколько часов настало время для ежевечернего обхода с пакетом молока: Кондо так старался угодить брауни, что велел расставить миски чуть ли не по всему штабу. Ямазаки начал со двора, потом под веселое улюлюканье бойцов проверил миски в общих спальнях и наконец добрался до кабинета Кондо. Вчерашнее молоко еще не скисло, но Ямазаки все же выплеснул его в окно, сполоснул блюдце водой из графина и налил новую порцию. Наклонился, чтобы поставить миску на пол… и замер.
Под столом кто-то сидел. Кто-то маленький, круглый и плотный сопел и сверкал в полутьме глазами. Поворачивать голову Ямазаки боялся, оставалось уповать на боковое зрение. В голове перепуганными блохами скакали мысли: что делать? Что делать? Если он сейчас закричит, Хиджиката успеет прибежать на помощь? Или лучше попытаться самому поймать этого аманто, брауни или кто он там такой? Если быстро прыгнуть под стол и не дать противнику время сообразить, что происходит…
Тень под столом шевельнулась, и Ямазаки, выронив пакет молока, одним прыжком оказался у двери. Дернул за ручку, но, как назло, замок заклинило. Брауни за спиной ревел что-то страшным голосом. Ямазаки рванул раз, другой, отчаявшись, навалился всем весом, и…
– Ямазаки-кун, стой! – позади стоял Кондо. – Не шуми так, спугнешь!
– А? – брякнул Ямазаки, с трудом удерживаясь на подкосившихся ногах. У него даже не было сил спросить, почему командир устроил засаду под собственным столом, но, к счастью, Кондо все объяснил сам.
– Я караулю брауни, – торжественно шепотом сообщил он, округлив глаза. – Собираюсь доказать Тоши, что я не спятил.
– А-а… – слабо откликнулся Ямазаки, позволяя увлечь себя вглубь кабинета.
В центре комнаты Кондо остановился, чтобы поднять лопнувший пакет и носком ботинка втереть расплескавшееся молоко в ковер. Затем затолкал Ямазаки под стол, залез следом и приступил к объяснениям:
– Понимаешь, Ямазаки-кун, брауни ведь придет за своей кашей, верно? Может, молоко он выпьет где-нибудь еще, например, в саду, но каша-то только у меня стоит. И вот тут-то я его и-и…
– И-и? – с легким беспокойством подхватил Ямазаки. Довольно смутные познания в британском фольклоре подсказывали, что с брауни лучше не связываться. А с неизвестным аманто – тем более.
– И сфотографирую! – торжествующе закончил Кондо. – На телефон!
В подтверждение своих слов он порылся в карманах, пару раз заехав Ямазаки локтем по ногам, и с гордостью продемонстрировал мобильник.
– Ага, – пробормотал Ямазаки и попытался кивнуть, но под столом было слишком тесно для таких маневров. Колени Кондо как раз упирались ему в подбородок.
– Так что нам нужно просто набраться терпения, – закончил Кондо, и лицо его сияло оптимизмом. По тому, как легко он произнес слово «нам» вместо «мне», Ямазаки понял: то, что они будут караулить брауни вместе, дело решенное. До рассвета оставалось еще восемь часов.
Время ползло медленно; Ямазаки часто приходилось вести утомительную слежку, но сегодня, казалось, каждая минута растягивалась на вечность. Время от времени Кондо доставал мобильник и сверялся с часами, светившимися на дисплее. С каждым разом лицо его становилось все печальнее и печальнее.
Ночь уже давно перевалила за середину, когда Ямазаки решил, что стоит все-таки поговорить с командиром. На утро была запланирована операция в портовом районе, в которой Ямазаки предстояло участвовать, а по полу тянуло сквозняком. В общем-то, самое время было вылезти из-под стола и отправиться спать.
– Кондо-сан, – шепотом позвал Ямазаки, – Кондо-сан, мне кажется, брауни уже не…
И в этот момент чуть слышно скрипнула входная дверь. Кондо молниеносным движением зажал Ямазаки рот ладонью и напрягся. Кто-то, невесомо ступая по ковру, прошел через комнату. Шуршание, тихое хмыканье – и у стола появились маленькие ножки, обутые в башмаки с пряжками. Таких в Шинсенгуми никто не носил, и это значило…
Брауни присел на корточки рядом с миской. Теперь Ямазаки и Кондо видели его целиком: невысокий всколоченный человечек в потертой суконной двойке и остроконечной шляпе. Он зачерпнул пальцем немного овсянки, сунул в рот и, одобрительно что-то промычав, подхватил миску обеими руками. Кондо шумно сглотнул и трясущейся рукой полез в карман.
Клавиатура тихо щелкнула, зажглась подсветка, Кондо дрожащей рукой направил камеру на брауни – и тут Ямазаки почуял неладное. Брауни перестал есть. Поставил миску на пол, вытер рот тыльной стороной ладони. Обернулся, зло глянул прямо в объектив... И задал стрекача.
– Не-е-ет! – взревел Кондо, порывисто вскакивая и опрокидывая стол.
Ямазаки зажмурился и сжался, оглушенный грохотом. Когда он открыл глаза, Кондо уже выскочил из кабинета. Выругавшись, Ямазаки помчался следом, на ходу пытаясь припомнить, как ведут себя захваченные в расплох брауни. Кажется, не слишком дружелюбно.
К счастью, беглецы не ушли далеко: стоило Ямазаки выскочить во двор, как он буквально впечатался в спину Кондо. Брауни застыл в десятке шагов от них и с подозрением наблюдал за людьми.
– Цып-цып-цып, – ворковал Кондо, крошечными шажками приближаясь к брауни. Ямазаки, уцепившись за пояс командирских штанов, семенил следом. – Цып-цып-цып, цыпа моя, не убегай...
Брауни внимательно слушал его слова, а потом отскочил на добрый метр назад. Кондо выругался сквозь зубы, но сдаваться стал.
– Цып-цып-цып, – яростно прошипел он. – Цыта, иди ко мне... Цып-цып, ты правда брауни? Не аманто? Цып-цып?
Брауни замер.
– Я? – переспросил он, и его голос задрожал от гнева. – Я – аманто?! Ты, тупой никчемный великан, решил, что я – я, брауни из графства Саффолк! – какой-то мерзкий аманто?!
Он раздумал убегать и вместо этого твердым шагом направился прямо на них. Кондо был на седьмом небе от счастья, но Ямазаки его восторга не разделял. Похоже, они оскорбили брауни – а если верить английским сказкам, от оскорбленного брауни стоило держаться подальше. У Ямазаки было меньше минуты чтобы придумать, как успокоить разъяренного маленького человечка. Как назло, вместо хоть одной мало-мальски приличной идеи в голове безраздельно царила овсянка. С молоком.
– Он… – начал Ямазаки, когда брауни оказался в одном шаге от Кондо. – Покупает… – Брауни гадко ухмыльнулся и ухватил Кондо за лодыжку. – Овсянку!! – завопил Ямазаки, когда Кондо взмыл в воздух, подброшенный нечеловечески сильной рукой.
Брауни моргнул. И стремглав помчался ловить командира Шинсенгуми, пока тот не насмерть не разбился о землю. Через минуту брауни вернулся обратно; Кондо он тащил на вытянутых руках над головой.
– Ты готовишь? – спросил он, окинув Ямазаки внимательным взглядом. – Хорошо. Только меду больше клади, понял?
С этим словами брауни швырнул Кондо под ноги Ямазаки, отряхнул руку и вальяжной походкой направился к кладовым.
– Конечно! – крикнул Ямазаки ему вслед и склонился над Кондо. Тот лежал с закрытыми глазами и бормотал что-то о самом невероятном событии в своей жизни. Покачав головой, Ямазаки подхватил командира под мышки и потащил к казарме. На ступенях валялся разлетевшийся вдребезги мобильный телефон. Великолепная фотосессия с брауни была безвозвратно утрачена.

***

– Это все еще тут? – брезгливо спросил Хиджиката, которым кивком указывая на миску с овсяной кашей. Прекрасной, наваристой и от души политой липовым медом. На сей раз замком не наступил в овсянку, но все же поставил ногу в опасной близости от миски.
Кондо кашлянул, пощупал пластырь на скуле и решительно отложил отчет. Ямазаки, вновь стоявший за его креслом, упер руки в бока и вздернул подбородок.
– Да! – ответили они хором.
Хиджиката хмыкнул, но, удивленным таким решительным единодушием, не стал затевать перепалку: у них сегодня было слишком много дел.
– А еще, Хиджиката-сан, – подал голос Ямазаки, – при случае как-нибудь извинитесь перед брауни.

@темы: Ямазаки, Юмор, фик: авторский, Joui Wars - 2013

---

[World is Gin]

Название: Реванш!
Автор: Komae Salon (Matsumoto Azusa)
Переводчик:  World is Gin
Эдитор:  World is Gin
Язык оригинала: английский
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Хиджиката
Тема: юмор
Рейтинг: NC-17
Количество страниц: 8
Ссылка на скачивание: (5,17 mb)
Саммари: Гинтоки и Хиджиката в очередной раз устраивают соревнование.



Название: Даже в лав-отеле не забывай задергивать шторы.
Автор: Рэйневан
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Окита Сого/Хиджиката Тоширо, Саката Гинтоки
Категория: слэш
Тема: юмор
Рейтинг: R
Примечания: пародия на момент из манги Dogs: Stray Dogs Howling in the Dark, в качестве референсов использовалась она же.

