Йорозуя, гет

[Yorozuya-team]

Название: иллюстрация к драбблу "Снег"
Автор: команда Йорозуи
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Кагура
Тема: гет
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		17	(100%)
Всего:		17

@темы: Гет, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Йородзуя

---

Йорозуя, гет

[Yorozuya-team]

Название: Снег
Автор: команда Йорозуи
Бета: команда Йорозуи
Размер: драббл (566 слов)
Пейринг/Персонажи: Йорозуя, Гинтоки/Кагура
Тема: гет
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Саммари: в Эдо редко бывают такие сугробы, но Кагуре и вправду нравится снег.

Занесенный снегом Эдо редкая, но крайне живописная картина. На улице сразу холодает, и глава Йорозуи, кажется, вовсе не стремится выходить из дома: заваливается под теплое одеяло, так что одна копна кудрявых волос торчит, и ворчит оттуда, когда ему что-то требуется. Дома тоже весело, уютно и тепло, но Кагура хочет туда, на свободу — ворваться в мерный, неторопливый вальс снежинок и закружиться, как балерина из тех стеклянных шариков, что она когда-то видела на витринах. Иногда Кагуре тоже очень хочется побыть девчонкой.

Кулак - довод убедительный, разбушевавшийся Садахару — довод убедительный вдвойне. И Йорозуя идет на улицу.

Кагура оставляет зонт дома: солнца из-за туч не видно, но вокруг все будто светится от белого снега. Снег что-то настолько необыкновенное и захватывающее, что хочется танцевать. На ее родной планете снега нет, только падает иногда уродливыми грязно-серыми пятнами пепел, и земля там не приобретает такого же удивительно-светлого вида. Там нельзя слепить снежную фигуру или запустить снежком в случайного прохожего.
Кагуре нравится снег.

— Догоняйте, Гин-чан, Шинпачи! — весело кричит она, не обращая внимания на веселые возгласы за спиной, и срывается с места. Рядом мчится Садахару, снежная, колючая пыль бьет в лицо, остужая, а снежинки оседают на волосах пушистой белой шапкой, и тут же слетают от быстрого бега.
Если не это счастье, тогда Кагура не знает что.

— Эй, ну чего вы там застряли? — останавливается и оборачивается она. Ее спутники бегут следом, и выглядят такими запыхавшимися, будто пробежали не несколько жалких метров, а самый настоящий кросс. Они появляются на дорожке, стремительно выпрямляются, чтобы, не дай бог, не потерять окончательно лицо. Шинпачи тут же сбивает с ног Садахару, и они улетают куда-то в невысокий сугроб, а Гинтоки ворчит, засунув руки в карманы и укутавшись в шарф. И опять торчит одна белая, пушистая шапка волос.

Ей смешно: и вот этот чудик звал себя взрослым, да еще и главным героем? Но, если быть окончательно честной, именно этого чудика тут, рядом с ней, на данный момент не хватает для полной картины.

— Гин-чан! - выбегает она навстречу, растрепанная от бега, представляя собой наверняка совсем не романтичное зрелище. Совсем не как в тех дорамах, что смотрит анего, да и они не в седзе-манге. Иногда жаль, тогда бы он точно не посмел обращаться с ней, как с ребенком.

— Шарф одень — простудишься, — бурчит Гинтоки, водружая ей мимоходом аккуратно сложенную ткань на голову и проходя совершенно мимо.

— Вот дурак, — обиженно вспыхивает Кагура. И ничего они, взрослые, не понимают. Не понимают таких банальных проявлений внимания и отмахиваются заботливостью, не понимают того, как дети быстро растут. И наверняка, не подумает даже, что щеки у нее алеют совсем не от холода или злости. Свернутый шарф совсем теплый, наверняка этот кучерявый балбес держал его где-нибудь за пазухой, но ни за что же не признается. Кагура обматывает его вокруг шеи и усмехается: дурак дураком, как будто она сама не заметит.

Ято тут же его обгоняет, вытянувшись по струнке перед ним на дороге, а следом, злорадно фыркнув, запускает ему руки под верхнее кимоно, прижимаясь всем телом.

— Ай-ай-ай, ты что делаешь, вредная девчонка?! — взвывает Гинтоки. – Холодная же!

— Вот и согреюсь, — показывает та язык, и Йорозуя умолкает, опуская руки. А спустя пару секунд на голову ей ложится широкая, теплая ладонь, растрёпывая и без того выбившиеся из прически волосы — редкий жест привязанности.

Садахару лает где-то неподалеку, Шинпачи вопит, убегая и успевая при этом едко комментировать умиротворенную картину.

Гин-чан — белый-белый, совсем, как снег, холодного серебристого цвета, но все равно очень теплый.

Кагура смеется: если и это не счастье, тогда она и впрямь не знает, что.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		17	(100%)
Всего:		17

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йородзуя

---

[Кайентай-тим]

Название: Для чего же ещё нужны заместители командиров, если не выполнять их обязанности!
Автор: команда Кайентай
Бета: команда Кайентай
Размер: мини, 1201 слово
Пейринг/Персонажи: Сакамото/Муцу
Тема: гет
Жанр: юмор, романтика
Рейтинг: PG(-13?)
Саммари: Бремя капитана - тяжёлое бремя.
Примечание: Исполнение этой заявки с однострочников

Где ещё увидишь Сакамото Тацуму, который отплясывает на одной ноге, держа у уха два телефона, один в зубах и ещё три в руках, и пытается ответить на звонки, радостно хохоча в процессе?
Когда же замолкают на секунду вопли разрывающихся от звонков телефонных трубок, он выпрямляет спину, возвращает съехавший с ноги гэта на его законное место и с улыбкой заявляет:
— Народ! Вышла небольшая неувязка — но мы все срочно летим в соседнюю галактику! Ха-ха-ха!
Команда хмуро качает головами и сопровождает командира осуждающими взглядами, но, понимая безысходность положения, готовит корабль к полному развороту.
Чинно направляясь к кабине пилота, Сакамото деловито добавляет:
— И нам надо быть там через два часа! Ха-ха-ха-ха! Поторопимся же, ребята!
— Два часа?! Чем вы до этого думали?!
— Подготовьте на складе груз для планеты Детройт-32.
— Но, босс!..
— И принесите соответствующее оборудование: на планете чрезвычайно низкая температура — такого дубака вы не испытывали даже когда с похмелья просыпались в сугробе снега! Ха-ха-ха-ха!
— И почему я смутно догадываюсь, откуда такое сравнение?..
— Вперёд, ребята, живее: времени в обрез! А время — деньги!
Команда начинает ускоряться, недовольно бурча под нос. А Сакамото усмехается, и взглядом победителя смотрит на облокотившуюся на дверь Муцу, молча наблюдающей за балаганом.
— Ну что, Муцу, может, просто сдашься? Ха-ха-ха!
— И не надейся. Команда тебя посадит на вилы раньше, чем наступит полночь, — хмыкает она в ответ, не поднимая глаз.
— А если позже?
— Если посадит — не засчитывается.
Сакамото чуть печально кивает головой. И, вспоминая о важных дела, охает, срывается с места и со смехом несётся в кабину управления.
Откуда-то из глубины коридора, между гулкими шагами, доносятся подозрительные булькающие звуки, а затем разочарованное «От блин, это же был контракт! Ха-ха!.. Муцу меня пристрелит…»
А вдогонку — полифоническая мелодия телефона, явно напоминающая новый хит Оцуу-тян. «Начальник, поешь же дерьмеца, иначе я положу его под твою дверь».
Муцу качает головой и направляется в свою каюту.
Сегодня это не её дело.

Где ещё увидишь Сакамото Тацуму, который с шариковой ручкой в зубах, за ухом и в руке, и ещё одну увлеченно гоняя по столу, с мычанием пытается прочесть условия договора?
В этот раз предусмотрительные аманто его заламинировали. Несмотря на наглое вранье о том, что остатки обеда на документах — это земное доказательство особой почести и уважения.
— Эй, Муцу, родная, мне кажется, или здесь нет никакого подвоха? Я прочитал его уже раз пять, они такие дружелюбные и сговорчивые, ха-ха-ха-ха!
— Условия нашего спора таковы, что я не даю тебе никаких подсказок, указаний и не оказываю помощи, — безаппеляционно заявляет Муцу, входя внутрь.
— Ну Му-уцу!.. Я думал, ты стоишь под дверью, чтобы помочь мне, если вдруг что…
— Нет, не для этого. И тебя нисколько не смущает, что они требуют, чтобы ты пошёл в рабство к их капитану, мисс Делавик?
— Мисс Делавик? Звучит заманчиво…
— Мисс Делавик — пятиметровый жирный монстр, у которого каждый месяц обильная течка и последующая жажда…
— Ладно-ладно-ладно, Муцу, я понял, с меня хватит подробностей, ха-ха-ха!.. — Сакамото вытирает со лба выступивший пот и начинает грызть ручку, вновь пробегаясь глазами по тексту. — И всё же где ты нашла про рабство?
— Это выделено жирным шрифтом, и строчка видна даже на расстоянии двух метров, кретин.
— Надо же… видимо, я не так всё понял, когда читал… ха-ха-ха!
— Ты не так понял простейшую фразу пять раз?
— Бывают проколы у людей, ха-ха-ха-ха!.. И всё-таки, фух, рабство — это слишком. Что Орьё бы сказала?
— Что ты идиотина. Как она всегда и говорит. И она права.
Сакамото чешет курчавую голову, напоследок пробегая глазами текст.
— Муцу, родная…
— Что на этот раз?
— Как мне поставить подпись на заламинированном документе? Ха-ха-ха-ха!

Где ещё увидишь Сакамото Тацуму… по уши в зеленой слизи, пытающегося оторвать ноги от пола?!
— Что за кавардак? — мрачно интересуется Муцу, глядя на командира, который отплёвывается от противной жидкости.
— О!!! Муцу! Как замечательно, что ты здесь…
В лоб Сакамото, замершего в забавной позе, упирается дуло револьвера.
— Коснешься меня — будешь медленно умирать в агонических муках. Что ты на сей раз натворил?
— Ну, ты ведь говорила, что всегда лично проверяешь весь товар после получения или перед отправкой…
— Так…
— Вот я и решил проверить…
— …Крайне раздражительную двухметровую мухоловку с Сикейроса? Мои поздравления: ты точно идиот.
— Ха-ха-ха-ха! Знаешь, Муцу, я как-то медленнее двигаюсь. И голова у меня болит. Почему тут так жарко, ха-ха-ха!..
— Она атакует врага парализующей жидкостью. Твоё счастье, что ты для неё слишком крупный. И слишком кретин.
— Муцу-у! Помоги мне!
— Признаёшься, что проиграл и проспорил? — с чуть заметной довольной улыбкой спрашивает Муцу, не сводя с него пистолет.
— Признаюсь!
— Обещаешь не трогать меня до конца дня и позволить мне разобраться во всем происходящем без твоего вмешательства?
— Обещаю!
— Обещаешь никаких приставаний в течение недели?
— Муцу, у меня в горле пересыхает, и уши так заложило, ха-ха… что ты там говоришь?
— Не выпендривайся.
— Обещаю!
Муцу коротко кивает в ответ. И стреляет в железный пол. Мухоловка, пара коротких щупалец которой торчит из посылки, испуганно не то урчит, не то пищит и заползает внутрь, ерзая в своем небольшом «домике» и шурша о его стенки.
— Теперь с тобой. Идти можешь?
— Не очень, ха-ха… Поможешь?
— Нет. Я сейчас позову медиков — у них было средство от этой дряни. Не касайся меня в течение всего дня. А я пока разберусь с отчетами.
— Отчёты? Я уже разобрался, ха-ха-ха! Я ведь ответственный капитан!
Повисает гнетущее молчание. Сакамото всем телом, которое буквально истекает потом от навалившейся вдруг жары, чувствует тёмную ауру, что исходит от Муцу. Когда же в её руках сверкает лезвие ножа, Сакамото вздрагивает и чувствует спасительный холодок, бегущий по спине.
— Муцу, ты что собралась делать? Ха-ха… — дрожащим голосом спрашивает он, чуть кривя улыбку.
— Отрежу тебе кое-что лишнее. Половину отдам этой твари: она проголодалась. А другую половину повешу как трофей в общественном зале. Чтобы подобное не повторялось.
— Стоп-стоп-стоп! Муцу, родная, милая, ты ведь шутишь, да?! Шутишь ведь?! Не надо меня резать, клянусь, я всегда буду тебя слушаться, брошу пить и буду ответственным, Муцу, убери от меня это! — едва ли не заверещал Сакамото, с опаской глядя на приближающееся лезвие.
Муцу же резко отводит его от лица Сакамото, и направляется к посылке с растением. Что-то внутри не то всхлипывает, не то причмокивает — и Муцу достает небольшой фиолетовый обрубок.
— Если у людей режутся зубы — то у них щупальца… — говорит она, осторожно погладив мухоловку.
— Эй, а тебя она не облила этой дрянью!
— Вся ушла на тебя. А теперь — бывай. За тобой скоро придут, — говорит Муцу и удаляется.

Ночь разборки с жалобами от клиентов и разборками с бухгалтерией даёт свои плоды.
В такие моменты не грех почувствовать себя и спасителем мира. Всё постепенно возвращается на круги своя, корабль вновь в спокойном (для космоса, разумеется) темпе продвигается вперёд, к следующей планете, а Кайентай — снова безукоризненно пунктуален и востребован.
А на пороге каюты стоит Сакамото, потупив взор и размахивая букетом, как световым мечом.
Муцу лишь качает головой. Они через это уже проходили и не раз.
Вот сейчас он начнёт, задорно улыбаясь, сердечно извиняться. Захочет зайти внутрь и привычно споткнётся об порог.
Пролетит через полкаюты и завалится на кровать, потянув за собой Муцу. А сверху их осыплет сметенными со стола отчётами.
А дальше уже будет зависеть от настроения Муцу. Либо в заднице Сакамото будет килограмм свинца и крепкий синяк под глазом.
Либо же у него будет след пощёчины на щеке, а у нее на шее — явный след от засоса.
Это уже нечто вроде традиции, которая повторяется раз за разом, чаще всего — из-за праздников на других планетах, кроме Земли, считающихся днями влюблённых или чем-нибудь подобным.
— А кстати, завтра же Робонука! — замечает Сакамото и смеётся.
Муцу кивает.
Некоторые повторения с течением времени не надоедают.

Вопрос: Понравилось?

1. да		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Кайентай

---

Йорозуя, гет

[Yorozuya-team]

Название: Лоликон джанай, Роботкон да!
Автор: команда Йорозуи
Пейринг/Персонажи: Кинтоки/Кагура
Тема: гет
Рейтинг: R

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		22	(100%)
Всего:		22

@темы: Гет, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Йородзуя

---

Фик, тема: гет

[Кайентай-тим]

Название: Ритуалы ухаживания
Автор: команда Кайентай
Бета: команда Кайентай
Размер: драббл, 900 слов
Пейринг/Персонажи: Сакамото/Муцу
Тема: гет
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: PG
Саммари: Женщин надо любить. Положено так. Если любить женщин, они расцветают и становятся милыми, домашними, хозяйственными, ласковыми и нежными. Но как донести до них свою любовь?

С самого детства Сакамото знал: женщин надо любить. Положено так. Если любить женщин, они расцветают и становятся милыми, домашними, хозяйственными, ласковыми и нежными. Поэтому, когда он встретил Муцу, он решил ее полюбить.
Но как?

Классическое самурайское воспитание подсказывало: надо написать стихи. Красивые и о любви. Принести эти стихи на листе лотоса и положить ей у изголовья.
Тогда она, проснувшись, их прочитает, проникнется и (перестанет колотить Сакамото!) всё станет замечательно.
Но, во-первых, в космосе лотосы не водились, а рвать “то, что похоже на лотос, ну вот как две капли воды” - на такую глупость способен только принц Хата. Но принц Хата на то и принц, чтобы его глупости компенсировала толпа слуг и телохранителей.
А во-вторых, если положить бумажку на лист лотоса, лист будет наверняка мокрый. Тушь расплывется, и прекрасные строки стихов превратятся в неровные кляксы. А Муцу, обнаружив поутру у изголовья что-то невнятное и мокрое, вместо «Ах, как это мило, Сакамото-сама!» скажет, разве что, «Идиотская шутка!» или что-то вроде того.
И тут уж побоев никак не избежать.
В общем, план был провальный, и, даже если бы Сакамото умел писать стихи, следовало бы придумать что-то еще.
Посоветоваться было совершенно не с кем. Запертые в клетках экзотические звери для зоопарка принца Хаты в собеседники не годились никак, хотя, Сакамото был уверен, интеллектом как минимум половина из них не уступала самому заказчику... или, что точнее, превосходила его.
Просто это был очень вредный и злонамеренный интеллект. С таким советоваться - себе дороже.
Что же делать?

- Инфосек же! - хлопнул он себя по лбу. - Там всё есть.
Привычки дикарского прошлого: кладезь информации, который всегда под рукой, в голове не укладывался и вечно ускользал из памяти.
На экране закружился логотип - птичка с бумажкой в клюве и надпись “найдется всё!”. Нежный женский голос попросил задать поисковый запрос.
- Как любить девушек? - осторожно поинтересовался Сакамото.
На третьей странице он понял, что запрос надо менять: советы как правильно подкладывать подушку под бедра, чтобы было не так больно, его пока не интересовали. Сперва надо пройти период, как говорится, “стихов и подарков”.
- Как... эээ.... ухаживать за девушками? - уточнил он у Инфосека.
“Девушки, и это следует учитывать, относятся значительно более нервно к ухаживанию за ними. Мы советуем вам нанять сиделку женского пола, по возможности - другого биологического вида. Ксеноморфизм значительно снизит градус неловкости...”
Нет, это тоже было что-то не то!
Слава всем богам и буддам, Муцу пока что была в полном здравии. Страшно даже подумать, что она может заболеть - весь бизнес ведь насмарку пойдет!
То есть, Сакамото, конечно, душа компании, генератор идей и великий комбинатор, но...
...но ему хватало совестливости честно признать, что практическое воплощение минимум половины его идей без Муцу было бы невероятно.
А Инфосек, зараза, всякий раз выдавал что-то совершенно не то!
Может, спросить всё-таки? Но у кого?

