 | «Не сегодня» (ликёр чернозвер., абсент, сок лайма, 2 дэша комы) |
| Название Не сегодня Производитель Кихейтай Дегустатор Кихейтай Объём шорт дринк (611 мл) Состав Киджима Матако, Каваками Бансай, Такасуги Шинске Предложение дня драма Крепость PG% Подаётся с бутылка 524 Вкусовые качества Шинске снова просыпается не сегодня.
Бансай знает, что найдёт её там. Матако плачет беззвучно, пальцем выводя узоры на гладком стекле, но он слышит её плач за много поворотов. Чувствует; такую боль нельзя не почувствовать, разве что ты одновременно и глух, и слеп. Кажется, что над ухом безостановочно дёргают струну – одну и ту же, надрывно, гулко, но та не рвётся, не рвётся, не рвётся. Да, он находит Матако там же, где обычно, но не говорит ей ни слова. Просто становится рядом, едва задевая рукавом плечо. Палец Матако останавливается в одной точке, потом начинает двигаться с другом направлении. Она так устала, они все устали. Никто из них не знал, что безделье и неопределённость выматывают больше беспрерывных часов работы. – Он не обрадуется, если тебя здесь увидит, – помолчав, произносит он наконец. Матако смеётся, этот хриплый горький звук режет слух. Она прижимается лбом к стеклу и шепчет: – Мне всё равно. Бансай прокатывает на языке свою последнюю реплику, качает головой. – Если он увидит тебя в таком состоянии. Это бы его… – он не знает, что дальше. Расстроило? Едва ли Шинске могло в этой жизни ещё хоть что-то расстроить. Его собственное отражение выглядит бледным и мёртвым, отражение Матако ещё бледнее, но выглядит не мёртвым, а прозрачным. Словно она истончается день за днём. Капли, срывающиеся с её подбородка, падают на грудь, оставляя пятна на розовой ткани. Между пятнами уже почти нет просветов, они наползают друг на друга, начиная казаться одной сплошной полосой. Значит Матако стоит тут давно. Датчики в палате Шинске мерно мигают огнями. Через стекло не долетает ни писка, ни жужжания, ни пиликанья. Ничего, даже ввинчивающегося в мозг звука кардиомотора. Бывают дни, когда это раздражает. Бывают дни, когда от этого легче. Матако выпрямляется, шмыгая носом. Глаза у неё совсем красные, веки опухли. Под нижними – круги, но такие есть и у него самого. Такие есть почти у всех них. Бансай залезает в карман, привычно выуживает из пачки тонкий бумажный платок. У мягкой белой бумаги запах каких-то цветов, такой концентрированный, что от него кружится голова. Матако послушно утирает лицо, промокает нос. Нос у неё тоже красный, на крыльях кожа потрескалась и шелушится. Бансай каждый день советует ей мазаться кремом. Иногда она делает вид, что не слышит, иногда она отвечает «угу». Последовать его совету, кажется, даже не приходит ей в голову. Матако сминает в ладони платок, сжимает его с такой злостью, что белеют костяшки. Бансай накрывает её кулак своей ладонью. Они стоят так; недолго. Потом Матако успокаивается и просовывает комок платка в утилизатор. Когда Матако поворачивается, щеки у неё снова влажные. Она вдруг начинает смеяться, словно разглядев что-то на его лице, пытается утереть слёзы запястьем. Её трясёт, и кажется будто она вот-вот упадёт, уроненная на пол резким движением своей же руки. Бансай обнимает её за плечи. – Так нельзя, – говорит он бесцветно. Голос его кажется таким же нейтральным, как тот звук кардиомотора, который они не слышат. – Так не может больше продолжаться, или ты сляжешь рядом с ним. Матако поднимает на него глаза. Радужки у неё тёмные, в белках яркие прожилки полопавшихся капилляров и мрачные блики. – Самой, – продолжает он всё тише, – потом не обидно будет? Матако молчит, но больше не плачет. Бансай большим пальцем утирает последние капли, застывшие на её ресницах. – Уже лучше. Не лучше, но им всё равно. И ей, и ему, и даже Шинске, отделённому от них толстым стеклом, стеной больничной палаты, писком приборов, шорами сомкнутых век. Собственной комой. Губы у Матако всё ещё мокрые, но горячие и живые, в каждом их движении злая горькая боль. Бансаю хочется сказать ей: «потом станет легче». Или, может быть: «скоро». Даже когда он не знает этого наверняка. Это тоже повторяется каждый день, и каждый день ничего не меняется и ничего не происходит. И ничего не значит. Просто ей слишком плохо, только и всего. Как и ему.
Шинске снова просыпается не сегодня. |
|
|
Я прям даже не знаю, драма в овсе поля, ну! Отлично!
Не пожалела - Матако и Бансай, мне кажется, отлично раскрываются именно в драме, а уж в драме по тксг - тем более. Не могу почему-то представить их так или иначе вместе в спокойные времена, а вот что-то такое, отчаянное и болезненное - легко. И пусть сейчас их толкает друг к другу помирающий Такасуги, пусть сам Бансай считает, что это ничего не значит, он, блин, так смотрит на нее, заплаканную, что как тут не зашипперить. Одним
словомзвуком, автор, ыаааааНе могу почему-то представить их так или иначе вместе в спокойные времена
Зато я вот представил, как они в спокойные времена пошли на свидание и мялись, мялись, пока разговор как обычно не зашёл за Такасуги.