Название: Тесное взаимодействие
Автор: Mozilla
Бета: Seliamar
Размер: 1900 слов
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Король Лейкоцитов, Тама, Отосе, Кагура, Шинпачи
Тема: юмор
Жанр: юмор, PWP
Рейтинг: PG-13
Саммари: Гинтоки находит приключение не на задницу
Предупреждение: члены

— Жизнь полна тлена, боли и безысходности, — Гинтоки опрокинул рюмку саке и мрачно уставился в пол.
— Меня бесит, что приходится соглашаться с тобой, но в этом ты прав, — не менее мрачно отозвался Король Лейкоцитов. — Хотя в моем случае слово «жизнь» я бы изменил на «существование».
— Весьма жалкое существование, — добил его Гинтоки.
— Да, он у тебя весьма жалок, — процедил Король Лейкоцитов.
— Ты! — Гинтоки сжал кулак, но бить не стал, хотя очень хотелось. — Я обязательно набью тебе рожу. Когда она у тебя появится, — пообещал он и выпил вторую рюмку саке.
— А я набью тебе. Когда у меня появятся руки, — в голосе Короля Лейкоцитов сквозили все те боль, тлен и безысходность, о которых раньше упоминал Гинтоки.
— Ваша драка в данном состоянии будет неконструктивна. С вероятностью 100% все повреждения получит Гинтоки-сама, — оповестила их Тама. Именно она стояла рядом с бутылкой саке в руках, своевременно наполняя рюмку Гинтоки.
— Леди Тама, я бесконечно счастлив, что нахожусь теперь в одной с вами реальности, но в таком состоянии мне будет сложно защищать вас.
— За что? Тама, за что ты так со мной? Скажи, это потому, что я отливал у тебя масло для своего мопеда, да? Или потому, что ты сломала швабру об мою голову? Давай забудем былые разногласия, я все возмещу, только убери этого придурка! — Гинтоки опустил голову на барную стойку.
— Прошу прощенья, Гинтоки-сама. Я даже не заметила, что вы отлили у меня шестьсот двадцать три миллилитра масла. Роботам не свойственна такая мелочность. А стоимость швабры включена в ваш долг за аренду. Так что у нас нет никаких разногласий. Встроенный в ваше тело интерфейс Короля Лейкоцитов пока убрать невозможно. Еще саке? — Тама была предельно вежлива.
— Почему надо было встраивать именно в меня? — взвыл Гинтоки.
— На тот момент у вас в распоряжении находился самый удобный носитель. Он единственный еще не успел восстановиться от атаки Тапира, что облегчило процесс перезаписи личности Короля Лейкоцитов и его установки. Это была последняя возможность сохранить ему жизнь.
— Удобный носитель? — Гинтоки вскочил, дрожащими руками расстегивая ширинку. — Почему все беды сыплются на головку моего члена?! За что? Я теперь даже подрочить не могу, потому что он начал разговаривать голосом этого идиота! И до сих пор состоит из пикселей. Это смотрится как цензура в плохом хентае! Ай!
Последнее у него вырвалось, когда Отосе отвесила ему подзатыльник.
— Не выражайся при детях! — строго отчитала она его.
— Да, не выражайся при детях, — Кагура дала ему еще один подзатыльник. — Мне рано такое слушать.
— Я тоже считаю, что ты слишком много треплешься, — хмыкнул Король Лейкоцитов.
— Ааа! — завопил Гинтоки, когда сразу два пинка от Отосе и Кагуры попали ему по яйцам.
— Ты вообще молчи: одно твое существование уже оскорбляет мою детскую психику! — заявила Кагура. — У меня может появиться моральная травма, и всю взрослую жизнь я буду тратить половину зарплаты на дорогого психолога, который все равно ничем не сможет мне помочь.
— Меня-то за что? — полузадушено спросил Гинтоки, скрючившись от боли.
— Я предупреждала, что все повреждения 100% получит Гинтоки-сама, — заметила Тама.
— Убейте себя об стену, — посоветовал Шинпачи. — И автора. Он слизал идею из какой-то яойной додзи, это раз. Использовал избитый прием с ххх Гин-сана, это два. И не соблюдает рейтинг, потому что тут уже далеко не PG, это три.
— Внимание, небольшое объявление, — над головой Тамы зажегся экран и по нему медленно пополз текст. — Рейтинг фанфика повышен. Теперь это R, просьба всем несовершеннолетним позвать родителей или закрыть вкладку.
— Я теперь даже права голоса не имею? — запоздало возмутился Король Лейкоцитов, и Гинтоки почувствовал, как его член задрожал от гнева.
— Собери профсоюз по борьбе за права членов, — посоветовала Кагура. — Ай! — Отосе оставалась на страже, и у нее по-прежнему была тяжелая рука.
— Технически в такой профсоюз должен будет вступить сначала Гинтоки-сама, — уточнила Тама. — И тогда Король Лейкоцитов будет членом члена профсоюза по борьбе за права членов. Я должна сказать «Ай»? — спросила она у Отосе после того, как ей тоже достался подзатыльник.
— Количество слова «член» на единицу текста уже просто зашкаливает, — проворчала Отосе, потирая ушибленную о голову Тамы руку.
— Да вы окончательно сошли с ума! — завопил Шинпачи, не выдержав. — И нет, автор, только попробуй заставить меня орать слово «член»!
— Верните мне мой член!
— Повышение рейтинга никогда не идет на пользу.
— Тебя вообще не должно быть в этой сцене!
— Гин-чан, ты же мне как родитель, правда? Мне можно остаться на R?
— ЧЛЕН!
— Еще саке?..

— Эти чертовы бабы всегда орут, что мужики зациклены на своих кинтама, а самим только дай повод про них поговорить, — проворчал Гинтоки, устраиваясь на футоне.
— В этот раз про них орал больше всего ты, — ответил Король Лейкоцитов. — И не смей спать на животе! Ты меня раздавишь.
— Заткнись! А то я надену на тебя презерватив, — пригрозил Гинтоки.
— Чтоб тебе кошмары снились, — пожелал ему приятных снов Король Лейкоцитов.
— Моя жизнь и так один большой кошмар, — Гинтоки вздохнул и накрылся одеялом с головой.

Это было предсказуемо, но ему снилось, что он стал членом. Они вместе с Королем Лейкоцитов боролись за свои права, держа в яичках транспаранты с надписями «Член — это звучит гордо!», «Каждому члену — право выбора, куда быть присунутым», «В душе каждый из нас член!».
Их демонстрацию не поддерживали, закидывали яйцами и обливали водой. Очередная истеричная девушка выплеснула на них ведро с кипятком, Гинтоки обдало жаром, и он проснулся. Оказалось, что жарко ему было не только во сне, но и наяву. Его трясло от острого возбуждения, все тело горело, он стонал и метался по футону, а потом выгнулся и кончил. Он кончал мучительно долго, сквозь пелену перед глазами наблюдая за тем, как над ним начинает образовываться чья-то фигура. Наконец, он выдохся и затих, с трудом втягивая в себя воздух. А над ним нависал Король Лейкоцитов.
— Я кончил мужиком. Какой позор, — прохрипел Гинтоки, чувствуя, что возбуждение все никак не проходит.
— Заткнись, — выдохнул Король Лейкоцитов. — Я никогда не хочу вспоминать об этом моменте, — он попробовал отодвинуться, но ему это не удалось.
Гинтоки покосился вниз и понял, что их члены до сих пор соединены вместе.
— Ками-сама, я стану самым послушным человеком на земле, уйду в монахи и обязуюсь больше никогда не дрочить под прогноз погоды, только сделай так, чтобы это было не навсегда, — взмолился Гинтоки.
Король Лейкоцитов опустил руку и ощупал их общий член.
— Не делай так, — Гинтоки вздрогнул, с трудом сдерживая стон. Прикосновение было чертовски приятным, до звезд перед глазами. Чтобы перебить это унизительное возбуждение, Гинтоки сделал то, что хотел сделать с самого утра — ударил Короля Лейкоцитов кулаком в лицо. Тот дернулся, оскалился и не остался в долгу. Гинтоки почувствовал, как рот наполняется кровью. И это ощущение было гораздо привычнее, поэтому устраивало его намного больше. Какое-то время они катались по полу, осыпая друг друга ударами и постанывая от неловких движений, каждое из которых прошивало тело волнами удовольствия.
— Терпеть тебя не могу, сволочь, — прорычал Гинтоки, сплевывая кровь.
— Взаимно, придурок, — пропыхтел Король Лейкоцитов, пытаясь его задушить.
— Убери от меня свои руки. И свой член. Просто сгинь, — Гинтоки не понял, когда вместо ударов начал целовать извивающегося под ним Короля Лейкоцитов. И когда тот начал ему отвечать. Теперь они вдвоем гладили их общий член, стонали в губы друг другу и горели от желания. Гинтоки чувствовал приближение оргазма, член мучительно ныл, казалось, что он сейчас взорвется от невозможности кончить. Когда боль уже полностью перекрыла удовольствие, раздался тихий «чпок», и они с Королем Лейкоцитов откатились друг от друга. Гинтоки лихорадочно ощупывал свой член, убеждаясь, что с ним все в порядке, он цел и остался того же размера, а рядом слышал чужое тяжелое дыхание.
— Я знаю, это все потому, что я им давно не пользовался, — пробормотал он. — Надо это исправлять.
Мозг отказывался вставать на место, он полностью перетек в освобожденный и гордо стоящий член. Поэтому не было ничего удивительного, что через пару секунд Гинтоки уже подмял под себя Короля Лейкоцитов, возобновив прерванное сумасшествие. Тот почему-то совершенно не сопротивлялся, только раздраженно шипел сквозь зубы, когда Гинтоки его быстро растягивал. Возможно, его мозг тоже был где-то ниже пояса.
— Внимание, небольшое объявление, — в комнате послышался голос Тамы, и под потолком выскочило окошко с текстом. — Рейтинг фанфика повышен. Теперь это NC-17, просьба всех несовершеннолетних закрыть вкладку.
— Какого черта? — вскинулся Гинтоки, подозрительно оглядываясь, но самой Тамы нигде не было видно. А вот расширенные от возбуждения зрачки Короля Лейкоцитов и его поплывший взгляд он видел слишком хорошо. И это зрелище слишком возбуждало, чтобы обращать внимание на что-то еще.
— Галлюцинации, просто слуховые галлюцинации, — твердо сказал Гинтоки и закинул ногу Короля Лейкоцитов себе на плечо. Входил он медленно, давая время привыкнуть к ощущениям.
— Что ты тормозишь, как Миденхолл на развалинах Мунбрука? — простонал Король Лейкоцитов, подаваясь ему навстречу.
— Отлично, сделаем вид, что мы играем во вторую часть Dragon Quest — воспользуемся телепортом, — выдохнул Гинтоки и резко вошел на всю длину.
Король Лейкоцитов выгнулся под ним, закусывая губу от боли, и напряженно нахмурился. И это выражение лица вынесло мозг у Гинтоки даже из члена. Он начал резко двигаться, придерживая вздрагивающего от каждого движения Короля Лейкоцитов за бедра, скользя руками по влажной от пота коже, оставляя царапины и синяки. Несмотря на то что членом он и правда давно не пользовался, оказалось, что это как с ездой на велосипеде — один раз научившись, забыть невозможно. Судя по тому, что вскоре Король Лейкоцитов начал стонать без перерыва и лихорадочно хвататься за его плечи, сам шире раздвигая бедра и подаваясь навстречу, можно было сделать вывод, что катался Гинтоки отлично. То есть трахался. В общем, и то, и другое он делал прекрасно. Кончили они практически одновременно: Гинтоки всего пару раз провел по чужому члену рукой, и Король Лейкоцитов забился в оргазме. Он так сжал его изнутри, что Гинтоки, не успев и охнуть, последовал его примеру.
Где-то на периферии сознания к нему робко постучался мозг и напомнил, что Кагура спит в соседней комнате, поэтому Гинтоки допинал и себя, и Короля Лейкоцитов до футона и даже накрыл одеялом. А после этого провалился в сон. На этот раз без всяких сновидений.