В капитанскую каюту сунулся внушительный бюст с галстуком, и Сакамото расплылся в счастливой улыбке. Вот он, спаситель и выручатель!
- Капитан Сакамото, я хотел сказать - помощник капитана Муцу в ярости. Она сейчас сломает штурвал. Кажется, ее не очень порадовал заключенный нами контракт с принцем...
- К тэнгу принца! - радостно махнул рукой Сакамото. - Ты мне лучше скажи, вот как у вас в галактике девушек любят? Вот у нас дарят гребни или стихи пишут. А у вас?
Помощник по связям с общественностью R-омега задумался, потом сообщил:
- У гуманоидных видов Галактики принято дарить цветы и шоколадные конфеты. Еще можно сводить в ресторан. Это то, что я смог вспомнить без специального исследования и обращения к справочной литературе. А что?
- Ничего. Спасибо! - хлопнул его Сакамото по плечу и куда-то унесся, стуча гэта по ферропластовой палубе корабля.
- А мэм Муцу всё еще в ярости... - покачал головой R-омега 2245. - Как-то всё не слишком красиво выходит...

***

Цветы высовывали длинные сизые языки, пробуя на вкус воздух. Пестрые розовато-зеленые лепестки трепетали в предвкушении обеда.
- Нет, нет, это что-то не то, - в который уже раз говорил Сакамото продавщице, еще сильнее ероша и без того встрепанную шевелюру. - Мне бы что-нибудь такое... “каваи” - как это? Миленькое, вот!
- Это наиболее миленькие цветы в нашем ассортименте, - обиженно гудела хоботком та. - Оцените их запах!
- Да-да, вот именно! Запах! Цветы должны пахнуть цветами, а не тухлым мясом!
- Вы просто ничего не понимаете в цветах. Мы, жители системы Муска, тысячелетиями занимаемся оптовой и розничной...
Сакамото слушал ее, и чувствовал, что какое-то важное озарение совсем рядом.
Вот оно уже подбирается. Брезжит.
Ну вот же! Конечно!

Он расхохотался, хлопнул себя по лбу и выбежал прочь из магазина “Язык цветов”, мельком подумав, что название оказалось до обидного буквальным.
В рубке Муцу уже прекратила нервно ходить по кругу и теперь сидела в штурманском кресле, прямая, как палка, и злая, как тысяча чертей.
- Милая Муцу!
От самого голоса капитана ее как током прошибло: она мгновенно вскочила и явно вознамерилась начать подробно объяснять, где на сей раз ее начальник оказался дураком.
Но тот не дал ей даже начать.
- Прикажи выгрузить этот дурацкий зоопарк. Вернем залог принцу Баке - и стартуем в сторону Земли.
Муцу вздернула бровь. Левую.
- Понимаешь, у них принято дарить любимым девушкам цветы и конфеты, - объяснял Сакамото, горстью принимая таблетки от космической болезни. - Но нигде нет нормальных цветов. Которые не кусаются и пахнут не тухлятиной и не дерьмом. Мы озолотимся, Муцу! - и он радостно рассмеялся своей гениальной идее.
На удивление, она была не такой уж и безумной.
- Алло, грузовой отсек? Это Муцу. Выгружайте зоопарк. Диспетчер? Соедините, пожалуйста, с принцем Хатой... да-да, спасибо...
Сакамото почти с нежностью смотрел на то, как Муцу хлопочет по их космическому хозяйству. Потом, вспомнив что-то, достал из-за пазухи мягкую коробку:
- Вот. Это тебе, ха-ха. Говорят, вкусно!
Муцу даже не обернулась.
«Ничего. Она просто слишком смущена!» - подумал Сакамото.
И набрал в мотиваторе гипера координаты Солнечной системы.

Вопрос: Понравилось?

1. да		29	(100%)
Всего:		29

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Кайентай

---

Фик, тема: гет

[Кайентай-тим]

Название: Коснуться звёзд
Автор: команда Кайентай
Бета: команда Кайентай
Размер: драббл, 687 слов
Пейринг/Персонажи: Сакамото/Муцу
Тема: гет
Жанр: романтика, повседневность, флафф
Рейтинг: PG
Саммари: она сама не знает, почему до сих пор терпит его многочисленные проколы, раздражающий смех, подружку с Земли...

— А почему звёзды такие?.. — спрашивает он, и Муцу фыркает.
— Какие? — устало переспрашивает она: этот парень, совсем ещё молодой, едва ли старше восемнадцати лет, с растрёпанными волосами и широкой дурацкой улыбкой, совершенно замучил бесконечными вопросами. Впервые оказавшись в космосе, он ведёт себя словно ребёнок в кондитерской.
— Цветные. Яркие. Красивые. Не такие, как на Земле, — поясняет он и проводит по стеклу иллюминатора рукой нежно-нежно, словно касается любимой женщины.
Он гладит звёзды.
— Это из-за атмосферы, — сухо поясняет Муцу. — Земная атмосфера забирает краски. Всё, перерыв закончен, за работу.
— Да, конечно, — он кивает, а сам продолжает смотреть на звёздное небо за стеклом иллюминатора.
Муцу собирает воздух в груди, чтобы прикрикнуть на него, но неожиданно для себя произносит:
— Они не доверяют тебе.
Он словно просыпается ото сна, поворачивает к ней улыбающееся лицо.
— А?
— Тебе не доверяют наши работодатели, — повторяет Муцу. — И я тоже тебе не доверяю. Ты раньше состоял в Джои, верно? Сражался против аманто. Почему ты ушёл, почему теперь хочешь заниматься межзвёздными перевозками?
Сакамото продолжает улыбаться, его улыбка даже, кажется, становится ещё шире.
— Я всегда хотел увидеть звёзды вблизи, — просто говорит он. — Вот, теперь увидел. А война... Сначала думал, что защищаю страну. Кинтоки, Зура и остальные об этом столько говорили... Потом хотел отомстить за тех, кого убили. А потом оказалось, что когда сражаешься, погибает ещё больше друзей, и за всех мстить — жизни не хватит, да и тебе тоже кто-то рано или поздно захочет отомстить. И стране от этой войны нет никакого толка.
— Я всегда хотел увидеть звёзды, — заканчивает он, повторяя первую фразу.
От такой детской простоты у высокого — вышек его на полторы головы — и прошедшего ад Второй Войны с аманто парня Муцу становится неловко. Она не знает, что ему сказать, когда он добавляет так же беспечно и непосредственно:
— Мой отец был торговцем, у меня это наследственное. Здесь точно и не убьют, и денег немало получишь.
Муцу встряхивает головой: всё очарование детской непосредственности в долговязом обормоте резко пропадает куда-то.
— За работу! — рявкает она, и Сакамото, вздрагивая от резкого окрика, торопливо принимается за дела.

— ...я раньше только катаной сражался. Не думаю, что пистолет — хорошая идея, — вздыхает он и даже под грозным взглядом Муцу опускает оружие. — И потом, разве выстрел на корабле не приводит к размер... разгрем... разгерметизации?
— Все новейшие звездолёты устроены так, что от выстрела с ними ничего не случится. Я кому велела изучать устройство космических кораблей? — Муцу знает, что если сдвинуть брови и принять грозный вид, то её, маленькую и хрупкую, испугается кто угодно, тем более этот кудрявый лоботряс под два метра ростом. — Кроме того, пока ты замахнёшься своей катаной, тебя раз пять успеют пристрелить.
Сакамото пожимает плечами. На войне он не раз видел, как опытный мечник запросто расправляется с вооружённым огнестрелом противником за считанные мгновения.
Муцу тоже видела.
— А ещё пистолет почти незаметен под одеждой, — чуть мягче добавляет она. Подходит ближе и крепко берёт его за запястье маленькой жёсткой рукой. Почти прижимаясь к нему.
— Кто так держит оружие? Когда ты научишься попадать? Почему весь бюджет Кайентая уходит на патроны, которые ты расходуешь почём зря? Легче и дешевле один раз пристрелить лично тебя, чем научить попадать в мишень!
Сакамото вздрагивает от властного окрика и ожидаемо промахивается. Пуля рикошетит о металлическую стену и пролетает совсем близко от него.
Вопреки ожиданиям Сакамото, втянувшего голову в плечи в ожидании головомойки и тумаков от Муцу, она не злится.
Лишь качает головой и отпускает его запястье.
— И как тебя на войне не убили только, — сердито бормочет она, и Сакамото лишь беззаботно пожимает плечами.
— Не знаю, наверное, повезло...

...Он умеет и управлять звездолётом, и стрелять, и его уже почти не укачивает в космосе. Глаза скрыты за тёмными стёклами очков. Широкая наивная улыбка может одурачить разве что таких же наивных.
Кайентай — успешная, а главное — известная и востребованная организация.
И пусть главой флота Сакамото Тацума является чисто номинально, поскольку всей административной работой занимается по-прежнему Муцу, но люди любят его. И главное — идут за ним.
Почему она сама до сих пор терпит его многочисленные проколы, раздражающий смех, подружку с Земли, которая раз за разом отшивает незадачливого ухажёра...
Муцу не может ответить даже себе.
Хотя в глубине души она знает: просто много лет назад молодой парень с Земли на её глазах гладил звёзды через стекло иллюминатора.

Вопрос: Понравилось?

1. да		28	(100%)
Всего:		28

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Кайентай

---

[Бакуфу]

Название: Осознал.
Автор: команда Бакуфу
Бета: команда Бакуфу
Размер: драббл, 785 слов
Пейринг/Персонажи: Хаттори Зензо/Сарутоби Аямэ
Тема: гет
Жанр: general
Рейтинг: G
Саммари: детский мир бывает жесток

То, что дети бывают жестоки к своим сверстникам, было известно испокон веков. Одеваешься не так, как другие - изгой. Любишь не то, что остальные - изгой. Ведешь себя чуть иначе, чем все окружающие - изгой. А если еще и какой-нибудь недостаток есть, так сказать, "природный дефект", то все - быть тебе вечно изгоем, и никаких возражений.

Какие-то слишком жестокие законы для детского мира. Слишком взрослые.

Зензо на это всегда было как-то плевать. Может, все дело было просто в том, что со своими сверстниками он не особо часто общался. С трудом общий язык находил, особенно с мальчишками, которых, по большему счету, интересовали лишь игры на улице, да почти что бесцельная трата свободного времени. Говорить с ними о чем-то, вроде мастерства ниндзя, было бесполезно, а "Джамп" из них практически никто не любил.

Любовь к еженедельному журналу Зензо считал чуть ли не главным критерием в общении с другими, поэтому отсутствию друзей его совершенно не напрягало.

Когда Зензо стал учиться в школе ниндзя, он, можно сказать, впервые в жизни попал в мир, где все правила устанавливали дети. Уверенные в своей правоте, дети играли в мир взрослых, желая скорее вырасти, и игры их быль отнюдь не невинны, пускай с первого взгляда это, возможно, и нельзя было заметить.

Драки и подколки на переменах и после занятий как-то совершенно незаметно стали частью этого нового мира. Дети радостно смеялись, а Зензо утыкался в свежий выпуск "Джампа", он не хотел причислять себя к ним. Он предпочитал оставаться в стороне, а на шепот за спиной Хаттори было как-то плевать, он уж точно считал себя выше всего этого.

Кто-то говорил, что он специально красуется, особенно перед девчонками.

Кто-то сплетничал о том, что не будь отец Зензо их учителем, паренек бы уж точно вел себя иначе.

Кто-то распускал и другие слухи, одни невероятнее других.

Зензо утыкался в свежий выпуск "Джампа", и краем уха не прислушиваясь к чужим разговорам. Пожалуй, сейчас он даже мог и поблагодарить свое детство без друзей, не так сильно одиночество теперь чувствовалось.

Впрочем, возможно, Зензо просто не хотел играть по правилам этого не не по-детски взрослого мира. Оставаясь в стороне, он наблюдал, запоминал, впитывал в себя поступки других, они, пожалуй, точно пригодятся ему в будущем. Дети ведь вырастут, станут своими взрослыми копиями, а душа ведь не особо и изменится.

Иногда Зензо считал себя здравомыслящим и проницательным, прямо как главные герои его любимых манг. Правда, эти выдуманные персонажи практически никогда не оставались в стороне от эпицентра какого-нибудь очередного события, что совершенно не вязалось с характером Зензо, но не очень-то он и унывал.

Его нынешнее положение дел вполне устраивало.

Дети вокруг устанавливали новые правила, Зензо читал "Джамп" и все, казалось, было нерушимо. До того момента, как однажды он, отвлекшись от чтения на перемене, увидел на другом конце двора плачущую девочку.

Другие дети весело носились на заднем дворе, а неуклюжая девочка Сарутоби Аямэ, которую в классе никто всерьез не воспринимал, тихо плакала, вытирая слезы рукавом уваги. Около ее ног валялись растоптанные кем-то очки, и Сарутоби, смаргивая слезы, чуть щурилась, пытаясь, наверное, разглядеть хоть что-то.

О плохом зрении Аямэ в классе шутить любили. Зензо этих шуток никогда не понимал, впрочем, как и практически все остальные темы для разговоров своих сверстников, но сделать ничего не пытался. Наверное, это было неправильно, но Хаттори так было спокойнее.

Дети на заднем дворе играли во что-то веселое. Среди них, наверное, явно был тот, кто разбил очки Сарутоби, да только вряд ли эта девочка выдаст виновника. Все-таки, понятия о чести и достоинстве были знакомы даже детям, пускай и не всем. Поэтому она сейчас лишь плакала, а Зензо, отложив в сторону "Джамп", наконец-то решился подойти к ней.

Тихо, осторожно, вдруг напугает и заставит ее плакать еще сильнее.

Очки починить было невозможно. Сарутоби щурилась, пытаясь разглядеть Зензо, а он лишь молча переводил взгляд то на пыльную землю, то на нее. И также молча ушел, снова оставив ее в одиночестве, даже, почему-то, не подбодрил.

Только вот что-то в голове у Зензо щелкнуло, подтолкнуло, заставило на мгновение обернуться и еще раз посмотреть на то, как он ведет себя. Пускай Хаттори и был еще ребенком, но размышлять над своими поступками он иногда любил. Полезное было занятие, да и какие-то уроки из жизни помогало извлечь.

Когда в следующий раз дети, упивающиеся своей властью в маленьком мире, решили вспомнить о существовании Сарутоби, громко обсуждая ее неуклюжесть, Зензо снова отложил "Джамп" в сторону. Может, поделать он ничего не мог, но ведь можно было попробовать хоть как-то защитить Сарутоби. Иначе, какой из него здравомыслящий и проницательный хороший парень.

Тем более, какую-нибудь тираду о справедливости Зензо и правда мог выдать, манги он за свою жизнь прочитал достаточно.

Сарутоби чуть щурилась, новые очки, кажется, были не такими уж и хорошими, и, кажется, чуть ли не впервые в жизни улыбнулась.

Возможно, подумал краснеющий Зензо, в этой пускай и не большой, но помощи, действительно было что-то полезное.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		18	(100%)
Всего:		18

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Бакуфу

---

Арт, тема: гет

[Кайентай-тим]

Название: “Ой, а что это тут мелким шрифтом?!..”
Автор: команда Кайентай
Пейринг/Персонажи: Сакамото/Муцу
Тема: гет
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. да		38	(100%)
Всего:		38

@темы: Гет, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Кайентай

---

[шестеро из Кихейтая]

Название: Отпой мою душу Автор: команда Кихейтай Бета: команда Кихейтай Размер: мини [1500 слов] Пейринг: Такасуги Шинске\ОЖП Тема: гет Жанр: ангст, дарк, смерть персонажа Рейтинг: NC-17 Саммари: Она дороже всех в этом борделе, но Шинске не жалко платить за возможность вновь увидеться с ней. But you see it's not me, It's not my family In your head, in your head they are fighting With their tanks and their bombs And their bombs and their guns In your head In your head they are cryin' In your head Zombie, zombie, zombie What's in your head, in your head Zombie, zombie, zombi. * The Cranberries, Zombie Недовольный взгляд Матако жжёт Такасуги спину. – Уйди, – машет он ей рукой и поворачивается к Бансаю. Хенпейта легонько подталкивает Киджиму: её крашеные неестественно жёлтые волосы долго мелькают в зале, но охрана вежливо выпроваживает девушку прочь. В прошлый раз она перестреляла все бутылки с дорогим вином и ранила бармена, а потом вцепилась в кимоно одной из проституток и висела на нём до тех пор, пока Бансай не увёл её прочь. На коленях Такечи ёрзает совсем юная девочка, и его руки задирают короткий подол. – И ты уйди, – Шинске ногой сталкивает девку и пихает своего стратега: в эти минуты он ему отвратителен до тошноты. Из зала доносится тихое хихиканье мелкой шлюшки, пока Хенпейта, тиская её тощую задницу, продвигается к лестнице наверх. – Мне оставить тебя? – Каваками безэмоционально смотрит на хорошенькую проститутку рядом с собой и отодвигается – сямисен в её руках больше похож на пыточный аппарат, чем на услаждающий слух инструмент. Шинске кивает: он весь в предвкушении, но что ждёт Зверь – он не понимает, только, подрагивая незаметно, грызёт извечную кисэру. Наконец, спустя долгие минуты ожидания, к нему спускается прелестное создание: бледно-фиолетовое кимоно вышито золотыми драконами, а на изящных ножках гета на высокой платформе. Шинске медленно поднимает взгляд, любуясь широкими бёдрами, узкой талией, что не в силах скрыть даже пышный бант, и высокой грудью. Меланхоличное, чуточку грустное лицо не тронуто и каплей белил. Шинске тонет в красно-коричневых омутах глаз и коротко кланяется. Сердце сводит острой болью. – Прошу вас, пройдёмте наверх. И голос под стать: грудной, хриплый, безжизненный. Зверь глухо воет и царапает грудную клетку, силясь вырваться и покончить с дурным наваждением. Она похожа на него, – думает Такасуги, послушно, будто крыса за Крысоловом, следуя за проституткой. – Не надо лишних имён, господин, – мягко произносит шлюха, опускаясь на колени перед Шинске, когда тот облокачивается на подушки. Она юна и хороша собой, длинные серебряные, будто посыпанные пеплом, волосы собраны в красивую причёску, и Шинске играется с мелодично звенящей заколкой-глицинией, пока женщина разливает по пиалам саке. Тёплая жидкость согревает на краткие мгновения – наконец Зверь хмелеет и трётся спиной, глухо мурлыча. – Откуда ты? – Такасуги скользит кончиками пальцев по загорелой коже плеча, приспуская кимоно, и шлюха серьёзно заглядывает в его лицо своими тёмными грустными глазами. Она чертовски похожа на Сакату. – Мой дом слишком далеко, господин, чтобы вы могли слышать о нём. Шинске посмеивается тихо. – Аманто, значит? Не боишься меня? – Мой народ зовётся иначе, господин, – шлюха уверенно касается его оби, развязывая, и кладёт ладони поверх идеального тела, – и он не сделал вам ничего плохого. Огненные бабочки, когда одеяние Шинске стекает тряпьём на пол, маслянисто сияют в свете лампы, а тонкий шёлк банта под настойчивыми пальцами поддаётся сразу же. У шлюхи тяжёлая мягкая грудь с тёмными сосками и покатые округлые бёдра: Шинске хочет её, но позволяет умело касаться своих бёдер и целовать налитую плоть. Она чертовски похожа на Сакату, – твердит про себя Такасуги, раздвигая тонкие изящные ножки и трахая податливое влажное лоно, – чертовски, чертовски, чертовски. Она дороже всех в этом борделе, но Шинске не жалко платить за возможность вновь увидеться с ней. Та же комната, те же разрисованные сакурой ткани на стенах, меняются только цвета кимоно и пышность узла на талии проститутки. – Меня зовут О-Юки, господин, – мурлычет она хрипло, одним движением опускаясь на его член. От неё пахнет желанием, смазкой и саке, белые волосы растрепались по плечам, и Шинске наматывает их на кулак, сталкивая женщину на футон. Она растянута до предела, и Такасуги не чувствует абсолютно ничего. – Тебя взвод солдат ебал? – хрипло шепчет он ей на ушко, вгоняя два пальца в тугую попку. В ответ женщина всхлипывает и подаётся назад: такая реакция устраивает Шинске больше. – Ну что же ты? С её губ срывается тонкий стон, и Такасуги несильно бьёт по упругой ягодице. – Тихо, дорогая, ты же не хочешь, чтобы тебе было больно? Она одуряюще узка и горяча внутри, но Шинске это мало: его пальцы скользят по шелковистой влажной плоти, теребят чувствительные складочки, пока Юки извивается, кусая губы. Шелковистые пряди манят, огненно-алые при свечах – Такасуги тянется за танто, чтобы одним движением срезать косу под корень. – Господин, – изумлённо ахает шлюха, – господин.. Шинске, не сдерживаясь, стонет и рычит в голос, опуская ладонь на сочное бедро со шлепком, натягивает Юки на свой член до предела, изливаясь внутри. Короткие пряди на затылке завиваются, и женщина прижимает их ладонью. – Вам придётся заплатить за это, господин, – её меланхоличный взгляд становится злым, и Шинске наотмашь ударяет её по лицу. До чего сладко смотреть, как она, прижав ладонь к кровоточащим губам, подаётся вперёд. – И за это тоже. Они долго целуются: потом Такасуги ещё долго помнит вкус её крови. Яркие розовые пионы на кимоно Шинске привлекают к себе внимание, но он наслаждается этими взглядами. На его коленях сидит лучшая проститутка этого грёбаного города, и ему позволено делать с ней всё, что захочется: этим он наслаждается тоже. Щиплет тёмные соски сквозь тонкую ткань, задирает подол и берёт прямо там, в крохотной, окружённой ширмами кабинке в общем зале. Пушистые волосы щекочут лицо, а длинные ноготки впиваются в бедро, когда Шинске тянет её и сажает на себя, двигаясь медленно, кусая подставленную шею до кровоподтёков. О-Юки прячет расцарапанные верёвкой запястья в длинных рукавах, провожая Такасуги по утрам, её грудь расчерчивают красные полосы ожогов от горячего воска, а нежное лоно приятно саднит – и Шинске знает это, на последок скользя пальцами по влажной плоти. – Я вернусь только через месяц, дорогая, – произносит он хрипло, трахая её прямо на пороге комнаты. За соседней ширмой кто-то шуршит, стонет тихо неведомая женщина: Шинске заглядывает в тёмные глаза и с удовольствием видит в них желание. – Какая послушная девочка. Он отстраняется так же внезапно, как подошёл, и уходит, оставляя распалённую О-Юки с перепачканными влагой бёдрами. В спину летит тихое проклятье и сладкий стон: Шинске не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, как она ласкает себя, жадно смотря ему вслед. Чёрное кимоно чужеродно смотрится среди ярких огней, а кроваво-красные маки, вышитые на подоле, похожи на пятна крови. Это наваждение не может длиться больше. – Вы сегодня рано, господин, – улыбается О-Юки. Её волосы уже достаточно отросли, чтобы закрывать шею, но Шинске даже на расстоянии видит почти сошедшую метку. – Хорошо порезвилась, да, малышка? Она отводит взгляд в сторону. – Тот клиент, он был слишком важным, господин, – тонкие пальчики мнут рукав, и внезапно Такасуги замечает холодный блеск шипа. – И сколько же он тебе заплатил? – он подсаживается ближе, проводя ладонью по бедру и чувствуя дрожь шлюхи: она чем-то напугана, и расширившиеся зрачки почти сливаются с бордово-чёрным цветом радужки. Хорошенькие умелые губки искусаны, на скуле отцветает обширный синяк. Храбрая девочка, умная. Шинске выбивает из дрожащих пальцев шип и валит женщину на татами. – Сколько же, мой нежный цветок? – Достаточно, чтобы я смогла вернуться домой, Шинске, – на её личике написан откровенный страх, которым сполна наслаждается Зверь. Такасуги бьёт её по другой щеке и дёргает за волосы. – Никаких имён, крошка? – он развязывает оби и рвёт нежно-голубое кимоно О-Юки. Она тихонько скулит от боли, когда Шинске берёт её на сухую, трахает зло и ожесточенно до крови. Зверь заходится стоном удовольствия – Такасуги вторит ему гортанно, переворачивая шлюху на живот. Её тело отзывается судорогой боли, но Шинске уже плевать – оттягивая прелестную головку назад, он одним движением перерезает женщине горло и, вдыхая с горящим от восторга глазом солёный металлический запах, изливается на бёдра. Словно в насмешку бросая поверх расплывающегося по татами тёмного пятна мешочек с монетами, он обтирается платком и запахивает кимоно – Зверь бьётся в экстазе. Шинске присаживается перед трупом на колени и за окровавленную чёлку приподнимает голову: искажённое гримасой боли лицо теряет свою красоту, а широко распахнутые глаза смотрят сквозь Такасуги вдаль. Она ни капли не похожа на Сакату, – сплёвывает на пол Шинске, и Зверь согласно кивает, – она ни капли не похожа на Гинтоки. В груди разливается горячее, похожее на досаду, чувство, когда вода окрашивает раковину розовыми разводами, а за стеной слышится громкий женский вскрик. Шинске смотрит на своё отражение и улыбается горько. Ночной Эдо встречает его далёким шумом и приглушённым светом фонариков. «До свидания, господин, приходите к нам ещё!», – кланяется лысый жабоподобный аманто. Жир на его животе бултыхается в такт движениям. Шинске брезгливо морщится и пропускает мимо себя светловолосого безразличного ко всему парня – его мутные алые глаза не выражают ничего, кроме усталости, но Такасуги всё равно оглядывается. Сердце на мгновение замирает, а затем бьётся втрое быстрей, но это уже неважно. На чёрном незаметно крови, а тени скрывают лицо, и Шинске, неузнанный, проходит рядом. – Это была любимая шлюха капитана, – грустно произносит рядом знакомый голос, когда вывеска борделя скрывается за углом. – Значит, теперь ему придётся искать новую. Абуто плотнее запахивается в плащ – ято не нравится Эдо, но он благодарен Шинске за оказанную услугу. – Он предвидел такой исход событий. Хотел поиграть с ней первый. Такасуги насмешливо хмыкает. – Скажи ему, что оригинал лучше блеклых копий. Ято долго стоит на обочине, глядя на уезжающую машину, а потом разворачивается и уходит. Шинске и хочет сказать ему спасибо, но не может: сотрясаясь всем телом и пряча лицо в ладонях, он горько всхлипывает. Зверь оплакивает безымянную проститутку так, как оплакивал когда-то Сакату. Но ты ведь видишь, что это не я И это не вовсе моя семья В твоей голове идет война С танками и бомбами – это она С бомбами, оружием идет война В твоей голове Слышишь, плачет страна Зомби, зомби, зомби живут В твоей голове, они уже тут В твоей голове, пойми же, пойми Это зомби, зомби, зомби (с)

Вопрос: Понравилось?

1. Ага.		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Гет, Кихейтай, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Хороший день

Автор: Touyou Alice (Hibiki Kana)
Переводчик:  Кукумбер_61
Бета/Эдитор:  Aelen
Оригинал: silversoulscans LJ
Язык оригинала: японский, перевод с английского
Пейринг/Персонажи: Кондо/Отае
Тема: гет
Рейтинг: G
Количество страниц: 8
Ссылка на просмотр: Читать онлайн
Ссылка на скачивание: MediaFire

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Гет, Шинсенгуми, додзинси, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Бумажная работа
Автор:  тви
Персонажи/Пейринг: Хиджиката Тоширо/фем!Ямазаки Сагару
Тема: гет
Рейтинг: G

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		37	(100%)
Всего:		37

@темы: Гет, арт/коллаж, Шинсенгуми, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Яркие краски
Автор:  Seliamar
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1573 слова
Персонажи: Окита, Кагура, Хиджиката
Пейринг: Окита/Кагура
Тема: гет
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: Все началось прекрасным весенним днем.

— Сого, — Хиджиката нервно хмурился и барабанил пальцами по столу, — знаешь, это уже третья жалоба за этот месяц. Третья!
Этот месяц начался неделю назад, поэтому Сого его в чем-то понимал. Хотя вида, конечно, не показывал.
— На жалобы-то я плевать хотел, — раздосадованно продолжал Хиджиката, — но вместе с ними приходят еще и счета. Счета!
— Не надо без конца повторять, — невозмутимо ответил Сого. — Я и так все прекрасно слышу.
— Слышишь, значит. Вот и отлично, что слышишь, — Хиджиката нашел в куче разбросанных перед ним документов нужную бумажку и положил ее перед собой. — Итак, что у нас в этот раз? Разгромленная оранжерея. Полностью уничтожена клумба… этих… Stervum Dentata. Они тут пишут, что это исчезающий вид. Ты хоть представляешь, во сколько нам обойдется эта дурацкая клумба?
— Это не я, — возразил Сого. — Это все Чайна устроила.
Он просто хотел подарить ей цветочек, а эти стервумы хорошо подошли бы к ее волосам. Он же не виноват, что цветочек оказался хищным и попытался откусить ей ухо вместе со всей головой в придачу.
Хотя это только лишний раз доказывало, что с выбором цветка он не ошибся.
— А кто ее туда привел? — не унимался Хиджиката. — В прошлый раз был зоопарк. Что вам сделал этот несчастный центаврианский головоног? Между прочим, тоже исчезающий вид!
— Хиджиката-сан, не надо вести себя как оставшаяся старой девой школьная учительница. И это тоже не я. Это Чайна устроила.
Он просто предложил ей покормить милого зверька. Он же не виноват, что милый зверек вместе с кусочком яблока захотел попробовать и ее руку.
— Ты мужик или кто? — фыркнул Хиджиката, аккуратно затушив окурок в пепельнице. — Не спихивай все на нее. Тем более уж скорее ад замерзнет, чем она или ее бесполезный опекун покроют ущерб. Так что не будет тебе зарплаты за этот месяц, понял?
Сого недовольно поджал губы и решил, что теперь Хиджикате придется удвоить осторожность, иначе головы ему точно не сносить. Хиджиката посмотрел на него, усмехнулся, видимо, поняв, о чем он думает, и раскурил новую сигарету.
— Почему вы не можете просто сходить в кино? — поинтересовался он. — Или поесть мороженое в кафе, как нормальные парочки делают? Без драк, без разрушений, без порчи муниципального имущества?
— Мы не нормальная парочка, — с достоинством ответил Сого.
— …Это точно.

Кагура — это имя ей подходило: звонкое, леденцом перекатывающееся на языке. Но кличка, данная Сого, шла ей, конечно, гораздо больше.
Все началось прекрасным весенним днем. Нежно-розовая дымка, окутывавшая деревья сакуры, осыпала землю невесомым дождем из лепестков, и воздух был наполнен свежестью. Лимонное солнце разливало золото лучей на расстеленные под махровыми ветками коврики, поблескивало на круглых боках бутылок с сакэ, отражалось в блестящей оранжевой поверхности каски, из-под которой смотрели глаза цвета ясного неба.
Красный костюмчик вызывающе пламенел на фоне этой розово-золотистой картины, и красный молоточек мелькал в тонких руках почти со сверхзвуковой скоростью.
Она напоминала Сого маленького дракона. Красного, синеглазого и в каске.
Сого всегда замечал ее издалека — и дело было вовсе не в том, что он специально искал ее взглядом. Просто это яркое пятно китайской одежды, зонта и рыжих волос, зачастую сопровождаемое гигантским щенком, трудно было не заметить.
Мысленно он иронизировал по этому поводу. Он был капитаном военной полиции, грозой Джои, но, как только Чайна появлялась в поле зрения, в нем просыпалось запоздалое желание поиграть в детские игры вроде салочек. Точнее, в их более продвинутую версию, с использованием настоящего оружия и других подручных предметов.
Примерно спустя месяц Кагура — кажется, это было в промежутке между правым хуком и ударом зонта, — спросила:
— Как тебя зовут?
— Можешь называть меня господином, — усмехнулся Сого, с удовлетворением отметил, как вспыхнули гневом ее глаза, и едва не поймал сокрушительный прямой в челюсть.
Тогда Кагура была просто наглой девчонкой с встроенным в зонт автоматом. Соплячкой. Но с ней было весело.

Шло время, времена года сменяли друг друга. И однажды, еще одним приятным весенним днем, Шинсенгуми и Йорозуя снова встретились на ханами; Кондо-сан стоически ел приготовленные Шимурой Отаэ закуски, Хиджиката напивался с Сакатой Гинтоки, а Сого сражался с Кагурой в джанкен — обычный сценарий, повторявшийся каждый год.
Но кое-что все-таки изменилось.
Сого вдруг заметил, что волосы Чайны стали намного длиннее, а фигура уже не была фигурой соплячки. Ее губы на белом лице казались почти пунцовыми — так темна была бегущая под тонкой кожей кровь.
Тогда он впервые пропустил удар красным молоточком. Впрочем, Сого успел свести его по касательной, так что обошелся лишь треснувшей каской.
В ее взгляде было торжество, но она не расхохоталась — просто улыбнулась. Густая тень от ресниц прикрыла глаза, и к торжеству примешалось едва заметное лукавство.
— Ты изменилась, — сказал он.
— Ты тоже, — отозвалась она, удобнее перехватывая ручку молотка.

Потом было мороженое.
Тот день выдался жарким. Сого легко переносил жару, зато ему ужасно хотелось спать. В последнее время он был очень занят работой — особенно по ночам, когда изнуренные духотой террористы выползали из своих укрытий подышать свежим воздухом и взорвать парочку бомб. Днем тоже нужно было работать, потому что больше четверти состава гостило в больничных палатах, а патрулирования никто не отменял.
Поэтому Сого сидел на лавочке в парке, откинув локти на спинку, и, щурясь, смотрел на солнце сквозь чахлые, будто скукожившиеся от жары листья нависшего над ним дерева. Тупой болью ныл длинный порез на боку, залатанный накануне. Веки были тяжелыми, и вскоре он закрыл глаза.
Вдалеке слышались детские голоса, приглушенно играла музыка в летнем кафе.
По траве прошуршали легкие шаги.
Он даже не шевельнулся.
— Ты сегодня какой-то вялый, — произнесла Кагура, садясь на другой конец скамьи.
— Я на работе, Чайна. Мне сейчас некогда.
— А мне жарко.
Он чуть приоткрыл один глаз и покосился в ее сторону.
На ней было красное платье без рукавов. Через боковой разрез подола виднелась белоснежная кожа икр.
Кагура тоже смотрела на Сого, и ее глаза под тенью зонта по цвету напоминали вечернее море.
— Сегодня очень солнечно, — заметил он.
— У меня хороший солнцезащитный крем, — пожала плечами она и вдруг требовательно протянула ладонь.
Он открыл уже оба глаза и приподнял бровь.
— Что?
Она посмотрела как на идиота.
— Я хочу мороженого. Дай мне денег.
— С какой стати я должен давать тебе деньги на мороженое?
Она закатила глаза.
— Потому что у меня денег нет. И у Гин-чана тоже. И вообще, если бы мне не захотелось мороженого, я бы и не подумала к тебе подходить.
— И тогда я был бы просто счастлив.
Руку она не убрала. Сого усмехнулся, выудил из кармана монетку в пятьсот иен и бросил ее вверх. Кагура быстрым движением поймала блестящий кружок, вскочила на ноги и пошла в сторону кафе.
Ее легкая походка, летящий подол и яркий зонт излучали бодрость, энергию и уверенность. Никаких пастельных оттенков — чистые, неразбавленные краски, контрастировавшие с видом городского парка, запыленного жарой.
Вернувшись с мороженым, Кагура снова села рядом. В ответ на его вопросительный взгляд она пожала плечами и произнесла:
— Здесь самая густая тень.
Мороженое было салатового цвета и таяло прямо на глазах, марая ее губы и пальцы. Это выглядело странно и смешно. Одна капля сорвалась с палочки и упала на красную ткань платья. Кагура тут же растерла ее пальцем, и маленькое пятнышко превратилось в большой, липко поблескивающий след.
Сого молча наблюдал за ней, а потом пересел ближе, наклонил голову и поцеловал в губы.
Мороженое оказалось со вкусом кислого яблока.
Кагура не отшатнулась и не ударила его. Отодвинувшись, он внимательно посмотрел ей в глаза.
Она сказала, не отворачиваясь:
— А я уже думала, ты никогда этого не сделаешь.
Мужчины такие дураки — вот что читалось в синей глубине ее взгляда.
Что ж, подумал Сого. Может, она в чем-то и права.