Утром Гинтоки проснулся один. Сначала он решил, что Король Лейкоцитов проснулся раньше и побежал выражать свое почтение Таме. Но, стоя в душе, он услышал тяжелый вздох и с ужасом уставился на свой вновь запикселенный член.
— Нет! — его горестный вопль услышали, кажется, даже в казармах Шинсенгуми, что получилось очень удачно, так как позволило автору вписать в текст Шинсенгуми, потому что ну какой же текст без Шинсенгуми. Хиджиката, кстати, в казармах курил. Вот теперь и Хиджикату упомянули, +500 кармы тексту.
А пока Хиджиката курил, Гинтоки кубарем скатился по лестнице вниз. В баре была только Тама, старательно намывающая и так сияющий чистотой пол. Именно она и была нужна Гинтоки. Он весьма бурно, но вкратце объяснил ей, что произошло ночью, опуская пикантные подробности.
— Почему он опять стал таким? — задал самый главный вопрос Гинтоки.
— Мне необходимо провести сканирование интерфейса, — Тама опустилась на колени. — Пожалуйста, присоедините ваше устройство к моему входу, — и открыла рот.
— Эй-эй, — Гинтоки попятился. — Это снова напоминает дешевый хентай.
— Вас не устраивает подключение к этому входу? У меня есть еще два разъема, если они вас устроят больше, то можно использовать их, — Тама начала приподнимать юбку.
— Стоп-стоп, — Гинтоки замахал руками. — По-другому никак?
— Это единственная возможность провести сканирование, — подтвердила Тама.
— Так. Хорошо, — Гинтоки нервно оглянулся и расстегнул ширинку. А потом закрыл глаза и вслепую ткнулся вперед. Его член как будто зажали в стальных тисках, он дернулся, но усилием воли заставил себя терпеть и не открывать глаза.
А потом послышался стук двери. Гинтоки похолодел и приоткрыл один глаз. На пороге стояла Отосе, вокруг нее были рассыпаны продукты из упавших пакетов. Ее столбняк длился всего несколько секунд. Отмерев, она сделала шаг вперед.
— Нет-нет, это не то, чем выглядит, — Гинтоки попытался рвануться, но его член по-прежнему надежно удерживали. — Это не то! Аааааа!
— Внимание, небольшое объявление. Рейтинг фанфика повышен, теперь это NC-21. Предупреждение: смерть персонажа, жестокость, расчленение. Просьба лицам с тонкой душевной организацией закрыть вкладку.

@темы: Гинтоки, Юмор, арт/коллаж, фик: авторский, додзинси, Joui Wars - 2013

---

Кагура, юмор

[Леди с зонтиком]

Название: Писем всегда ждешь с нетерпением, особенно если они из космоса
Автор:  Леди с зонтиком
Персонажи: 2YL!Кагура
Тема: юмор
Форма: коллаж
Рейтинг: G
Исходники: Исходник1, скрап-набор для фотшопа
Предупреждение: Вес полного изображения 1,8Мб

Текст письма

Привет, Соё!
Как ты там в Эдо? Прости, что так редко пишу тебе. С тех пор, как я стала супер-пупер крутым галактическим охотником на монстров, нет ни одной свободной минуты. Ты даже не представляешь, сколько негодяев развелось во вселенной! Ну ничего, мы с Садахару оторвем им всем яйца, как говорил Гин-тян. Кстати, когда я видела его в последний раз, он тоже искал шары, да не просто чьи-то, а Драконьи! Ты представляешь, он хочет оторвать шары дракону! Мне нельзя отставать от него, а то, когда мы вернемся в Эдо, он опять станет самым популярным персонажем. Не хочу ему проиграть! В любом случае, с каждым годом я только хорошею, а вот Гин-тян стареет. Пора бы ему уступить место главного героя! Как тебе название «Кагуратама»? Нет, нужно что-то более броское и яркое для такой девушки, как я! И без всяких «-тама». «Кагуроппай»? Нет, глупо звучит. Может, что-то в стиле «Кагура – прекраснейшая королева Вселенной - и ее верные подданные»? Нет, как-то длинно. «Красотка, очки и старикан»? Я давно говорила Гин-тяну, что это лучше, чем «Мастера на все руки».
Кстати, ты писала, что этот Садист стал Императором придурков? Передай ему, что это ненадолго, я скоро вернусь!
Я обещала тебе описывать свои приключения, но это так сложно… Я могу сказать только одно: никакому монстру не сравниться со мной! Мои битвы стоят целой летописи, но я предпочла бы полнометражку. Такое лучше видеть! Особенно, как я вышибаю из чудовища дух, гордо встаю на его труп и говорю: «Ты больше не будешь сеять тут хаос», «Твоя фирма прогорела, и ты вместе с ней», «Слабак, тебя натянула маленькая девочка, хотя умная, красивая, сексуальная и сильная маленькая девочка, что тебя частично оправдывает». О, вспомнила! Что тебе привезти в качестве сувенира: щупальце молюска-грибоеда или коготь черного зерножуя? Я советую коготь, щупальце напоминает соплю. Ладно, прихвачу оба! Соплю потом можем подарить кому-нибудь еще.
Ох, Соё, я бы так хотела показать тебе космос! Он такой огромный! В нем столько разной вкусной еды, которую можно попробовать, и столько зла, которому можно от души накостылять! Тебе бы здесь понравилось. В следующий раз я обязательно возьму тебя с собой. Будем работать в дуэте, я знаю, ты меня не подведешь.

Высылаю ответ космической курьерской службой, как обычно.
С нетерпением жду нашей встречи.
Твоя лучшая подруга, Кагура.
P.S. Садахару тоже передает тебе привет.

Название: Выпивка и женщины — самый быстрый способ пустить всё под откос
Автор: Леди с зонтиком
Бета: Леди с зонтиком и анонимный доброжелатель
Размер: мини (2 769 слов)
Персонажи: Кагура|Исабуро
Тема: юмор
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Саммари: Если нужно срочно решить проблему, обращайся к Ёродзуе! Услуги эскорта оказываются за отдельную плату!