— Хиджиката сказал, что в этом месяце не выдаст мне зарплату, — сухо произнес Сого, — так что жри меньше.
Кагура подняла лицо от седьмой тарелки рамена и насупилась.
— Мужчина, который не в состоянии прокормить свою девушку, не имеет права называться мужчиной.
— Девушка, у которой бездонная бочка вместо желудка, не имеет права называться девушкой, — парировал он и увернулся от зубочистки, вонзившейся в стену за его спиной.
— Он сильно злился из-за тех цветов и зоопарка, да?
— Как обычно.
Кагура опустила палочки в бульон и задумалась.
— Если понадобятся деньги, ты всегда можешь кого-нибудь оштрафовать. Так что я хочу еще порцию.
— Растолстеешь — я тебя брошу без раздумий.
— Ты меня бесишь, — она снова переключила внимание на рамен.
— И я себя люблю.
Кагура с хлюпающим звуком втянула в рот сразу всю остававшуюся в тарелке лапшу, облизала блестящие от жирного бульона губы и показала ему вытянутый средний палец.
Сого хмыкнул.
Она была идеальна.
— Кстати! — Кагура вдруг вскинулась, будто вспомнив что-то важное.
Он вопросительно склонил голову набок.
— Через неделю у папы командировка на Землю, — радостно сообщила она. — Думаю, пора вас познакомить. Официально.

— Сого, я ведь предупреждал, не так ли?
Услышав этот преувеличенно спокойный тон Хиджикаты, некоторые особо впечатлительные террористы падали в обморок.
— Из парка аттракционов снова прислали жалобу, что два монстра разнесли карусель, лоток с попкорном, лоток со сладкой ватой, лоток с мороженым, лоток с данго, лоток с раменом… Тьфу ты, сколько там этих лотков-то было?.. И общественный туалет.
Сого удивленно приподнял брови.
— Ух ты. Посмотрел бы я на этих монстров.
— Сого, — сквозь зубы процедил Хиджиката, — тут уточняют, что один монстр был в форме Шинсенгуми, а другой — в красном китайском платье.
— Вот как, — Сого пожал плечами. — Очень интересно.
Хиджиката прищурился.
— Это еще не все. Только что звонили из семейного ресторана в Кабуки-чо. Там тоже погром. Не понимаю, что вы вообще забыли в семейном ресторане…
— Мы беседовали с будущим тестем, — просто ответил Сого.
Хиджиката моргнул.
— Что?
— Я женюсь, — пояснил он как ни в чем не бывало. — Скоро.
Хиджиката промычал что-то нечленораздельное и полез за сигаретами.
— Я не понял, что вы сказали, — улыбнулся Сого.
— Можешь идти, говорю, — проворчал тот. — И это… Поздравляю.

Кондо-сан наверняка будет плакать как дитя, отстраненно подумал Хиджиката, глядя, как Сого выходит из кабинета.
В горле подозрительно запершило.
Хиджиката, поспешно затянувшись горьким сигаретным дымом, проговорил тихо, будто про себя:
— Но все-таки я не ожидал, что он станет таким подкаблучником.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Гет, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Любовные муки, или Когда овчинка стоит выделки
Автор:  Seliamar
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1942 слова
Персонажи: Кондо, Хиджиката, Окита, Отаэ
Пейринг: Кондо/Отаэ
Тема: гет
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: Иногда мужчины всё-таки плачут.

Кондо Исао казалось, будто он пытается двигаться в застывающем бетоне. Ноги отказывались нести тяжелеющее тело, колени дрожали, перед глазами все плыло. По мышцам расходилась слабость, и в какой-то момент он понял, что не может больше ступить и шагу.
Кондо привалился плечом к стене и запрокинул голову. Темное небо, усыпанное бриллиантовой крошкой звезд, было невыразимо прекрасным — от этой величественной красоты захватывало дыхание, и он почувствовал себя маленьким и ничтожным.
Это небо напоминало ему Отаэ.
Он вспомнил, как увидел ее впервые. Вспомнил нежное сияние ее улыбки, которое затмевало электрический свет, наполнявший просторное помещение бара. Вспомнил ее глаза, искрившиеся, словно шампанское в хрустально бокале, ее тонкую фигуру, сокрушительный удар правой…
Почувствовав, что земля уходит из-под ног, Кондо собрал все оставшиеся силы, чтобы сказать последние слова. Он давно поклялся, что умрет с ее именем на устах.
— Отаэ-сан… Я любил вас больше жизни, — выдохнул он, падая навзничь, и недосягаемое звездное небо накрыло его с головой.
А потом звезды одна за другой начали гаснуть, и он погрузился в непроглядную тьму.

— Фукучо-о-о!!!
Преисполненный паники вопль Ямазаки будто сверлом вгрызся в мозг.
— Фукучо! Командующий… Командующий мертв!
— Ух ты, — послышался бесстрастный голос Сого. — Ну, ничего не поделаешь. Кондо-сан, вы не ошиблись, завещав мне свою должность. Я обещаю позаботиться о Шинсенгуми вместо вас.
— С чего ты взял, что займешь его должность? — фыркнул Тоширо. — Максимум, что тебе светит, — это пост заместителя.
— Хиджиката-сан, неужели вы до сих пор не сделали сэппуку? Вы ведь не вынесете смерти Кондо-сана. Предлагаю свои услуги в качестве кайшаку.
— Фукучо! Смотрите, у него вся одежда в крови! Кто мог сотворить такое с нашим командующим?!
— Это не кровь, идиот. Не чувствуешь запаха? Это вино. Кондо-сан просто пьян в стельку.
— Но как же эти ужасные кровоподтеки? На него точно напали!
— Хиджиката-сан, признайтесь, пока не поздно. Это ведь вы подстерегли Кондо-сана в темном переулке, чтобы убить его и занять место командующего…
— Есть только один человек, который может безнаказанно избить Кондо-сана. И вы оба прекрасно знаете, кто это.
Повисла тишина.
Кондо с трудом приоткрыл глаза и попытался сказать, что все в порядке, но из горла вылетело лишь хриплое:
— Отаэ-сан…
— Я же говорил, — вздохнул Тоширо.

Утро началось с ужасной головной боли и мерзкого привкуса во рту. Всё лицо распухло, разбитые губы ныли, желудок скручивало, но Кондо не обращал на это внимания. Он мог вынести любой физический ущерб — в конце концов, у него всегда было отменное здоровье.
Но боль в груди не была физической. Ныло где-то глубоко, в том месте, куда невозможно попасть ни кулаком, ни лезвием меча, ни пулей.
Ныла душа.
Кондо повернулся на бок, свернулся калачиком и с головой накрылся одеялом.
Он уже привык к регулярным побоям и к тому, что все его деньги теперь уходили на «Дом Периньон». Зато благодаря этому он мог сидеть рядом с Отаэ, любоваться ее мягкими движениями, когда она разливала алкоголь по бокалам (или разбивала об него бутылки), вдыхать слабый аромат ее волос. Красота Отаэ была не слишком броской, но от этого казалась еще более упоительной, и каждый ее жест, каждый взмах ресниц был наполнен очарованием.
Кондо радовался, что может смотреть на нее, слышать ее голос, чувствовать прикосновения ее рук. И пускай эти руки были сжаты в кулаки — он все равно был счастлив. Кондо любил, и побои разной степени тяжести были вполне приемлемой ценой за эту любовь. Он бы жизнь отдал за Отаэ.
Но иногда, оставаясь наедине с собой, мужчина может дать волю слабости.
Кондо лежал под одеялом, вспоминая жесткий прищур Отаэ, холодное выражение на ее лице, когда она велела ему убираться, «раз уж деньги кончились», и пинок под зад, с помощью которого она придала своим словам убедительности, и ему было очень грустно.
Погруженный в мысли, Кондо даже не услышал, как раздвинулись фусума.
— Кондо-сан, — негромко спросил Тоширо, — вы что, плачете?
— Нет, — глухо ответил Кондо, изо всех сил сдерживая клокочущие в груди рыдания.
— По вашему голосу сразу понятно, что вы плачете.
Он услышал, как Тоширо садится возле его футона.
— Я не плачу, — Кондо шмыгнул носом. — Это аллергия.
Тоширо вздохнул.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Я никому не нужный неудачник, любимая женщина меня презирает, и у меня разбито сердце. Что может случиться у такого, как я?
Слезы закипали будто сами собой, и голос все-таки сорвался на всхлип.
— Ну вот, опять, — пробормотал Тоширо.
Фусума снова раскрылись.
— Кондо-сан, — с любопытством спросил Сого, — вас что, до сих пор тошнит?
— Он плачет, — пояснил Тоширо.
— Я не плачу! — воскликнул Кондо, сдергивая с себя одеяло и принимая сидячее положение.
На него воззрились две пары скептически прищуренных глаз.
Он поспешно утер лицо ладонью. Тоширо поджал губы и протянул носовой платок. Кондо посмотрел на него с благодарностью и почувствовал, как к горлу подступает комок.
— Тоши! Сого! — слезы снова покатились по щекам. — Что мне делать? Отаэ-сан совсем не обращает на меня внимания!
— Для начала прекратите рыдать, — сказал Тоширо, неловко отводя глаза в сторону.
— Я не могу-у-у! — взвыл Кондо, уткнувшись лицом в ладони. — Я пытаюсь, но не могу!
— Слезами горю не поможешь, — произнес Сого. — Надо действовать.
— Мне уже ничто не поможет, — Кондо отчаянно замотал головой. — Я состарюсь и умру в одиночестве, и моей радостью в жизни будет лишь пожелтевшая от времени фотография, а единственным привязанным ко мне существом — дряхлый пес, которого я похороню под засохшим деревом…
— Ну ладно, — пожал плечами Сого. — Не хотите — как хотите. Тогда я пойду смотреть сериал.
— Иди лучше работать, — проворчал Тоширо. — Кондо-сан, я буду у себя в кабинете.
Оба уже поднялись на ноги, но в груди вдруг затеплилась слабая надежда. К тому же было немного обидно, что они вот так просто собрались уходить.
— Стойте! — Кондо ухватил их за штанины. — Как? Как надо действовать?
Тоширо перевел взгляд на Сого. Тот задумался на несколько мгновений и наконец ответил:
— Можно попробовать сменить имидж.

Через некоторое время, когда Кондо выпил лекарство от похмелья и обработал раны антисептиком, они снова собрались в его комнате.
— Девушкам ее возраста обычно нравится типаж «плохого парня», — сказал Сого. — Вот, посмотрите журнал. Последние тенденции в мужской моде предполагают акцентированную брутальность и гламурную агрессивность.
— Интересно, на каком это языке ты говоришь, — пробормотал Тоширо, вытаскивая из кармана сигареты. Он явно не понимал, что тут делает, и на его лице отражалась борьба трудоголизма с сочувствием шефу и простой мужской солидарностью. — Журнал-то где взял? Я ведь запретил такие вещи.
— Конфисковал у одного парня на улице, — невозмутимо ответил тот, протягивая Кондо увесистый выпуск «Samurai’s Health».
Надпись на обложке провозглашала, что это «беспрецедентно суровый номер». Кондо растерянно моргнул, взял журнал, открыл наугад и тут же захлопнул.
— Сого, — с его губ сорвался нервный смешок, — ты уверен, что это хорошая идея?
— Поверьте в себя, Кондо-сан, — подбодрил его Сого обычным монотонным голосом, лишенным всякого энтузиазма.
— Но у этих парней точно нет ни одной лишней волосинки на теле, — грустно произнес Кондо.
— Я же не говорю, что нужно делать все сразу, — возразил Сого. — Для начала можно изменить прическу. Побольше лака для волос, несколько разноцветных прядей. Это сейчас очень популярно.
— Ага, — фыркнул Тоширо. — Это будет отлично смотреться с формой.
— Хиджиката-сан, мы тут серьезные вещи обсуждаем.
— Да неужели? А я и не заметил.
— Человек, который проводит перед зеркалом больше времени, чем йошиварская куртизанка, не имеет права так говорить.
— Не сочиняй.
Эти двое всегда слишком увлекались перепалками друг с другом и, судя по всему, уже успели забыть основную тему разговора.
— Тоши! Сого! — обиженно воскликнул Кондо.
— Простите, Кондо-сан. Итак, мы остановились на прическе. Возможно, у Хиджикаты-сана тоже есть какие-нибудь предложения?
Тоширо задумался, видимо, собирая свои представления о «плохих парнях» в систему: он всегда говорил, что во всем нужен какой-то «системный подход».
— Может, пирсинг или татуировка? — предложил он наконец. — Какая-нибудь… крутая… кожаная куртка?
Сого закатил глаза.
— Хиджиката-сан, вы бы еще мотоцикл предложили. Давайте обойдемся без ваших сексуальных пристрастий.
— Причем тут мои сексуальные пристрастия? — взвился тот. — С каких это пор кожаные куртки относятся к сексуальным пристрастиям?
— Я всегда знал, что вы извращенец.
— Ха! Странно слышать такое от кого-то вроде тебя.
— Тоши! Сого! — снова взмолился Кондо.
— Простите, Кондо-сан. Когда Хиджиката-сан рядом, работать становится просто невозможно. Что вы думаете насчет стильной повязки на глаз? Одноглазые герои в «Джампе» всегда относятся к самым популярным.
— Или броский головной убор. Как у Зоффи.
— Или необычное оружие. Катана для «Джампа» — слишком банально.
— Как насчет шрама?
— Таинственное прошлое?
Кондо хотел было напомнить, что они снова отвлеклись от первоначальной задачи.
Но, кажется, этим двоим было все равно.
Его охватило тревожное предчувствие.

Отаэ была головокружительно хороша в сиреневом кимоно с тонким цветочным узором. Ее кожа, напоминавшая лепестки жасмина, будто светилась изнутри, на щеках играл легкий румянец, и вся она излучала свежесть, нежность и матовую жемчужную теплоту. Кондо любовался грациозной линией ее шеи, обманчиво хрупкими запястьями, выглядывающими из широких рукавов, выбившейся из прически прядкой волос за ухом, и ему казалось, что сердце вот-вот разорвется от этой красоты, которая так близко, но вместе с тем и так далеко…
— …Кондо-сан, неужели вы из простых горилл решили переквалифицироваться в цирковые? — прощебетала Отаэ с улыбкой. — Что это у вас, шест для ходьбы по канату?
Кондо смутился и отставил в сторону алебарду, призванную внести изюминку в его образ «плохого парня». Кожаная куртка была слишком тесной и неудобной, а жесткая черная повязка давила на глаз.
А ведь он подозревал, что ничего хорошего из этого не выйдет… Хорошо, что обошлось хотя бы без пирсинга и татуировок.
Кондо неловко почесал голову и попытался за что-нибудь извиниться, потому что когда Отаэ была рядом, то он мог либо признаваться в любви, либо извиняться. Но не успел.
— По такому случаю нам обязательно нужен «Дом Периньон»! — прекрасные глаза Отаэ горели воодушевлением и еще немного адским пламенем, но Кондо разглядел в них только сияние утреннего солнца.
Он расплылся в улыбке, кивнул и сказал:
— Конечно, Отаэ-сан! Конечно, нам нужен «Дом Периньон»!

Вечер вместе с содержимым бумажника Кондо и доброжелательной улыбкой Отаэ растворился в пузырьках шампанского. Ноги снова отказывались шагать по прямой линии и выписывали затейливые зигзаги, когда он шел к выходу. Лишь прикосновение божественной ступни Отаэ к его пятой точке смогло вырвать Кондо из расплывчатого марева, созданного алкогольными парами.
Правда, перелетев через порог, Кондо оказался прямо посреди большой холодной лужи, и это несколько взбодрило. Пока он сидел в баре, успел разразиться проливной дождь. Льющаяся с неба вода сразу же промочила Кондо до нитки и растворила лак на его волосах, который потек прямо в не защищенный повязкой глаз. Это взбодрило еще сильнее. А последовавшая вслед за Кондо алебарда, которую он забыл внутри, вонзилась в землю в считанных сантиметрах от самой важной в стратегическом плане части его тела, и это заставило протрезветь окончательно.
Отаэ стояла на фоне освещенного прямоугольника входной двери, и он не мог разглядеть ее лица. Да в этом и не было необходимости — он все равно знал, с каким выражением она смотрит на него, и на сердце стало так же сыро и промозгло, как в штанах. Кондо встал, подобрал алебарду и понуро зашагал прочь.
Но что-то вдруг больно ударило его между лопаток и шлепнулось рядом.
Он обернулся и увидел лежащий в луже зонт. Прозрачный виниловый зонт — такие стоят у входа в любое заведение, чтобы клиенты могли воспользоваться ими, если непогода застала врасплох.
Из-за шума дождя ее голос долетел приглушенно, но Кондо услышал его так ясно, будто она говорила прямо в ухо:
— Кондо-сан, в следующий раз оденьтесь приличнее. Я презираю мужчин, похожих на клоунов.
Ее силуэт скрылся в глубине бара, а он все стоял, будто пригвожденный к месту, смотрел на лежащий в луже зонт, и на глазах выступали слезы.
Он был так тронут, что просто не мог их удержать.

— Наконец-то, — выдохнула Отаэ, с размаху садясь на диванчик. — Еще один рабочий день закончен. Я так устала.
— Ну конечно, — отозвалась сидевшая рядом Ханако, — ты ведь снова только и делала, что била Кондо-сана.
— Почему ты его так не любишь? — риторическим тоном поинтересовалась Орё. — Он, конечно, простоват, но вполне ничего. К тому же без ума от тебя.
Ничего-то они не понимают, подумала Отаэ, лукаво улыбаясь.
Чтобы мясо получилось мягче и сочнее, перед готовкой его надо немного отбить. Чтобы испечь вкусные рисовые лепешки, рис сначала необходимо истолочь. Чтобы произвести шампанское премиум-класса, нужно раздавить много виноградных гроздей. Все сырые продукты перед употреблением должны пройти соответствующую обработку.
Отаэ прекрасно знала, что мужчины — не исключение.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		30	(100%)
Всего:		30

@темы: Гет, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

[Shinsengumi-13]

Название: Зима
Автор:  Корю
Бета:  Мэй_Чен
Размер: 1401 слово
Персонажи: Хиджиката Тоширо, Окита Мицуба, Шинсенгуми
Пейринг: Хиджиката/Мицуба
Тема: гет
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: Признаться в любви совсем непросто.

Сакура в этом году расцвела раньше времени. Розовые лепестки кружились в воздухе, словно большие снежинки, оседая на землю, головы и тарелки с едой. Это должно было раздражать, но все вокруг почему-то радовались, демонстрируя друг другу пиалы саке с плавающими в них лепестками. Тоширо отвернулся, еле заметно поджав губы: он не понимал, что другие находят в ханами.
– Тоширо-сан!
Звонкий девичий голос вырвал его из размышлений, заставив обернуться. Окита Мицуба смотрела на него с любопытством.
– Сакура в этом году ещё краше, чем в предыдущем, не так ли? – спросила она.
Тоширо честно попытался вспомнить. Год назад он столкнулся с бандой в соседней провинции и всю весну провёл то сражаясь, то прячась. До сакуры ни тогда, ни сейчас ему не было никакого дела.
– Не обращаю внимания на такие вещи, – сказал он сухо и тут же прикусил язык. Это прозвучало слишком грубо.
Но Мицуба, кажется, не обиделась.
– Тогда обратите внимание сейчас, – сказала она с улыбкой, – потому что в следующем году я спрошу вас снова.
Она была такая красивая, в своей розово-белой юкате сама похожая на сакуру. Несколько розовых лепестков запутались в её волосах.
Тоширо смотрел на неё, не решаясь даже моргнуть, словно она могла исчезнуть в любой момент. Кажется, он начал понимать, что другие находят в ханами.

Лето выдалось невероятно жарким. Солнце палило так, словно хотело сжечь землю, растения сохли, сколько их ни поливай, и даже птицы не решались покинуть тень деревьев. Стоило выйти из дома, как жара набрасывалась на тебя, оседала на голой коже липкой, противной плёнкой.
В эти невыносимо-жаркие дни ученики додзё, едва закончив с утренней тренировкой и наскоро позавтракав, спешили на речку, где и проводили весь день до вечера, приносившего с собой подобие прохлады.
Мицуба обычно приходила около полудня, приносила им онигири, а потом сидела на берегу в тени раскидистого дуба, наблюдая за тем, как они плещутся в воде. Иногда она проводила так пару часов, а потом уходила по делам, но чаще оставалась до самого вечера и возвращалась домой вместе с ними. В один из таких дней Тоширо решился.
Он огляделся по сторонам, убедился, что все увлечены попытками утопить друг друга, и выбрался на берег.
– Всем так весело, – сказала Мицуба, подавая ему полотенце.
На мгновение их руки столкнулись, и Тоширо вздрогнул, словно обжёгся.
– Мне бы тоже хотелось искупаться вместе со всеми, – продолжала Мицуба, ничего не заметив. – В такие моменты я жалею, что не родилась мужчиной.
Тоширо посмотрел на неё, такую очаровательную в юкате с сиреневыми цветами, свежую, несмотря на жару. Солнечные зайчики плясали на её шее и щеке, один замер на мочке уха.
– Не надо, – сказал Тоширо медленно, словно во сне. – И так хорошо.
Мицуба моргнула и повернулась к нему, отчего солнечный зайчик перескочил на её губы.
– Надо же, какая редкость, – сказала она мягко, – комплимент от Тоширо-сана.
Кровь прилила к лицу, и он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, наверняка ужасно глупое, но, к счастью, не успел. Волна холодной воды выплеснулась на него, заставив подскочить на месте от неожиданности.
– Хиджиката-придурок! – восторженно выкрикнул Сого. – Посмотри на себя – даже не заметил, как мы подошли, а ещё хочешь быть самураем!
Они с Кондо-саном держали в руках пластмассовые ведёрки и выглядели ужасно довольными собой. Все вокруг смеялись, Мицуба улыбалась, и Тоширо пришлось бросить полотенце и целых полчаса гоняться за двумя идиотами по берегу. В этом не было ничего необычного, они постоянно так делали, но сейчас он отчего-то чувствовал разочарование.
Той ночью Тоширо долго лежал без сна, вспоминая разговор с Мицубой, её улыбку и пятнышко света на маленьком розовом ухе. Вспоминал и вспоминал, пока глаза не начали сонно слипаться. «Я влюбился в неё», подумалось вдруг отчетливо и ясно. Стоило это признать, как сразу стало легче, и он тут же уснул.

Тоширо чувствовал себя ужасно глупо. Да что там, полным идиотом. Дни шли за днями, а ему всё никак не удавалось остаться наедине с Мицубой даже на пять минут: рядом всё время кто-нибудь вертелся. Он бы, наверное, заподозрил своих товарищей в заговоре, если бы не знал совершенно точно, что эти придурки не смогут хранить тайну даже ради спасения жизни.
Случай представился ему во время летнего фестиваля. По ярмарке все гуляли вместе, а Сого, как нарочно, словно приклеился к сестре, не оставляя её ни на минуту. Он отцепился от Мицубы только во время фейерверка, когда Кондо-сан посадил его себе на плечи, чтобы лучше было видно. Мелкий паршивец ни в чём не упускал своей выгоды.
Фейерверки вспыхивали и гасли в небе. Они с Мицубой стояли рядом, почти касаясь друг друга – рядом, но по отдельности. В какой-то момент Тоширо не выдержал и покосился в её сторону – Мицуба смотрела вверх на полыхающее разноцветными огнями небо и восторженно улыбалась. Тоширо отвернулся и закрыл глаза. На внутренней поверхности век вспыхивали и гасли фейерверки.
А потом ему повезло. Кондо-сан встретил знакомых и остался поговорить с ними, остальные отправились пить, а Сого начал засыпать на ходу, и кто-то должен был проводить их с Мицубой до дома.
Так и получилось, что они втроем шли по залитой лунным светом тропинке вдоль поля: Тоширо с дремлющим Сого на закорках и Мицуба чуть впереди. Тоширо пару раз подкинул Сого и, убедившись, что тот и в самом деле крепко спит, решился.
– Мицуба, – позвал он тихо.
Конечно же, дело было не в том, что он смущался, просто не хотелось разбудить Сого, вот и всё.
Но она услышала и обернулась.
– Тоширо-сан?
Язык словно закаменел, Тоширо открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Мицуба терпеливо ждала, лунный свет блестел в её глазах и переливался перламутром на заколке. Тоширо медленно шагнул вперёд – просто чтобы не пришлось повышать голос – и она тоже сделала шаг ему навстречу, так что внезапно они оказались очень близко друг к другу. Так близко, как не были ещё ни разу.
Мицуба смотрела на него снизу вверх, и, наверное, потому, что они стояли так близко, он не видел ничего кроме её блестящих глаз. Слова по-прежнему не шли, но это было неважно. Тоширо наклонился к ней, уже не сомневаясь – у него всегда лучше получалось делать, чем говорить.
И тут Сого душераздирающе зевнул прямо ему в ухо. Тоширо вздрогнул и выпрямился, а Мицуба шагнула назад. Всего один крошечный шажок, но они сразу оказались очень далеко друг от друга.
– Мы уже дома? – сонно спросил Сого, протирая глаза кулаками. – Хиджиката-придурок, что ты топчешься посреди поля? Ты медленный, как черепаха!
– Если не нравится, слезай и иди сам! – возмутился Тоширо.
Слова легко слетали с языка, как будто это не он всего минуту назад не мог издать ни звука.
– Ещё чего! – фыркнул Сого. – Давай, вперёд, лошадка.
– Какая я тебе лошадка?!
Мицуба засмеялась, прикрывая рот ладонью, и Тоширо почувствовал, как раздражение отступает. В конце концов, будут и другие возможности, а сейчас Мицуба смеялась, и лето казалось бесконечным.

На следующий день пошёл дождь. Он лил и лил дни напролёт, принеся с собой холодный резкий ветер и тяжёлые свинцовые тучи, затянувшие небо. Дороги размыло, речка стала грязной от ила и опавших листьев и ни о каких прогулках или купании не могло быть и речи.
Теперь всё свободное время они проводили в додзё, не желая лишний раз высовываться на улицу, а Мицуба слегла с простудой, и Сого почти не появлялся, ухаживая за сестрой. Стоило бы радоваться отсутствию доставучего мальчишки, но Тоширо почему-то чувствовал себя паршиво.
Когда дожди наконец закончились, была уже осень. Солнце светило, но не грело, и жёлтых листьев на деревьях с каждым днём становилось всё больше. Мицуба выздоровела, только иногда ещё покашливала, зябко кутаясь в тёплую ткань, а Кондо-сан увлёкся политикой.
Теперь все вечера они проводили в доме Мицубы, пили чай и слушали его рассуждения о том, что правительство находится в тяжёлом положении, и что сейчас настоящие самураи должны сплотиться вокруг сёгуна.
Тоширо почти не слушал: судьба сёгуната не слишком его волновала, а увлечения Кондо-сана менялись по семь раз в неделю. Так что он просто сидел со всеми, украдкой наблюдая за Мицубой. Она была такая маленькая и уютная, красивая даже в простой домашней одежде, и он просто не мог перестать на неё смотреть. Куда только делось его смущение – слова жгли горло, висели на кончике языка.
Поэтому он улучил момент, когда Мицуба встала, чтобы сделать всем новую порцию чая, и вызвался ей помочь. Обычно ей помогал Сого, но сейчас он пригрелся под боком у Кондо-сана и, кажется, даже заснул. Редкая удача, и Тоширо не собирался её упускать.
Едва оказавшись на кухне, он отставил поднос с пустыми чашками в сторону и сказал:
– Я хотел поговорить кое о чём.
Мицуба отложила полотенце и повернулась к нему. Она выглядела немного усталой в последнее время, но улыбка её осталась всё такой же ласковой и тёплой.
– Я…
– Мицуба-сан! – на кухню, весело улыбаясь, заглядывал Кондо-сан. – У вас осталось что-нибудь к чаю? Кажется, мы всё уже съели.
Тоширо едва не ругнулся с досады. Это был, наверное, единственный раз, когда появление лучшего друга его совершенно не обрадовало.
Мицуба улыбнулась Кондо-сану и тут же прикрыла рот рукавом, чтобы кашлянуть. Даже это простое движение получалось у неё так красиво и женственно, что трудно не залюбоваться. Тоширо и любовался, прислонившись плечом к стене, не отводя от неё взгляда. Сегодня он упустил свой шанс, но это ничего не значило: у них было ещё много времени. Целая жизнь.

Вопрос: Понравилось?

1. Ещё бы!		29	(100%)
Всего:		29

@темы: Гет, Шинсенгуми, фик: авторский, Gintama: Joui Wars

---

Гет|Фанфик №3

[Yoshiwara]

Название: Лампочки и секс
Автор: Киноварь
Бета: Ксай Тэска
Размер: 526 слов
Пейринг/Персонажи: Камуи/Цукуё, Шинпачи
Тема: гет
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Саммари: Шинпачи становится свидетелем весьма необычной сцены
Предупреждение: вуайеризм, занудство

Шинпачи никак не мог отвести взгляд от мешанины полуснятых тряпок и голой кожи. Вцепился в рейку фусума потерявшими чувствительность пальцами, затаил дыхание. От волнения у него на лбу выступил липкий пот.

Мешанина валялась под перегоревшей лампой и стремянкой, в интимной полутьме. Не сразу можно было разглядеть, что к чему, однако Шинпачи проявил обычное своё усердие, напрягая глаза и вытянув шею как можно дальше, но не рискуя показаться из укрытия полностью – мало ли кто валялся на полу в Ёшиваре, могли и убить.

Наконец его старания окупились: расцветилось строгое чёрное кимоно с простым узором, ярко-синий камзол и рыжие волосы. Кто-то зашипел, выругался, и из полутьмы вылетела трубка, от удара выпустившая дымовое облако.

– Если она сломалась, я тебя кастрирую, – ласково прохрипела обеспокоенная Цукуё.

Камуи только хмыкнул и оглянулся.

Шинпачи отпрянул от фусума, молясь, чтобы его не заметили. Задышал часто, как однажды видел в фильме для беременных, которым сестра пыталась агитировать его на вечную девственность, и только когда расслышал негромкий рык осмелился выглянуть снова.

Кимоно лежало поодаль чёрной лужицей. Слабый свет бросал причудливые тени на обнажённое тело Цукуё, оставшейся в чулках и туфлях, обрисовывал тёмные соски и шрамы. Камуи вскинул её ноги себе на плечи, медленно подавался вперёд, и Шинпачи представил себя на его месте до того, как смог осознать, что происходит.

Хотя по-прежнему мало что можно было разглядеть, он мог додумать подробности: Гин-сан нередко забывал в видеомагнитофоне засмотренную кассету с каким-нибудь древним порно. Происходящее мало от него отличалось, разве что никто не стонал и не говорил ерунды вроде «глубже», «о, боже» и «да!».

Зажмурившись за ненадобностью, Шинпачи принялся вслушиваться во влажные звуки и рваное дыхание Цукуё. Представил её лицо, запрокинутое к потолку, перекошенное, торчащие твёрдые соски, тёплые стенки влагалища, сжимающиеся вокруг его члена.

Тут ему всё же пришлось открыть глаза: череду монотонного хлюпанья прервал шорох и звонкий хлопок. Шинпачи завороженно наблюдал за тем, как Камуи охаживает ладонью стремительно краснеющую задницу, и только потом заметил, что тот держит извивающуюся Цукуё на весу.

Такую силу в своих руках представить было сложнее: Шинпачи не знал, как её ощущает Ято. Казалась ли ему Цукуё лёгкой как пушинка? Чувствовал ли он хоть какой-нибудь дискомфорт от того, что приходится сосредотачиваться не только на проникновении?

Некстати вспомнив о Кагуре, Шинпачи совсем растерялся и понял, что трётся пахом о ту самую рейку. Фусума ходили ходуном, чудо, что его до сих пор не заметили – и кто не заметил!

Едва дыша, Шинпачи отошёл как можно дальше от ненадёжного укрытия и сунул руку в прорезь хакама.



О том, что стоило рассказать Гин-сану хотя бы про визит Камуи в Ёшивару, Шинпачи вспомнил, когда его мягко увлекли за угол.

– Очень уж ты любопытный, – сказала Цукуё.

И принялась рассматривать скол на трубке.

Шинпачи пискнул что-то на вдохе, забыв, как говорить, и отодвинулся подальше. Сквозь табачную вонь пробивался запах спермы и пота, которые он едва ли заметил бы, если б не знал, чем Цукуё занималась только что.

– Извините, я никому не…

– Да ты и так никому не, полагаю, – кивнула Цукуё, осмотрев красное лицо Шинпачи. – Я по другому поводу.

Шинпачи сдавленно всхлипнул и попытался отодвинуться ещё дальше.

– Если увидишь что-то такое в следующий раз, будь добр уйти. Некоторых присутствие наблюдателей возбуждает, но…

– Конечно-конечно, Цукуё-сан! Нижайше прощу прощения!



– Лампочку поменяли, называется, – разобрал Шинпачи в удаляющемся бормотании.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		14	(100%)
Всего:		14

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара

---

Гет|Фанфик №2

[Yoshiwara]

Название: Планы
Автор: Киноварь
Бета: Ксай Тэска
Размер: 1071 слово
Пейринг/Персонажи: Хоусен/Хинова, Цукуё
Тема: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Саммари: Хороший делец из всего пытается извлечь выгоду
Примечание: Возможно некоторое несоответствие упомянутых временных промежутков канонной действительности

Хороший делец знает свой товар, даже если продаёт женщин, про которых так часто говорят, что их невозможно понять. В умелых руках женщины-загадки, женщины-проблемы, женщины-зло приносят прибыль не худшую, чем электроника или наркотики, доставляя намного меньше проблем.

Женщину можно продать много раз, не один, и это основное их преимущество перед суперсовременными компьютерами, устаревающими прежде, чем на них найдётся покупатель; женщина способна заработать деньги даже своей смертью.

Последняя мысль приходит к Хоусену запоздало, когда Ёшивара уже привыкла к своему предназначению, функционирует автономно, без его неусыпного контроля.

Первых слуг и проституток он воспитывал лично. Заставил их ползать перед собой на коленях и трястись от страха, заставил целовать пол у своих ног, не деньгами, как делали иные неудачники, а страхом и жаждой власти.

Второе поколение вымуштровано теми, кто натерпелся раньше, кто жаждет мстить. Хоусен не смог бы научить страху лучше: у новеньких девчонок ноги подкашиваются при виде него, они распластываются в поклоне с противным шлепком, закрывают глаза, не в силах смотреть даже в пол, где может скользнуть его тень.

Третье, четвёртое, пятое – проститутки изнашиваются быстро, часто ошибаются, но дёшевы в смутное военное время, и жизнь их обходится дёшево.

Только когда заканчивается шестая массовая скупка девочек из разорённых семей, Хоусен задумывает зарабатывать и на их смерти. Думает об этом, чувствуя плечом теплоту прижатой к нему мягкой груди, вздымающейся часто и неглубоко – со стороны кажется, что женщина вовсе не дышит. Её замазанное косметикой лицо неподвижно, глаза тусклы и безжизненны, и агрессивная яркость алых губ и верхнего кимоно тешит взгляд, наводя на мысль о красоте свежей крови.