Кагура сидела на крыше Ёродзуи и болтала ногами. Ей было скучно. Такой солнечный и теплый день, а совершенно нечем заняться. Босс работала, у этих бездельников, с которыми она жила, не было ни одного заказа, а Соё-чан с Сегуном были заняты по каким-то политическим причинам. Садахару спал. Тупик, одним словом.
Шинпачи, направляясь в магазин, помахал ей и крикнул:
— Кагура, не упади!
Балда. Разве может такая крутая девчонка, как она, упасть с крыши? Да даже если подобное случится, она, в отличие от этих неудачников, будет абсолютно целой. Перспектива поздороваться с землей Кагуру не пугала, поэтому она с вызовом подвинулась к самому краю крыши.
Вдруг к их дому подъехал большой белый лимузин, заставив Шинпачи испуганно отпрыгнуть назад. Лимузин был у многих правительственных шишек. Сублимация собственного достоинства в длину лимузина в Эдо просто процветала. Но то, что он был белый, говорило само за себя.
Под вопли Шинпачи «Вы что там, в своем Мимаваригуми, сдурели совсем?!» из лимузина вылез Сасаки Исабуро. Не отрывая взгляда от мобильника и игнорируя Шинпачи, он направился в Ёродзую. За ним тенью следовала Нобуме, лицо ее, впрочем, как и всегда, ничего не выражало.
Догадавшись, что сейчас будет происходить что-то интересное, Кагура совершила кульбит в воздухе и запрыгнула на балкон Ёродзуи. Оказавшись в кабинете, она огрела спящего Гинтоки лежавшим рядом «Джампом».
— Кагура, отстань от папочки. Не видишь? Папочка занят, папочка рабо-о-о…— зевнул Гинтоки, устраиваясь поудобнее.
Кагура задумалась и огрела посильнее. После того, как голова Гинтоки проделала пару трещин в крышке стола, он, наконец, растерял остатки сна и громко и нецензурно возмутился по этому поводу.
— У нас гости, бесполезный старикан.
Гостей, стоявших в дверях, подобное совершенно не смутило.
— Мы можем присесть?
— Вы можете развернуться и закрыть дверь с той стороны, — проворчал Гинтоки, выбираясь из-под обломков стола.
Однако его мнение в этой ситуации было последним, что интересовало Мимаваригуми, поэтому Сасаки Исабуро все-таки вошел и сел, а за ним проследовала и Нобумэ.
— Ладно, зачем приперлись? – мрачно поинтересовался Гинтоки. Все-таки спорить с представителями власти не входило в его планы, если это, конечно же, были не Шинсенгуми.
— Чтобы совершить обмен, — спокойно отозвался Исабуро, набирая что-то в мобильнике.
— Что на что? Шкуры на дерево? Пустые коробки из-под молока на деньги? «Здравствуйте» на «Валите к чертям»?
— И вот, когда вы перечислили уже весь список услуг, которые может предложить Ёродзуя, я сообщу вам, зачем мы пришли на самом деле. Мне нужен обмен девочки на девочку.
Гинтоки аж сморгнул.
— Старикан, здесь тебе не хост-клуб. Мы не меняем девочек на девочек, если тебе не понравилась предоставленная. Гин-сан тебе не сутенер!
— Так и знала, что рано или поздно мне придется начать торговать своим телом, чтобы прокормить семью, — Кагура пустила слезинку и уставилась в потолок, под которым, очевидно, подразумевался космос. — Папочка, забери меня отсюда!
— Я давно ему предлагаю тебя забрать! А на то, что ты можешь заработать своим телом, невозможно будет даже прокормить твою собаку!
— То есть ты считаешь, что на мое прекрасное, совершенное и зрелое тело не позарится ни один извращенный старикашка?!
— Ну не знаю, сама спроси, — ответил Гинтоки, указывая в сторону Исабуро. — Дерзай!
«Извращенный старикашка» откашлялся.
— Вы, очевидно, меня не поняли. Мне нужна ваша девочка в качестве сопровождения на одну встречу. Взамен я могу оставить вам Нобуме. До вечера.
— От этого все-таки отдает чем-то извращенным… Шинпачи, ты не находишь?.. Стоп, а где Шинпачи?
— Подставка унесла его в магазин.
Гинтоки вздохнул и почесал затылок. Значит, решение придется принимать ему, как самому ответственному человеку в этой комнате.
— Ну хорошо-о-о, мы согласны. Но за вашу девочку вы должны еще нам доплатить, ведь…
Договорить он не успел, потому что почувствовал кончик лезвия, касающийся его горла. Нобумэ держала меч на вытянутой руке.
— Хорошо! — прохрипел Гинтоки, одумавшись. — Бартер! Чендж! Обмен! Честный! Равноценный! Я все понял, только убери эту штуку от меня!
— Вот и славно, — произнес Исабуро, сохраняя вселенское спокойствие.
— Гин-сан, ты отдаешь меня в рабство, не узнав, что будут там со мной делать?!
— А действительно, что?
— То есть, ты вначале согласился, а потом поинтересовался?!
— Ну, я же все-таки поинтересовался!
— Ничего особенного, — встрял Исабуро, пока спор не перерос в очередной локальный конфликт. — Она просто будет сопровождать меня на встрече старого приятеля. Нет, это не то, о чем вы подумали! — прервался он, заметив многозначительный взгляд Гинтоки.
— Хохоу! Так это типа встречи одноклассников спустя много лет? Когда неловко приходить одному и демонстрировать остальным, что твоя жизнь пуста?
— Так и быть, старикан, я сейчас расплачусь от твоей грустной истории! Я согласна быть твоей девушкой на одну ночь!
— Вечер, Кагура! То есть день! То есть вообще не соглашайся, я тебе не разрешал!
— Да ты только что уже отдал меня им с потрохами!
— Я одумался! Лучше поздно, чем никогда!
— Так ты говоришь и про свою личную жизнь!
— Да вы опять все неправильно поняли! — возмутился Исабуро. — Они просто знают, что со мной должна будет прийти девушка.
— Естественно, ты же им наврал, что у тебя все в порядке.
— Не совсем, — вздохнул Исабуро. — Они в курсе, что на меня работает одна из лучших киллеров Эдо.
— Ну и в чем проблема? Возьми ее!
Нобуме, которая не участвовала в разговоре, принялась внимательно изучать стены Ёродзуи, словно на них собирались показывать интересную передачу из блока «Моя жизнь и пончики: готовим за пятнадцать минут».
Гинтоки покосился в ее сторону.
— Видите ли… Вчера мой приятель со знакомыми поздно ночью возвращался из Ёшивары… Так вышло, что по дороге они встретили девушку и решили с ней познакомиться…
— Девушка была брюнеткой с красными глазами и укоротила их ровно на длину мужского достоинства?..
Кагура одобрительно показала Нобуме большой палец. Нобуме слегка улыбнулась.
Гинтоки проследил обмен мнениями и кивнул.
— В общем, я вас понял. Но должен предупредить, что Кагура…
— …с удовольствием согласится вас сопровождать!
— Я хотел сказать: открутит этому придурку последнее…
— …там будут кормить?
Исабуро кивнул.
— Гин-сан, буду поздно! — прокричала Кагура, хватая Исабуро под руку и вылетая из Ёродзуи.
— Ну, вот как-то так… — виновато произнес Гинтоки, посмотрев на Нобуме, когда дверь закрылась.

***
Вылезая из лимузина возле штаба Мимаваригуми, Кагура наконец поинтересовалась:
— Так что это за неприятные типы?
— Они Элита.
— От того, как ты сейчас произнес «Элита», повеяло нелюбовью. Они били тебя в школе?
— Мы с ними не учились в одной школе.
— Зачем мы тогда вообще должны с ними встречаться? Послал бы подальше, да и дело с концом. Гин-тян всегда так делает!
— Естественно, на него же не возложены те же обязанности, что и на Элиту.
— А элита что, всегда поступает не так, как ей хочется? Тогда я не хочу быть элитой!
— Всего на день, больше я и не предлагал. Кстати, какой у тебя размер одежды?

***
Лимузин затормозил напротив входа в «Hotel New Otani Makuhari». Кагура присвистнула.
— Да у твоих неприятных типов водятся денежки!
— Один из них — известный экономист.
— Так вот куда уходят наши налоги!
— Лучше не разговаривай ни с кем на этом ужине. Можешь есть, сколько хочешь.
«Можешь даже кого-нибудь из них съесть, если сумеешь сделать это незаметно», — подумал Исабуро, но вслух решил не произносить.
— Все поняла, старикан! Жру, молчу и наслаждаюсь жизнью!
— Зови меня там «Исабуро-сан», пожалуйста.
— Заметано.
Исабуро вздохнул.

***
В помещении было много народу. В основном — «пожилые джентльмены и леди, их сопровождающие», как донес до Кагуры Исабуро. Она-то назвала бы подобное просто тусовкой старых хренов, которые хотят продемонстрировать всем своих… На этом месте Исабуро зажал Кагуре рот ладонью.
Но среди представителей этой публики были и относительно молодые. Один из таких, завидев Исабуро, ухмыльнулся и подошел поздороваться.
— Сасаки Исабуро, командующий Мимаваригуми! Сколько лет я тебя не видел! А кто эта юная леди рядом с тобой? Неужели та самая…
— Ту самую твой приятель еще не встретил, хотя я ему регулярно напоминаю, что если он продолжит в том же духе, его мамочка останется без внуков. А меня зовут Имаи Нобуме, но ты можешь звать меня просто Кагура! Это уменьшительно-ласкательный вариант моего прозвища Кагумару, что на местном диалекте означает Большой Красивый Красный Дракон Убийца Старикашек, Любящий Суконбу!
— Иоичи-сан, не обращайте внимания, моя подчиненная — очень своеобразная девушка, как и все гении.
Иоичи вначале удивленно посмотрел на Кагуру, но потом рассмеялся.
— Я просто не ожидал, что лучший киллер Эдо окажется ребенком! Наверно, плохи дела в Мимаваригуми, раз вы берете на работу маленьких девочек. И как же вы будете нас защищать в таком случае? Выдадите им в руки водяные пистолетики? Впрочем, я надеюсь, ты справишься, Исабуро. Не отходи далеко от своей подчиненной, все-таки вечер на детей не рассчитан.
И после этих слов Иоичи направился к следующим гостям.
— Ст… Исабуро-сан, можно я убью его? Или хотя бы оторву ему «пистолетик»? — поинтересовалась взбешенная Кагура.
«Да», — подумал Исабуро.
— Нет, — произнес он вслух. — Он важная персона, к тому же родственник одного из Бакуфу.
— Я смотрю, у нас в правительстве одна большая семья.
Исабуро решил промолчать, поскольку сам носил довольно известную фамилию.
— Кстати, как он ходит, если Нобуме вчера отрезала его самого близкого родственника?
Исабуро удивленно посмотрел на Кагуру.
— Как ты узнала, что это он?
— Он бесючий тип. И у меня руки чешутся доделать то, что она не закончила.
— У Нобуме хватило ума обойтись без членовредительства, так что на продолжение рода Иоичи-сан всё еще может рассчитывать, — ответил Исабуро под разочарованный вздох Кагуры. — А в состоянии он ходить сейчас, потому что в его распоряжении лучшие медики Эдо. Вкололи ему какой-нибудь анальгетик, да и дело с концом. Кстати, после анальгетиков пить нельзя… — задумчиво продолжил он.
— Оу, так этот хрен не собирается пить на празднике, организованном им же?
— Похоже на то… И кстати, я просил вести себя посдержаннее.
— Так этот… во всех смыслах великолепный и старый, то есть я хотела сказать — в самом расцвете сил, любитель молодых Ёшиварских… пейзажей не может сегодня бухать без последствий?
— Теоретически — да.
— А если этого прекрасного ни разу не бесящего меня человека попросят сказать тост?..
Исабуро с интересом покосился на Кагуру.
— Если рассматривать гипотетически подобную ситуацию, исключив из нее любое упоминание Мимаваригуми, то он, скорее всего, не сможет отказать в тосте какой-нибудь молодой леди, имеющей непосредственное влияние в обществе, но при этом не обладающей особым интеллектом.
— То есть мне нужно найти какую-нибудь тупую курицу… в смысле, леди?
— Я же сказал, ситуация гипотетическая и Мимаваригуми не касается.
— Ладно, Старикан-сан, я всё поняла. Я ответственный и незаменимый работник Ёродзуи, внезапно имеющий довольно смутное отношение к Мимаваригуми, сейчас… Короче, мне надоели твои витиеватые формулировки! Только помни, что за особые услуги надо доплачивать!
Исабуро слегка кивнул: то ли одобряя, то ли в знак того, что услышал и принял к сведению. Кагура оглядела присутствующих в поисках девушек. Обнаружив группу молодых леди, оживленно о чем-то беседующих, она направилась в их сторону, кинув Исабуро:
— Ну, я пошла!
Исабуро проводил ее взглядом и подозвал официанта.
— Две рюмки саке, пожалуйста. Самого крепкого, что у вас есть.

***
— Итак, дамочки. Ну, в смысле, леди. О чем болтаем?
Девушки вопросительно взглянули на Кагуру.
— Кто вы?
— Минуточку, она из элитной полиции Мимаваригуми, мне отец о них рассказывал!
— О, элита?..
— Она самая, — заверила Кагура, поковырявшись в носу, — элитней не бывает.
— Но вы… так молоды… — с сомнением в голове произнесла светловолосая девушка.
— Я вундеркинд, — гордо заявила Кагура. — С пяти лет убиваю негодяев! Раньше я была одиноким космическим рейнджером, уничтожающим зло на просторах вселенной, но потом мой корабль потерпел крушение на Земле, а вон тот старый хрыч, который на самом деле настоящий джентльмен, подобрал меня и вырастил, как свою дочь. А еще он спас меня сегодня от ленивого дракона-сладкоежки… стоп, вы мне не верите?
Увидев сомнение в глазах девушек, Кагура фыркнула. Взяв с ближайшего стола нож, она завязала его в узелок и продемонстрировала им.
— А так?
— Фокус?
Блондинка смело взяла нож из рук Кагуры. Убедившись, она сказала остальным:
— Настоящая сталь.
— Ммм… Так что там было насчет дракона?
Кагура довольно хмыкнула.

***
— Всё путем, — радостно заявила Кагура, вернувшись к Исабуро, который о чем-то напряженно думал.
— Нет, не всё. Если гипотетически мы представляем ситуацию с тостом, то надо заметить…
— Короче!
— Я не думаю, что он попросит у официанта настоящий алкоголь.
— Мы подменим!
— Об этом я уже подумал. Гипотетически… Но алкоголь имеет запах.
— Мы дадим ему в нос, чтобы отшибить все обоняние?
— Нам нужно действовать деликатнее.
— Ммм… Ну хорошо-о-о… Что бы вы делали без меня, сенсей!
— …сенсей?
Исабуро внезапно почувствовал на себе чей-то любопытный взгляд. Неподалеку толпа девушек с интересом его рассматривала и о чем-то щебетала. Заметив, что он смотрит на них, девушки смущенно потупились.
— Я улучшила твою репутацию на этом вечере, — довольно заметила Кагура. — Твои акции взлетели до небес. Особенно на том моменте, когда ты голыми руками вытащил меня из пасти льва.
— Льва?
— Ну, вообще по сюжету лев был аманто... Скажи спасибо — в туннеле под названием «Жалкое одинокое существование» забрезжил свет «У твоей мамочки будут внуки»!
— Вообще-то я тебя не просил…
— Входит в стоимость услуги с тем козлом, — щедро заметила Кагура. — Ладно, значит, обоняние…

***
Заполучив из рук девушек какой-то флакон, Кагура на глазах Исабуро подрулила к Иоичи и обрызгала его с ног до головы, крича что-то про «подарок на этот чудесный вечер», «модный тренд сезона, магическим образом налаживающий личную жизнь» и «наилучшие пожелания». Наглости у девочки было не занимать, это Исабуро понял давно, а сейчас, видя раскрывшего рот Иоичи, в этом лишь уверился.
Кагура раскланялась и вернулась к Исабуро.
— План запущен.
— Я даже не спрошу, как…
Девушка со светлыми волосами постучала по фужеру в руках.
— Дорогие друзья, сегодня все мы здесь собрались на вечер, организованный таким чудесным человеком, как Иоичи-сан. Надеюсь, он не сочтет за наглость, если я попрошу его сказать тост?
Иоичи, который был до этого в ступоре после акта Кагуры, обворожительно улыбнулся девушке.
— Я не могу отказать юной леди в подобном!
Подозвав официанта, он что-то ему зашептал. Исабуро проследил взглядом за официантом.
— У меня есть еще одна просьба к тебе.
Кагура вопросительно взглянула на Исабуро.
— Сделай так, чтобы внимание было сосредоточено на чем угодно, кроме официанта.
— Ох, задал ты мне задачку, придется импровизировать…
И, отойдя на пару шагов от Исабуро, Кагура громко спросила:
— Иоичи-сан, пока не принесли выпивку, может быть, расскажете что-нибудь занятное о себе? Ну или о вашей мамаше и о том, как она умудрилась…
Дальше Исабуро предпочел не слушать. Он переместился поближе к траектории движения официанта и, быстро преградив тому путь, сбил с ног. Дальше была ловкость рук: в процессе падения перехватить поднос, а потом, быстро поставив его на ближайший стол, обеспокоенно протянуть руку официанту.
— Вы в порядке?
Официант был немного выбит из колеи, он нечасто попадал на такие вечера. Но знал одну вещь: в таких случаях всегда была виновата прислуга. Он нервно кивнул, когда Сасаки одним движением вернул его в вертикальное положение и вручил поднос с фразой: «Аккуратнее надо быть».
Ладно хоть, господин попался вежливый… Донеся поднос до Иоичи-сана, который о чем-то с нервной улыбкой на лице спорил с рыжей девочкой, официант протянул ему выпивку.
Исабуро быстро оказался за спиной у Кагуры и, произнося извинения в стиле «Она просто ребенок, мы, наверное, удалимся», взял ее за руку и направился к выходу из зала.
— Куда? А как же досмотреть? Я хочу увидеть момент нашего триумфа!
— Знаешь, в чем ошибка многих убийц? Они возвращаются на место преступления.
— Ох, черт… Поняла, тикаем!
Иоичи как раз начал что-то говорить, когда Исабуро и Кагура покинули помещение. Садясь в лимузин, Кагура спросила:
— А почему рюмок на подносе было две?
— Логика, один рюмка на большом подносе привлекает слишком много внимания.
— А если бы он попросил какой-нибудь другой алкоголь? Я что-то на приеме больше ни у кого саке не видела
— И что бы он придумал за такое короткое время? Минералки в фужер? Это слишком извращенный ход для его мозгое. К тому же минералка на вид сильно отличается от шампанского. Вода и саке — самое простое.
— Ну хорошо, ты прям мастер государственных интриг.
— Лучше скажи мне, как ты уговорила тех девушек?
Кагура хитро ухмыльнулась.
— Я, может быть, расскажу, если тебе удастся подкупить меня! Я из-за этой суеты так и не обожрала этих богатых ублюдков.
Исабуро слегка улыбнулся, взглянув на Кагуру, потом сказал водителю:
— В кафе-мороженое.

***
Уже опрокидывая рюмку в себя, Иоичи понял, что что-то не так. Первой мыслью было не проглатывать содержимое, но нежелание уронить свое достоинство, выплевывая все обратно, взяло верх. И к тому же, одна рюмка, ничего серьезного… Что там доктор говорил о взаимодействии того препарата с алкоголем? Доктора всегда врут…
Через некоторое время, отключаясь, он подумал, что все-таки не всегда.
Одна из девушек подошла к своей светловолосой подруге и поинтересовалась:
— Как ты думаешь, Кэори-тян, мы правильно поступили?
Кэори посмотрела на подругу взглядом, полным презрения, и, пытаясь копировать тон Кагуры, ответила:
— О чем ты, Мика-тян? Сегодня мы спасли мир!