Хороший делец умеет использовать для получения прибыли что угодно, будь то новейшие технологии или война. Технологии облегчают жизнь, если нельзя обойтись без них, война закаляет дух сильных людей и лишает иллюзий слабых. Хоусену помогают бесноватые борцы за свободу, чьи имена людская молва доносит даже до закрытого города.

Гигант в одной только набедренной повязке противостоял целому войску. Генерал выиграл заранее подстроенное сражение, бывшее ловушкой. Маленький мальчик с серебряными волосами в одиночку зарубил отряд аманто.

Храбрость бесноватых пробуждает храбрость в обычных людях, пусть это может заметить только делец, хорошо знающий свой товар. Всё больше девочек уходит из семей с гордо выпрямленной спиной и горящим взглядом, всё больше женщин осмеливается смотреть на Хоусена и его тень, и появление маленькой засранки, грозящей страшными муками солнечного света, достаточно храброй, чтобы сочувствовать даже ему, – всего лишь предсказуемый итог.



Для хорошего дельца ничто не происходит неожиданно: подчинённые поступают так, как он и рассчитывал, непредвиденные расходы предсказываются, и даже погода не в силах сорвать планы.

С тех пор, как Хоусену показали нарисованное солнце, он наблюдает за маленькой засранкой пристальнее, чем за любой другой женщиной. Помнит о каждом её проступке, каждом наказании, знает, сколько она привыкла спать и сколько ест.

Эта маленькая засранка – Хинова – первого клиента цепляет, когда поднимается вторая война.

Хоусен делец хороший, знает, что отбирать газеты и затыкать сплетникам глотки бесполезно. Следит вместе со всеми за тем, как жалкая горстка людишек сопротивляется аманто, слушает россказни о Широяше, чьи серебряные волосы после битв окрашены кровью. Ничто его не удивляет, всё предсказано, а замысел зреет неспешно и неумолимо.

Все знают: вторая война – последняя судорога Японии, бьющейся в непрекращающемся припадке второй десяток лет. Все понимают это, потому что каждый может стать хорошим дельцом, но принять не хотят и не могут. Для того, чтобы они смирились, нужен последний проигрыш.

Пока четвёрка Джойши ведёт за собой идиотов на смерть, пока аманто начинают новую мясорубку, Хинова пригревает ещё одну малявку, учит её не терять горящий взгляд.



Хоусен затаив дыхание наблюдает за тем, как девчонка Хиновы обучает своих хьякка. Отсылает слуг, которые могут только помешать, запугивает, исподволь помогает заговорщикам скрываться от самого себя.

Хорошему дельцу тут-то и надо догадаться, что не всё так просто, что за простыми действиями скрываются большие планы. Догадаться, подумать и решить, как быть дальше – нечасто хорошие дельцы оказываются в такой непростой ситуации, когда знают совсем немного.

Хотя Хоусен уже и устал ждать, когда Хинова совершит первую непростительную ошибку, хотя начал задумываться о том, чтобы чуть подтолкнуть её к ответным действиям, когда она спасает недоноска, он злится.

Злость – не лучший помощник хорошего дельца, но выбора нет, и Хоусен берёт с собой хьякка Цукуё вместо собственных слуг, суёт им в руки копья, запугивая и обещая привилегии, власть и жизнь обожаемой предводительницы.

Злость способна ослеплять лучших, и он делает единственную ошибку, из-за которой обнажаются бреши в планах и фатальные несоответствия.



Даже вымокшая насквозь, с простой причёской и в простой одежде Хинова прекрасна. Гнётся к самому полу, почти касаясь лбом полированных досок, но спина прямая, напряжённая, и напряжена рука слуги, заставляющего её скорчиться в глубоком поклоне.

Хоусен отсылает его кивком, как выдрессированную мартышку, с удовольствием позволяет злости разгореться у себя в груди. Кровь Ято гудит в его жилах, неистово колотится в висках сердце, разгоняя по всему телу кипящее, пьянящее, полузабытое.

Ему приходится долго вспоминать, что слабая женщина в схватке с Ято не выдержит и секунды. Что у него есть планы, что хьякка и Цукуё не станут подчиняться ему одному, что Ёшиваре не видать прибыли от смерти проституток несколько десятилетий, пока не найдётся ещё такая, достаточно смелая, чтобы пожалеть своего хозяина.

Пока он вспоминает, Хинова выпрямляется и успокаивается. На её умиротворённом лице лежит тень усталости, под глазами мешки – наверняка вместе со всеми прятала от слуг и соглядатаев брюхатую проститутку, а потом принимала роды, а потом сама вызвалась бежать. Глупая женщина, но делец хороший: если нет никого, кто может провернуть дело лучше тебя самого, берись, иначе провал.

– Глупая женщина, – говорит Хоусен, когда уже не может сдерживать ярость и она льется через край в дрожащие руки и стук зубов.

Хинова смотрит прямо на него, взгляд ощущается как слабый ожог от солнечных лучей. На Хоусена давным-давно не смотрела женщина, все боялись, все прятались, и он в замешательстве: будто открыли крышу, как в одном из его кошмаров, и в Ёшивару хлынул испепеляющий свет.

– Я ни о чём не жалею, – спокойно возражает Хинова. – И хочу тебя поблагодарить.

Ярость Ято рвётся наружу с рыком, приводит в движение руки, ноги, тело. Секунду назад Хоусен сидел перед столиком с чашкой саке, обманчиво расслабленный, а вот уже сжимает горло, трепещущее под его рукой. Хинова раскрыла рот на полуслове, пытается вдохнуть, и руку подняла, чтобы защититься.

Хоусен отбросил сознание и суть хорошего дельца, оставил инстинкты. Вгрызся в руку, отнимая у проститутки последнее – плоть – отнимая кровь и беспомощные хрипы.



В это время парень с серебряными волосами рубит очередного аманто, гигант в одной только набедренной повязке принял новый бой, крыса-чиновник принёс начальнику законопроект, запрещающий ношение мечей.

Агония Японии близится к завершению. Мальчишки-друзья ведут отряд за отрядом на неминуемую гибель.



Смерть проституток в Ёшиваре по-прежнему не приносит Хоусену дохода.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		11	(100%)
Всего:		11

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара

---

Гет|Фанфик №1

[Yoshiwara]

Название: Солнце в подарок
Автор: Mizzu Linkora
Бета: Киноварь
Размер: 4826 слов
Пейринг/Персонажи: Гинтоки/Цукуё
Тема: гет
Жанр: романс, AU, флафф
Рейтинг: PG-13
Саммари: Свернуть горы, разверзнуть небеса, свергнуть короля, победить монстра, и конечно же достать самую яркую звезду с неба… Всё ради поцелуя прекрасной дамы. Этим увлекаются не только сказочные рыцари, но и современные самураи
Примечание: Альтернативная история первой арки Ёшивары
Предупреждение: OOC

Гинтоки шагал по кварталу с мрачнейшим лицом, какого Шинпачи с Кагурой не видели у него ни в одной из их прошлых стычек, даже когда дела становились совсем худыми, его физиономия не была такой ожесточённой, как сейчас. Поводов для расстройства не было, всё вокруг казалось удивительным и необычным – об Ёшиваре по причине малолетства они до этого не слышали. Даже затруднительное положение их нового друга вызывало только азарт и оживлённость: сейчас они сориентируются, найдут ту женщину, вломят всем возражающим и воссоединят семью.

Очередная красавица преградила им путь с предложением счастья на одну ночь, уложила изящную ручку на плечо Гинтоки повыше локтя.

– Не сегодня, милая, – он механически развёл уголки губ в стороны и снял с себя ладошку с наманикюренными ногтями, аккуратно накрыв её своей рукой. Девушка осталась позади, польщённая ласковым отказом. – Не се-го-дня... – повторил он сквозь сжатые зубы, ускоряя шаг и мрачнея ещё больше.

Ему не нравились эти девушки с одинаково пустыми глазами на одинаково накрашенных лицах. Такое же ощущение появлялось, когда он оказывался в действительно красивом месте, освещённом мертвенным светом белых неоновых ламп.

– Что с этими женщинами?..

– Они просто делают свою работу, – рассудительно и со знанием жизни сказал Сейта.

– Они похожи даже не на кукол... то есть, на кукол тоже, но не только, – он умолк и продолжил размышлять про себя, ибо не пристало позитивному пофигистичному самураю морочить себе голову аллегориями:

«Они как звёзды – вроде и красивые, и их много, но все такие незначительные, холодные и тусклые. Может, на природе, под сакэ, ими и приятно любоваться, но если подумать, по отдельности они просто мелкие блестящие точки. Они красивы, лишь когда сияют на небе, на фотографии никаких чувств не вызывают. – Гинтоки в очередной раз обернулся. – А этот город небом не назовёшь. К тому же, не хватает чего-то важного...»

– Они не куклы! Они живые люди, которых заставили стать куклами!

Впрочем, если вспомнить жизнь в Эдо, то там девушки тоже не карамельки. Даже если забыть о внешности, у большинства большие проблемы с характером. Либо антенны на голове и одной левой камни дробит, либо кошачьи уши и акцент ужасный, либо с ноги в табло вместо здасьте и пьёт на работе как лошадь... Хотя он давно уже перестал оценивающе смотреть на женщин Эдо.

– Да неважно, – отмахнулся Гинтоки от лишних мыслей. – Женщины – они всегда женщины, просто иногда об этом забывают.

Поставив такую пресекающую всю лишнюю полемику точку, он двинул на подвернувшуюся пустую улицу. И тут...

Такое количество кунаев он последний раз видел перед одним магазинчиком, когда он и ещё один нахальный ниндзя в синем костюмчике повздорили из-за последнего выпуска Джампа... кхм... помнится, был четверг. Тогда тоже сыпало, как из перевёрнутого на бок арсенала. Только вот на другом конце траектории полёта на этот раз была... Девушка?

***
Не стоит думать, что Гинтоки валялся на земле, потому что вид хороший и лежать удобно.

"Небо чёрное. Какое тут к чертям небо? Тут не небо, а потолок, и тот не самый живописный. Странная девушка, потрясающая и странная девушка. Попала в меня и не заметила, удивительно".

Отряд вооружённых девиц куда-то умотал, а Кагура с Шинпачи, в которых тоже прилетело, всё сокрушались о его скоропостижной смерти.

– Гинтоки! Как же так?

– Гин-чан! Зачем ты позволил себя так уделать?!

– Заткнитесь, идиоты. Кунаи могли меня уделать? – Гинтоки поднялся, отодрал от себя излишки острого метала и поднял недовольный взгляд на ту, что назвалась Цукуё. Она смотрела ожидающе и с раздражением.

– Ага, не могли. Тем более, такие, – Цукуё с громким чпоком отлепила от ладони присоску на острие куная. Все четверо поднялись на ноги и встали перед ней нос к носу.

«У неё прекрасные (прекрасные?! я подумал «прекрасные»?!) фиалковые глаза, взгляд острый и решительный, изящные (Какие? Я вообще такого слова не знаю!) черты лица, чудесный (да это слово только в сказке про Алису и бывает) острый подбородок и гладкие, летучие волосы. Но не это важно, это лицо такое... живое, яростное, бунтарское, прелестное...»

– Эй, ну чего замер, малахольный? Пошли!

***
Цукуё рассказала много всякой обременительной лабуды, портящей им все планы, а также подтвердила предположения Гинтоки о том, что этот подземный городок можно назвать чем угодно, но только не раем.

Никогда Гинтоки не любил курящих девушек, ведь правда, что может быть ужаснее курящей женщины? Да только пьющая женщина! И женщина, не уважающая клубничное молоко. Но эта девушка, рассказывая историю Хиновы и Сейта, сидела, согнув одну ногу, так легко и естественно открытую разрезом, и держа в руке длинную тонкую трубку. Некстати пришлась мысль о том, как же она так много прыгает и дерётся и умудряется сохранить сетчатые чулки от затяжек и стрелок. Ещё приглядевшись, Гин пришёл к выводу, что хоть она и одета так вызывающе-броско, она совсем не выглядит развратной или легкомысленной, скорее агрессивной, опасной и в то же время красивой и элегантной.

Подольше насладиться этой нестандартной фигуркой, прекрасно гармонирующей с металлическим пейзажем, не удалось: враги вломились не к месту и не ко времени и испортили весь кайф! Впрочем, сожаление по поводу прервавшийся беседы долго не продлилось. Очень скоро, схватив бесчувственную Кагуру в охапку и держась за Шинпачи, Гинтоки мог думать только об этом:

"Какая девушка... Невероятная девушка! Вот так просто удержать на весу себя и троих человек. Класс! Никогда бы не подумал, что выйду погулять по притонам ёшиварских бабочек, возвращая приблудному мальчишке семью, и встречу такую!"

***
"Ну вот, я сижу в маленьком тихом ресторанчике, мне несут мой сладкий заказ, напротив меня, уткнувшись носиком в чашку с ароматным чаем, сидит девушка мечты, у меня в башке дырка от её куная. Можно сказать, что вечер удался. Это было бы идеальное свидание, если бы не все эти депрессивные разговоры о неизбежной насильственной смерти. А, пофиг, это самое лучшее моё свидание за много лет".

– Шинпачи, отведи-ка Кагуру на кухню, пусть ей там лёд наложат на всё ушибленное тело.

Понятливый парень серьёзно кивнул и повёл осоловелую Кагуру к двери, из которой вышла встретившая их хозяйка этого заведения, по-видимому, знакомая Цукуё.

– А, да, и накорми её там. Сёдня нам понадобятся силы и бодрость, – бросил он в сутулые спины друзей.

Цукуё вздёрнула брови и стукнула ладонью по столу так, что чайник и ложечки задребезжали.

– Да ты меня вообще не слушал что ли?! Я же сказала, вам надо уходить! Сейчас же! А не к бою готовиться! Если ты встретишься с Хоусеном, он тебя по Ёшиваре блином раскатает!

– Что ты, милая, если бы я готовился к бою, я бы заказал четыре шоколадных десерта и пару стаканов клубничного молока. Что лучше этого подготовит моё настроение к предстоящей битве? – Слова насчёт блинов он, кажется, вовсе пропустил мимо ушей.

– А это тогда что такое?! – Цукуё стукнула по многострадальному дереву снова, на этот раз кулаком, и, навалившись всем телом на стол, ткнула пальцем Гинтоки за спину. Оттуда вышла хозяйка, неся перед собой широкий поднос с четырьмя крупными вазами, полными какого-то муссо-шоколадного наслаждения, и два высоких бокала с чем-то розовым внутри. Она быстро подошла к гостям и, ловко расставив заказ на низком столике, с поклоном удалилась, сообщив, что девочке уже лучше, она взбодрилась и много кушает.

Гинтоки с блаженной улыбкой оглядел угощение и, занеся ложку над первой вазой, как бы между прочим удивился:

– А? Что? Это еда для моей детской души. Ничё криминального.

– Ну конечно... – кажется, Цукуё начала понимать этого странного парня: он просто жизнерадостный дурак. Просто глупый мальчишка. А таким, как известно, море по колено и небо одеялом. "Вот только в этом городе нет ни моря, ни неба".

Гинтоки под угрюмым взглядом девушки уверенно и невозмутимо поглощал десерт, особенно смакуя вязкие кусочки суфле, спрятанные в разводах жидкого шоколада. Цукуё размышляла о степени самонадеянности этого парня, когда ей под нос ткнулась ложка, полная молочной массы, настолько сладкой, что из задумчивости мозг вышел, оттого, что его прошибло кричащим запахом.

– Что?

– Ешь.

– На кой чёрт?!

– Ешь, я сказал! – Никогда ещё ей не предлагали сладостей с таким уничтожающим выражением лица. Впрочем, ей вообще никогда не предлагали сладостей. Может, поэтому, а может, потому что ей не хотелось расстраивать этого парня, она съела, даже не забирая ложки из руки, и зажмурилась от непривычного вкуса. – Молодец.

Следующую вазочку они честно съели на двоих, а потом она не выдержала и потянулась к высокому бокалу с молоком. Оно оказалось совсем не такое страшное, как она думала.

– Делаешь успехи.

– В чём? В поглощении углеводов?

– Для той, кто обещал нам не дожить до рассвета, ты слишком много думаешь о фигуре. – Гинтоки легкомысленно пожал плечами, будто бы вовсе не подразумевая насмешки.

– Да, но я-то планирую выжить.

– А толку-то?

Цукуё, забрав единственную ложечку, в течение шести кусочков мусса думала, продолжает ли Гинтоки над ней смеяться или уже задаёт серьёзные вопросы, и насколько далеко в её жизнь эти вопросы заходят. Снова погрустнев, она пробормотала в крем на ложке, пачкая губы в белом, и нервно облизнулась:

– О чём ты?

– Ну конечно о фигуре! Толку-то её беречь? – Он откинулся назад и задрал голову к потолку, опираясь на руки. Казался совершенно беззаботным. Ну, как если бы они были школьниками, и, сбежав с уроков, шутили о чём-то, о чём только в их возрасте можно шутить. Но Цукуе всё равно слышала в его словах пытливую серьёзность.

– Я не могу сказать, что верю в рассвет в Ёшиваре, но я не собираюсь умирать здесь и сейчас. Даже если это значит служить Хоусену, убивать ублюдков в подворотнях, учить добрых девушек убивать ублюдков в подворотнях, не видеть счастливых людей и искренних улыбок... И видеть Солнце, сидящее на балконе и лишённое возможности быть ещё хоть кем-то кроме солнца… Я всё это буду делать, потому что у меня есть тот, для кого это стоит делать.

– И ничего другого никогда не будет?

– Я. Не знаю. В таком месте лучше об этом не задумываться, сам понимаешь.

Гинтоки резко подался вперёд, бухнул локтём о стол и осел, расслабляясь, складывая голову на подставленную ладонь, будто ему скучно. Задумчиво посмотрел на грустную Цукуё. За чёлкой, которая странно не растрепалась за всё это время, был виден высокий гладкий лоб, вопреки мрачной жизни и нервной работе совсем без морщинок, а ещё была видна нежная правая скула и чуть розоватый румянец на бледной щеке. Под жёлтым светом лампы кончики опущенных ресниц золотились, и было заметно, какие они пушистые. И губы, много раз облизанные, раскраснелись от сладкой еды.