Название: Мы всего лишь камни у дороги...
Автор: Леди с зонтиком
Бета: Леди с зонтиком
Размер: мини (4071 слово)
Пейринг: Кагура/Матако, Гинпачи, Соё, Окита, Нобуме, Хиджиката, Отаэ, Такасуги
Тема: юмор
Жанр: фемслэш, юмор, пародия, АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: Что странного в том, что, скажем, посреди родительского собрания родители резко поднимаются и начинают петь и танцевать? Или прогуливающаяся по парку влюбленная парочка мимоходом исполняет профессиональное танго? А ведь может случится так, что в один момент это станет одним из вариантов нормы.
Примечание: вселенная 3Z, а еще автор чуток пересмотрел мюзиклов.

— Сегодня к нам придет новенький. Рассчитайте вероятность того, что этот новенький будет Санта Клаусом.
— Гинпачи-сэнсей, вы же должны нас учить японскому.
— Я же буду учить вас жизни.

С самого утра весь класс гудит. То с одного, то с другого угла слышны таинственные перешептывания. Любой человек, учившийся в школе, понимает, что только три события способны в одночасье взбудоражить два десятка юных умов. Но за последнюю неделю не поступило ни одного известия о скором наступлении конца света, как никто и не собирался отменять приближающиеся экзамены. Но если прислушаться к мерному жужжанию в классе, то можно даже разобрать отдельные слова. И все они причудливым образом складываются в одно-единственное — "новенький".
— Хватит уже по десятому кругу проматывать одно и то же! Заебали! — первым срывается Хиджиката, известный своей вспыльчивостью и умением красиво биться головой о стенку.
— Хиджиката-ублюдок, я недавно читал, что за сквернословие в Аду полагается особая анальная кара, — отзывается Окита, единственный, кто хоть как-то реагирует на гневные выкрики Хиджикаты.
— Ого, ты что-то читал? — спешит съязвить Кагура. Она одна из тех девчонок, которые верят в единорогов и разного рода антропоморфные модификации, но на свой, весьма современный лад.
— Слушайте все, этот человек искренне считает, что он только что метко пошутил! — на безразличный возглас Окиты никто конкретно не реагирует. — На самом деле, я читаю умные книжки. Настолько умные, что сам их не понимаю.
— И зачем ты их читаешь? Чтобы потом всем говорить, что читаешь умные книжки?
— Конечно. В наше время все решают репутация и связи.
— Ты просто слабоумный. Репутация и связи все решали еще во времена Изанаги с Изанами.
В самый разгар их перепалки в класс входит Гинпачи-сэнсей. Скучное выражение на его лице неизменно клонит в сон. Он начинает своим нудным голосом говорить что-то о новом ученике, безразлично просит радушно принять его в свой дружный коллектив. Дружный коллектив согласно кивает, синхронно ерзая на стульях от нетерпения.
— Ставлю триста иен на то, что новенький — Санта Клаус, — полушепотом выдвигает Кагура. — И это будет началом моего курортного романа.
— Принимаю ставку, — шепчет в ответ Окита.
— Но он же старый, — Отаэ даже не заморачивается говорить хоть на полутон ниже, чем обычно.
— Зато он добрый. И у него есть олени. Сейчас увидите.
— Он притащит оленей в школу? Не говори ерунды.
Ритмичные постукивания каблуков возвещают о скором прибытии новенького.
Школа всегда славилась своей потрясающей сквозной звукоизоляцией.
— Это вы не городите ерунды! Какой Санта? Его не существует, — раздраженно отзывается Хиджиката, но тут же замолкает.
Звуки от каблуков раздаются все ближе. Весь класс дышит в унисон. Сердца всего класса бьются в унисон. Общий интерес отлично принуждает к точно такому же общему перемирию.
Дверь красиво распахивается и с громким стуком ударяется о стенку.
— С ноги!.. — одобрительно замечает Окита.
Новенький... новенькая важно шествует к учительскому столу и встает возле Гинпачи. Две пары мертвых глаз в удушенном тишиной помещении создают непередаваемую атмосферу вселенской скуки и уныния.
Для абсолютно убийственной эффектности новенькой не хватает только плаща. Черного, кожаного, с высоким воротником. Во внутренних карманах такого можно без особых усилий разместить половину вооруженных сил Японии, а также очень удобно прятать шпаргалки.
Длинные черные волосы новенькой свисают идеально-ровными прядями.
— Имаи Нобуме. Приятно познакомиться, — ровным голосом говорит она.
Глаза же говорят совершенно иное. Что-то таинственное и непонятное, сравнимое с едва застывшей магмой!.. Таинственность её глаз объясняется очень просто: читать по глазам никто из них не умеет. Для среднестатистического ученика 3Z даже глаза прямого, как палка, Хиджикаты — бездонные загадочные омуты, скрывающие в себе все глубины космоса.
Когда Нобуме проходит мимо, Кагура замечает определенную ритмичность происходящего. Звонкий топот каблуков не прекращается даже тогда, когда Нобуме садится. Кто-то тихо стучит ногой. Один. Два. Три.
Часы раздражают — тикают излишне громко. Четыре. Пять. Шесть.
Рядом Окита задумчиво смотрит в окно. И клацает ручкой. Семь. Восемь. Девять.
С этого момента время делится на две части: абсолютная тишина и слаженное множество звуков.
Гинпачи ходит по классу быстро, дергано, рывками. Гинпачи вообще ходит по классу.
Кто-то начинает петь. Голос звонкий и уверенный — Матако. Она, осматривая окружение в поисках софитов и камер, сидит на парте и болтает ногами в такт мелодии. Иностранные слова Кагура не понимает, но в один миг резко поднимается вместе со всеми.
И даже начинает подпевать. Её взгляд в тот момент, когда все окна сами по себе открываются и впускают прохладный сквозняк, наверняка очень дерзкий и сексуальный. Ведь Кагура, сама того не ведая, совершает множество сложнейших танцевальных па без предварительной подготовки.
До этого Кагура вообще не танцевала.
Она делает то же, что и все остальные, один в один повторяя движения. Восторг и испуг наполняют её одновременно, гоняют кровь по телу в бешеном ритме.
Может, она теперь танцующий зомби? Они все теперь танцующие зомби? Все, кроме Матако.
— Ведьма! Стерва! — сквозь силу кричит Кагура, и все резко прекращается. Весь класс застывает в самых нелепых позах, которое выдавало это утро. Ветер резво уносит в открытые окна невесть откуда взявшееся конфетти.
— Что произошло?
Вопрос ощутимо висит в воздухе. Все выжидающе смотрят на Матако. Та лишь пожимает плечами.
— Что-то классное, — говорит она таким тоном, что никто и не думает спорить. Потом многие будут говорить, что с этого момента в их жизнь ворвалась Музыка. Но не та музыка, к которой все привыкли, а какой-то новый её подвид. Или если быть точнее, то надвид. Обычная музыка слишком обычна, чтобы быть частью той самой Музыки.
В мир же Кагуры в настоящее время врывается Окита и гнусаво требует триста иен.
— Ты же проиграла. Эта новенькая никаким местом не похожа на Санту.
Спорить нет никакого смысла, но зато есть кое-что большее — удовольствие.
Окита один из тех, кого совершенно не жалко втоптать в землю что буквально, что фигурально.
Грядет битва.

— Мы с вами одной крови!
— Гинпачи-сэнсей, сейчас экзамен. Не мешайте нам списывать!

Гинпачи действительно любит своих учеников. Чего только стоит один тот факт, что ради них он встает каждое утро в семь часов. В былые времена это считалось апогеем его любвеобильности.
Гинпачи с легкостью разрешает им себя ненавидеть. Ведь это несомненный плюс, когда у всего класса есть общий враг. Особенно этот общий враг сплачивает класс во время экзаменов.
Каждый раз на экзамене по японскому он наблюдает новую степень сплоченности класса. Скажем, в прошлый раз ученики мужественно перебороли свои разногласия и дружно не пришли. Гинпачи тогда был собой доволен и даже выговор начальства не испортил ему тот несомненно замечательный день.
В этот раз все немного иначе. В класс кошачьим шагом один за другим входят подозрительные личности в черных кожаных пальто. Они выбирают места как можно более отдаленные и уже оттуда незаметно посылают друг другу условные сигналы.
Один из них сидит ближе всех, постоянно поправляет оседающий высокий воротник и сползающие с носа затемненные очки. Если присмотреться к форме его челки, то можно без труда узнать Хиджикату.
Второму, что сидит уже чуть дальше, пальто явно великовато. Воротник скрывает не просто половину его лица — видно только ярко-рыжую макушку.
Третий громко разговаривает голосом Шимуры Отаэ.
Считать дальше Гинпачи откровенно лень. Важно лишь заметить, что эту таинственную компанию в черных пальто разбавляет наводящая тоску кучка нормальных студентов в школьной форме.
Исход экзамена обещает быть интересным.