– Я бы подарил тебе фиалки. Если бы тут росли фиалки.

Ресницы шокировано взметнулись под самые брови и вместе с глазами цвета упомянутых цветов полезли на лоб. А в глазах этих, где-то между сиреневым цветом радуги и солнечным ёшиварским лучом, между несуществующим и невозможным, было… такое выражение можно найти в глазах маленькой девочки, которой взрослый мужчина, почти что принц на белом коне, недостижимый идеал, которым она восхищается, пообещал, что, когда она подрастёт, обязательно научит её танцевать. Но во взгляде взрослой женщины с холодным оружием вместо заколок, в необычном ципао с декольте и откровенным разрезом до бедра и с убийственной решимостью на лице такого выражения быть не может, Гинтоки показалось. Тут он, после всех этих разговоров про Солнце, небо и надежду, понял, чем она так отличается от остальных. Она была настолько живая, сильная и добрая, что на фоне блёклых девушек с улицы становилась яркой и прекрасной как Луна. В конце концов, даже у запертого в клетку Солнца должна быть Луна.

– Они бы пошли к твоим глазам.

– Росли бы тут фиалки, ты бы их не мне дарил, – она улыбнулась в вазочку, из которой выскребала ложкой последние капли крема.

– Я сказал то, что сказал, – пожал плечами Гиноки и ухмыльнулся. – Вообще, что может быть увлекательнее, чем таскать веники главному стражу в городе профессиональных красавиц?

Цукуё расхохоталась, откинув голову и с силой зажмурившись. Она никогда раньше не пила, но ей казалось, что вот таким и должно быть опьянение – беспричинное веселье, лёгкость в теле, уютное ликование, уверенность, что всё правильно, и всё будет хорошо. И ни одной посторонней мысли. Впрочем, много сладкого она тоже никогда не ела.

– Это уж точно. Наверное, если бы я оказалась в городе занятых бизнесменов и брутальных воинов, то тоже выбрала бы самого душевного раздолбая, у которого ни оружия-то нормального нет, ни амбиций… – она накрыла ладонью лицо. – Боги, наверное, впервые за всю жизнь я мечтаю. Глупо, да?

– Мечтать полезно.

– Разве?

– Потом такие, как ты, берут в руки оружие и идут исполнять свои мечты.

– Всё равно, такие мечты сейчас бесполезны, я не оставлю Хинову и не справлюсь с Хоусеном. Мне не суждено выйти на свет.

Гинтоки допил последний глоток молока и, взяв в руки меч, уверенно произнёс, словно думал над этим несколько часов и принял бесповоротное решение:

– Ты должна жить, глядя прямо на Солнце.

Цукуё следила, как этот ненормальный поднимается с совершенно изменившимся лицом, а может даже и телом, всё в нём поменялось – вот придурок, пропускающий кунаи в голову, а вот самурай, решивший для себя важные цели. Она вздрогнула, когда он гаркнул: «Шинпачи! Кагура! На выход!» и, повернувшись к ней, намного мягче сказал:

– Идём?

Уже на улице, проверяя свою экипировку и ожидая, когда выбегут, доедая последние куски, дети, она услышала, как он произносит, глядя в темноту, будто обращаясь ко всему городу:

– Я подарю этому городу Солнце.

***
Гинтоки любил женщин, способных постоять за себя, но это было сборище озлобленных гарпий, в действиях которых сквозила явная истерия. Бодрило только то, что с новой знакомой они получались неплохой командой.

«Нельзя женщинам охрану доверять, нельзя-я… Сначала просто Церберы женского рода, а потом: вааа, меня никто не лю-ю-юбит». Он резво прорвался сквозь ощерившихся в дыму металлическими тыкалками девушек и рванул вверх по лестнице, пытаясь боковым зрением углядеть всех своих. Дым – это отличная штука, если бы в нём ещё было что-то видно. Рядом между двумя серыми клубами мелькнул рыжий цветок, Гинтоки, не думая, протянул руку, и, схватив то, что на поверку оказалось локтем, утянул быстрее верх по лестнице.

Далеко внизу в дымных разводах слетелись цветастые кашляющие гарпии, вставали наизготовку, хватаясь за мечи и копья.

– Мда уж, ну у вас, девушки, и воспитание… – пробормотал Гинтоки.

– Хорошее воспитание хороших воинов, – Цукуё смотрела на своих соратниц с какой-то грустной нежностью, словно была уверена в их победе и радовалась их силе и самостоятельности. – Идите, я их задержу.

Все трое представили перспективу кому-либо драться со своими друзьями. Шинпачи, не выдержав, возмутился:

– Да что за!..

– Это мои люди! Мне с ними и разбираться! Идите!

Кагура и Шинпачи озабоченно взглянули на Гинтоки, но тот лишь мотнул головой в сторону коридора, и, всё быстро поняв, они побежали дальше. И не услышали, как Цукуё тихо добавила:

– Наверное, это не плохой конец для такой, как я.

– Не пори чушь!

Увидев, что двое противников убежали, гарпии засуетились и приготовились нападать, видимо, разделавшись с последними сомнениями о субординации и преданности своему командиру. От этого зрелища Гин непроизвольно сжал пальцы крепче и только сейчас сообразил, что до сих пор держит девушку за локоть. Пришлось отпустить. Но Цукуё скептически изогнула брови и вложила в губы трубку.

– Чушь? Если бы. Клянусь, если я выживу, я тя расцелую.

– Тогда если я выживу после вашего этого Хоусена, я тебя за титьку схвачу! – хохотнул Гинтоки, увидел, что гарпии с диким кличем уже побежали, что-то решил и, тронув кончиками пальцев волосы на затылке Цукуё, быстро проговорил так, что почти невозможно было услышать. – Я пообещал, что хочу подарить Солнце этому городу. На самом деле я имел в виду тебя, просто стеснялся это сказать.

Признавшись, он зашагал прочь, успев впрочем вырвать изо рта девушки её трубку.

– Эй!

– Когда будешь меня целовать, не хочу, чтоб пахла табаком!

Как он, ускоряя шаг, скрылся за поворотом, Цукуе уже не видела. В неё летел острый металлический ветер. Она отбивалась от него как могла, но это в итоге оказалось так же возможно, как если бы она решила справиться со стихией, и так же успешно, как попытка отмахнуться от листопада. Несколько кунаев вонзились в тело, её насквозь пробрали нахлынувшие воспоминания – по лицу снова, как и много лет назад, потекла кровь, а она всё чувствовала прикосновение к волосам. Такое осторожное, такое нежное, такое… этот парень за несколько часов заставил её почувствовать столько всего, чего она никогда в своей жизни не чувствовала. Хотелось рассказать девочкам обо всём, что накипело и наболело на душе, даже если бы они ни слова не поняли бы.

«В конце концов, – думала она, с улыбкой падая на пол, – моя жизнь, лишённая всего, что естественно, чтобы поддержать и защитить запертое в клетку Солнце, была прожита пусто и бессмысленно. Я даже никого не смогла защитить: ни Хинову, ни город, ни девочек… А эти часы стали действительно живыми, пусть это было время чужой жизни, его жизни, но, наверное, стоило так долго бороться, чтобы их прожить».

Её окружили плачущие подруги, растирая чёрные от туши слёзы по щекам. Они зажимали её раны, спешно пытаясь найти бинты в маленьких поясных сумках. Что-то они там всхлипывали о том, что ей надо держаться, о своих сожалениях, о том, что она для них сделала…

– Простите девочки. Плохой я защитник. И ты прости, глупый мальчишка…

«Я тебя не поцелую. Подари моё обещанное Солнце этому городу».

***
– Эй, босс, кажется, единственную классную девчонку в этой дыре сейчас завалит толпа разноцветных гарпий, а самая прекрасная красотуля города оказалась мамашей с малолетним спиногрызом. Я требую себе другую девушку, но так, чтобы она мне улыбалась, хотя сомневаюсь, что в таком дрянном заведении с таким старым пердуном во главе найдётся улыбающаяся девушка, – Гина уже порядком заманало всё, что происходит в этом месте, и конечно, всю происходящую погань довершал этот полуголый извращенец с невмеренным зонтом вместо приличного оружия.

– Мило, мило. Эй, Хоусен! Я присоединяюсь! Этот парень очень чётко описал обстановку. Я тоже нахожусь здесь всю ночь, но так и не получил достойного обслуживания. Все, кого я тут встретил – это моя младшая сеструха и мелкий пацан. Этот город навевает на меня мысли об инцесте и педофилии. Нехорошо, нехорошо-о, – рыжий ято, который чуть не уделал их в начале вечера, вставил свои издевательские пять йен. Он, кажется, не собирался ни помогать, ни мешаться. Просто исполнял роль зрителя в партере.

– Всё, что ты думаешь, не важно, потому что простой землянин не сможет разрушить цепи Короля Ночи! – Хоусен забросил зонт на плечо и ухмыльнулся так же самодовольно, как и похотливо.

– Хаха. А зонтик – это, видимо, реакция компенсации на маленький размер. – Гинтоки подначивание этого ублюдка доставляло почти физическое удовольствие.

– Точно-точно! Давно это думал. Ты что, нормальный себе завести не мог? Бока отъел, не помещаешься уже? Сила мужчины ведь не в зонтике! – Хохотнул Камуи со своего места.

– Ну-ка, тишина на галёрке! И без сопливых скользко, – огрызнулся Хоусен на комментатора. А потом, видимо исчерпав словарный запас, напал.

Он был силён. Настолько, что тело не выдерживало, Гинтоки даже после многих лет, проведённых в сражениях с людьми и не очень, никогда не подозревал, что его тело такое тяжёлое, и что все эти кости и мышцы могут так болеть от напряжения. Это вообще можно понять только на уроках анатомии и когда на тебя давит сила, способная удержать на себе весь мир – или взгромоздить его на тебя. Гинтоки сопротивлялся, чувствуя тяжесть того мира на перекрестье своих мечей, и каждый его орган от костей до ушей напрягался до предела возможности. Под ногами ломались доски, скрипел пол, воздух вокруг трещал. До предела, а потом ещё чуть-чуть.

– Ой-ой… Да ты силён. Смотри, он продержался целых десять секунд.

Нечеловеческая вредность, не найдя сил на разговоры, просто из самой себя всё-таки ответила:

– Эй, ты. Я пообещал одной девчонке романтический подарок, так что ж простою так хоть до старости, и умру, окружённый внуками. Смекаешь?

Кажется, ято смекнул. Кивнув, он ухмыльнулся, подумав, что раз уж этот сумасшедший парень может думать в такой момент о девках, то он реально силён. Хотя Хоусен ведь тоже сейчас о них думал… Чёрт! Да тут все только о них и думали!

Переломив подвернувшуюся под ноги доску, Гинтоки заехал старикану по морде, урвав этот момент, чтобы атаковать ноги противника. «Достал?!». Но Хоусен увернулся и в прыжке пнул его, отбрасывая в стену.

«Как всё глупо. Бороться и искать, найти и перепрятать, а потом сдохнуть под стеной дворца величайшего извращенца планеты Земля. Только бы Сейта успел сбежать, только бы Цукуё выжила, вот бы она больше не курила… Вот бы этому уроду вставить по самые жабры за то, что он сделал с ними всеми». Решив, что, исполнив две последние мысли в жизни, и умереть не жалко, он всадил Хоусену отобранную трубку в глаз.

«Немного, но приятно. Я б тебе ещё и боккен в жопу вогнал, но, наверное, с землянина и трубки хватит». Мир вокруг наполнился шумом, перед глазами потемнело, двинуть хотя бы пальцем было совершенно невозможно.

Сейта наконец схватил маму и двинул на выход, Хоусен продолжал вещать бред, умирать не хотелось.

– Деньги, власть, женщины – всё, чего я хотел, я добыл силой.

– Эй, Ур-р-род, а про обаяние ты ничё не слышал? – голос Гинтоки был похож на рык из преисподней, но пора было подниматься. Девушка сама собой не охмурится.

– Как?! Как ты всё ещё можешь дышать! Как ты всё ещё можешь вставать?!

– Не сложно, это совсем не сложно. Просыпаться в школу было сложнее, а это просто фигня, как два пальца.

Он схватил меч, и настоящая битва началась.

***
Пыль клубилась облаками, липла к коже, скрипела на зубах, царапала лёгкие, закрывала всё вокруг и медленно оседала на пол. Тряска уже прекратилась, но крыша, не выдержав происходившего под ней беспредела, осыпалась вниз и поднимала новую пыль. Однако всё это солнцу не было помехой. Как только оно прорвалось между открывающимися створками железного неба, его было не остановить. Свет лишь становился ярче и набирал мощь, как поток воды, нашедший трещину в плотине.

Мыслей не было, их и раньше-то было не очень много, а как только он выбросил Хоусена на освещённую крышу, они и вовсе пропали. Гинтоки стоял и смотрел на иссыхающего ято. Рядом больше никого не было: толпа гарпий воевала сама с собой на всех этажах дворца, Шинпачи и Кагура вместе с Сейтай добрались до пункта управления и открыли дорогу свету, но Гинтоки об этом не знал. Рядом остался лишь маленький вредный ято, наблюдал за метаморфозой поверженного короля, улыбаясь своей наглой рыжей мордой. Он всё же не побрезговал подойти к умирающему и прочитать ему отпевальную нотацию.

– Эй, белый. А ты силён. Выживи, пожалуйста, чтобы я мог увидеть твою силу вновь?

Гинтоки туманно смотрел перед собой и будто не слышал обращённой к нему просьбы, но всё же разлепил слипшиеся губы и произнёс:

– Солнце.

– Ась?

– Солнце взошло.

– И не говори… – проворчал Камуи, раскрывая над собой зонтик. – Ужас. Ну, пока!

Он без оглядки спрыгнул вниз. Но в голове Гинтоки по-прежнему звучало: «Солнце взошло. Я выполнил обещание. Солнце взошло». Земля ушла из под ног, и вновь освещённый мир померк.

***
Цукуё, не обращая внимания на острую боль, заново режущую тело с каждым движением, неслась в главный зал, откуда, судя по докладу девочек, Сейта унёс Хинову. Больше она ничего не слышала ни о Хоусене, ни о Гинтоки. Мимо неё проносились возгласы «Солнце! Это Солнце!», а также «Крыша осыпается! Надо уходить!» и конечно «Цукуё! Куда ты? Уходим! Солнце взошло».

Но она не могла их слышать, потому что сама беззвучно кричала. «Выживи! Слышишь? Выживи непременно! Ну тебе что, сложно, ты, придурок белобрысый! Выживи, а то на куски порву!»

Двери был распахнуты, и она остановилась, только вбежав внутрь. Секунды хватило, чтобы увидеть масштабы разрушения. Залитый кровью пол, изломанные доски, осколки статуй, убитые стражи у дверей комнаты Хиновы, проломленные стены и дыра, из которой на пол падал столб света, сразу сложились в голове, как кусочки мозаики. Не было здесь ни короля, ни самурая. Сердце пропустило удар, и тут же пришло решение.

Пронесшись через весь зал, она рванула на свет и замерла, ослеплённая. В размытом навернувшимися слезами мире она увидела перед собой неподвижно лежащего Гинтоки. Его кимоно было залито кровью, волосы на лбу слиплись, а лицо было спокойным и усталым. Сердце совсем остановилось, много раз Цукуё видела мертвецов они все равнодушные и усталые, этот был такой же, только будто бы улыбался.

– Нет. – Она сделала шаг, потом ещё один, эти шаги были самым трудным, что ей приходилось совершать за этот день, за всю чёртову жизнь. – Нет.

Вблизи его лицо оказалось покрыто пылью и выглядело удовлетворённым выполненным обещанием, но сейчас за это обещание она готова была убить его ещё раз.

– Зачем? – Цукуё опустилась рядом и тронула бледную щёку, влажную и остывающую на ветру. – За каким чёртом ты это сделал! Идиот! Кретин! Придурок! Сумасшедший мальчишка!

Она колотила его кулачками в равнодушную грудь и ругала что есть сил, но вдруг смолкла, впилась когтями в мокрую футболку и, уткнувшись носом в пахнущую кровью и потом ткань, завыла от боли, стискивающей виски, грудь, глаза, сердце и всё внутри. Снова и снова, позволяя себе прокричать и прорыдать всё, что чувствовала всю ночь, всю предыдущую ночь, и ночь до этого, и все ночи своей жизни. Своей тёмной, никчёмной, пугливой жизни. А над ними светило Солнце. Обещанное ей Солнце.

Захлебнувшись, она стихла и выдавила скрипучим голосом, не поднимая головы:

– Как ты посмел? Как ты мог вот так появиться, дать мне всё, от чего я отбивалась шрамами и кунаями всю жизнь, пообещать мне самую яркую звезду с неба, подарить мне её, спасти всё, что я люблю, и не спасти себя! Как ты мог победить всё на свете и умереть, не дождавшись меня?! Отвечай, ты, предатель! Отвечай, мать твою!

Горло, сведённое судорогой, резануло болью, и голос сорвался. Она приподнялась и, заглянув в спокойное лицо, прохрипела, истерично улыбаясь дрожащими губами.

– Глупый, глупый мальчишка… почему ты не дождался? Я же обещала тебя поцеловать. Как ты мог умереть после этого?

Слёзы, щекотавшие раскрасневшийся нос, падая, размывали пыль на его коже. Она наклонилась и прикоснулась к его губам своими. Она не знала, какими должны быть мужские губы, но у Гинтоки они были мягкими и страшно солёными от пота, чуть сладковатыми от пыли и с заметным вкусом крови. Она не знала, как надо целовать мужчин, но сомкнула свои губы на чужих, вздохнула и тронула их снова.

Левую грудь резко сдавило, раненая ключица отозвалась болью, Цукуё не успела ничего понять, как в губы, почти не разрывая поцелуя, прошептали.

– Кто… сказал такую чушь?

Цукуё вздрогнула всем телом и распахнула глаза, напоровшись взглядом на карюю радужку под слипшимися серыми ресничками.

– Что?