Кагура внимательно разглядывает черноту перед собой. Ведь чернота черного кожаного воротника — это такая особая чернота, с которой может равняться только лоснящаяся шерсть мокрой черной кошки.
Их план, несомненно, хорош. По большей части хорош тем, что принадлежит дерзкому и резкому уму Кагуры. Основное достоинство плана — он делится на пункты. Шаги. Ведь если что-то имеет определенный алгоритм, то его уже можно назвать очень продуманной штукой.
Перво-наперво, нужно слиться толпой. Это им более чем удалось — они теперь настолько незаметные, что незадействованные в плане серые унылые одноклассники сами выделяются на их фоне.
А потом уже можно спокойно списывать. И да помогут им черные кожаные плащи с высокими воротниками.
— Отлично... — голос Гинпачи приобретает определенные интонации, что само по себе редчайшее событие. — Сегодня на экзамен пришло целых двадцать два студента. Точнее, двенадцать студентов, девять окутанных тайной фигур и один... Кацура?
— Космический капитан Кацура, — уточняет тот, важно поправив черную повязку на правом глазу.
— ...и один космический капитан. Правила очень просты: сейчас я раздам вам бланки, а вы решаете на них задания. Всем все понятно? Всем все понятно. И не забудьте написать имя. Желательно свое собственное.
Кагура довольно хмыкает — этот экзамен она напишет превосходно.

Матако напряженно читает доставшиеся ей вопросы. Часть ответов она знает и так, а остальные ей подскажет надежно спрятанный в рукаве мобильный телефон.
С левой стороны слышится приглушенное кряхтение. Матако только вздыхает и продолжает обдумывать первый из своих ответов.
Кряхтение не прекращается.
— Можешь немного прикрутить звук? — не выдержав, она обращается к сидящему за соседней партой черному пальто. То медленно поворачивается, и из щели в высоком воротнике, поверх затемненных очков, на нее смотрит синий глаз.
— У меня нет права разговаривать с гражданскими, — отвечает пальто голосом Кагуры. Потом оно точно так же медленно поворачивается назад и внаглую продолжает кряхтеть.
— Не знаю, зачем вы устроили весь этот цирк, но не думаю, что это сработает, — язвительным тоном замечает Матако. Замечает слишком громко — Гинпачи почти быстрым шагом идет в их сторону.
— Прием-прием, это Алый-Тигр-Среди-Черных-Барханов. Субъект приближается к пункту М-Корова, — эти клоуны взяли с собой еще и рации.
— Прием-прием, Вечная-Молодость-И-Гладкость-Кожи обнаружил приближающийся субъект. Алый-Тигр-Среди-Черных-Барханов, благодарю за информацию.
Матако наблюдает за этим с титаническим желанием приложить ладонь к лицу. Эти люди никогда не изменятся. Но она не может сказать, что ей не нравится такое положение вещей. Без кучки этих чокнутых фриков класс 3Z был бы скучнее голоса Гинпачи.
И ведь именно в этот момент тот самый полный титанической силы скуки голос звучит прямо над ухом.
— Мне бы очень хотелось узнать, что за шпионскую игру затеяли мои любимые ученики, — все-таки любопытство не чуждо никому.
Адекватная часть класса, в этой истории всего лишь массовка для истинных актеров, также с интересом отвлекается от своих бланков.
— Мы всего лишь непримечательные камни у обочины. Идите себе дальше своей дорогой жизни, не обращайте на нас внимания, — если бы эту фразу сказала Кагура, она бы звучало забавно и нелепо. Она бы без труда воспринялась, как очередная милая шутка. Но это говорит Отаэ. Она никогда не шутит — она всегда говорит то, что считает важным и нужным.
— Девять черных валунов на десяток квадратных метров — это я в своей дороге свернул куда-то не туда? Я ведь могу попросить их удалиться? Вполне возможно, что такие штуки неблагоприятно повлияют на мою карму.
Матако понимает, что этот экзамен ей даже нравится. Нет, вовсе не вопросы по японскому и прочая незначительная шелуха — одноклассники. Она не из тех, кто обманывает себя — она не станет утверждать, что они ей не нравятся. Нравятся, но исключительно как актеры юмористического шоу.
— Ваша карма и так уже давно испорчена и полна гнили, — это говорит Нобуме, новенькая. Поразительно, но она из тех людей, что в считанные дни полностью настраивается на новую безумную волну, а теперь сидит здесь в черном пальто.
— Дело далеко не в чистоте моей кармы. Так получилось, что камни никак не внушают мне доверия. Я ведь даже могу предположить, что они, о Будда, собрались списывать.
— То, чем занимаются камни, не должно вас интересовать. Дела камней касаются только самих камней, — Оките хорошо удается тон крутого парня.
Гинпачи напускает на себя еще более задумчивый вид.
— Что же, буду тогда играть по вашим правилам, — под конец выдает он и удаляется из помещения. Не требуется даже доли мгновения, чтобы сообразить — это шанс. Класс резко заполняет шуршание бумаги. И точно так же резко прекращается вместе с хлопком двери. В помещение входит некто. Этот некто одет по последнему писку моды в их классе — черное пальто, воротник, затемненные очки. И только белая пушистая шапка волос полностью выдает его личность.
— Дела камней касаются только самих камней. Поведаете скромному старому камню, что здесь происходит?
И разве на этом экзамене можно думать об экзамене, проносится в голове у Матако.

— Тебе нас не сломить! Ведь мы едины. Так же едины, как и единое государство.
— Мне кажется, в вашем государстве как раз назревает гражданская война.

В последний месяц Музыки в округе становится так много, что негласно она считается одним из вариантов нормы. Но ведь действительно, что странного в том, что, скажем, посреди родительского собрания родители резко поднимаются и начинают петь и танцевать? Или прогуливающаяся по парку влюбленная парочка мимоходом исполняет профессиональное танго?
Люди быстро привыкают к хорошему, а танцы и песни никто никогда не считал чем-то ужасным.
— А я вот иногда думаю... Что, если эта Музыка — благословение высших сил? Вот сидит там на небе кто-то всемогущий, рисует сливовые ветви вечность напролет и пьет саке. Но тут ему приходит в голову совершенно внезапная мысль, что пора бы и про людей вспомнить. И он вспоминает. И он посылает им свое благословение — Музыку, минуты полного забытья и блаженства.
Соё говорит вдохновенно, с горящими глазами — по таким глазам сразу видно, что она немало думала над этим. Они с Кагурой сидят в парке, на траве. Кагура, спрятавшись от солнца под своим вечным зонтом, только молча что-то жует.
— А мне кажется, это Матако. Она со своими дружками наверняка балуется колдовством. Она наводит на всех морок своим пением и...
— На прошлом родительском собрании Матако не было. Говорят, там тоже был всплеск Музыки.
— Но ведь была её мама! Может, это у них семейное?
— Глупости! Тебе только хочется так думать, — Соё улыбается. — И даже если это так, то их бы стоило только поблагодарить.
— Можно подумать, — ворчит на это Кагура.
Ветер с каждой минутой становится всё сильнее, и Соё легко щурится.
— Может, ты просто ей завидуешь? — с едва заметным ехидством спрашивает она. — И почему именно Матако? Это может быть кто угодно.
— Я докажу. Можешь не сомневаться, я докажу! — на последнем слове Кагура с силой ударяет кулаком о землю.
Небо за время их разговора успевает затянуться грозовыми тучами. Вот уже начинает моросить. Из-за дождя парк в один момент словно вымирает — попрятались даже дети. И только время от времени можно увидеть одинокие зонтики.
— Нам тоже пора, — Соё встает, отряхивается и останавливается в ожидании Кагуры. Но та так и остается сидеть на месте.
— Ты чего? Ты же промокнешь! — возмущенный вопрос звучит немного приглушенно из-за ветра.
— Ничего, я люблю дождь.
Соё на это лишь вздыхает и опять садится рядом. На мокрую траву.
— Ты сейчас похожа на героиню фильма, которая красиво страдает под дождем. Я видела много таких героинь, — Соё уже не улыбается, но безмятежность в её голосе остается прежней.
— Правда? Круто! — тут же воодушевляется Кагура, но в тот же момент понимает, что именно этим только что выбилась из образа. Она в один миг сменяет восторженное выражение на лице на более унылое, в лучших традициях Гинпачи-сенсея, и грустно говорит:
— Точнее, да, несомненно круто...
Домой каждая из них приходит совершенно промокшей.

Каждому, кто в то утро входит в класс, первой на глаза попадается Кагура. Она сидит... нет, она гордо восседает на учительском столе, не обращая ни на кого внимания.
Позади нее, на классной доске, жирным выведен очень бурный вызов на дуэль. От которого Матако просто не имеет права отказаться, иначе её настигнет кара с шестью восклицательными знаками.
Никто ничему уже давно не удивляется. Все спокойно садятся за свои парты и дружно ждут саму Матако.
Та вламывается в класс, как раз что-то громко доказывая Бансаю. Вламывается и останавливается. Все молча смотрят на нее. Все, кроме Кагуры.
— Вы чего? — удивленно хлопает глазами Матако, пытаясь сообразить причину такого внимания. Потом она смотрит в сторону Кагуры на парте, замечает надпись на доске...
— Дуэль? — она медленно подходит к Кагуре вплотную, смотрит прямо в синие глаза и с улыбкой тут же отвечает: — Мне это нравится.
Кагура опускает на нее взгляд и зловеще улыбается в ответ.

— Слышь, Му-чан, ты охренел, да?! — татуированный парень с ирокезом смотрит, грозно выпучив глаз. Он один из того самого сорта авторитетных пацанов, которых гоняют по жизни другие, куда более авторитетные пацаны (последних же часто гоняют за хлебом родные бабушки — признанная вершина авторитетной эволюции). Проще говоря, разговор ведет самая обычная уличная шпана.
— Это место уже занято, — Му-чан только разводит руками. И хоть его попросили занять заброшенную детскую площадку как место для будущих разборок, и хоть он его даже занял, но случилась беда. Они пришли где-то минут через десять после него. Не воспринимали ни предупреждений, ни угроз, ни просьб. Они просто его игнорировали. Для Му-чана такое было не в новинку, но тут-то оказалось, что из-за них со своим поручением он не справляется.
— Но там же одни девчонки! — возмущенно недоумевает ирокез. Му-чан лишь хмурится. У него есть сестра, и он-то знает, что зачастую девчонки могут быть пострашнее самых авторитетных авторитетов. Но у ирокеза сестры нет, и он никогда не поймет.
Стоит сказать, что утверждение "одни девчонки" не совсем правильное. Среди них точно есть один парень — невысокий, светловолосый, с битой через плечо и в черных очках. А уж девчонки...
Одна яркая, рыжая, с решительным взглядом идущего на смерть воина. Другая словно улыбчивая фарфоровая куколка, по нелепости наряженная в одежду янки. А третья носит чулки.
— Это самая странная банда из когда-либо виденных мной, — протянул ирокез. — Даже интересно...
В последующие часы детская площадка напоминает сцену театра, где профессиональные актеры разыгрывают бытовую комедию.
Когда появляются противники девчоночьей банды — их же всего трое — тогда и начинается истинное представление.
— Ты только не подумай, что я пришел помогать этой рыжей, — тянет светловолосый парень с битой. — Просто это обещает быть интересным.
Рыжая только закатывает глаза, а девушка в чулках прикладывает того к земле точно рассчитанным ударом ногой с разворота.
— Ты чего, сдурела? — площадку заполняют его обиженные крики. Но этим дело не ограничивается. Вот уже и происходит первая по счету забастовка.
Но главное действо происходит между рыжей и второй бандой.
— Прости, как там тебя зовут? Матако? Матако же? Так вот знай, Матако, — наше государство объявило вам войну, — рыжая жутко улыбается и встает в стойку змеи.
— Кагура, мне кажется, ваше государство сейчас сотрясает гражданская война, — стойка Матако идентична. Они начинают наматывать круги, не отводя взгляда друг от друга.
— Это неважно. Это касается только тебя и меня. Тебя и меня. Если проиграешь, то тебе придется ответить правдиво на любой мой вопрос. И наоборот! — Кагура удваивает темп.
— Согласна, — Матако ухмыляется и срывается с места. Кагура в точности повторяет её движения.
Где-то со стороны неба, домов, земли — отовсюду — начинает играть роковая композиция.
Ко всему прилагаются еще и саундтреки? Они снимают фильм?
Вопросов дальше не возникает, потому что мелодия словно вышибает из головы все мысли. Остается только подтанцовывать.
Му-чан удивляется собственным движениям — он раньше так не танцевал. Он просто не умеет так танцевать. Или уже умеет?
Ирокезы рядом полностью повторяют его движения, а уж главные герои... Кагура с Матако напоминают диких кошек: сцепляются с разбегу, потом резко расходятся и снова сцепляются. Полностью идентично, как через зеркало.
Му-чан уже ощущал это раньше, но не так.
И он слышал о таинственном явлении, которое гуляет с недавних пор по городу.
Но сталкивается с ним он впервые. И ему это не нравится.
Му-чан кричит, как от боли, и всё резко прекращается. В один момент.
Кагура, видимо, от неожиданности, падает на Матако, последняя что-то возмущенно орет.
— И вот так всегда, — в полной тишине замечает "фарфоровая куколка". — Но разве оно было не круто?
Поединок так и не заканчивается хоть каким бы то ни было результатом.
Ничья.

— Ты сталкер. Признай это.
— Ты заблуждаешься. Я шпион, что стоит на защите этой Вселенной.

Кагура ни за что не признает, что это уже стало её навязчивой идеей. Поймать, доказать и наказать.
И ведь та же Соё-чан говорит, что всё в порядке. И смотрит на нее, как на несмышленого ребенка. Кагура твёрдо намерена это прекратить. Что прекратить? Ничего, она еще придумает.
Вот она осторожно, на цыпочках, пробирается к дому Матако. В мыслях проносится, что настолько унылого и обычного дома она даже припомнить не может. Трава под ногами шуршит слишком громко, а шелест листьев тем более напоминает раскаты грома. В одном из окон, на втором этаже, горит тусклый свет от ночника. У Кагуры даже нет сомнений, что там комната Матако.
Она карабкается по дереву, с которого, по идее, должен открываться идеальный вид в окно. Впрочем, дальше всё происходит словно по сценарию дешевой комедии. Одна из веток с хрустом отваливается и...
— Кого это там принесло? — А ведь комната действительно принадлежит Матако. Кагура усмехается — чутьё её никогда не подводило.
— Я пришла окончательно вывести тебя на чистую воду! — Кагура лежит вверх тормашками, что немного портить эпичность момента. Но ей всё равно.
— Кагура?

— Так и знала, что что-то с тобой нечисто. Ты ведь сталкер, сталкер, да? — Матако сидит на своей кровати и яростно пилит Кагуру взглядом. Та, в свою очередь, сидит на полу и смотрит не менее яростно.
— Думаю, правильнее было бы назвать меня шпионом, защищающим эту Вселенную. Ты же что-то скрываешь? — Кагура встает с пола, демонстративно подходит к Матако и тычет указательным пальцем ей в нос.
Ночник едва заметно мерцает, а из открытого окна доносится дивная какофония звуков города и мелкой дикой природы.
— Даже если я что-то скрываю, с чего ты взяла, что я тебе это просто так расскажу?
— Аха-а, а вот ты и созналась! — Кагура ликует. Делает это громко, экспрессивно, но...
— В чем?
— Э-э-э... — Теряется Кагура. И ведь действительно — в чем?
— Ты же колдунья, да? — Она решает начать издалека.
— Нет.
Молчание врывается в комнату слишком резко. Голову Кагуры словно кидает в жар — она краснеет. Биение пульса в висках замещает собой все звуки, Матако превращается в размытое пятно. И миром снова повелевает ритмичность. И вот всё уже опять готово с головой нырнуть в Музыку, как Кагура, набрав побольше воздуха в лёгкие, со всей дури орет:
— Ну уж нет!
Потом она переводит дыхание. Подходит к окну и уже перед прыжком вниз оборачивается:
— Я еще не сдалась. Я докажу.
Впрочем, красиво прыгнуть оказалось не так легко. Кто-то сзади держит её за ткань футболки.
— Отпусти, корова! — орёт Кагура, одновременно пытаясь и вырваться, и не порвать футболку. Но хватка у Матако неожиданно крепкая. Именно поэтому дальше следует резкий разворот, такой резкий, что Матако отпускает пальцы и боком ударяется о стенку над кроватью. Кагура на это только хохочет:
— Так тебе и надо, ведьма!
Но убегать не спешит. Ждет, когда же та встанет и начнет её проклинать, пытаться дать сдачи. Ничего не происходить?
— Матако? — осторожно зовет Кагура. — Ты что, сдохнешь от такого удара? Ты совсем головой двинулась?
Она на цыпочках подходит к кровати и почти обеспокоено пытается заглянуть той в лицо. Но тут...
— Гори в Аду, стерва! — Матако, в лучших традициях фильмов ужасов, резко хватает её за ногу и тем самым сбивает с ног. Спустя секунду Кагура уже лежит придавленная к полу, на животе победно восседает и улыбается Матако.
— Может, расскажешь, чего вообще приходила? — в лоб спрашивает она. Кагура ёрзает, хмурится, усиленно пытается скинуть с себя нежелательное тело.
— Музыка... Не просто музыка, а которая Музыка... Это же твоих рук дело?
На Кагуру смотрят с недоумением, а потом даже с явным разочарованием.
— Так ты поэтому? Да, моих. Точнее, не совсем моих, — обыденный тон этой фразы настолько... обыденный, что даже бесит. Жутко бесит.
— Издеваешься?
— Говорю чистую правду.
— Не может быть.
— Ты же сама только что утверждала...
— Мне нужен был предлог для... Забей, — на последнем слове Кагура отворачивается. К щекам снова приливает кровь.
Матако удивленно поднимает брови.
— Для чего? Для сталкерства?
— Размечталась. Не совсем, — после этой фразы Кагура резко скидывает с себя тело и почти мгновенно выпрыгивает в окно. И только где-то на дороге слышит самодовольный хохот и издевательское "До встречи в школе!"
Ничего, в школе они еще встретятся. Так встретятся, что... Кагура уверена, что следующая их встреча запомнится Матако на всю жизнь.

В комнате Матако становится до одури тихо. Так тихо, как бывает только после нашумевшей бури. Сама Матако сидит на полу и явно кого-то ждет.
— Уже можно входить? — Слышится из коридора голос Бансая. Ответа никто не дожидается — в комнату входят четыре таинственные личности в черных длинных пальто с высокими воротниками.
— И вы туда же? — не веря своим глазам, тянет Матако.
— Это неважно. Куда важнее — у тебя всё готово, Матако? — спрашивает один из воротников, явно Шинске-сама.
— У меня всегда всё готово, — и она отодвигает ковер, под которым оказывается нарисованная пентаграмма.
То, что происходит дальше, можно охарактеризовать лишь одной фразой — во всём виноваты именно они.

@темы: Юмор, арт/коллаж, фик: авторский, Joui Wars - 2013, Кагура