– Кто сказал, что я умер? Я собирался ухватить тебя за грудь, разве я мог после такого умереть? – Ладонь, крепко державшая Цукуё, отпустила, стала мягче и погладила, уже не тревожа раны.

– Надо же… У тебя волосы наконец-то растрепались. Ну что смотришь, как на призрака? Целуй. – Не дождавшись отклика, он обхватил её затылок второй рукой и снова притянул к себе.

Солнце грело спину сквозь тёмную ткань, волосы лезли в глаза. Уткнувшись лицом в широкую, определённо живую и дышащую грудь, Цукуё плакала не переставая и бормотала самые разные проклятия, сводившиеся к мысли, что Гинтоки дурак, полный дурак, настоящий подлец и вообще глупый противный мальчишка.

А Гинтоки не возражал.

***
Жизнь налаживалась. Перевязанные, успокоенные и расслабленные, они сидели в тени маленького кафе и удивлялись тому, что теперь в этом месте есть такая естественная и настоящая тень.

Цукуё рассказывала про новый порядок в городе, Шинпачи с Кагурой смеялись и дрались вперемешку. Хинова с Сейтой умудрялись угощать гостей, не отлепляясь друг от друга.

Подведя все итоги, Гинтоки что-то вспомнил, подошёл к хозяйке заведения и серьёзно сказал ей пару слов. Потом, повернувшись к Цукуё, с непроницаемым лицом мотнул головой на выход. Та в сильном и даже напряжённом удивлении встала, но на улицу всё же пошла. Их проводили непонимающими взглядами, но спрашивать ничего не стали. Видимо, чувствовали, что теперь этих двоих объединяет что-то очень важное, странное, но в то же время такое детское и простое. Ну, всё равно, что зарытый на школьном дворе клад.

– Что такое? – Сорванный голос ещё хрипел, но уже был достаточно громким.

Гинтоки зашёл за угол, а когда Цукуё поспешила к нему, подхватил за талию двумя руками и подсадил на высокую бочку, с которой можно было залезть на крышу.

– Залезай. Давай живее, а то за жопу укушу!

Оказавшись на крыше, девушка следила за задницей свесившегося с крыши Гинтоки, потом услышала короткое «Пасиб!», и вот, наконец, он выпрямился с двумя порциями мороженного в стеклянных пиалах.

– А внизу поесть нельзя было? И зачем тебе приспичило меня сюда тащить?

– Не приспичило, а припекло! Солнце голову печёт, – туманно объяснил свою мотивацию Гинтоки, перебираясь поближе к центру крыши. – Ничё ты девочка в жизни не умеешь, вот и учу тебя всему с нуля.

Он сунул ей под нос ложку и пиалу с шариками мороженого.

– Ешь, – проследив за послушным движением, добавил, – а теперь ложись.

Цукуё легла и зажмурилась, удивляясь красным цветам, переливающимся под веками. Рядом на жёсткую черепицу откинулся Гинтоки. Так лежали в молчании, иногда находя ложками кусочки мороженого и отправляя их в рот.

– Ты ни разу не посмотрела на Солнце с тех пор, как я его тебе подарил. Не нравится? – Вопрос был такой смешной и нелепый, что можно было расхохотаться, но Цукуё не смеялась.

– Что ты, нравится. Просто слишком ярко. Пока.

– Ну а то. Я б для такой девушки не мелочился, – а вот Гинтоки рассмеялся и легко накрыл её ручку своей большой ладонью. Под ней её ладошка уместилась вся, даже вместе с ложечкой. Правда, пальцы, вздрогнув, выронили её, и лёгкая ложка, зазвенев по черепице, скатилась вниз и упала. – Только пользуйся кремом от загара, а то с непривычки сгоришь.

– Да. Обязательно. – Она улыбалась, но по вискам уже лились слёзы, ей очень хотелось думать, что от слепящего света. – Спасибо.

***
Прощаться надо долго, а расходиться быстро. Расцеловав всех, кто попался под руку, друзья двинулись в сторону выхода в Эдо. Кагура, до сих пор позволявшая себе забыть о семейных проблемах, веселилась, а Шинпачи всё оборачивался и что-то выглядывал у них за спинами.

– Гин-сан?

– Мм?

– А почему она с нами не пошла?

– Это же её город.

– Но… разве вы не будете больше общаться? – с мальчишеской наивностью задал он терзавший его вопрос.

– Ну почему больше? Просто всем им надо привыкнуть, у них есть много дел, они будут создавать себе новый город. А Цукуё… Она столько времени тратила свою жизнь на Хинову и Ёшивару, что сейчас ей нужно привести всё в порядок. Пожить для себя, понять, что теперь её подопечная счастлива, и найти то, что сделает счастливой её саму. Просто на всё нужно время. А потом, когда она будет готова к новому, мы обязательно встретимся. Верно?

Вопрос: Понравилось?

1. Да		9	(100%)
Всего:		9

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Йошивара

---

[Joui-team]

Название: Мальчик, который воровал яблоки
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Саката Гинтоки, ОЖП
Тема: гет
Жанр: драма
Рейтинг: G
Саммари: На войне девчонка из яблоневого сада снилась Гинтоки чаще всего. Таких пронзительных, ярких и теплых снов, как в самое страшное и кровавое время, ему не приходилось видеть никогда.

Яблоки уродились на славу. Крупные, ароматные, пахнущие летом и солнечным зноем. Ветер шелестел в темно-зеленой листве над головой и под ногами Гинтоки, приносил звуки стучащих молотков – в додзе прохудилась крыша, и рабочие крыли ее заново. Гинтоки был не против перерыва в учебе, тем более погода стояла такая, что он все равно бы прогулял занятия. Он сидел на толстой ветке над крышей маленького сарая и лениво вертел в руках яблоко. На крыше уже лежали пять или шесть огрызков, и Гинтоки сосредоточено думал, хочет ли он еще одно яблоко или стоит рассовать парочку по карманам про запас.
Где-то неподалеку хлопнула дверь, скрипнула плохо закрепленная половица. Гинтоки сунул яблоко за пазуху и выглянул из ветвей.
По усыпанной мелким речным песком дорожке шла девочка. Ее отец выращивал яблоки на продажу и всегда безуспешно гонял Гинтоки из своего сада. Он даже жаловался Шойо-сенсею, и тот молча оплачивал нанесенный ущерб. Девочку звали Мако. Она носила две длинные черные косы и синее, как небо, кимоно. Гинтоки взъерошил волосы и, ухватившись ногами за ветку, опрокинулся спиной назад. Его голова оказалась как раз над головой Мако, когда та отпирала засов на дверях сарая. Он протянул было руку, чтобы схватить ее за косу, но яблоко выскользнуло из-за ворота хаори прямо ей на макушку.
– Ай! – взвизгнула девочка, схватившись за голову.
Гинтоки тут же скрылся в кроне дерева, досадуя на себя за неосмотрительность.
– Это опять ты? Спускайся немедленно. – Мако топнула ножкой по земле. – Я все расскажу отцу. Нет, Шойо-сенсею, – изобрела она более страшную угрозу.
Гинтоки хмыкнул. Мако, когда ловила его в саду, всегда грозилась нажаловаться, но никогда этого не делала.
– Спускайся, – настаивала девочка. – Трусишь?
– Вот еще! – выкрикнул Гинтоки, прыгая прямо с ветки на землю. Он приземлился перед девочкой, смахнул с волос запутавшиеся листья. И замолчал. Мако тоже больше ничего не говорила. Она рассматривала коричневый шершавый ствол яблони. Гинтоки смотрел на браслет из ракушек на ее руке. Он как-то целую неделю с необычным для себя упорством ходил на реку искать ракушки. Потом сушил их на солнце и сверлил дырки.
Переругиваться с ней, сидя на дереве или крыше сарая, было весело, но лицом к лицу разговор не клеился.
– Ну, я пошел, – наконец сказал Гинтоки, но с места не сдвинулся.
– У тебя хаори порвалось, – заметила Мако и наконец перевела взгляд на Гинтоки.
Он хлопнул себя по руке повыше локтя. Вчера он зацепился за доску забора и оставил внушительный клок висеть, как белое знамя.
– Знаю, – буркнул Гинтоки в ответ.
– Ругать будут, – сказала она, ничуть не сомневаясь в собственных словах. Гинтоки тоже не сомневался. Шойо-сенсей еще не знал о его вчерашнем сражении с соседским забором.
– Хочешь, зашью? – предложила Мако, снова уставившись на яблоню. Зеленая гусеница спустилась на почти невидимой паутинке и теперь извивалась перед самым ее лицом.
– Мако! Мако, ты где застряла?! – донесся из дома высокий женский голос. Девочка вздрогнула и обернулась.
Гинтоки нырнул за стволы деревьев и бросился к тому самому забору.
– И чтобы я тебя больше не видела в нашем саду! – услышал он радостный голос Мако.
На войне девчонка из яблоневого сада снилась Гинтоки чаще всего. Таких пронзительных, ярких и теплых снов, как в самое страшное и кровавое время, ему не приходилось видеть никогда.
Он перебирал мелкие раковины под тихое журчание воды в поисках самых красивых и ровных и решал, что лучше подарить Мако: браслет или бусы. А рядом хрипло стонал Такасуги, не приходящий в сознание уже несколько дней. На коротких привалах Гинтоки падал в тень раскидистых ветвей, гнущихся под тяжестью плодов, и ждал, когда хлопнет входная дверь дома Мако. А на утро они снова рыли могилы чем придется. Кацура ходил бледной, злой тенью себя прежнего и не помнил ни о саде возле додзе Шойо-сенсея, ни о девочке в синем кимоно.
Со временем сны потускнели. Стали такими же смутными и бледными, как сами воспоминания Гинтоки о том, что было в детстве. Мако пришла к Гинтоки в самый разгар войны и покинула его, когда все закончилось.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		31	(100%)
Всего:		31

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

Название: #3
Автор: команда Джои:  Joui-team
Пейринг/Персонажи: Саката Гинтоки/фем!Кацура Котаро
Тема: гет
Рейтинг: PG

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		33	(100%)
Всего:		33

@темы: Гет, арт/коллаж, Gintama: Joui Wars, Джои

---

[Joui-team]

Название: Корабли
Автор: команда Джои:  Joui-team
Бета: команда Джои:  Joui-team
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Сакамото Тацума, ОЖП
Тема: гет
Жанр: романс
Рейтинг: R
Саммари: Никогда не знаешь, кого встретишь в обычном борделе.

Кейко расправила рукава кимоно и провела ладонью по пестрому подолу. С ткани, грациозно раскинув крылья и вытянув тонкие шеи, взлетали журавли. Кейко нравилась японская одежда: мягкая и яркая, состоявшая, казалось, из одних только складок и узоров. Шпильки, веера, замысловатые узлы – на родине Кейко никому и в голову бы не пришло уделять столько внимания мелочам.
В отличие от соплеменников, которые брезгливо морщились при слове «Япония», Кейко находила в этой варварской стране, где мужчины до сих пор сражались мечами, а женщины густо покрывали лицо белилами, неизъяснимое очарование. Ее умиляли деревянные дома, комнаты в которых разделали полупрозрачные бумажные перегородки, аккуратно разбитые сады, удивительные блюда, которые нельзя было есть привычными и удобными приборами, только палочками.
Но самым пикантным, оказались, конечно же, дивные японские гравюры, на которых куртизанки в ярких кимоно ублажали суровых самураев. Кейко с интересом разглядывала переплетенные в любовном экстазе тела, отмечая про себя, что японские женщины не сильно отличаются от нее самой, а японские мужчины весьма схожи с ее любовниками. Разве что мужское достоинство у них чуть больше, но ведь это же приятно?.. Иногда Кейко брала досада: она изображала куртизанку ойран, но до сих пор ни с кем из своих клиентов не дошла до дела.
Вздохнув, она потянулась за пачкой «веселых картинок» – и тут перегородки разъехались в стороны. Самурай, заглянувший в комнату, сдавленно ахнул и отшатнулся.
– Аманто! – потрясенно выпалил он.
Кейко кивнула, отчего колокольчики, вплетенные в волосы, зазвенели, и жестом пригласила самурая зайти:
– То, что мои губы иного цвета, не значит, что их неприятно целовать.
Самурай поскреб в затылке, а затем расхохотался:
– А ведь и верно! – Он прикрыл за собой седзи и сел напротив Кейко. – Хотя, собираясь в публичный дом, как-то не ждешь, что тебя встретит инопланетная красотка с синей кожей. Как аманто занесло в такое место?
Вместо ответа Кейко вновь качнула головой, и комната наполнилась мелодичным звоном. Самурай был хорош собой: молод, с густыми, чуть вьющимися волосами и весело блестящими глазами – куда лучше того тощего старикашки, которого ей пришлось обхаживать в предыдущий раз.
– Хочешь чаю? – предложила Кейко, придвигая чабан.
Самурай неловко поерзал, наблюдая за тем, как она разливает чай. Несмотря на всю браваду, он чувствовал себя неуютно. Кейко могла его понять: если ты один из лидеров Джои, и цель твоей жизни – вышвырнуть из родной страны пришельцев, трудно вести себя непринужденно в обществе куртизанки-аманто.
– Не очень-то у тебя получается, – заметил самурай, когда янтарная капля скользнула по гладкому боку чайника и упала на чабан.
– Да, – согласилась Кейко, передавая ему чашку. – Но я стараюсь. – Она отвела взгляд и улыбнулась одними уголками губ: – Меня зовут Кейко.
– Красивое имя, похоже на японское, – ответил самурай. – А чай ты не только разливать, но и заваривать не умеешь. Я Тацума.
Не отвечая, Кейко забрала у него чашку. Она и так знала, как зовут самурая: ее предупредили заранее, что сегодня ее клиентом станет Сакамото Тацума. Она понятия не имела, как планируются такие вещи, но еще ни разу не случалось, чтобы клиент не пришел. В конце концов, все мужчины одинаковы, что японцы, что аманто – каждому нужна женщина.
После чайной церемонии стоило перейти к музыке, и Кейко взяла в руки сямисен.
– Ну уж нет! – взвыл Тацума, стоило ей тронуть струны. – Хотя бы от этого кошачьего концерта меня избавь!
Кейко обиженно надула губки.
– Ты ко мне несправедлив. Я прилежно учусь, чтобы стать настоящей ойран.
Тацума хмыкнул и потер лоб; на лице можно было без труда прочесть, что он думает об уроках, которые брала Кейко: научили на свою голову.
– Вы напрасно считаете, что мы, аманто, так уж глупы и не в силах понять вашу утонченную цивилизацию, – заметила Кейко. – Знаешь, Тацума, вы бы тоже могли у нас поучиться. Например, аманто могли бы научить японцев строить корабли, которые летают по небу…
В глазах Тацумы сверкнуло вожделение, и Кейко поняла, что она на правильном пути. Она подалась вперед, позволяя чужому взгляну скользнуть в глубокий вырез.
– Мы бы научили вас прокладывать путь меж звезд и читать карты… – Она невесомо коснулась пальцами щеки Тацумы, и он проворно перехватил ее руку. – Вы могли бы отправиться в любое место, о каком только пожелаете…
– Расскажи еще! – хрипло попросил он, обнимая ее за талию.
– А как мы умеем заниматься любовью! – прошептала Кейко, и почувствовала, что Тацума опрокидывает ее навзничь.
Сердце перевернулось в груди: наконец-то! Неужели ей хоть раз повезло, и они успеют до того, как сюда ворвется отряд аманто, и Тацуму схватят? Благословляя японскую одежду, Кейко скользнула рукой за пояс хакама: член любовника уже затвердел и напрягся. И да, он и в самом деле был большой!.. Кейко задохнулась от восторга, раздвигая ноги шире и молясь, чтобы ее товарищи не вломились в комнату в самый интересный момент. Тацума целовал ее плечи, торопливо спускаясь ниже, свободной рукой задирая полы кимоно.
– Скорее! – простонала Кейко, выгибаясь. Скользкий от смазки член терся об ее промежность, еще немного, и…
…И где-то в коридоре раздался оглушительный грохот, словно кто-то в полном боевом обмундировании навернулся с лестницы. Тацума вздрогнул и вскинул голову.
– Что это?! – Он вгляделся в силуэты, мелькавшие за седзи, и посмотрел на Кейко. Недоумение в его взгляде сменилось пониманием.
– А чтоб их на части разорвало, мудаков эдаких! – от души пожелала Кейко. – Пять минут подождать не могли, уроды!..
– Так ты мне все это время зубы заговаривала?! – Тацума вскочил, и Кейко с отчаянием увидела, как он заправляет свой великолепный член обратно в штаны. – Ах ты!.. Убил бы!
Но вместо того, чтобы исполнить угрозу, Тацума бросился к окну.
– Стой! – крикнула Кейко, изворачиваясь и хватая его за запястье. – Про любовь я тебе серьезно говорила! И про корабли! Подумай, мы бы правда научили!.. Только перестань воевать!
Она сама не знала, почему уговаривает этого бандита и убийцу. То ли потому, что в паху неприятно зудело и хотелось продолжения, то ли потому, что в заразительном смехе Тацумы и искорках, пляшущих в его глазах, было что-то особенное. Кейко и в самом деле предпочла бы не воевать с ним, а заниматься любовью. Или даже строить корабли.
– Про корабли, значит, говорила серьезно? – переспросил Тацума, выдернув руку. – Ладно, я подумаю! – И выпрыгнул в окно.
– Где он?! – Створки сезди распахнулись, рисовая бумага жалобно затрещала под грубым напором. – Он ушел?! Кейко, ты его упустила?!
– А как, по-вашему, я могла его удержать? – огрызнулась Кейко, поправляя кимоно. – Все вы виноваты, олухи! Такой шум подняли, аж пол затрясся! Бегите за ним теперь, мудилы.
Она отвернулась от своих соратников, бестолково суетившихся у окна, и взяла пачку японских «веселых картинок». Тацума наверняка уже выбрался из города и со всех ног мчится к лагерю Джои – и кто знает, о чем он сейчас думает. Может, о Кейко. А может, о летающих по небу кораблях…

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		26	(100%)
Всего:		26

@темы: Гет, фик: авторский, Gintama: Joui Wars, Джои